Отложенное венчание

1

Мысль возникла на краю спиралевидной галактики. Миллиарды звёзд в широких хвостах спирали ярко сияли, постепенно сливаясь друг с другом в огромный ослепительный шар в центре.

– Я правильно поняла, именно об этом секторе галактики Он подумал? – спросила Мысль.

– Да, всё верно, Он подумал именно об этом месте, – ответила сама себе Мысль, – Он давно уже не уделял внимания биологическим формам жизни. Мне, таким образом, надлежит провести тщательную инспекцию всего, что здесь происходит.

– Разве не Эмиссар должен этим заниматься? Биоформы его ответственность, – опять спросила себя Мысль.

– Эмиссар в настоящее время занят обустройством жизни в ста семидесяти семи тысячах галактик этой Вселенной. Именно поэтому моя работа здесь, – объяснила сама себе Мысль.

– Мне надо тщательно осмотреться и решить с чего начать. Он не даром подумал об этом месте. Данной галактикой давно никто не занимался, и здесь явно происходит что-то не то.

– Да, верно. Начну, пожалуй, вон с той белой звезды. Расстояние – сорок восемь световых лет, девять планет, третья по счёту населена биоформами, созданными по образу и подобию Его.

Мысль скользнула сквозь пространство и мгновение спустя окутала планету невидимой пеленой, проникнув в сознания населяющих её существ.

– Из всех биоформ квазиразумны только приматы. Те, из-за которых Он меня сюда и направил, – заключила Мысль.

– Да, и делают они нечто не поддающееся объяснению. Во всяком случае с Его точки зрения. Стоит приглядеться повнимательнее. Пока я не понимаю, – неслышно прошептала Мысль.

– И в самом деле, творят они вовсе не то, для чего были созданы. На мой взгляд это внутривидовое самоуничтожение.

– Что происходит там, внизу, на востоке их самого большого континента? Они осознанно убивают друг друга? – недоумевала Мысль.

–Похоже на то. На западе континента происходит то же самое. Одиннадцать тысяч лет назад этот биологический вид научился обрабатывать железо, а сейчас этим самым железом они уничтожают друг друга. Самое непонятное, что самоуничтожение происходит внутри отдельно взятых рас, что на западе, что на востоке. Они не только истребляют свой вид, но и своих прямых сородичей.

– Явно не Его план. Как можно было давать свободу столь примитивным биоформам?

– Не мне решать! – строго одёрнула себя Мысль.

Словно под микроскопом Мысль изучала жизнь на планете, шаг за шагом, миллиметр за миллиметром, собирая и впитывая в себя информацию, запечатлевая происходящее секунда за секундой, всё больше поражаясь, как происходящее внизу могло вообще свершиться.

– Я собрала всю необходимую общую информацию об этом мире. Приматы, кстати, называют себя людьми, а планету Землёй, что бы это ни значило. Для полного осознания и корректировки того, что у них происходит необходима микродетализация, – выдала своё заключение Мысль.

– Для эксперимента можно взять вот эту страну в центре западной части континента, известного у них, как Европа. Судя по всему, создания там настроены наиболее агрессивно. Забавно, но у них внизу то, что я из себя представляю, считается аберрацией, заболеванием при котором они изолируют себе подобных в отдельных домах и пытаются лечить. Шизофрения – так они это называют.

– Да. А в этой самой стране люди ещё и умерщвляют себе подобных, которые думают таким же способом, как и я, – Мысль на краткий миг исказила пространство от непонимания и омерзения.

– Самое время посмотреть поближе. Хотя бы вон тот город…

2

29 мая 1942 года капитан люфтваффе Курт Винтерхальтер вышел из здания штаба, расположенного по соседству с авиабазой близ Кёльна, после долгого оперативного совещания с командованием. Обсуждались дальнейшие действия вермахта на западном фронте, в частности наращивание мощи военно-воздушных сил Великобритании. С каждым месяцем англичане всё успешнее осуществляли боевые вылеты на оккупированные Францию, Бельгию, Голландию и это, конечно, не могло не привлечь внимание ставки в Берлине. Новое задание несколько обескуражило Курта. Он принимал участие в бомбардировках Лондона в 1941 и знал, что новая цель – ничто по сравнению с миллионной столицей главного врага фатерланда на Западе. Хотя тогда люфтваффе и не удалось сломить сопротивление и моральный дух Англии, но урон та понесла немалый, в чём, несомненно была и его, Курта, награждённого тогда железным крестом, заслуга. Но Мидлсбро! Что в самом деле было такого важного в провинциальном английском городишке? Ходили, конечно, слухи, что англичане строят что-то совершенно новое в авиатехнике, что-то похожее на пилотируемую реактивную ракету с крыльями, способную достичь Берлина за тридцать минут, но подтверждения этому факту разведке до сих пор добыть не удалось. Местоположение возможного строительства также оставалось тайной. Так неужели Мидлсбро? Иначе зачем было бы снаряжать шестнадцать «Хейнкелей» для бомбардировки этой дыры? Курту, однако, льстило, что именно он был назначен командиром авиагруппы, готовящейся разбомбить в пыль весь Северный Йоркшир.

