Buch lesen: «Февраль»
Сначала казалось, что жизнь удалась. Я набил руку в дизайне и программировании, окончил институт и успешно избежал срочной службы. Отец говорил: «Иди в армию, служи офицером», а мать, выплакивая глаза, умоляла: «Вадик, коси по дурке!» Но я выбрал золотую середину – альтернативная гражданская.
Меня определили в санитары, привезли в село и прикрепили к медпункту – продолговатому одноэтажному домику, вмещающему в себя процедурную, смотровую, кабинет физиотерапии и молельную комнату, на Гугл-картах обозначенную как храм. Комнатой этой все гордились, ведь благодаря ей захолустье носило почётное звание села, а не деревни.
Местный участковый, единственный на три близлежащих поселения, был немногословен. Пожелал удачи и показал дом, в котором я буду временно проживать: мне выделили место в отапливаемом здании бывшей библиотеки, там стояла чугунная кровать с панцирной сеткой и периной, электрическая плита и стол с двумя табуретками.
Затем мы пошли в медпункт, и шефство надо мной взяла фельдшер Елена – молодящаяся женщина средних лет. Список обязанностей оказался скромным: прийти к восьми часам, отметиться, вымыть пол в коридоре и процедурной; потом могу быть свободен.
Первое время я и не думал о заработке, очень много гулял, бродил по лесам и полям в гордом одиночестве. К началу зимы стал брать заказы в интернете, но дело не шло, коды не писались, логотипы не рисовались, а в груди давило и щекотало неприятное чувство от невыполненной работы. В конце концов я забросил всё и принялся рыскать по деревне, спрашивать, не нужна ли кому-нибудь помощь в виде моей силы. Мне казалось, что физические нагрузки освободят разум и вдохновят на творчество. На деле же я просто надрывался на чужих дворах за небольшую плату и уставал вдвойне.
Настоящее трудовое чудо случилось позже, уже в 2022 году. Как-то январским утром, когда я вернулся из медпункта, ко мне в гости зашёл Иван – местная бюрократическая шишечка. У него на участке за день до этого я сорвал спину, перетаскивая старые ржавые тиски из сарая в сарай.
Мы выпили чаю. Разговор зашёл про деньги. Я пожаловался, что работа по специальности привязана к настроению, а выполнять её механически и кое-как не позволяет совесть. Иван понимающе закивал и предложил помощь.
– Сторож. Не работа, а мечта. Сиди, книжки читай, пей кофе, раз в час обходи территорию.
– А что сторожить? – воодушевился я.
– Газораспределительная станция. – пояснил Иван. – Видел, посреди поля за забором? Днём там дежурный, а ночью – сторож. Раньше Антон сидел, местный, но теперь не может. Сил, говорит, нет. Возраст, сам понимаешь.
– И сколько за смену?
– Две с половиной, но это в чёрную, – ответил Иван. – По документам работает Антон, но я ему зарплату наличкой приносил, так что никаких проблем. Официально устроить не могу, ты же альтернативщик. По факту работать некому, вот и золотая жила тебе. С семи до семи.
И хоть сомнения неприятно пощипывали меня изнутри, я, поражённый большой суммой за непыльную работу, тут же согласился. Мы условились встретиться в шесть вечера и вместе двинуть на станцию.
Всё утро я провёл в смешанных чувствах, эйфория межевалась с тревогой. К обеду поплёлся в магазин за колбасой и хлебом, встретил там Елену, она сидела с продавщицей за прилавком и грызла семечки из большого кулька.
– Вадик, ты, говорят, в сторожа заделался? – обеспокоенно спросила Елена.
– Да… – осторожно протянул я. – А что, нельзя было? Я думал, раз смена в ночь, то я до семи утра там, потом к вам, а отсыпаться днём.
– Я не про то, – она покрутила головой. – Нам Иван сказал, что ты даже не думал особо, сразу как-то согласился.
– А чего там думать, дел мало, платят много, – улыбнулся я.
– Да он не знает, Лен, – вклинилась в разговор продавщица.
Я слегка вздрогнул от её звонкого голоса.
Она утёрла пухлые губы от остатков чёрной шелухи и продолжила, глядя на меня:
– Он тебе рассказал про наших пропавших?
От вопроса сделалось жутко. Ещё и Елена сидела какая-то встревоженная.
Я ответил;
– Нет, не рассказывал.
