Buch lesen: "Скверная"
Посвящается всем непонятым душам

Серия «LAV. Темный роман»
Перевод с английского А. Баннова
Emily McIntire
Wretched (Never After Series)
Печатается с разрешения литературных агентств Brower Literary & Management, Inc., и Andrew Nurnberg.
Иллюстрации и дизайн обложки Smusmumbrik
Copyright © 2022. WRETCHED by Emily McIntire the moral rights of the author have been asserted

© А. Баннов, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Примечание автора
«Скверная» – современный темный «любовный роман».
Это занятная сказка, не фэнтези и не ретеллинг.
Главная героиня – злодейка. Если вы ищите комфортного чтения, уверяю вас, на этих страницах вы его не найдете.
В «Скверной» содержится контент для взрослых, подходящий не для всякой аудитории. Понятия добра и зла в темных «любовных романах» относительны. То, что кому-то покажется непроглядно черным, другой человек сочтет светло-серым. Поэтому читайте эту книгу на свой страх и риск.
Я бы предпочла обойтись без спойлеров, но, если вам нужен детальный список предупреждений, вы сможете найти его на EmilyMcIntire.com.
Пролог
«О сердце судят не по тому, как сильно любишь ты, а по тому, как сильно любят тебя другие».
Л. Фрэнк Баум,«Удивительный волшебник страны Оз».
Эвелина
В семнадцать лет
Горе – странная штука.
Это единственное на свете чувство, которое люди, как они утверждают, понимают, но относятся к нему как к чему-то обременительному.
Время лечит все раны, Эви.
Идите к черту!
Время ничего не лечит. Просто позволяет ранам разрастаться и гнить.
Я верчусь на своем месте. Старая деревянная скамейка царапает бедра, и я морщусь. Моя сестра Дороти – единственная оставшаяся в живых – пристально смотрит на меня, словно моя возня может привлечь ненужное внимание. Можно подумать, все присутствующие и так уже не смотрят в нашу сторону только затем, чтобы тайком ей полюбоваться.
Ее пышные каштановые волосы просто изумительны. Дороти собрала их сегодня в высокий хвост, который раскачивается, когда она поворачивается к священнику. Тот бубнит о вещах, в которых ничего не смыслит. О том, что мертвые остаются в наших воспоминаниях, и никто не уходит в забвение. Но я не свожу глаз с Дороти. И этих ее дурацких раскачивающихся прядей волос каштанового цвета.
У меня так и чешутся руки намотать их на кулак и тянуть, пока я не выдерну их с корнями. Чтобы удержаться, я засовываю их под руки. Как бы мне ни хотелось задушить Дороти, сегодня не до нее.
Сегодня день Нессы.
Несса всегда называла меня рабыней своих порывов, так что я постараюсь их сдержать. Как-никак, это ее поминальная месса.
Это странное ощущение снова комком подкатывает к горлу.
Горе.
Иногда оно текучее, будто морские волны, а иногда застывшее, словно статуи, вырезанные из камня. Сейчас оно похоже на твердый тяжелый камень в груди.
Я прикусываю себя изнутри за щеку, стараясь не сорваться.
Отец, сидящий по другую сторону от Дороти, прочищает горло, и я перевожу на него взгляд. Рассматриваю татуировки, которые тянутся по пальцам и исчезают в рукаве рубашки. Время от времени я стараюсь их изучить, выискивая скрытые подсказки насчет того, что они означают и не изображает ли одна из них меня. Но, скорее всего, ему захотелось изрисовать себя просто от скуки. Это не шутка – восемь лет гнить в тюремной камере размером шесть на восемь футов 1.
Он искоса поглядывает на меня. В выцветших светло-карих глазах скользит печаль. Одной рукой отец обнимает Дороти, и она кладет голову ему на плечо. Не знаю, отчего у него такой страдальческий вид: из-за потери Нессы или из-за всех лет, которые он пропустил. Может, причина и вовсе в чем-то другом.
На самом деле это не важно.
Мы спокойно жили без него, а теперь он вернулся и делает вид, будто не оставлял семью ни с чем, наворотив дел.