«Сейчас на авиабазу, провести инструктаж своим перед ночным вылетом, а потом в город. Надо всё-таки выяснить, что там происходит с Ангеликой. Вчера по телефону она несла какую-то непонятную чушь», – подумал Курт.

Инструктаж с подробной детализацией, вопросами и ответами, согласованием пар ведущих и ведомых и прочей организационной тематикой продлился без малого три часа. Было решено, что авиагруппу будут прикрывать двадцать «Мессершмиттов-БФ109», а сами «Хейнкели-111» будут снаряжены шестнадцатью пятидесятикилограммовыми бомбами с однотонной бомбой на внешнем держателе каждый.

«Что бы там ни было, а Мидлсбро придёт конец, – гордо подумал Курт, – то, что не разнесут бомбы, добьют «Ме-109». Англичане так и не поймут, что их накрыло. А то расслабились там у себя за год без бомбёжек. Так, а сейчас в Кёльн».

Курт вырулил за ворота авиабазы на своём новом «Арди РБЦ-200». Ему нравилось ездить на мотоцикле, чем-то напоминало полёты, особенно, когда он закладывал крутые виражи на изгибах шоссе, ведущего в Кёльн. Мысли его переключились на Ангелику. Да, она ему нравилась. Даже очень. Но было это чем-то серьёзным или очередным увлечением, он не хотел себе признаваться, хотя в глубине души знал ответ. В свои тридцать два года он, высокий, красивый, статный и, что немаловажно, неженатый офицер люфтваффе, пользовался большим успехом у женщин. Собственно говоря, благодаря этим своим знакомствам и какому-то непонятному стечению обстоятельств, он и познакомился с Ангеликой. Полгода назад Курт встречался с Мариленой, профессорской дочкой, которая временами очень раздражала его своей эрудицией и всезнайством, что периодически выливалось в лёгкие подтрунивания над его «необразованностью». Как-то раз они ходили на балет, после чего Марилена, как обычно, пустилась в свои бесконечные рассуждения о мировом искусстве. Курт тупо молчал, не зная, как поддержать разговор, что вызвало серию очередных насмешек со стороны Марилены. «Ты бы хоть почитал чего-нибудь в свободное время», – прохихикала она. Что и подвигло Курта записаться в городскую библиотеку. Он отчётливо помнил тот хмурый декабрьский вечер, когда, поднявшись по ступенькам крыльца, открыл дверь и вошёл в библиотеку. В переднем зале ярко горел свет и в отдалении, за стойкой, Курт со спины увидел девушку, перебирающую карточки в выдвижном ящике каталога. «Там, кажется, и надо записываться», – подумал Курт и подошёл к стойке. «Ангелика Кирхнер. Библиотекарь» – гласила табличка на шкафчике с каталогами.

– Добрый вечер, фройляйн! – достаточно громко произнёс Курт. Девушка вздрогнула от неожиданности и резко обернулась.

– Добрый вечер, герр офицер! Извините, я не очень хорошо разбираюсь в званиях. Чем могу Вам помочь? – спросила она.

– Капитан. Капитан Курт Винтерхальтер. Я бы хотел записаться к вам в библиотеку.

– Очень хорошо. Заполните, пожалуйста, этот бланк, а я пока выпишу Вам читательский билет.

Заполняя анкету, Курт украдкой изучающе смотрел на девушку. Среднего роста, миловидное лицо, голубые глаза и прямые, льняного цвета волосы до плеч. «Стоит познакомиться поближе», – решил Курт. Забирая читательский билет, он, как бы невзначай, коснулся руки девушки.

– Большое спасибо, Ангелика! Вы мне очень помогли, – Курт внимательно посмотрел в её голубые глаза, и Ангелика густо покраснела.

– Не стоит благодарности, герр капитан. Это моя работа. Что Вас интересует? – уставившись на поверхность библиотечной стойки, спросила она.

