Buch lesen: «Ревизия психоанализа»

Schriftart:

Серия «Философия – Neoclassic»

Erich Fromm

THE REVISION OF PSYCHOANALYSIS

edited and with a foreword by Rainer Funk

Печатается с разрешения The Estate of Erich Fromm and of Annis Fromm и литературного агентства Liepman AG, Literary Agency.

Предисловие

В 1965 году Эрих Фромм стал почетным профессором психоанализа Национального Независимого Университета города Мехико. В том же году он завершил свои полевые исследования общественных отношений в мексиканской деревне Чиконкуак. Освободившись от своих повседневных университетских обязанностей и получив возможность заняться новым проектом, он обратился в различные фонды за средствами, чтобы предпринять «Систематическое исследование гуманистического психоанализа», каковое он рассчитывал написать за несколько следующих лет. Эта работа была задумана как трех- или четырехтомник, в котором предстояло разобрать сложные и многообразные теории и практики психоанализа. То, что задумал Фромм, можно назвать диалектическим пересмотром психоанализа.

Первоначально Фромм собирался написать это «систематическое и всеобъемлющее исследование психоанализа» на основании своего клинического опыта практикующего психоаналитика, преподавателя и наставника. Он также хотел проиллюстрировать свою работу рядом историй болезни. Но этому не суждено было сбыться. За время работы интерес Фромма сместился с проблем формирования адекватной психоаналитической теории к формированию адекватной психоаналитической теории агрессии. Эту работу Фромм представил читателям в 1973 году в объемистом томе «Анатомии человеческой деструктивности».

Другие аспекты работы остались неоконченными или были реализованы лишь в виде теоретических положений. Фромм опубликовал только одну главу этой работы: «Кризис психоанализа» (Fromm, 1970c). В этой главе была подробно обоснована необходимость ревизии психоанализа, даже тех его разновидностей (XII), которые были представлены сторонниками «психологии эго». Фромм, однако, воздержался от обнародования своей позиции – своего взгляда на реформирование и ревизию психоанализа.

В данной книге помещены до сих пор не публиковавшиеся части гуманистического и диалектического пересмотра психоанализа по Фромму, написанные между 1968 и 1970 годами. Самая большая, скрепляющая все содержание часть (глава 2) была совершенно справедливо озаглавлена «Диалектический пересмотр психоанализа». Здесь Фромм развивает свой метод «Психоанализа теорий», каковой он использовал для пересмотра теорий Фрейда. Фромм уделил особое внимание важности общественного подавления для нового определения бессознательного. Эта глава содержит также важное объяснение взглядов Фромма на психотерапевтическую практику. Здесь Фромм впервые говорит о транстерапевтическом психоанализе, описание которого он в 1975 году включил в книгу «Искусство быть» (Fromm, 1989a).

Каждый пересмотр психоанализа должен считаться с важностью сексуальности в протекании психических процессов. Критика Фроммом роли, которую приписывают сексуальности, изложена в главе «Сексуальность и половые извращения». По мнению Фромма, связь между примитивными влечениями и сексуальностью не имеет никакого значения. Фромм приводит примеры сексуальности, проявляющейся до наступления генитальной фазы, извращений, и в частности садистских извращений. Эта новая формулировка психоаналитического учения об извращениях привела Фромма к возобновлению спора с теориями Герберта Маркузе. Написанная как отдельная глава, которую Фромм первоначально хотел опубликовать в качестве «Эпилога» в сборнике «Кризис психоанализа» (1970а), эта работа получила название «Инфантильность и отчаянная маскировка как проявления радикализма». Литературный спор с бывшим коллегой Маркузе начался в 1955 году (Fromm, 1955b, 1956b) и был продолжен в критических главах «Кризиса психоанализа» (1970с, с. 9–41). При чтении главы, которая первоначально была озаглавлена «Мнимый радикализм Герберта Маркузе» (XIII), сразу чувствуется непосредственность и эмоциональность спора.

В письме, направленном в один из фондов, Фромм обосновывал просьбу о финансировании запланированного многотомного труда о психоанализе, описывая происхождение когнитивных процессов, суждения о которых пробудили его интерес к восприятию психоанализа Фрейда в научном сообществе:

«Мои познания в социологии и интерес к ней сначала привели меня к приложению психоаналитической теории к социальным и культурологическим проблемам. Мои статьи на эту тему, в которых уже тогда содержались главные идеи моих последующих работ, были опубликованы в 1932–1934 годах. В этих статьях была впервые показана возможность приложения психоаналитической теории к социально-культурным проблемам… В процессе работы я начал критически относиться к ортодоксальной теории Фрейда и постарался ее модифицировать. Коротко говоря, я попытался сохранить фундаментальные открытия Фрейда, но заменить его механистически-материалистическую философию философией гуманистической. Основой моего теоретического мышления был человек не как машина, процессы напряжения и расслабления которой регулируются химическими средствами, но человек во всем своем целостном единстве, в потребности отношений с миром».

