Операция «Эномороз»

Глава 4

Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года с нападения Германии на Польшу. Спустя два дня, Великобритания и Франция как союзники Польши, объявили войну Германии. Немцы, вторгаясь в Польшу, не собирались вести активные боевые действия на Западном фронте. Группа армий «С» под командованием генерала Вильгельма фон Леве засела на Западном вале,³⁸ ожидая атаки франко-британских сил.

Президент Франции Альбер Франсуа Лебрен и премьер-министр Великобритании Артур Невил Чемберлен рассчитывали, что разделавшись с Польшей, Германия нападёт на СССР. Потому войска союзников под командованием генерала Мориса Гамелена не вели активных боевых действий. Руководитель французской военной миссии в Польше генерал Луи Фри всё время обещал начальнику Генерального штаба польской армии Вацлаву Стехевичу, что союзники вот-вот вторгнуться в Германию.

Впервые дни войны, в приграничном сражении польская армия потерпела сокрушительное поражение, и восьмого сентября началась битва за Варшаву. Союзники так и не начали наступления, шестого октября польская армия была окончательно разгромлена. Вермахт перебросил часть сил из Польши на Западный вал, но активных боевых действий немцы по-прежнему не начинали.

Война с суши перешла на море. 14 октября 1939 года немецкая подводная лодка U-47 пробралась в гавань Скапа Флоу, там располагалась база ВМФ Великобритании. Немецкая подводная лодка потопила британский линкор «Королевский дуб». В ответ английская эскадра в заливе Ла-Плата, на траверзе Монтевидео, пустила на дно немецкий тяжёлый крейсер «Адмирал граф Шпеер».

Вдоль побережья Великобритании немецкие подводные лодки расставили мины, на них подрывались английские рыбачьи шхуны. Каждый такой подрыв, являлся темой для обсуждения в британских газетах, а спустя несколько дней, гибель рыбаков забывалась. Жизнь в Великобритании протекала обычным порядком, словно и не было войны. Люди ходили на работу, а по вечерам в пабах пили пиво и обсуждали футбол. Единственным напоминанием о войне служили объявления, развешанные в магазинах и пивных, о необходимости соблюдать светомаскировку. Однако в марте 1940 года на них никто не обращал внимания. В английских городах призывно светили неоновые вывески магазинов, кафе и ресторанов.

Физики Отто Фриш и Рудольф Плейерс тоже мало думали о войне. Они с увлечением работали в лаборатории Бермингемского университета, производили опыты с ураном.

Уран – слаборадиоактивный метал серебристого цвета. В чистом виде он не существует. В природе встречаются лишь соли двуокиси урана (UO₂). Эти соли известны с древнейших времён, и считались металлом. Соли двуокиси урана плавили, отливая из неё посуду. Только в 1840 году французский химик Эжен Пелиго смог получить из окиси урана (UO₂) чистый уран (U). В 1935 году американский физик Артур Демпстер доказал, что ядро урана бывает трёх видов: уран²³⁸, уран²³⁴ и уран²³⁵. Цифра наверху обозначает суммарное число положительно заряженных частиц (протонов) и нейтральных частиц (нейтронов) в ядре урана.

Демпстер установил, что уран²³⁸ не испускает из ядра нейтроны, то есть он не способен к цепной реакции. Изотопа³⁹– 238 в уране 99,2%. Изотоп-234 тоже низко активный элемент, и не способен на цепную реакцию. Его в уране содержится 0,0055%. Зато изотоп-235 очень активен, его ядро, распадаясь, испускает нейтроны. Частица нейтрон, вылетев из ядра, достигнув ядра другого изотопа-235, «выбьет» из него ещё нейтроны. В 1939 году Отто Ган и Фриц Штрассман доказали: расщепляясь, ядро урана изотопа-235, вызывает цепную реакцию, при которой происходит большой выброс энергии. Однако в уране количество изотопов-235 ничтожно мало, и нейтрон, может не найти другой изотоп-235. В этом случае цепной реакции не произойдёт.⁴⁰

В марте 1940 года физики Отто Фриш и Рудольф Плейерс при помощи опытов, и математическим путём, рассчитали: десяти килограммов урана²³⁵ хватит, чтобы произвести взрыв, равный силе взрыва тонны динамита. Пока ещё было непонятно: как получить десять килограммов урана²³⁵? Но этот вопрос решают инженеры и конструкторы. На главный вопрос Фриш и Плейерс ответили – производство атомного оружия возможно.