– Балет…, – ответил Курт.

Месяц спустя ни о балете, ни о Марилене Курт больше не вспоминал. Ангелика занимала всё его свободное время. Роман начался бурно, Курту не составило большого труда очаровать девушку. Выяснилось, что ей двадцать лет, и уже год она работает в городской библиотеке. Родители её держат книжный магазин, где отец работает переплётчиком, а мать продавцом. Младшая сестра Эльза, которой недавно исполнилось шестнадцать, учится в сельской школе-интернате, куда родители отправили её из соображений безопасности. И вот теперь Курт выжимал полный газ из своего «Арди», чтобы увидеться с Ангеликой до того, как настанет час «икс» для очередного боевого вылета. Курта мучали доселе незнакомые, а потому непонятные ему чувства. Ангелика притягивала его, как магнит, чего не было с другими его девушками. Он ощущал странную зависимость от проницательного взгляда её голубых глаз, особенно когда она, лёжа в его объятиях, исподлобья смотрела на него. «Что это? Любовь? Да нет, не может быть, она совсем ещё девчонка, сама не знает, чего ей надо, – гонял одни и те же мысли у себя в голове Курт, – В конце концов надо как-то объясниться».

Погода была хорошая, поэтому встречу они назначили в парке. По пути Курт остановился у цветочного магазина, чтобы купить Ангелике розу. Она очень любила, когда он дарил ей розы того особенного, дымчато-розового оттенка. Уже издали он увидел её, сидящую на скамейке с какой-то книгой в руках. Книга лежала у неё на колене, указательный палец правой руки заложен между страниц. Ангелика, казалось, была в глубоких раздумьях.

– Привет, – быстрым шагом подойдя к ней, сказал Курт, – это тебе.

– Привет, спасибо! – Ангелика взяла розу и поцеловала его.

– Пройдёмся? – предложила она.

– Давай. Ну, что там опять стряслось? Ты что-то вчера говорила по телефону, но я так и не смог понять, что к чему. Всё в порядке с родителями, с сестрой?

–Да-да, с ними всё хорошо. Я должна тебе кое-что сказать, Курт. Что-то важное. Важное для меня. Для нас.

– Да, конечно, говори, дорогая! Что случилось?

Ангелика остановилась и, повернувшись, вплотную подошла к Курту. С такого близкого расстояния он почувствовал, как под дуновением ветра её волосы касаются его лица, и ощутил тонкий аромат духов, подаренных им Ангелике две недели назад. Она в упор, исподлобья смотрела на него снизу вверх, и Курт почувствовал, как приятный холодок пробежал по его спине под пристальным взглядом её голубых глаз.

– Курт…, – начала было она, но замолкла.

– Да что же в самом деле происходит? Что случилось? – в сердцах воскликнул он.

– Курт, я беременна. У нас будет ребёнок.

Он поперхнулся на полуслове и в неверии наклонился к Ангелике, схватив её руками за плечи.

– Это правда? Ошибки быть не может?

– У меня была задержка, я сходила к врачу и тот подтвердил. Четыре недели, Курт. Нашему ребёнку. Ему уже четыре недели.

Глаза Ангелики набухли от слёз. Она прижалась к Курту, тихо всхлипывая.

– Курт, что мы будем делать? Что ты решишь? Ты же знаешь, что я лютеранка. И что скажут мои родители, когда узнают? Как я буду жить? Мы даже не обвенчаны. Ты даже не представлен моим родителям, как мой жених! – всхлипы перешли в открытое рыдание.

Курт вдруг ясно осознал, что любит эту девушку. Что ему не нужна никакая другая, и что он хочет быть с ней и с их ребёнком.

– Так, успокойся, всё будет хорошо! Мы пойдём к твоим родителям, и я попрошу у твоего отца твоей руки. Мы поженимся. И обвенчаемся. Или и то, и другое, как там у вас в церкви делается.

Рыдание постепенно прекратилось. Ангелика вытерла глаза платочком и опять исподлобья посмотрела на Курта.

– Ты знаешь, послезавтра из интерната приезжает Эльза. Их отпустили на неделю навестить родных. Я скажу родителям, что хочу представить им своего жениха. Вся семья будет в сборе, ты со всеми познакомишься.

– Хорошо, дорогая. Я буду занят пару дней. Послезавтра позвоню тебе в библиотеку, и мы обо всём договоримся.