То, о чем здесь очень простыми словами говорит Фромм, является выражением отказа от фрейдистской концепции человека и связанной с нею теорией влечений, отказа, основанного на фундаментально иной метапсихологии. Рассматривать человека нужно в первую очередь как социальное существо; бессознательное представляет для Фромма интерес как коллективное бессознательное и как социальное подавление; человека надо понимать в свете того факта, что им движут не только инстинктивные влечения, но и дихотомическое положение, в котором он находится именно как человек, имея свои, чисто человеческие, потребности. Более того, процесс удовлетворения этих потребностей всегда является социальным по природе. Конфликт между индивидом и обществом, присущий фрейдистской концепции человека, понимается Фроммом как исторически обусловленный антагонизм между продуктивным и непродуктивным характером ориентации индивида в контексте его бытия в обществе.

В соответствии с этим новым подходом, который Фромм набрасывает в первой главе настоящего тома, находится его понимание психоанализа как аналитической социальной психологии. Для него открытие социального бессознательного должно было открыть путь к соответствующему клиническому приложению психоанализа: здравый смысл, ограничения, наложенные внешними обстоятельствами, и так называемая нормальность, а также самоочевидность являются рационализированными выражениями фиксации на идолах, а также верой в иллюзии и идеологии. Все такие рационализации являются, по сути, простыми проявлениями «патологии нормальности».

Поскольку исходная английская рукопись этой книги не была составлена в том виде, в каком вы ее сейчас читаете, я добавил дополнительное членение текста и подзаголовки. Необходимые редакторские дополнения и пропуски отмечены в тексте скобками.

Тюбинген, март 1992 года
Райнер Функ

I
О моем подходе к психоанализу

Существует широко распространенное – не только в научной литературе, посвященной психоанализу, но и в обществе – мнение о фундаментальном противоречии между биологическими и социальными (или культурными) подходами в психоанализе. Очень часто фрейдистский подход называют биологическим, а теории так называемых неофрейдистских школ (представленных, в частности, Г. С. Салливаном, К. Хорни и автором этих строк) считаются культурологическими, словно они противопоставляют себя биологическому подходу. Это соположение биологического и культурологического акцентов не только поверхностно, но и просто ошибочно, по крайней мере, в отношении моих работ. Я не стану здесь обсуждать взгляды Салливана или Хорни, имея в виду, что мои теоретические концепции отличаются от таковых Салливана и Хорни в не меньшей степени, чем отличаются друг от друга взгляды этих ученых.

Идея о том, что моя точка зрения является анти- (или не-) биологической, основана на двух факторах: во-первых, на моем подчеркивании значимости социальных факторов в формировании характера и, во-вторых, на моем критическом отношении к фрейдистской теории инстинктов и теории либидо. Это верно, что теория либидо является биологической, как и каждая теория, касающаяся жизненных процессов {002}, но моя критика теории либидо касается не ее биологической направленности как таковой, а, скорее, ее весьма специфической биологической направленности – а именно ее механистического физиологизма, в котором коренится теория либидо Фрейда. Я подверг критике теорию либидо, а не общую биологическую направленность работ Фрейда. Наоборот, другой аспект биологической направленности Фрейда, его подчеркивание важности конституциональных факторов в структуре личности я не только поддерживаю теоретически, но и использую в своей клинической практике. На самом деле я принял эту направленность намного более серьезно, чем ортодоксальные психоаналитики, которые, формально признавая конституциональные факторы, на практике считают, что личность пациента обусловлена его ранним жизненным опытом в семейном контексте.

К своей механистической физиологической теории Фрейд пришел с неизбежностью – это было неотвратимо. Учитывая скудость данных в эндокринологии и нейрофизиологии того времени, когда Фрейд формулировал свои положения, не стоит удивляться тому, что ему пришлось сконструировать модель, основанную на концепции химического происхождения внутренних напряжений, которые становятся болезненными, и на концепции высвобождения накопленного сексуального напряжения – высвобождения, каковое сам Фрейд назвал «удовольствием». Допущение о патогенетической роли сексуального подавления было очевидным в свете его клинических наблюдений, так как большинство его больных принадлежали к среднему классу с викторианской моралью, которая понуждала их подавлять половые влечения. Господствовавшее влияние термодинамики также, вероятно, подействовало на мышление Фрейда, как об этом пишет Э. Эриксон.