Фриш знал, что в Германии Отто Ган работает в этом же направлении. Вместе с Плейерсом он написал письмо британскому правительству. Впоследствии его назовут: «Меморандум Фриша – Плейерса».

***

3 апреля 1940 года МИД Германии предупредил послов нейтральных стран о проведении маневров в Северном море. Премьер-министр Великобритании Артур Невил Чемберлен экстренно собрал совещание Объединённого комитета начальников штабов.

– Первый лорд адмиралтейства, каковы, по-вашему, планы германского руководства? – Чемберлен отложил в сторону справку по германскому флоту, подготовленную генералом Кевендиш-Бентиком, руководителем Объединённого комитета по разведке.

Первый лорд адмиралтейства Дадли Паунд страдал от болей в суставах. Особенно они допекали его по ночам. Паунд частенько засыпал во время совещаний. Его тронул за руку, сидящий рядом адмирал Чарльз Форбс. Он командовал флотом Метрополии, и занимал должность второго лорда адмиралтейства.

– Простите сэр, я не расслышал вопроса, – встрепенулся Дадли Паунд.

– Думаю, не ошибусь, господин премьер-министр, если допущу такой вариант, – Форбс слегка улыбнулся, покосившись на первого лорда адмиралтейства. – Вся возня с манёврами, затеяна немцами с одной целью, прикрыть с моря операцию вермахта по захвату Дании и Норвегии.

– Немцы готовят плацдарм для нападения на Советский Союз?! – оживился Чемберлен.

– Сэр, нет никаких оснований для подобных утверждений, – Дадли Паунд сообразил, о чём идёт речь.– Захватив порты Дании и Норвегии, немцы будут контролировать всю северную Атлантику.

– Что же нам делать? – Чемберлен побарабанил пальцами по столу.

– Необходимо взять под контроль побережье Норвегии и Фарерские острова, – у первого лорда адмиралтейства вновь разболелось правое колено. Дадли Паунд сморщился и стал массировать его.

– Этим мы спровоцируем Гитлера на активные действия против нас, – Чемберлен не хотел отказываться от мысли, что Гитлер готовит плацдарм для нападения на СССР.

– Господин премьер-министр, мы в состоянии войны с Германией, – усмехнулся заместитель начальника Генерального штаба генерал Дилл. Он вздохнул: – Нам следует озаботиться занятием выгодных позиций, а не тем, нервируем мы противника или нет.

После совещания секретарь премьер-министра генерал Исмей доложил Чемберлену:

– Сэр, я позволил себе смелость пригласить профессора Тизерда. Он ждёт в приёмной.

С начала Второй мировой войны кабинет министров Великобритании стал именоваться: «Военный кабинет». Объединённый комитет начальников штабов вошёл в его структуру. Военные приставили к премьер-министру своего секретаря. Им стал генерал Гастингс Исмей. Должность секретаря премьер-министра Исмей получил вместе с генеральским чином. Будучи полковником, Гастингс Исмей служил секретарём в Комитете обороны Империи. Профессор Тизард состоял там научным консультантом. Он ещё в начале 1938 года разглядел перспективу в исследованиях немецкого физика Отто Гана, и смог растолковать её Гастингсу Исмею. Тот встретился с руководителем МИ-6 адмиралом Синклером, и попросил изыскать возможность внедрить агента в окружение Отто Гана. Разработку немецкого физика адмирал Синклер поручил Уильяму Стивенсону. Спустя два года Генри Тизард обратился к Исмею уже по поводу «Меморандума Фриша – Пайерса».

Генри Тизард был не только хорошим учёным, но и остроумным собеседником. Он популярно объяснил Чемберлену все перспективы ядерного оружия.

– Кого вы предлагаете поставить руководителем ядерного проекта? – Чемберлен посмотрел на часы.