Курт проводил Ангелику до дома. По пути она весело щебетала о том, какое имя выбрать, если будет мальчик, какое, если девочка. Как они будут венчаться в церкви, и какое платье лучше выбрать для неё, а какое для Эльзы, как подружки невесты. Курт слушал щебетание Ангелики, и радость предстоящих событий постепенно растворялась, словно в чёрной воде омута, от осознания того, что ему предстояло сделать этой ночью. Война – сейчас это слово, как стервятник, выискивающий падаль, кружило в его голове.

На углу, не доходя до её дома, они расстались. Курт обнял Ангелику, и та на секунду крепко прижалась к нему. «Я буду ждать твоего звонка послезавтра», – сказала она прощаясь.

3

Вечером того же дня, в 21.00 по среднеевропейскому времени экипажи боевых самолётов выстроились у своих машин на аэродроме. Бомбовые отсеки «Хейнкелей» были полностью загружены, боекомплекты «Мессершмиттов» заряжены. Курт, как обычно, вглядывался в лица своих парней, вытянувшихся по стойке смирно у самолёта. Нойманн – второй пилот, Шульц – штурман, Бауэр – стрелок выдвижной огневой оборонительной точки и Ганке – пулемётчик нижней гондолы. Ганке, молодой тиролец, недавно закончивший лётную школу с успехом, выбив на подлёте девяносто девять из ста мишеней на тренировочном поле, несколько забавлял капитана. «Шут гороховый», как окрестил его Курт. Вечно корчил смешные рожи, с неподражаемым австрийским акцентом рассказывал свои сальные тирольские шутки-прибаутки, а временами по вечерам наяривал на аккордеоне, распевая скабрезные песни про альпийских пастушек с козами. Вот и сейчас, не смотря на важность момента и на то, что это был его, Ганке, первый боевой вылет, он выпячивал губы и таращил глаза, словно паяц, повторяя слова Курта.

– Рядовой Ганке, выйти из строя! – рявкнул Курт. Лицо Ганке приобрело мужественную решимость с оттенком скорби, и он сделал шаг вперёд, – Двадцать отжиманий, прямо сейчас! Выполнять!

Под сдержанные смешки лётчиков Ганке в полном боевом обмундировании с парашютом за спиной упал и начал отжиматься. «В следующий раз неделю сортиры драить будешь, рядовой!», – свирепо прорычал Курт.

В 21.15 авиагруппа в полном составе была в воздухе. Путь лежал через Голландию, а затем через Северное море прямиком на Мидлсбро. В 21.26 «Хейнкель-111», бортовой номер 130, под командованием капитана Курта Винтерхальтера достиг операционной высоты в шесть тысяч метров и на крейсерской скорости в четыреста тридцать километров в час в составе ударной эскадрильи ещё пятнадцати себе подобных в сопровождении двадцати «Ме-109» полетел на массовое убийство.

Всё шло рутинно. Курт любил эти моменты. Море внизу, Луна наверху, очередная цель спит где-то в темноте и даже не подозревает о надвигающейся на неё каре вермахта. Он, Курт, инструмент-скальпель люфтваффе, предназначенный для уничтожения врагов фатерланда. «Когда война закончится, я, пожалуй, приобрету себе поместье в Англии. Ангелика вечно учит этот английский, наверное, он ей нравится. Мне в Дрездене всё время вдалбливали французский. Зачем? Лягушатники и так сдались почти без боя, им Париж стало жалко», – думал Курт. Отражение лунной дорожки на морской поверхности внизу вселяло силу и уверенность в своей безнаказанности. Курт чувствовал всю мощь Германии за своей спиной.

– Капитан, вижу берег, это Англия, Мидлсбро прямо по курсу – услышал Курт в шлемофоне голос Нойманна.

– Курс сто двадцать, азимут сто один, снижение на сто, экипаж, приготовиться к атаке, – как обычно скомандовал Курт.

– Бомболюки готовы, – раздался в наушниках голос Шульца.

– Орудия готовы, – рапортовал Бауэр.

– Пулемёт к бою, – необычно серьёзно отозвался Ганке.

Эскадрилья начала снижение, раздвигаясь веером по радиусу поражения, захватывая в перспективе всю территорию беззащитного графства.

Дрожь, вспышка, воспоминания детства, зелёная листва на деревьях. Нечто. Нечто непонятное стояло на вратах сознания Курта и не хотело уходить. Непонятное. Чужое. Непрошенное. Оно аккуратно приоткрыло дверь, заглянуло внутрь, вошло и также тихо притворило за собой дверь. Дрожь, судорога, капля слюны из уголка рта. Курта тряхнуло, зрение на миг исказилось, и он почувствовал, как Нечто смотрит вовне его глазами. Секунда, и всё прошло. Курт снова был самим собой.