Продавщица хмыкнула и только собиралась сказать что-то, как Елена оборвала её:
– Пусть он к Антону сходит, наверное, тот лучше растолкует.
– Да в чём дело-то?! – возмутился я.
– Вадик, послушай, – успокаивала Елена, – ты сегодня поезжай с Иваном, посмотри, что да как, но устраиваться не спеши. У нас тут свои тараканы, кому расскажешь… – Она стыдливо опустила глаза. – А завтра я тебя до Антона провожу.
Но я всё не унимался. Тогда Елена сжалилась:
– Ладно… Я только переживаю, что ты смеяться будешь или, хуже того, убежишь. Человек городской всё-таки.
– Да что смеяться! – воскликнула продавщица. – Что мы, туфту ему гнать будем?! Кого хочешь на селе спроси – каждый расскажет, как люди пропадают. Проходи сюда, Вадюша, садись.
На мгновение повисла жуткая тишина. Я протиснулся между двух столиков с печеньем и халвой за прилавок и сел на белый пластмассовый стул. Елена начала рассказывать.
Как оказалось, неподалёку от медпункта стоит припорошенный снегом остов небольшого дома. До пожара в нём жила странная бабка по фамилии Мазухина, по слухам – дочь немецкого офицера. Мать её умерла, когда Анечке Мазухиной было одиннадцать. А вскоре и сама девочка пропала. Объявилась только спустя несколько лет, подросшая, но ужасно морщинистая, и стала жить в затворничестве.
По селу пошли разговоры, что загадочно состарившаяся Анечка имеет дар исцеления.
Страдающий от кашля слесарь принёс Мазухиной полмешка картошки и бутылочку медицинского спирта. За такой магарыч колдунья полностью излечила его недуг. Говорили, что с тех пор мужик действительно ни разу не кашлянул и вообще обзавёлся отменным здоровьем. Клиентов у Мазухиной прибавилось, приезжали даже из соседних деревень, кто ноющие суставы лечить, кто зрение поправить, кто от мигрени или от душевных переживаний избавиться. Знахарка бралась за всё.
Потом, уже после развала СССР, заехал к ней какой-то коммерс, привёз жену. Ни один врач в области не рисковал браться, мол, не операбельно, полгода – максимум. Мазухина усадила женщину за стол, о чём-то с ней потолковала и дала выпить отвар. Та хлебнула и тут же замертво сверзилась на пол.
Коммерс на колдунью набросился, половину зубов ей выбил. Мазухина ему кричала, что иного выхода не было, болезнь тяжёлая оказалась, насланная кем-то. Жена его сама смерти ждала, мучилась только. Но обезумивший от горя мужик не слушал. На шум сбежались соседи, увидели, как заплаканный муж тащит на плече бледное тело супруги. Не успел он дойти до машины, только за калитку Мазухиного участка ступил, как рожу скорчил, упал и расколол голову о декроттуар для чистки обуви.
С тех пор ведьма больше не принимала людей. Один раз зашла к ней бухгалтерша из колхоза, просила спину вылечить. Мазухина её даже на порог не пустила. Тётка со злости на землю плюнула, обматерила хозяйку и ушла. И той же ночью муж её со смены вернулся, дочку маленькую подушкой задушил, жену молотком забил и сам посреди горницы вздёрнулся.
А в конце девяностых забрёл к Мазухиной на участок приезжий студент. Посреди бела дня крепкий парень не дошёл и до дверей дома, как схватился за грудь, посинел и начал задыхаться. Сидевшие неподалёку мужики это увидели, подорвались с мест, вытянули бедолагу с участка, еле откачали. Всем тогда стало понятно, что колдунья не потерпит любых визитов, даже случайных.
Страшное произошло в феврале двухтысячного года. По селу шла молодая мать, одной рукой вела коляску, в другой сжимала ладошку рыдающего мальчишки. Из-за чего-то он расстроился, обиделся на мамку, всё вырваться хотел, но не получалось. А напротив дома колдуньи точно силы в нём прибавилось, настолько легко он освободился. Побежал прямо к калитке, мать за ним. Он на неё обернулся, затопал сапожками, шапку сдёрнул, швырнул на снег и давай визжать. Колдунья дверь раскрыла, позвала ребёнка, а матери кулаком пригрозила, чтоб не вмешивалась.
Der kostenlose Auszug ist beendet.