– Физика Джорджа Томпсона, – Тизард не ожидал, что так легко удастся уговорить премьер-министра на дорогостоящий проект.

– Ну что ж, готовьте бумаги, я подпишу их, – кивнул Чемберлен.

10 апреля 1940 года Артур Невил Чемберлен подписал распоряжение по атомному проекту Великобритании. В этот же день Генри Тизард с сотрудником МИ-5⁴¹ Робертом Остином поехал в Бирмингем. Рудольф Плейерс лежал дома с простудой, а в лаборатории работал Отто Фриш.

– Поддерживаете отношения с коллегами из Германии? – Остин кивнул на стол учёного, там лежало письмо. Контрразведчик улыбнулся: – Написано по-немецки.

– Это письмо от моей тёти, она живёт в Швеции. В нём нет ничего крамольного, можете сами убедиться, – Фриш протянул письмо Роберту Остину.

– Читать чужие письма аморально, – покачал головой контрразведчик. Он развёл руками: – К тому же я не владею немецким языком.

Роберт Остин лукавил, он отлично знал немецкий язык. Придя в свой       кабинет, Остин ещё раз перечитал фотокопию письма Лизы Мейтнер:

«Отто Ган перестал посвящать меня в свою работу, – писала она, – это говорит о том, что нацисты приступили к созданию атомной бомбы. Нужно бить во все колокола: мир в опасности! Я напишу Энрико Ферми. Он должен довести до властей Соединённых Штатов, какая опасность угрожает миру».

Глава 5

В 1938 году итальянскому учёному Энрико Ферми была присуждена Нобелевская премия за открытие ядерной реакций под воздействием нейтронов. В январе 1939 года Ферми выехал в Стокгольм на получение Нобелевской премии. С собой он прихватил свою семью, и обратно в Италию не вернулся. Жена учёного – Лаура Ферми, была еврейкой, следовательно, их дети тоже евреи. В 1938 году Муссолини по примеру Гитлера, ввёл в Италии закон «О чистоте крови». Лаура с детьми имела все шансы оказаться в концентрационном лагере, потому Энрико Ферми решил эмигрировать. Из Стокгольма он перебрался в Нью-Йорк, где ему предложили должность профессора физики в Колумбийском университете.

В мае 1940 года Энрике Ферми получил письмо от Лизы Мейтнер. Он оценил степень опасности немецких ядерных исследований, и отправился на приём к начальнику Технического управления ВМФ США адмиралу Стендфорду Хуперту. Английский язык Ферми знал плохо, вдобавок общался не с ученым, а с военным. Заблудившись в терминах «цепная реакция», «нейтрон» и «атомное ядро», Хуперт ничего не понял из того что хотел сказать ему учёный. Он выставил Энрико Ферми за дверь.

Тогда Ферми стал искать тех, кто лучше его знает английский язык. Он встретился с двумя венгерскими евреями Лео Сепардом и Юджином Вингером, которые тоже были озабочены тем, что нацисты в Германии приступили к созданию ядерного оружия. Вингер и Сепард бежали из Венгрии, по той же причине: правитель страны адмирал Хорти принял антиеврейский закон «О чистоте крови». Два венгра и итальянец решают обратиться к создателю Теории вероятности Альберту Эйнштейну. Тот, выслушав учёных, согласился написать письмо президенту США. Но кто его передаст Франклину Рузвельту?! Выбор пал на банкира Александра Сакса. Он был другом Франклина Рузвельта. Банкир отправился в Вашингтон, к президенту Соединённых Штатов.

– Финансист, занимающийся ядерной физикой, это что-то новое, – улыбнулся Рузвельт, выслушав Сакса.

– Я потратил свои деньги и время на дорогу, так что соблаговолите выслушать меня до конца господин президент! – вспылил Сакс.

– И вам не жалко потраченного времени?! – по-прежнему улыбался Рузвельт.

– Знаете, господин президент, в конце позапрошлого века молодой изобретатель Роберт Фултон представил Наполеону Бонапарту проект парохода. Но император не поверил Фултону, и даже посмеялся над ним. Не это ли явилось причиной крушения империи Наполеона?!