Сегодня жарко, и хотя середина лета в Кинленде, штат Иллинойс, обычно вполне терпима, сейчас я словно сгораю заживо. Мой взгляд скользит по комнате, подмечая какие-то инициалы и узоры, вырезанные на скамьях из светлого дерева; цветные блики от витражей, отражающиеся на блестящем полу. Я считаю склоненные головы людей, которые позаботились прийти, предпочитая не придавать значения тому, что они либо дремлют, либо перешептываются, как будто нет ничего зазорного в том, чтобы сплетничать по время поминальной мессы по самому важному человеку в моей жизни.
– Но на первом месте, – звучит голос священника, отражаясь эхом от высоких сводов собора, – для Нессы Уэстерли всегда была семья и вера. И никто не может лучше рассказать о ее любви к семье и Богу, кроме той, кого она любила больше всех… ее сестры.
Мое сердце бешено колотится, я вгоняю ногти в деревянную скамью так, что кажется, будто они сейчас сломаются. Я и не знала, что мне придется выступать с речью. Но я скажу, потому что Несса была для меня больше, чем сестра. На десять лет старше – и на целую вечность мудрее, – она растила меня с девятилетнего возраста, после того, как отца поймали с контрабандой в хвосте его самолета и бросили за решетку. Хотя, по правде говоря, Несса стала заботиться обо мне задолго до этого. Я чувствую, как к моему горлу подкатывает комок. Черт, что мне делать теперь, когда ее больше нет?
У меня в голове мелькает случайная мысль – интересно, покажет ли свое гнусное лицо наша мама? Знает ли она, что ее старшая дочь мертва, в то время как человек, которого она, по ее словам, любила, а потом бросила, вышел на свободу? Я отбрасываю эту мысль, уж лучше считать, что она умерла и гниет в могиле. Так ей и надо за то, что она сбежала с тонущего корабля – бросила нас, когда отца посадили.
Я снова украдкой гляжу на Дороти и прищуриваюсь, видя, как она вытирает глаза платком. Как будто у нее есть право скорбеть. Она ненавидела Нессу.
Если честно, меня она тоже ненавидит, но в случае с нашей сестрой это было другое, более переменчивое чувство. Поначалу это была просто чистая зависть. Несса была старшей из нас и самой красивой. Она привлекала внимание самим своим существованием. А Дороти… она была второй. Синдром среднего ребенка во всей красе.
Когда папу посадили, он напутствовал Нессу, сказав, что хочет ею гордиться. Ни мне, ни Дороти он не произнес ни слова. После этого Дороти изменилась. Ее зависть переросла в ненависть, и позднее из озлобленного ребенка выросла «идеальная» женщина с глубоко укоренившимся комплексом Электры 2.
Она так блестяще играет свою роль, что из нее вышла бы прекрасная актриса.
Вдохнув побольше воздуха, я отбрасываю воспоминания и собираюсь встать, но не успеваю это сделать, как Дороти поднимается и, оттолкнув меня, проскальзывает между скамьями в проход. Она едва удостаивает меня взглядом, но у меня горят глаза, когда я наблюдаю за тем, как эта сучка поднимается на возвышение. Ее гребаный каштановый хвост раскачивается на ходу, серебристые каблучки цокают по деревянному полу.
Я устремляю взгляд на ее ноги и до боли стискиваю зубы.
Туфли Нессы.
Боже, вот сука. Да… горе – странная штука. Как и гнев.
А я в ярости.
Я злюсь на Нессу за то, что она позволила себя убить. И на Дороти за то, что та ее убила.
Глава 1
Николас
Семь лет спустя
– Как ее зовут?
Я искоса наблюдаю, как Сет гладит свою темную бороду.
– Неудивительно, что у тебя нет телки – с такой-то дрянью на лице.
– Женщины любят такую дрянь, – ухмыляется Сет. – Но ты уходишь от ответа.
– Какие-такие женщины?
– Те, которых ты, использовав, оставляешь мне, красавчик, – подмигнув, он встает, берет коричневую куртку, которая хорошо сочетаетя с его темной кожей, и накидывает поверх кобуры с пистолетом на бедре. – Ты правда не хочешь мне ничего рассказать?
Пожав плечами, я разворачиваюсь в кресле перед столом. Стенки моей рабочей кабинки давят на меня со всех сторон.
