Buch lesen: «Конгруэнтность»
Вместо послесловия.
–Я запуталась. Ничего не понимаю.
–Чо ты не понимаешь? Мы же не обратное преобразование Лапласа обсуждаем… Всего лишь кросс-функциональный процесс обеспечения всеобщего счастья.
Здесь все как в жизни. Изнуряющая жара, доведшая до безумия многих, и явившаяся причиной проявления немотивированной агрессии у тех немногих, кто не успел окончательно сойти с ума, куда-то пропала. Температура упала, начались затяжной дожди, и появилась возможность не прятать взгляд, а наблюдать жизнь широко открытыми глазами.
Безусловно, не существует немотивированной агрессии. У нее, как и у всего сущего есть исходная точка. Но вот безумие… Все как в жизни. Дальше будет только хуже. В смысле, жара будет длиться все дольше и дольше. Безумие примет массовый характер, и в какой-то момент, когда она исчезнет, и придут дожди, некому будет наблюдать жизнь – именно ту ее часть, которая является общей для всех нас. Именно ту часть, которая и придает некий смысл существованию человека.
***
А если все не так. Если нет эмоционально напряженных диалогов, если в них нет изощренных логических конструкций, нет борьбы за то, что было твоим прошлым? А если все гораздо проще: кто-то касается выключателя и свет гаснет, или наоборот, зажигается. А жара – одна из переменных.
***
Впрочем, нам не положено знать, что происходит там, за горизонтом событий.
***
Впрочем, ни что не происходит незаметно. Каждый наблюдал происходящие изменения и догадывался, что “сия чаша не минует его”.
***
Мелодия входящего вызова. Она несется из точки пространства в которой сейчас находится женщина. Густая сеть морщин относительно недавно легла на её руки и лицо.
Мышиного цвета куртка с черными вставками на рукавах, на которых белым принтом повторяется фраза:“Kiss sexy baby”.
Мелодия выдернула ее откуда-то издалека, и она начала копаться в черной сумке размером с ее голову, где на торцах обильно установлены жёлтые заклепки.
Звякнул металл, скрипнул целлофан, прошелестело еще нечто неведомое. Мелодия иссякли.
– Куда же я его засунула? – вновь звякнул металл, скрипнул целлофан, прошелестело нечто неведомое.
Из сумки высунулся край бутылки с прозрачной жидкостью, на которой надпись голубым: “Святая вода”.
Женщина чуть подалась вперед и смогла засунуть руку в карман.
– Дура, бля…
Телефон шлепнулся в сумку, край бутылки последовал за ним.
Женщина вернулась обратно, куда-то далеко отсюда.
***
Яркий неон. Интенсивное движение работающих. Столкнувшись, они шепотом перекидываются короткими фразами и активно жестикулируют. Отскакивают друг от друга. Исчезают за многочисленными декорациями и снова неожиданно появляются.
Их от меня отделяет какая-то невидимая граница, которую они не смеют пересечь.
– А в чем, на Ваш взгляд, чаще всего проявляются первые признаки безумия?
Громкий голос, четко проговаривающий каждый слог, был полной неожиданностью. Ход мыслей резко прорвался, и детали их конструкций разлетелись в разные стороны. Ничего. Я почувствовал себя голым и начал крутить головой – кто есть свидетель моей неожиданной наготы.
– И каковы же, на Ваш взгляд, эти первые признаки?
Этот академический голос бросил мне то, чем можно прикрыть свою наготу. Не имея под рукой ничего более, пришлось воспользоваться и этим.
– Сложно сказать, все настолько индивидуально. У большинства сложилось мнение о том, что базовым признаком является агрессия.
– Для наших слушателей, хотелось бы уточнить, агрессия по отношения к определенным людям, или объектам?
– Агрессия вообще, к первому, что попадется на пути. Главное, она не проходит. Жара ни куда не девается. Но повторяю – все индивидуально.
Далее началась игра в “Почему”. Которая продолжалась все оставшееся время.
***
Как выжить безумным в безумном мире? Возможно ли это? Вот такие вопросы весь оставшийся вечер будоражили мое сознание.
***
Задняя площадка. Здесь гораздо чаще пусто, чем в любом другом месте. Она идеальна для тяжелого и объемного, избытка гормонов, отсутствия морали и стыда. Здесь можно только стоять.