– Насколько мне известно, из курса истории, крушение империи Наполеона произошло по другой причине, а в Роберта Фултона Наполеон как раз верил. Он даже выделил ему деньги на создание подводной лодки, – Рузвельт вставил в мундштук сигарету. Он закурил: – Вы дорогой Алекс действительно потратили на меня время, поэтому предлагаю вместе пообедать. Но сначала покончим с делами.

Рузвельт взял трубку прямого телефона с секретариатом:

– Генерал Уотсон зайдите, пожалуйста, ко мне.

Генерал-майор Эдвин Уотсон с первого президентского срока Рузвельта был его помощником.

– Эдвин, мы с мистером Саксом решили пообедать, составьте нам компанию, – Рузвельт стряхнул пепел с сигареты.

– Охотно господин президент! – кивнул Уотсон.

– Возьмите вот это письмо и внимательно изучите его, – Рузвельт протянул генералу послание Альберта Эйнштейна. – С этого дня Эдвин вы будете заниматься проблемами атомного ядра. Сведите мистера Сакса с адмиралом Хупертом и пусть он внимательно всё изучит.

Рузвельт улыбнулся и развёл руками:

– Ну а теперь господа, пора обедать, – он откатил инвалидную коляску от стола «Реземонт».⁴²

***

Через несколько дней генерал Уотсон и учёный Энрико Ферми посетили адмирала Хуперта. Тот уже знал, что вопрос контролирует президент, потому в этот же день в Исследовательском комитете национальной обороны США был образован подкомитет «S-1». Он вплотную занялся ядерной проблематикой. Со всех институтов и университетов Соединённых Штатов стали собирать учёных, работающих в области ядерной физики. Работу подкомитета S-1 возглавил глава Национального бюро стандартов Лайман Бригс.

28 июня 1941 года президент принял Лаймана Бригса в комнате Рузвельта.⁴³

– Господин президент, стадия научных изысканий по ядерной проблематике закончена. Настала пора конструкторских решений, – Лайман Бригс заметно нервничал, ему ещё ни разу не приходилось докладывать президенту США.

– Мистер Бригс, что вы предпочитаете сигары или сигареты, – улыбнулся Рузвельт. Он постучал рукой по коробке сигар «Гавана», лежащей на президентском столе: – Когда мы въехали в Белый дом, Элеонора, моя жена, сказала мне, что по традиции заведённой Мэдисоном,⁴⁴ президент должен курить сигары. Фотограф даже сделал несколько снимков, на которых я с сигарой. Но мне больше нравятся сигареты «Верблюд».

– Признаться и я люблю эти сигареты, – пробормотал сбитый с толку Лайман Бригс.

– Вот и прекрасно, присаживайтесь в кресло и давайте покурим, – улыбнулся президент.

– Но у меня с собой нет сигарет, – покраснел Бригс.

– Зато они есть у меня, – рассмеялся Рузвельт и достал пачку «Верблюд», из стола.

– Как я понял мистер Бригс, вы хотите поговорить о проблемах нашего атомного проекта, – Рузвельт вставил сигарету в мундштук и прикурил.

– Совершенно точно господин президент, – Бригс затянулся сигаретой. Волнение прошло, и он заговорил спокойно: – Потребуются установки для производства урана.²³⁵ Дело это новое, и никто не знает, как конструировать эти установки. Кроме того, есть ещё ряд конструкторских и технологических вопросов, которые в рамках подкомитета S-1 решить невозможно.

– То есть нам потребуется государственный орган, который будет решать все эти вопросы, – кивнул Рузвельт.

– Совершенно точно господин президент.

В столе «Реземонт» встроены несколько кнопок для вызова помощников. Рузвельт нажал одну из них. Вошёл Эдвин Уотсон.

– Господин генерал, обсудите с мистером Бригсом организацию Бюро научных исследований и разработок. Сегодня же указ о создании этого государственного органа должен быть у меня на столе, – Рузвельт стряхнул пепел с сигареты.

– Есть господин президент, – кивнул генерал Уотсон. – Мне подождать в приёмной окончания вашей беседы с мистером Бригсом?