– Не помню.
– Как всегда, – хмурится Сет.
У меня вырывается смех.
– Она знала, что к чему. Мы просто трахались. Руки я у нее не просил.
Сет качает головой.
– Наверное, не найдется дуры, которая будет рассчитывать больше, чем на одну ночь с тобой, чувак.
У меня перехватывает дыхание, и я с трудом выдавливаю из себя усмешку. Сет прав. Даже если бы я этого захотел, при моем роде занятий отношениям в моей жизни места нет. Работа агента по борьбе с нелегальным бизнесом сопряжена с определенными рисками. Мне и так едва хватает времени заботиться о безопасности сестры. Все прочие отношения станут багажом, в котором я не заинтересован.
– Не сердись, что я отказываюсь изображать какие-то выдуманные эмоции.
Он непонимающе поднимает брови.
– О чем ты, черт побери?
– Любовь, – пожимаю я плечами. – Это фикция. Просто химическая реакция, которую люди выдают за что-то большее.
– Ну, как скажешь, – усмехается Сет. – Не хочешь перекусить?
Я смотрю на длинный ряд стандартных серых столов и затертый синий ковер на полу в проходе.
– Не-а. Меня хочет видеть Кэп.
Сет следит за моим взглядом, упершись в закрытую дверь в кабинет руководителя нашего чикагского подразделения, агента Галена.
– Зачем?
– Наверное, опять поработать где-нибудь нянькой. Бог знает, когда он давал мне настоящее дело.
– Наверное, не следовало трахаться с его дочерью, – усмехается Сет.
Я со стоном провожу ладонями по лицу.
– Это было всего один раз, и я тогда не знал, что она его дочь.
Сет смеется, а я хмурюсь и, схватив со стола ручку, швыряю ему в голову. С его стороны бестактно радоваться моим невзгодам.
Дверь кабинета распахивается, и мы оба поворачиваемся на шум. Сет тут же прекращает смеяться и, откашлявшись, выпрямляется. Я смотрю на него и ухмыляюсь.
Слабак.
Он всегда боялся нашего босса, сколько бы я ни говорил ему, что Кэп из тех, кто лает, но не кусает. Мы оба работаем здесь уже почти десять лет, а Сет по-прежнему ведет себя так, словно только что закончил учебку и боится потерять должность. Однако полевыми агентами не берут кого попало, это место нужно заработать. Вот почему я так люблю эту работу. Ничто не дается просто так. Действуя под прикрытием, я чувствую, как меняю мир. С каждым очередным мерзавцем, которого мы убираем с улиц, чувство вины за то, что я подвел свою семью, становится чуть меньше.
– Вудсворт, – сердито зовет Гален.
Подмигнув Сету, я иду в кабинет, чувствуя, как Кэп прожигает меня взглядом. Не секрет, что он меня ненавидит и хочет, чтобы я свалил из агентства – и его жизни. Но, какие бы чувства он ко мне ни питал, я живу этой работой, и хорош в ней, как никто другой.
Плюхнувшись за стол в жесткое серое кресло напротив босса, обвожу взглядом фотографии его жены и трех дочерей, ощущая, как у меня радостно подрагивает член при виде Саманты, красотки с идеальной оливковой кожей. Она улыбается, обнимая худенькой рукой за плечи младшую сестру.
Вообще-то, я солгал Сету. Я знал, что это была дочь Кэпа. Мне просто было пофиг. Так ему и надо за то, что отстранил меня от расследований и отправил киснуть в офисе.
Кэп прочищает горло, подходит ко мне и, злобно прищурившись, переворачивает фотографию лицом вниз. Уголки моих губ слегка приподнимаются, но я вовремя подавляю улыбку и смотрю на него со скучающим видом.
– Не смей на нее пялиться, поганец, – произносит босс, тыча в меня пальцем
Посмеиваясь, я обезоруживающе поднимаю руки.
– Виноват, Кэп.
Он хмурится.
– Я твой начальник, а не долбаный капитан. И твои извинения яйца выеденного не стоят.
– Просто вы всегда будете капитаном моего сердца, и если вас что-то не радует, то и меня тоже, – возражаю я, с усмешкой прижимая руку к груди. – Ну ладно вам, я же извинился. Что еще я могу сделать?