Все изменения на задней площадке крайне органичны – они нерастянуты во времени, так что видна вся их эволюция, и не сжаты до предела большого взрыва. Вы их просто замечаете и как долгое послевкусие – мысль о том, что эти изменения уже имеют срок давности, но какой именно, не вспомнить. И вы говорите себе – недавно.
Женщина. Грубый голос с неприятными “липкими” нотками. Она нарочито громко выкрикивает мужское имя.
Это вопрос самоутверждения. Вызов дна, брошенный с задней площадки, тем, кто находится выше. Смотреть на нее неприятно – все в грязи.
Призыв услышан. Сначала скрипящий такой же вызывающий голос: “А чо не села?!“.
– Осторожно.
Облако медуз подчиняясь импульсу плавно задвигали многочисленными щупальцами и голубоватый свет по очереди зажигая каждую из них распространился вглубь, окутанного сумраком пространства.
Мужчина и костыли. Последнее – самая добротная вещь. Они даже блестят.
Некоторое время они так же громко, противопоставление уже их часть, несвязно обсуждали, то, чего здесь нет, но с чем сюда приходят. Уловить смысл – бессмысленно. Это просто кусочки мутного стекла, ранее бывшим чем–то осмысленным. Но в этой россыпи тусклости, о которой они громко заявляли, еще остались следы общего. В какой-то момент она даже проявила акт заботы, содержащий в себе чувственный жест, что, пожалуй, и было последним признаком общего и что придало их присутствию некоторый интерес. В ответ он породил мысль, которую немедленно ей озвучил: “Нам нужны рабы, чтобы зарабатывали для нас деньги.“
***
– Выворачивай карманы – непонимающий взгляд отдаляет мгновение, до несбыточного, когда безумное желание овладеть мнимым ключом мимолетного облегчения от гнетущей жары станет фактом бытия. Это несовершенство человеческого, которое мгновенно превращает его в страх полный непонимания.
– Выворачивай карманы! – приходится прикладывать дополнительные усилия, что бы это уродство подчинялось, а откуда их брать? Только из прошлого. Тут же всплывает противное ощущение липкой от пота кожи, шершавого неба и непрерывной головной боли.
– Быстро!
– Да, да… Сейчас – теперь понятно, его ненависти нужна пища, но в моих карманах бесплодная пустота. Чуть, чуть злорадства, кривой улыбкой разрезает лицо.
– Ну… – злорадство как и страх трудно скрыть. Злобное шипение и движение рукой вперед для более наглядной демонстрации блестящего лезвия Сантоку.
– Да, сейчас – карман один за другим вскрывают свою пустую сущность. День был изнуряющим – сил нет, а в моем прошлом только картины насыщенные зеленью – пестующей любопытство.
Последовала пара коротких ударов. Каждый знал, что это и было истинной целью, которая выстроила эту часть общей картины мира.
***
Убегающий силуэт, его топот сжимает и разжимает мое сердце. Все дальше и тише. Звуки стихи – сердце тихонько, стараясь оставаться незаметным, отмеряет время жизни.
Я, медленно и аккуратно ступая, побрел в направлении своего дома. Стимулами моего движения сейчас являлись: ноющая боль, не позволяющая сосредоточится, и мокрое пятно в нижней части живота, создающее неприятные ощущения такие, что я начал раздражаться. Пятно росло, рубашка прилипала, что вызывало зуд и неприятное ощущение холода. Раздражение усиливалось и заставляло меня ускорять шаг, что, в свою очередь, усилило боль, которая требовала замедлить шаг. Дилемма требовала найти выход.
– Плевать! – я нервно рванул рубашку. Пуговицы зазвенели, ткань плавно опустилась на мостовую.
Стало легче. Подняв голову, я столкнулся взглядом с “Большой Медведицей”, который меня окончательно успокоил.
Почти достигнув дома я вновь столкнулся с дилеммы. Мокнуть стали штаны. Но теперь я знал, как ее решать. Остановившись, спокойно снял штаны и благополучно дошёл до дома.
***
Жуткая духота, везде витает запах еды. В квартире полумрак. Откуда-то сверху доносится звон посуды. Из-за стены слева истошные завывания. Справа – отборный мат.
Мужчина подходит к кровати и падает на грязный матрац.