– Мистер Бригс, есть ли у вас ещё вопросы, требующие моего личного вмешательства? – президент затушил сигарету в пепельнице.

– Нет, господин президент, – Бригс встал, и положил недокуренную сигарету в пепельницу.

– Тогда начинайте решать с генералом Уотсоном организационные вопросы, – кивнул Рузвельт. Он посмотрел на своего помощника: – Когда закончите с мистером Бригсом, захватите сводку и карту, обсудим текущую обстановку.

22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз. В этот день президент Рузвельт дал указание Эдвину Уотсону отслеживать по карте продвижение немецких войск по территории Советского Союза. Информацию о положении дел генерал Уотсон получал из разных источников, но главными из них были сообщения службы новостей «Рейхсрадио» Германии и «Совинформбюро» СССР.

В десять часов вечера двадцать восьмого июня Рузвельт слушал доклад генерала Уотсона о положении дел на советско-германском фронте.

– Русские в своих сообщениях уверяют, что успешно отражают атаки немецкой армии в приграничных районах. Однако немцы сообщают, что они овладели Гродно, и продвигаются к Минску, – указкой генерал Уотсон показывал города на карте.

Рузвельт разглядывал карту с помощью лупы.

– Смешное название реки, – улыбнулся президент. Он прочитал: – Зельвянка.

Глава 6

Река Зельвянка протекает в Белоруссии, шириной она не более ста метров. Двадцать восьмого июня 1941 года на ней занимал оборону 13-ый механизированный корпус под командованием генерал-майора Ахлюстина. Механизированный корпус – громко звучит, если не знать, что соединение начало формироваться, лишь месяц назад. Офицерские должности укомплектованы на треть, в артиллерийских полках по два – три обученных артиллерийских расчёта. Остальные из новобранцев, две недели назад надевших военную форму. В танковых полках лёгкие танки Т-26, часть из которых с пулемётом вместо орудия. Должны получить новые танки Т-34, потому наиболее обученные экипажи уехали в Челябинск, осваивать новую технику.

Однако война не спрашивает: готов ты воевать или нет. 22 июня 1941 года штаб корпуса получил приказ выдвигаться на рубеж по реке Нужец. Немецкая авиация начала бомбить корпус на марше. Генерал Ахлюстин сообразил, что немцы будут пытаться захватить городок Браньск. Через него проходит дорога на Белосток, к тому же там мост через речку Нужец. Она небольшая, но глубокая, с крутыми берегами. Мест для форсирования на ней очень мало.

Браньск защищал 25-й разведывательный батальон 25-ой танковой дивизии. Батальон имел два танка Т-26 и три броневика. На батальон навалилась немецкая 263-я пехотная дивизия генерала Гейера. Несколько часов, один батальон противостоял целой дивизии. Затем подоспел 18-й мотоциклетный полк капитана Громова. Однако один полк не мог долго воевать против целой дивизии, к вечеру двадцать третьего июня немцы взяли Браньск, но дальше идти не рискнули.

Ночью самолёт У-2 каким-то чудом разыскал штаб генерала Ахлюстина. Офицер связи передал приказ командующего 10-й армией генерала Голубева: отходить на Гайновку. После этого связь со штабом армии была утеряна, и пять дней корпус под непрерывной бомбёжкой, отбиваясь от наседавших немцев, отходил на восток, к старой границе. Все надеялись, что там удастся остановить немцев. Ещё никто не знал, что 10-я, 30-я и 3-я армии Западного фронта оказались в Белостокском котле.

Двадцать восьмого июля корпус Ахлюстина переправился через речку Зельвянка. В то время как в Вашингтоне в десять часов вечера президент США с помощью лупы разглядывал на карте речку Зельвянка, в лесу у деревни Лихиничи было пять часов утра 29 июня 1941 года. Генерал Ахлюстин собрал на совещание командиров дивизий. Следовало решать: что делать дальше? Связи со штабом армии нет, но уже ясно, случилась катастрофа.

– Положение безрадостное товарищи командиры, – Ахлюстин потёр лоб. За неделю боёв, ему удалось поспать лишь несколько часов. Усталость словно стальной рельс давила на плечи.