Он сверлит меня своими темными глазами.
– Ты уже сделал более чем достаточно.
Я выпрямляюсь в кресле.
– Ничего такого, о чем она бы не просила.
По кабинету разносится громкий звук удара по столу. Кэп с силой прижимает пальцы к столешнице.
– Ты уволен.
Пожав плечами, я берусь за подлокотники и поднимаюсь.
– Хорошо.
– Сядь. Черт, – он проводит рукой по лысой голове и выдыхает, плюхаясь в кресло. – Боже, как я тебя ненавижу.
Я вскидываю бровь.
– Разве можно говорить такое подчиненному?
– У меня есть для тебя работа.
Вот, это уже интереснее. Я подаюсь вперед, убирая с лица усмешку.
Наконец-то!
– Ты бывал в Кинленде?
Он с оглушительным стуком швыряет на стол папку из манильской бумаги, и из нее выскальзывают несколько черно-белых фотографий с камеры наблюдения.
Я подбираю их, чтобы рассмотреть внимательнее.
– Да, несколько раз, – беспечно отвечаю, стараясь не обращать внимания на то, как сжимаются мои внутренности при воспоминании о двухчасовом путешествии из Чикаго в Кинленд. Мама возила туда нас с сестрой. – Правда, я давно там не был. С детства.
На последней фразе мой голос слегка дрожит, а затылок немеет. Прочистив горло, я перебираю фотографии. Вот кто-то выгружает ящики из полуприцепа. Вот другой мужчина – пожилой, забитый татухами от пальцев до шеи, с зачесанными назад седыми волосами, – усмехается стоящему рядом парню.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Фаррелл Уэстерли. Слышал о нем?
Я отрицательно качаю головой.
– Чистокровный ирландский американец с типичным послужным списком. Восемь лет в тюрьме Гликен, отпущен досрочно за хорошее поведение. В последние годы вновь стал мозолить глаза. Похоже, этот парень везде поспел.
– Раскаялся и встал на путь истинный? – усмехаюсь я.
– Все они такие, – пыхтит Кэп. – Они орудуют за пределами Кинленда, наводняют улицы этим новым дерьмом.
У меня внутри все сжимается. «Новое дерьмо» называется «Летучая обезьяна», и оно стремительно набирает популярность. Похоже на прочие виды запрещённой продукции, но не совсем. Чертовски популярно, а это означает, что повсюду появляются подделки – изготовители пытаются сделать что-то подобное, но терпят неудачу. Как итог – новые смерти.
Я внимательнее всматриваюсь в двух мужчин на фото.
– Это же?..
– Да.
Выдохнув, я выпрямляюсь. Мне знакомы эти рыжие волосы и мощная фигура.
– Иезекииль О'Коннор.
Я кладу фотографии на стол с неприятным ощущением внутри. Иезекииль хорошо известен в наших кругах. Его отец, Джек О'Коннор, в Чикаго был знаменитым королем ирландской мафии. Но много лет назад его свергли, а затем прикончили в тюрьме, где Джек отбывал срок за многочисленные преступления.
– Вы хотите… отправить меня на разведку?
Босс прищуривается.
– Я хочу, чтобы ты внедрился к ним и нашел их поставщика. Если мы подсечем крупную рыбу, сможем выловить и остальных. Я потратил лучшие годы своей карьеры на слежку за ними не для того, чтобы ирландская мафия возродилась в новом месте с новыми игроками и думала, что снова сможет захватить власть.
Я вскидываю брови.
– Под прикрытием?
– Ты удивлен? – спрашивает он, наклонив голову.
У меня трясутся руки от внезапного прилива адреналина.
– Давно такого не было.
Он ворчит, сведя густые брови так, что на переносице образуется складка.
– Хочешь сказать, что не сдюжишь?
У меня внутри все сжимается, и я резко выпрямляюсь.
– Вы с ума сошли? Никто не справится лучше меня, и вы это знаете, Кэп.
Он берет еще одну фотографию, лежавшую рядом с компьютером, и кладет ее передо мной. Женщина. Очень красивая, с блестящими каштановыми волосами, собранными в высокий хвост, в дизайнерской одежде.