Признавая, что при неврозах самую важную роль играют аспекты, отличные от аспектов, обычно называемых половым влечением, Фрейд расширил концепцию сексуальности, введя понятие «догенитальной сексуальности», допустив тем самым, что его теория либидо может объяснить происхождение энергии, управляющей любым страстным поведением, включая агрессивные и садистские побуждения. После двадцатых годов, в противовес {003} механистически-физиологической направленности теории либидо, Фрейд разработал более широкий биологический подход к концептуализации инстинктов стремления к жизни и смерти. Считая процесс жизни единым целым, он предположил, что два стремления – одно, направленное к жизни (то есть к усилению единения и цельности, названное Эросом), и второе, направленное к смерти и распаду (названное инстинктом смерти), – присущи каждой клетке живого организма. Справедливость этого допущения, возможно, является спорной, но эта новая концепция, несмотря на свою спекулятивность, предложила всеобъемлющую биологическую теорию, касающуюся человеческих страстей.

Исходя из биологической точки зрения, следует отметить, что ранняя теория Фрейда, несмотря на свою узость, была основана на допущении, что в природе живого организма заложено желание жить, в то время как в более глубокой биологической теории второй фазы Фрейд отбросил свою раннюю идею и предположил, что стремление к распаду является такой же полноправной частью человеческой природы, как и стремление к жизни и выживанию. Вместо гидравлической модели нарастающего напряжения и необходимости его уменьшить новым фундаментом мышления Фрейда стало представление о том, что природа живой субстанции зиждется на врожденной полярности жизни и смерти. Трагедия Фрейда заключается в том, что он – по многим причинам – так и не разъяснил базовое противоречие между ранней и поздней теориями и, мало того, даже не попытался их синтезировать в нечто единое.

Создавая параллель связи между некрофилией и анальным садизмом, я попытался вывести связь между элементом фрейдистской теории либидо и его концепцией об инстинкте смерти. Фрейд, продолжая придерживаться своей старой концепции о том, что либидо является мужским влечением, не желал делать почти очевидный шаг, чтобы связать Эрос с полярностью мужского и женского начала, но лишь ограничил концепцию Эроса общим принципом интеграции и единения.

Несмотря на то что биологический подход Фрейда не вызывает никаких сомнений, было бы неверно характеризовать работы Фрейда как противопоставляющие биологическое {004} социальному. Напротив, вопреки этой ложной дихотомии, Фрейд всегда был ориентирован на социальное в человеке. Он никогда не рассматривал человека как изолированное существо, отделенное от социального контекста; он отчетливо заявил об этом в книге «Групповая психология и анализ «Я»:

«Это верно, что индивидуальная психология занимается индивидуальным человеком и исследует способы, какими он пользуется для поиска удовлетворения своих инстинктивных побуждений; но лишь в редких и исключительных случаях индивидуальная психология оказывается в состоянии отказаться от рассмотрения отношения данного индивида к другим индивидам. В индивидуальную ментальную жизнь человека неизменно вовлекается кто-то еще – как образец, как объект, как помощник и как противник; и, таким образом, с самого начала индивидуальная психология, в этом расширенном, но оправданном смысле слова, является одновременно и психологией социальной (Freud 1921c, p. 69)».

Это верно, что, когда Фрейд думал о социальном факторе, он по большей части имел в виду семейное окружение, а не общество в целом, включая классовое деление; но это не отменяет того факта, что в своей попытке понять развитие личности он был вынужден признать воздействие социальных влияний (со стороны семьи) на данную биологическую структуру.

Ложная дихотомия биологического и социального лежит в основе той ложной дихотомии, в свете которой оценивают мои сочинения; их считают «культурными», а не «биологическими». Должен сразу сказать, что мой подход всегда был социобиологическим. В этом отношении он не имеет фундаментальных отличий от подхода Фрейда, но сильно отличается от того типа бихевиористского мышления в психологии и антропологии, каковое исходит из того, что человек рождается на свет чистым листом, на котором культура пишет свои тексты посредством убеждающего влияния обычаев и образования (то есть посредством обучения и определенных жизненных условий) {005}.

На следующих страницах я подведу краткий обзор основных положений, выражающих социобиологический подход (см.: Fromm, 1932a, 1941a и 1955a).