– Это нужно было предвидеть, – усмехнулся заместитель Ахлюстина по строевой части генерал-майор Иванов. Казалось, что тяготы войны никак не сказываются на нём. Всё так же подтянут и аккуратен: – Белостокский выступ, где дислоцировалась наша десятая армия словно сучок. Нужно быть кретином, чтобы ни обломать его с юга и севера, а немцы далеко не дураки.

– Мы ещё могли держаться, если бы были укомплектованы по штату, и не окажись у немцев такого превосходства в воздухе, – поморщился начальник штаба корпуса полковник Грызунов. У него прострелена левая ладонь. Когда он шевелил пальцами, рука ныла. Он посмотрел на грязные бинты и вздохнул: – Боекомплект на исходе, горючего в танках нет. Долго мы воевать не сможем.

– Товарищи командиры, для бестолковых разговоров летняя ночь слишком коротка, – генерал Ахлюстин заставил себя подняться с пенька. На него навалилась сильная усталость, и что бы побороть её, он решил стоять: – Нам следует определиться, в каком направлении двигаться?

– Нужно идти на юг, там Беловежская пуща, в ней мы сможем укрыться от немецкой авиации, – встал командир 208-ой мотострелковой дивизии полковник Ничипорович. Он улыбнулся и развёл руками: – Если командир корпуса стоит, неудобно сидеть.

– Разрешите товарищ генерал? – как в школе поднял руку командир разведки корпуса лейтенант Подгурский.

Он призывался в армию после окончания Казанского авиационного института. Отслужил девять месяцев техником в авиационном полку, и ему присвоили звание лейтенант. Подгурский должен был уволиться в запас, но он подал рапорт и остался в армии. Его направили в один из авиационных полков Белорусского военного округа. Едва Подгурский освоился там, кто-то из кадровиков в его личном деле обнаружил, что он владеет немецким и польским языками. Подгурского направили в разведотдел формирующегося 13-го механизированного корпуса. Это случилось в конце мая, и разведотдел механизированного корпуса состоял из одного Подгурского.

– Что вы имеете сообщить товарищ лейтенант, – вздохнул Ахлюстин, теперь у него разболелась поясница.

– Бойцы восемнадцатого мотоциклетного полка в Браньске захватили немецкую радиостанцию, я по ней периодически прослушиваю переговоры немецких частей. Судя по их разговорам, немцы наносят удар южнее нас, по направлению на Слоним. Все эти дни мы воевали с 263-ей и 292–ой пехотными дивизиями. Они получили приказ двигаться на Новогрудок. Нам логичнее идти между двумя этими дивизиями к реке Щара.

– Вот молодёжь, – усмехнулся Ничипорович. Он поправил гимнастёрку: – Года не прошло, как с институтской скамьи встал, и лейтенантские кубари одел, а уже великим стратегом себя возомнил.

– Я лишь высказал своё мнение, – покраснел Подгурский.

– Ты молодец лейтенант, – кивнул Ничипорович. Он вздохнул: – Но только ты не учёл одного обстоятельства, маршрут, который ты нам предлагаешь, проходит по болотистой местности, там много рек. Немцы не суются туда, потому что знают, быстрого продвижения там не получится.

– Ну, раз они это знают, то не ждут от нас, что мы туда пойдём, – улыбнулся Ахлюстин.

– Я бы не рекомендовал этот маршрут Пётр Николаевич, – нахмурился Ничипорович.

– Товарищи командиры! Слушайте боевой приказ, – генерал Ахлюстин поправил китель. Он откашлялся: – Выступаем через час в направлении на Дятлово. В арьергарде остаётся двести восьмая дивизия.

Ахлюстин посмотрел на полковника Ничипоровича:

– Владимир Иванович, удержите здесь немца в течение дня, низкий вам поклон.

– Выстоим, – пообещал полковник. Для себя он решил: в ночь на тридцатое июня уведёт дивизию в Беловежскую пущу.