– Это Дороти Уэстерли, дочь Фаррелла. Ходят слухи, что она его слабое место. Постарайся ее охмурить. Она сломается.
– Почему именно ее? – удивляюсь я.
В уголках его губ играет легкая улыбка. Босс откидывается на спинку кресла.
– Разве тебя не тянет к хорошеньким дочкам?
Глава 2
Эвелина
На моем сапоге виднеются следы крови.
Вот черт.
Я скашиваю глаза на поношенный черный сапог из искусственной кожи, ощущая, как у меня сводит живот от раздражения: придется остаток ночи провести в этом поганом клубе с кровью покойника на ноге.
Надеюсь, он не будет преследовать меня, став призраком.
– Что случилось, ворчунья?
Мой лучший – и единственный – друг Коди ухмыляется до ушей, облокотившись на барную стойку рядом со мной.
Я резко вскидываю голову и подношу руку к груди, удивленно вскинув брови.
– Я не ворчунья.
Он запрокидывает голову так, что светлые кудри подпрыгивают, и задорно хохочет.
– Ты на сто процентов пессимистка.
Я смотрю на толпу жаждущих выпить за его спиной и пожимаю плечами.
– Я реалистка. Это совсем другое.
– Боже, ну и зануда, – вздыхает он, закатывая глаза. – Так вот зачем ты меня вытащила? Я думал, в этом парике ты хоть чуть-чуть расслабишься. Блондинки должны быть более веселыми.
Я стискиваю зубы и постукиваю миндальной формы ногтями по барной стойке. Самостоятельно сделанный черный маникюр прекрасно отражает мое настроение. В Чикаго я приехала только потому, что, если кто-то переходит дорогу моему отцу, на меня возлагается прискорбная обязанность выследить этого никчемного идиота и преподать ему урок. Светлый парик и цветные контактные линзы – это маскировка для дела, а не ради веселья.
– Хочешь выпить? – снова спрашивает он, шевеля бровями, полускрытыми за оправой очков.
– Я не пью.
Ответ звучит резче, чем я намеревалась, но у меня усиливается головная боль и нервы ни к черту после того, как утром какой-то засранец оторвал меня от бухгалтерских книг, когда я пыталась придать семейному бизнесу хотя бы видимость законности.
Я снова перевожу взгляд на свой сапог с засохшей кровью.
– С каких это пор ты не пьешь? – хмурится Коди.
Со вздохом я провожу рукой по густым волосам, и обесцвеченные пряди падают мне на плечо.
– Уже целую вечность, Коди. Не знаю. Боже, что за допрос с пристрастием? Я просто решила помочь тебе выбраться из мамочкиного дома, развеяться немного, – отвечаю я, пожимая плечами. – Развлекись немного вместо того, чтобы все время пялиться в компьютер.
Он смотрит на меня в изумлении.
– Прекрасно, – наконец выдыхает он. – Пойду-ка я потанцую. Найду себе кого-нибудь.
Я впервые за вечер улыбаюсь, и Коди подмигивает:
– А когда управишься с тем, зачем на самом деле сюда пришла, советую сделать то же самое. Может быть, это поможет тебе избавиться от этой огромной занозы в заднице.
Отмахнувшись от него, я разворачиваюсь, и непроизвольно вздрагиваю. Ко мне, улыбаясь, идет бармен. Тот самый человек, которого меня послали проверить.
– Хотите чего-нибудь выпить? – спрашивает он.
– Даже не знаю, чего мне хочется, – я выдавливаю лукавую усмешку, глядя на него сквозь ресницы.
Конечно, это ложь. Я заглянула сюда проверить, не барыжит ли он под видом нашего товара липой.
Его голубые глаза вспыхивают.
– Нет никаких предпочтений?
Я повторяю его движения, прижимаясь к стойке так, чтобы верхняя часть моего декольте оказалась у него на виду.
– Дело не в выпивке, понимаешь? Я предпочла бы немного… полетать.
Он опускает взгляд на мою грудь, и я подавляю раздражение оттого, насколько этот тип предсказуем. Откровенно говоря, меня нельзя назвать сногсшибательной красоткой. Мое лицо не идет ни в какое сравнение с изящными чертами моей сестры, но стоит показать мужику сиськи, как у него вся кровь отливает от мозгов куда пониже.