1. Этот подход прежде всего основан на концепции эволюции. Эволюционное мышление – это историческое мышление. Мы называем историческое мышление эволюционным, когда имеем дело с телесными изменениями, каковые происходят в истории развития животных. Об исторических изменениях в узком смысле этого слова мы говорим в том случае, когда говорим о переменах, уже не основанных на физических изменениях организма. Человек появился на определенной стадии эволюции животного мира, и эта стадия характеризуется почти полным исчезновением инстинктивной детерминированности и прогрессивным развитием головного мозга, которое определило появление сознания, воображения, планирования и сомнения. Когда две эти силы достигли определенного порога, родился человек, и с этого момента все его побуждения мотивировались потребностью в выживании в условиях, возникших на этом этапе его эволюции.

«Эволюционные» изменения в живых существах происходят благодаря изменениям физического строения – от одноклеточных организмов до млекопитающих. «Исторические» изменения (то есть эволюция человека) не связаны с анатомическими и физиологическими структурами, но являются ментальными изменениями, адаптированными к социальной системе, в которой был рожден человек. Сама социальная система зависит от многих факторов, таких, как климат, природные ресурсы, плотность населения, средства общения с другими группами, способ производства и т. п. Исторические изменения в человеке происходят в сферах интеллектуальных способностей и эмоциональной зрелости.

Здесь надо добавить важное замечание. Несмотря даже на то что человек сохраняет анатомическую и физиологическую конституцию, которой он обладал в момент своего появления, большой интерес для исследования человека представляет изучение поведения и нейрофизиологических процессов у животных, особенно млекопитающих. Не вызывает, однако, никакого сомнения {006}, что такие поверхностные аналогии, которыми, например, увлекается К. Лоренц, имеют очень небольшое научное значение, и надо проявлять большую осторожность, делая выводы о поведении человека на основании наблюдения за поведением животных, поскольку человек представляет собой систему, характеризующуюся ослабленными инстинктами и высокоразвитым головным мозгом. Но если помнить об этих ловушках, то результаты исследования поведения животных могут оказаться весьма плодотворными для изучения человека. Нет нужды говорить, что психоаналитическое изучение человека должно использовать нейрофизиологические данные, касающиеся человека. Верно, что психоанализ и нейрофизиология – это науки, использующие совершенно разные методы и по необходимости часто ставящие во главу угла совершенно разные проблемы. Благодаря этому каждая из этих наук вынуждена следовать логике своей собственной методологии. Надо надеяться, что в один прекрасный день будет осуществлен синтез психоаналитических и нейрофизиологических данных. Но даже до того, как это произойдет, каждая ветвь науки о человеке должна не только знать о других ветвях и уважать их, но и стимулировать их прогресс, обмениваясь данными и задавая вопросы, помогающие продвигаться в исследованиях.

2. Социобиологический подход ставит в центр исследования проблему выживания. Фундаментальный вопрос звучит так: как может человек, учитывая имеющийся в его распоряжении физиологический и нейрофизиологический аппарат, а также находясь под влиянием своей экзистенциальной дихотомии, выживать физически и ментально? То, что человек должен выживать физически, не требует никакого объяснения, но необходимость выживать ментально требует развернутого ответа.

Прежде всего, человек – это общественное животное. Его физическая конституция такова, что он должен жить в группах, а следовательно, должен сотрудничать с другими людьми – по меньшей мере в делах, касающихся труда и обороны. Условием такого сотрудничества является сохранение душевного здоровья. Для того же, чтобы сохранять душевное здоровье – то есть для того, чтобы выжить ментально (и косвенно физически), – человек должен вступать в отношения с другими людьми. Он должен обладать системой отсчета (рамкой ориентации), которая позволяет ему {007} понимать реальность и поддерживать относительно устойчивую рамку отсчета, чтобы в какой-то степени упорядочить хаотичную во всех остальных отношениях действительность. В свою очередь, эта система отсчета позволяет ему общаться с другими людьми. Кроме того, у человека должна быть система преданности, включающая ценности, которые позволяют концентрировать и направлять энергию в нужных специфических направлениях, что выходит за рамки стремления к простому индивидуальному физическому выживанию. Система ориентации отчасти является продуктом познания, приобретенного в процессе обучения паттернам мышления, характерным для данного общества. Но по большей части система ориентации является производной характера.

Характер – это форма, в какой человеческая энергия принимает известное направление в процессе «социализации» (в соотнесении с другими) и «ассимиляции» (способа приобретения для себя). Характер на самом деле замещает отсутствующие инстинкты. Если человек, чьи действия не определяются инстинктами, будет перед каждым действием решать, как ему действовать, его решения будут запоздалыми и бессвязными. Однако, действуя в соответствии с характером, человек действует как бы автоматически и поэтому последовательно, и энергия, которой заряжены черты его характера, гарантирует эффективное последовательное действие, превосходящее по эффективности действие, которое можно совершить на основе одного только обучения.