Его дивизия прорвётся через боевые порядки Второй танковой армии генерала Гудериана, и уйдёт в Беловежскую пущу. От дивизии останется сорок человек. К тому времени немцы уже подходили к Смоленску, и полковник Ничипорович отказался от планов идти на соединение с Красной армией. Из бойцов своей дивизии он организовал партизанский отряд, который к зиме 1941 года вырастет до партизанской бригады. Осенью 1942 года полковника Ничипоровича на самолёте переправят в Москву. Он будет учиться на ускоренных курсах академии Генерального штаба, там и узнает дальнейшую судьбу 13-го механизированного корпуса.

Белостокский котёл в годы Великой Отечественной войны был первым окружением, в которое попали армии РККА. Именно он удивил генералов вермахта: они провели идеальную операцию по охвату трёх армий противника. Однако вопреки военной логике цивилизованного европейца, эти армии не думали капитулировать. Погибая под бомбёжками, теряя технику, части Красной армии по лесам и болотам упрямо пробивались из окружения. Это для немецких генералов было удивительным, но со временем котлов стало всё больше, а части РККА по-прежнему пытались вырваться из окружения. Генералы вермахта перестали удивляться. В конце 1941 года под Москвой у них впервые появились сомнения: прав ли фюрер, затеявший войну с русскими? Но пока до этого далеко, и нам дорогой читатель необходимо вернуться в 30 июня 1941 года. В этот день остатки 13-го механизированного корпуса около деревни Еремчи, переправились через реку Неман, и укрылись в Нелибском лесу. Здесь было полно красноармейцев и командиров из разбитых частей, их распределяли по полкам корпуса. Полки эти по численности были как батальоны.

Ахлюстин и Иванов, разложив карту на капоте эмки,⁴⁵ обсуждали варианты дальнейшего движения.

– Ну, вот Пётр Николаевич мы на старой границе, а кругом немцы, – Иванов потрогал щёку с двухдневной щетиной. То, что он не побрился, угнетало его больше, чем усталость и голод. Он вздохнул: – А где же наши?

Генерал Ахлюстин ничего не ответил. Он смотрел на двух лейтенантов, подходивших к ним. Они были на удивление чистые. В окружении даже такой аккуратист как Иванов, не смог выглядеть опрятно, а эти в новеньких гимнастёрках и начищенных сапогах.

– Товарищ генерал, к лесу двигается танковая колонна немцев, нужно срочно уходить отсюда, – заговорил один из лейтенантов, высокий шатен. Он улыбнулся и кивнул на коренастого напарника: – Мы с Ивановым местные, знаем здесь каждую травинку. Выведем вас.

– Лейтенант, предъявите документы! – Ахлюстин свернул карту.

Оба лейтенанта выхватили пистолеты. Шатен выстрелил два раза в Ахлюстина, потом водитель эмки, прошил автоматной очередью обоих лейтенантов. Ахлюстину повезло, одна пуля сбила фуражку с головы, другая продырявила левый рукав, слегка царапнув кожу. Коренастый лейтенант оказался более метким стрелком, обе пули вошли генералу Иванову в грудь. Он умер сразу. Ахлюстин приказал положить генерал-майора Иванова в эмку, едва солдаты выполнили его приказ, налетела немецкая авиация. Одна бомба угодила в эту машину, и разнесла её в клочья.

– Даже документы Василия Ивановича забрать не успели, – вздохнул Ахлюстин, отряхиваясь от земли.

Спустя полчаса после налёта, появился Подгурский с разведчиками.

– Товарищ генерал-майор, удалось добыть карту офицера штаба семнадцатой танковой дивизии немцев, – доложил он.

– А самого хозяина карты взять не удалось? – Ахлюстин снял китель, положил на поваленное взрывом дерево.

– Не получилось, – развёл руками Подгурский. Он кивнул на кровь, на нательной рубахе генерала: – Пётр Николаевич вы ранены?!

– Кожу слегка поцарапало, – Ахлюстин накинул китель на плечи. Он улыбнулся: – А офицера взять живым никак нельзя было?

Подгурский сделал своим заместителем красноармейца Сашку Айзенштадта. Тот был из поволжских немцев, хорошо знал немецкий язык. Во время доклада он стоял позади Подгурского.

– Всех кто был в офицерской машине, осколками гранаты побило, а мотоциклисты нам без надобности, мы их там положили, – встрял Сашка.