– Капитан, вы в порядке? – услышал в шлемофоне голос Нойманна Курт.

– Да! Выполнять приказ!

«Хейнкель-111» под бортовым номером 130 снижал высоту, готовясь к точечной бомбардировке заданной цели. Цель, светясь редкими точками тусклых огней внизу, лежала, готовая к уничтожению.

Первым, как ни странно, о непредвиденном доложил Ганке из своей нижней гондолы.

– Капитан, я вижу множественные цели. Они в воздухе. Приближение примерно через девяносто секунд!

– Ганке, что ты видишь? – заорал в микрофоны Курт.

– Это цели. Приближение. Ещё. Капитан, это «Тандерболты»!

Их ждали. Через стёкла фонаря кабины Курт увидел, как, по меньшей мере три эскадрильи истребителей британских ВВС, разбившись на тройки, пробивали воздух своими пропеллерами, стремясь войти в зону поражения противника. «Какая-то штабная крыса выдала информацию англичанам, а контрразведка прошляпила! – в ярости подумал Курт, – Сдохните, гады! Я вас бомбил в прошлом году, уделаю и сейчас!»

– Экипаж, манёвр уклонения, стрелять на поражение, идём на цель, подготовить бомболюки!

– Есть, капитан!

130 снизил высоту до двух тысяч метров и, задав вираж, сбросил запас бомб на Мидлсбро.

– Удачно. Шульц, курс на основную цель по координатам!

– Есть, капитан!

– Однотонную к бою. Активировать зажимы!

Через нижнюю часть носового фонаря Курт увидел, как внизу, где-то около Мидлсбро зажглись, словно свечки, яркие огоньки. Секунду спустя они расширились, сдвинулись вверх и оторвались от земли. Грохот переламывания сверхзвукового барьера достиг 130. У экипажа заложило уши. «Матерь Божья, что это?» – в беспокойстве подумал Курт. Три секунды спустя сверхзвуковые чудовища пронзили небо в двухстах метрах от бомбардировщика и устремились ввысь. Самолёт качнуло, словно лодку на волнующемся море. Курт посмотрел вверх и увидел, как в полутора тысячах метрах над ним прекратили своё существование борта 77, 112 и 51. Оснащённых по последнему слову военной машины вермахта бомбардировщиков не стало в один кратчайший миг. Их искрящиеся осколки падали вниз на английскую землю.

«Что это? «Катюши»? Когда же русские успели передать англичанам свои реактивные установки? Впрочем, нет, «Катюши» не бьют так высоко. Это то, из-за чего нас послали сюда на убой к чёртовой матери», – уже успокоившись размышлял Курт.

– 130 вызывает борт 99. Капитан Винтерхальтер, ответьте! – это был голос капитана Фогеля, назначенного заместителем Курта по авиагруппе.

– 130 отвечает, что там Ганс?

– Курт, надо уходить! Ты видел это? «Ме-109» сейчас отбивают атаку их истребителей, у нас есть время, чтобы отбомбиться и уйти назад через море.

– Ганс, приказ был сбросить весь боезапас по указанным координатам. Прикажи своим исполнять.

– Ты маньяк, Винтерхальтер, я укажу на это в своей докладной…

Голос Фогеля оборвался, и Курт понял, что падающие обломки это то, что осталось от борта 99. Сверхзвуковые ракеты с назойливой настойчивостью отрывались от поверхности и сбивали «Хейнкели», как ёлочные игрушки. Собственно говоря, Курт уже обо всём догадался. Это была намеренная ловушка. Англичане мастера на такие фокусы. Они просто решили испытать своё новейшее оружие в реальных боевых условиях и путём намеренной дезинформации заманили их сюда. Очень просто, как подопытных кроликов. И экипаж борта 130 жив до сих пор просто по тому, что самым первым ушёл на малую высоту. Значит здесь и надо оставаться. Хотя бы для того, чтобы сбросить свою последнюю однотонную бомбу на их пусковые установки.

– Нойманн, снижение до одной тысячи метров, сбрасываем нашу красавицу на их ракеты и уходим.

– Есть, капитан!

130 с рёвом рассекал пропеллерами воздух, стремительно снижая высоту. В километре над землёй Шульц активировал разблокировку зажимов, и одна тонна смерти сорвалась вниз. Через четыре секунды экипаж взмывающего ввысь бомбардировщика услышал оглушительный грохот взрывающихся английских ракетных установок.