Он облизывает губы.
– Я просто хочу приятно провести время, – я склоняю голову, барабаня по стойке длинными ногтями. – А ты?
Он перекидывает через плечо не первой свежести полотенце и ставит локти на стойку.
– Эндрю! – раздается из-за его спины чей-то голос.
Бармен поворачивается к раздраженной официантке, которая стоит с пустым подносом.
– Чувак, где мои напитки?
Поморщившись, бармен поворачивается ко мне, постукивая костяшками пальцев по стойке.
– Никуда не уходи. У меня есть то, что тебе нужно.
Как только он показывает мне спину, я сбрасываю маску и начинаю вертеть в руках костер3. Меня так и подмывает попросить стакан содовой и салфетку, чтобы оттереть с носка сапога эти чертовы пятна.
Они не бросаются в глаза, но все равно меня беспокоят.
– Ты чересчур стараешься.
Я резко поворачиваю голову, утыкаясь взглядом в крепкую челюсть и ярко-зеленые глаза. Мои брови вопросительно изгибаются.
– Прошу прощения?
Незнакомец усмехается, отчего над уголками его полных губ появляются ямочки. Отпив пива, он прислоняется к бару.
Я фыркаю, раздраженная тем, что этот парень решил меня позлить, но еще больше – его смазливой внешностью, отчего у меня щемит в груди.
– Кто говорит, что я стараюсь?
Он глотает и подходит ближе, обдавая меня ароматом корицы. Затем он проводит рукой по своим коротким, слегка вьющимся каштановым волосам, и я завороженно слежу за этим жестом, а потом опускаю взгляд на его черную кожаную куртку и темные джинсы.
– Если хочешь, можешь попрактиковаться на мне, – он кивает на бармена. – Пока он не вернулся.
Я склоняю голову, пытаясь понять, подкатывает он или смеется надо мной.
– Ничего себе предложение.
Он пожимает плечами.
– У меня хорошее настроение.
Обычно я не люблю, когда вторгаются в мое личное пространство. Но этот парень меня интригует. Кроме того, он привлекательный и, если честно, я возбуждена. Мне встречалось не так много людей, которых я терпела достаточно долго, чтобы позволить им меня завести.
Я отбираю у него пиво и отпиваю маленький глоток. Стараясь не морщиться от кисловатого вкуса, провожу языком по губам. Это странное ощущение, поскольку я избавилась от пирсинга в языке – увы, но такие приметы, как колечки в языке, не помогают сохранять анонимность.
И я не лгала. Я не любительница выпить.
– Это хорошие новости, – я соскальзываю с табурета и подхожу к нему так близко, что моя грудь касается его торса. У него перехватывает дыхание, и я приподнимаюсь на цыпочки, скользя губами по его подбородку. – Потому что я открыта к предложениям.
Я отстраняюсь, а у него загораются глаза, и на лице вновь играет та же сногсшибательная улыбка.
– Ты интересная.
– А ты надоедливый, – парирую я.
Он лишь усмехается в ответ.
У меня в груди разливается приятное тепло, но я прикусываю губу, пряча непрошеную улыбку, и качаю головой.
– Как тебя зовут? – спрашивает он.
Я поднимаю голову.
– А что?
– Просто интересно. Ну, ты понимаешь, парень видит в баре привлекательную девушку и хочет с ней познакомиться, – он протягивает руку. – Меня зовут Ник.
Скрестив руки на груди, я смотрю на его ладонь.
– Вдруг ты пытаешься выведать мое имя, чтобы потом меня преследовать?
– Это довольно самонадеянно с твоей стороны.
– Неужели? Ты тусуешься в клубе один, клеишься к первой попавшейся девушке и спрашиваешь ее имя. Не смотришь «Дейтлайн»4, Николас?
Он взмахивает рукой, указывая на танцпол:
– Я здесь не один. И меня зовут Ник, а не Николас.
Там в самом центре симпатичный парень танцует с какой-то девушкой.
– Это мой друг Сет. Я сегодня получил новую работу, придется ехать в командировку, так что мы празднуем мой отъезд.