По немецкой карте выходило, что самый безопасный путь на юг. Туда и повёл остатки своего корпуса генерал Ахлюстин. Месяц 13-ий корпус шёл по немецким тылам. Люди гибли в бесконечных схватках с врагом, умирали от ран, но упрямо пробивались из окружения. При переправе через одну из рек, утонул начальник штаба полковник Грызунов. В бою у деревни Еремичи был тяжело ранен начальник оперативного отдела корпуса майор Щепитин, чтобы не быть обузой для товарищей и не попасть в плен, он застрелился. При бомбёжке возле села Мочазь утеряна связь с 31-ой танковой дивизией полковника Калиховича. С этого момента 13-ый механизированный корпус как боевая единица перестал существовать.

Полковник Калихович с остатками дивизии повернул в Беловежскую пущу. Оттуда он пошёл к Пинским болотам, по пути к его дивизии прибивались красноармейцы и командиры из других частей. В Гомельской области возле деревни Каменковичи была линия фронта. Калихович повёл людей в последний прорыв. В бою он был ранен, и танкисты вынесли его на руках.

Генерал Ахлюстин вёл свой отряд севернее, и вышел на соединение с 137 стрелковой дивизией полковника Гришина. Но оказалось, пройдя пятьсот километров по тылам противника и выйдя к своим, отряд генерала Ахлюстина вновь оказался в окружении, на этот раз в составе тринадцатой армии. Немцы форсировали реку Сож южнее и севернее позиций 137 дивизии. В районе Могилёва они охватили в клещи тринадцатую армию. Во время налёта немецкой авиации, командующий армией генерал Филатов был ранен, и командование принял начальник штаба армии генерал Петрушевский. Он приказал полковнику Гришину отводить дивизию на левый берег реки Сож. Генерал Ахлюстин вызвался прикрывать переправу. Отряд Ахлюстин продержался весь день, отбив восемь атак.

В полночь двадцать восьмого июля стали переправляться на правый берег. Генерал Ахлюстин, лейтенант Подгурский и Сашка Айзенштадт отходили последними. Они плыли на лодке. Рядом разорвался снаряд, перевернувший лодку. Подгурский вынырнул из воды, и не мог сориентироваться, в какую сторону плыть.

– Товарищ лейтенант вы живы? – услышал лейтенант голос Сашки.

– Где генерал Ахлюстин? – Подгурский подплыл к Айзенштадту.

– Я его держу, кажется, он мёртвый, – прошептал Сашка, вдвоём они дотащили тело генерала до берега.

Теперь уже в составе 137 стрелковой дивизии Подгурский и Сашка Айзенштадт пробивались на восток. 31 августа вышли из окружения в районе города Трубчевск. При прорыве Подгурский был ранен, и Сашка Айзенштадт вынес его на себе. Дивизия встала в оборону, а лейтенант Подгурский поехал в тыл на санитарном поезде.

В первых числах сентября санитарный поезд доставил Станислава Подгурского в Куйбышев.⁴⁶ Там он лечился в госпитале. Первого октября Станислава вызвал комиссар госпиталя.

– Товарищ лейтенант вам надлежит явиться в пятое управление Красной армии. Оно находится на площади Революции в здании Облсуда, – комиссар Овчинников, поморщившись, погладив живот. У него язва желудка, которая без конца донимает его. В этот раз приступ быстро прошёл, повеселев, комиссар продолжил: – Получите обмундирование у кастелянши, и в пятом управлении явитесь в кабинет двадцать восемь, к подполковнику Чуприну.

Подполковник Чуприн в пятом управлении занимал должность начальника отдела кадров. Он встал из-за стола, улыбнулся, показал рукой на стул:

– Садись крестник. Это ведь я в Белорусском военном округе поспособствовал твоему переводу из авиационного полка в 13-ый механизированный корпус.

Чуприн вздохнул:

– Досталось нам в Белоруссии. Недавно читал рапорт об обстоятельствах гибели генерала Ахлюстина, смотрю, там ты указан. Скажите Станислав Николаевич, откуда вы знаете польский и немецкий языки?