Kostenlos

Агентурный псевдоним Канарис

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Я уже понял, что у старика выпали из жизни последние семьдесят пять лет. Он все еще был на задании в Германии. Он все еще адъютант адмирала Канариса и служит Великому Рейху верой и правдой. И, что хуже всего, он все еще русский разведчик, чье задание под угрозой.

– Говори.

Я сам не понял, как выдавил из себя:

– Я знаю о вас все, Егор Фомич. Даже то, что вы сами еще не знаете. Только не стреляйте, пожалуйста! Каждое свое слово я смогу доказать. Вы все сами поймете. Вам станет легче, и мы все уладим мирно.

– Ну, давай, удиви меня, русский еврей Зильбер.

– Вы советский разведчик. Оперативный псевдоним «Канарис». Служили под прикрытием в Абвере, под началом начальника внешней разведки третьего Рейха, адмирала Вильгельма Канариса. Вы, собственно, его и завербовали, отсюда ваш псевдоним. Вы прошли всю вторую Мировую Войну и застали начало холодной войны в качестве сотрудника Советского посольства в ГДР. Вернулись в Москву в пятьдесят третьем. Вы долго преподавали в академии генштаба. Затем вас перевели на преподавательскую работу в ГРУ, где вы и проработали вплоть до развала Советского Союза. Ушли в отставку, когда в стране был полный бардак и беспредел, но все же вынесли все тяготы и лишения нового времени. Вы герой Советского Союза, Макаров Егор Фомич. Материалы по вам и другим разведчикам вчера опубликовали в открытом доступе. Вас наградили, Егор Фомич. Вы Герой. Вы прошли ад, и никто до вчерашнего дня не знал об этом! Вы герой! Герой! Сейчас две тысячи двадцатый год! Почти четверть нового века прошла, а о вас только вспомнили. А, ведь, вы настоящий герой!

Я тут внезапно осознал, что говорю истинную правду. Говорю её искренне, и не кривя душой. Впервые в жизни, перед лицом смерти, я задумался о судьбе тех, кто ковал для меня победу в Отечественной Войне. Я впервые осознал, что это не абстрактные ветераны с гвоздиками, слоняющиеся по красной площади раз в году, а живые люди. Легенды! Матросовы, Космодемьянские, Ватутины, Покрышкины, Кожедубы, Маринеско… Люди с большой буквы. Люди, благодаря которым я вчера пил пиво и спокойно курил возле бара. Люди, благодаря которым я вообще на свет появился.

Я взглянул на убого обставленную квартиру Героя Советского Союза и у меня на глаза выступили слезы. Взрослый, седеющий мужик с пивным пузиком и притупившимся чувством человечности, сидел перед вооруженным ветераном, рисковавшим своей жизнью на протяжении семнадцати лет, и плакал. Я не знал, как смотреть в глаза старику. Что я мог сказать ему в свое оправдание? Как вообще можно оправдать предательство, которое общество совершило по отношению к таким, как он? Сколько таких героев встречают свою смерть в нищете? Сколько таких победителей уже умерло, не дождавшись от общества признания? Что они чувствуют, глядя на зигающих подростков в Европе?

Я понял одну простую истину – нет нам оправдания. Не страна их предала, а мы все.

Глава 5

Мы ютились за маленьким обеденным столом на кухне. Шел первый час ночи. Перед нами стояла пустая бутылка «Столичной». Закалка разведчика позволила ему пить наравне со мной, а если учесть мою травму головы, то еще и выглядеть бодрее.

Егора Фомича отпустило только после того, как я предложил ему посмотреть на даты газет и журналов, которых в его захламленной квартире было с избытком. Как оказалось, в годы его работы под прикрытием, у него действительно был связной с фамилией Зильбер. Вернее, на тот момент, фамилию связной носил немецкую, но вербовавший его Ганс Граубер, знал его истинное имя. У них была своя система пароль – отзыв для работы с агентурой. Если Канарис спрашивал агента, посланного Зильбером о своей рукописи, человек Зильбера должен был отвечать, что рукопись ушла в печать. Если отзыв был иным, явка считалась проваленной.