– Я бы тоже праздновала твой отъезд.
Он со смехом отпивает пива с того края бокала, которого касались мои губы, и проводит языком по губам, не сводя с меня взгляда. Я чувствую усиливающееся внутри напряжение и приятный жар между ног.
Хм, надо же как этот тип на меня действует.
– Послушай, у меня нет времени на всю эту ерунду, – говорю я, взмахивая рукой. – Так что либо переходи к сути, либо подыщи себе кого-нибудь еще. Уверена, тут куча неудовлетворенных баб, готовых поделиться с тобой личной информацией, чтобы ты потом заглядывал к ним в окна.
Он ставит бокал, бросает взгляд куда-то мимо меня, а потом подходит и наклоняется, почти вплотную приблизившись губами к моей щеке. Я судорожно втягиваю воздух, ощущая, как бешено колотится мое сердце.
– Я не собираюсь преследовать тебя, красотка, – произносит он, заправляя прядь волос мне за ухо. – Я хочу тебя трахнуть.
Ох.
У меня внутри вспыхивает жаркое порочное пламя. Этот парень опасен. К тому же, я не могу позволить себе отвлекаться. Хотя… я бросаю взгляд на Эндрю, бармена. Ему еще минимум два часа работать. Немного развлечься не повредит, почему бы не побаловать себя? Кроме того, я не привыкла быть в центре внимания. Обычно я прячусь по темным углам, стараясь слиться с тенями. Так проще наблюдать за сестрой, Дороти, не соскользнет ли с нее образцовая личина, чтобы я могла получить доказательства того, о чем гадала много лет. Что это она убила Нессу.
Такая неожиданная смена темпа, как ни странно, мне даже нравится.
– Ладно… – я постукиваю по барной стойке, чувствуя, как обжигающий взгляд Николаса скользит по моей фигуре. – Это было неплохо, но мне нужно в дамскую комнату. Ради твоего собственного блага не советую идти за мной, сталкер.
Он сжимает губы, словно сдерживая усмешку, и склоняет голову.
Если честно, я ожидала, что он не послушается моего совета, но, к своему удивлению, ошиблась. Пробираясь через танцпол, а затем протискиваясь в узких коридорах между потных тел, я нигде его не вижу.
Что ж, оно и к лучшему.
Я открываю дверь и захожу в дамскую комнату. Это маленькое помещение со стенами в черно-белой плитке и всего с парой унитазов. Я заглядываю под дверцы обеих кабинок, проверяя, что никого нет, а затем подхожу к раковине и, опершись на нее обеими руками, глубоко вздыхаю.
Дверь за моей спиной распахивается, а затем хлопает, отлетев обратно, отчего мое сердце подскакивает к горлу, и все защитные реакции обостряются. Раздается звук защелкивающегося замка. Я разворачиваюсь, наткнувшись на взгляд Николаса, и у меня внутри все сжимается от волнения. Его глаза потемнели. Он идет ко мне, склонив голову, затем снимает куртку и швыряет на раковину. Я отступаю, пока не упираюсь спиной в шероховатую кафельную плитку, но он не останавливается, пока не прижимается ко мне всем телом, и меня охватывает трепет.
– Так и знала, что ты за мной пойдешь, – усмехаюсь я, закатывая глаза. – Как это предсказуемо.
Он запускает руку в мои волосы и тянет, заставляя меня запрокинуть голову и встретиться с ним взглядом.
Боже.
Мое сердце тревожно колотится. Надеюсь, клей не подведет, и он не сможет сорвать с меня парик.
– Оказывается, я не знаю, что для меня благо, – говорит он.
А потом наклоняется и целует меня.
Я издаю стон и хватаю его за затылок. Его язык проникает в мой рот, сплетаясь с моим. У него сладкий и пряный вкус, и на мгновение я позволяю себе забыться. Я больше никогда не увижу этого парня, но надеюсь, что его бравада не окажется пустым звуком, и он хотя бы подарит мне оргазм прежде, чем исчезнуть без следа.
Он берет меня за бедра и приподнимает, изо всех сил прижимаясь к моей промежности. У меня из груди вырывается стон от его напора.
Хорошо, что я оставила пистолет в машине. Было бы очень неловко объяснять, зачем он мне нужен.