– Миссия выполнена, ребята, теперь домой! – весело объявил в микрофоны Курт, – Шульц, высота шесть тысяч, курс на Кёльн.

В ночном небе Курт видел падающие подбитые истребители, то ли английские, то ли немецкие. Теперь это его мало заботило – главное было убраться отсюда поскорее. Из набирающего высоту бомбардировщика он увидел море, значит Англия осталась позади. Всё хорошо. База, Кёльн, Ангелика – сложилась в его голове последовательность действий.

Отдача от стрельбы верхнего орудия сотрясла самолёт.

– Бауэр, что там, доложить? – резко скомандовал Курт.

– Их трое капитан. Идут на перехват сверху. Разделяются. Один заходит к нам в тыл, – ответил стрелок.

– Ганке, цель уничтожить!

– Есть, капитан!

Курт услышал стрёкот пулемётных очередей из нижней гондолы. Бауэр сверху отстреливался от приближающихся «Тандерболтов». Бомбардировщик резко тряхнуло, и секунду спустя вспыхнул левый двигатель. «Что за чёрт! – подумал Курт, – это-то откуда прилетело?».

– Капитан, там ещё один! Идёт на перехват снизу! – доложил Ганке.

– Уничтожить!

Опять раздались пулемётные очереди, и опять фюзеляж «Хейнкеля» дрогнул.

– Ганке, что там? – прокричал Курт. Ответа не последовало.

– Ганке!

Машина дала крен влево. Пламя от горящего двигателя достигло фюзеляжа. Пули пробили самолёт сверху и орудие Бауэра замолчало.

– Шульц, сменишь Бауэра в верхней огневой точке, – отдал приказ Курт.

Злое жужжание раздалось совсем рядом, и пулемётная очередь пробила левый борт бомбардировщика. Обернувшись, Курт увидел окровавленное тело Шульца на полу кабины. Холодный ветер, дующий из пробоин, оставлял складки на его комбинезоне.

Пытаясь совладать с повреждёнными элеронами, Курт увидел заходящий справа «Тандерболт». Нос истребителя осветился огнём пулемётов, послышался звон разбивающегося стекла кабины «Хейнкеля», и Нойманн дёрнулся, как тряпичная марионетка. Курт успел сделать ещё один вдох, когда пули, прошившие насквозь Нойманна, пробили ему правое лёгкое. Боль миллионами острых, безжалостных игл распространилась по телу. На пару секунд Курт потерял сознание. Дышать было невозможно. Он хрипло сипел, схаркивая кровь на приборную панель. Неуправляемый борт 130 терял высоту. В свете Луны свинцово-серая гладь Северного моря равнодушно смотрела на падающую вниз искорёженную груду горящего металла.

Из угасающего сознания Курта Нечто вглядывалось в происходящее снаружи. Уже не Курт видел мир, а Нечто показывало ему, что происходит. Так, он увидел Ганке в нижней гондоле. Головы у парня практически не осталось. То, что некогда было головой, напоминало разрубленную на куски окровавленную тыкву. Истёкший кровью Бауэр в верхней огневой точке, с изуродованным до неузнаваемости лицом. Шульц на полу с пробитой печенью. Проткнутый насквозь, как утка на вертеле, Нойманн. Все его товарищи были мертвы.

Нечто направило поток сознания Курта на очередной «Тандерболт», заходящий в атаку слева. Необходимости в атаке не было, бомбардировщик и так был выведен из строя. Нить сознания Курта, движимая Нечто, коснулась разума английского лётчика. В последние минуты своей жизни Курт первый раз ощутил эмоции другого человека. Ему стало страшно от того, что было там, внутри сознания англичанина – страх и глубокая, тёмная, всепоглощающая ненависть к нему, Курту. «Тандерболт» приближался. «Совсем ещё молодой мальчишка, это его первый боевой вылет, хочет покрасоваться, добивая и так уже падающий вражеский бомбардировщик», – прочитал Курт в сознании английского пилота. Раздался треск пулемётной очереди и, как в замедленном кино, Курт увидел вспышки у стволов носовых орудий «Тандерболта», медленно выплюнутые пули, неохотно покидающие свои гнёзда и пускающиеся в путь к его бомбардировщику. Он почувствовал, как нижнюю часть тела что-то дёрнуло, и как лишился обеих ног. «Я не хочу умирать», – была его последняя мысль.

Бомбардировщик с оглушительным всплеском ударился о морские волны. Сознание Курта померкло.