Вчерашний наш разговор, по всей видимости, разворошил страшное прошлое разведчика и разум бедного старика на время помутился. Когда Егор Фомич понял, что натворил, на него было больно смотреть. Ветеран осунулся, посерел и выглядел, как узник концлагеря. Он развязал меня и сам обработал разбитую голову. Затем он предложил вызвать скорую помощь и полицию.

Я не мог злиться на него. Вместо полиции я предложил разговор по душам. Дед все понял и, молча, достал из своих закромов бутылку водки и наспех собрал на стол, чего бог послал. Всевышний послал не густо, два помидора, огурец и кусочек сала с бородинским хлебом. На ветеранскую пенсию оплачивать счета за столичную трешку было делом проблематичным, поэтому в холодильнике у Егора Фомича было шаром покати. Я сбегал в ближайший супермаркет и забил холодильник разведчика продуктами с запасом на несколько дней.

Мы выпили. Закусили. Разговорились. Оказалось, что такие помутнения рассудка посещали ветерана и раньше. Просто не так остро. Местные социальные службы по причине неустойчивой психики разведчика, отказались его курировать, откупившись компенсацией к его пенсии. Шестьсот сорок два рубля. Продукты пенсионеру по доброте душевной таскала соседка, Клавдия Ивановна. Тоже пенсионерка.

– Не будь ее, – признался Егор Фомич, – скорее всего заглулся бы, еще лет семь назад.

Он рассказал мне о том, как тяжело давался ему его хлеб в годы службы. Как трудно было оставаться под прикрытием, ведь для этого ему приходилось соответствовать стандартам партии, исполнять свой воинский долг в полной мере. Конечно, польза от его разведывательной деятельности во много крат превосходила злодеяния, которые ему и его окружению приходилось творить по указке начальства. Но как можно было ставить на разные чаши весов работу, пусть и во благо Родины, и жизни, ни в чем не повинных, людей и при этом оставаться в здравом уме? Я лично не мог представить себя на его месте.

Конечно, в его работе было и много хороших моментов. Например, когда, завербованный им, адмирал Канарис осознал, что Германия катится в пропасть, он активно включился в работу по свержению Адольфа Гитлера. Начальник Абвера был участником нескольких заговоров против руководства третьего Рейха. Естественно, для такой работы он подключал и своих подчиненных, в том числе и Егора Фомича. Вместе им удалось переправить в безопасную Европу по меньшей мере пятьсот евреев под видом агентуры.

– Пять сотен спасенных жизней, – подвел я итог рассказу старика.

– Против сотен тысяч, замученных в концентрационных лагерях, – горько сказал разведчик и разлил остатки беленькой по рюмкам. – Такова цена моей легенды и моих донесений в ставку.

Выпили. Помолчали.

– Как же вы вынесли все это? – недоумевал я вслух. – Эта работа не под силу простому человеку. Нет такой психики, которая могла бы это сдюжить.

– Так я и не сдюжил, – ответил разведчик. – Забыл, как я тебя пристрелить хотел, Зильбер?

Я улыбнулся и потянулся за второй бутылкой, которую купил уже сам. Дед одобрительно кивнул и встрепенулся:

– Нет, конечно не каждый день мы были в шаге от смерти, – сказал он. – Были и веселые моменты.

Я вопросительно уставился на разведчика. Дед старательно намазывал на черный хлеб масло и укладывал ровными слоями серебристую кильку.

– После командировки в Польшу, кстати, именно тогда адмирал Канарис был шокирован зверствами нацистов и принял решение бороться с режимом. Так вот, после командировки в Польшу, нам дали задание подготовить агентуру Абвера в России. Мы честно выполнили задание, я честно передал все сведения об агентах Абвера на оккупированной территории в Москву. А после началось самое забавное. Ваши, то есть наши, русские диверсанты, активно сотрудничая с местными партизанами, принялись лихо кошмарить местных полицаев. В основном их просто отстреливали. Но некоторых приходилось запугивать, поскольку их работа и их сведения были важны для Москвы.