Я обхватываю ногами его спину и возбужденно трусь о него, двигая бедрами.
Он бормочет проклятия и, оторвавшись от моего рта, скользит губами по моей шее.
Я вся теку и, чтобы дать ему больше пространства, выгибаю спину, ударившись головой о стену.
– Ты скажешь свое имя? – хрипло спрашивает он.
– Нет.
Я опускаю руку, расстегиваю пуговицу на его джинсах и просовываю руку, ощупывая его член. У меня внутри все сжимается, когда я понимаю, какой он большой.
Он опускает мои ноги и чуть отстраняется, чтобы достать из кармана презерватив. Я нетерпеливо выхватываю упаковку, падаю на колени и стягиваю с Николаса джинсы, высвобождая из боксеров его член. Головка подернута влагой, и я со стоном слизываю соленую жидкость. Что ж, на вкус неплохо. Тогда я решаю, что хочу большего, и заглатываю его полностью.
– Иисусе, – стонет он, упираясь ладонями в стену.
Я несколько раз провожу языком по толстой вене вдоль стержня, а потом позволяю ему выскользнуть. Разорвав зубами обертку презерватива, я надеваю его на пульсирующий член Николаса, чувствуя, как он прожигает взглядом мою макушку.
Схватив за плечи, он агрессивно поднимает меня с колен, а затем, не успеваю я моргнуть, задирает на мне юбку и отбрасывает трусики.
– Я должен в тебя войти.
Он снова заводит мои ноги себе за спину и входит одним уверенным движением.
Боже, как глубоко!
Он начинает быстро и жестко, заставляя меня закатывать глаза от экстаза. Меня никогда еще так не трахали. Быстро и грубо, будто ему больше никто не нужен, кроме меня.
Эта мысль в сочетании с тем, как он меня заполняет, ускоряет приближение оргазма. Клитор набухает, напряжение внутри нарастает.
– О боже, – бормочу я, несмотря на то, что моя голова бьется о стену. – У тебя шикарный член.
Он усмехается, вжимаясь в меня еще сильнее. Он с такой силой вцепился мне в бедра, что могут остаться синяки.
– Ну же, покажи, – говорит он, прикусывая мочку моего уха. – Покажи, как сильно тебе нравится мой член.
Его слова становятся последней каплей, и я взрываюсь. Вспышка ослепляет, заставляя меня вгонять ему ногти в плечи, но он продолжает двигаться.
– Вот так, красотка. Давай, не стесняйся.
Еще несколько толчков – и он входит так глубоко, что его бедра прижимаются к моим. Низкий стон Николаса отдается по всему моему телу, вплоть до мозга костей, и я чувствую, как сильно дергается его член.
Я медленно спускаюсь с небес на землю, пытаясь понять, что только что произошло, и где я нахожусь.
А также вспоминая, зачем сюда явилась.
Он опускает мои дрожащие ноги, проводит подушечками пальцев по моим бедрам и, взяв меня за бока, прижимается своим лбом к моему.
– Скажи, как тебя зовут, – шепчет он.
Я отталкиваю его и отворачиваюсь. Руки и ноги у меня все еще дрожат.
Определенно, это лучший секс в моей жизни.
Мне вдруг становится душно. Пора уходить. Сейчас же.
Мне не нравится то, что он заставляет меня чувствовать. Потому что мне хочется назвать ему свое имя. Спросить, куда он уезжает и кто его друзья, а такое поведение совершенно не в моих правилах.
Я никогда так себя не веду.
Однако я разворачиваюсь, и мне кажется, что стены смыкаются вокруг меня. Подойдя к Николасу, я обнимаю его за шею и, встав на цыпочки, нежно целую в опухшие губы.
Его глаза темнеют.
Затем я выхожу из туалета, шагая как можно быстрее, чтобы он не увязался за мной следом.
Он не стал этого делать.
И когда три часа спустя в глухом переулке я всаживаю в шею бармена Эндрю пулю, а он падает на колени, роняя пакет с поддельным товаром, и его кровь заливает потрескавшийся тротуар… у меня в голове крутится лишь одна мысль – как жаль, что я так и не назвала Николасу свое имя.