Buch lesen: «Сила смысла. Создай жизнь, которая имеет значение»

Emily Esfahani Smith

The Power of Meaning: Crafting a Life That Matters

© 2017 by Emily Esfahani Smith

© Полищук В., перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Поучительное руководство к раскрытию смысла счастья. Эмили Смит перекраивает наше понимание того, что же на самом деле является хорошо прожитой жизнью!

Publishers Weekly

Прекрасная книга о том, что мы все стремимся к жизни, пол-ной глубины и значимости. Среди книг, постоянно кричащих о счастье, эта теплая и мудрая книга ведет нас к тому, что действительно имеет значение.

Сьюзан Кейн, автор бестселлера «Интроверты. Как использовать особенности своего характера»

Простая и элегантная книга, полная понимания того, что в на-шей повседневной жизни нам нужно думать о других и иметь цели, которые включают в себя заботу о других или работу для чего-то другого, кроме нашего собственного процветания и прогресса.

Wall Street Journal

Захватывающее чтение о поисках одной вещи, которая имеет значение больше, чем счастье. Эмили Эсфахани Смит показывает, почему мы теряем смысл жизни и как его найти. Прекрасно написанная, основанная на доказательствах и вдохновляющая, это книга, которую я ждал очень долго.

Адам Грант, автор бестселлера «Брать или отдавать. Новый взгляд на психологию отношений»

От подростков, лишенных сна, до перегруженных работой про-фессионалов —все страдают от эпидемии стресса и истощения. Ясно, что наше определение успеха неверно. Как показывает Эмили Эсфахани Смит, только найдя свою цель и открыв себя тайне жизни, мы можем найти истинное благополучие. Сочетая передовые исследования с увлекательным повествованием, эта книга вдохновляет нас на то, что действительно важно.

Арианна Хаффингтон, соосновательница и главный редактор «The Huffington Post»

В этой книге органично переплетаются передовые психологические исследования, реальные истории и литературные образы. И все они показывают, как важно найти или создать смысл, чтобы жизнь стала счастливой.

Барри Шварц, психолог, автор бестселлера «Почему „больше“ значит „меньше“»

Поиск смысла жизни стал намного легче и увлекательнее. Последуйте за Эмили Эсфахани Смит в этом великом путешествии, которое люди предпринимали всегда, – и вы не понапрасну доверитесь проводнику, который знает, куда идет.

Даррин М. Мак-Махон, автор книги «История счастья», профессор истории Дартмутского колледжа

Как часто мы идем по жизни слово лунатики, не изучая и не постигая ее. Книга Эмили Эсфахани Смит показывает нам, что этот путь можно пройти совсем иначе. Как отыскать цель и смысл? Какую роль в поисках жизненного смысла играет наша работа? Эта книга читается легко, но представляет собой основательное исследование, которое поможет вам ответить на подобные вопросы.

Крис Жильбо, автор книги «Рожденный для этого» и «Проект, стартующий со ста долларов»

Захватывающее приглашение прожить жизнь, которая будет не только счастливой, но и полной смысла, благих целей и трансцендентного единения с миром. Научные исследования и философские выкладки в книге органично сочетаются с трогательными откровениями обычных людей, жизнь которых на-полнена высшим смыслом. Смит отвечает на самые наболевшие и важные вопросы нашего существования —отвечает увлекательно, мастерски и вдохновляюще.

Эмма Сеппала, автор книги «Дорога к счастью»,   научный директор образовательно-исследовательского   Центра исследования сострадания и альтруизма при Стэнфордском университете

Моим родителям, Тиму и Фатане, брату Тристану, нашему любимому Медвежонку. Да пребудет с вами любовь.

В чем смысл жизни? Вот такой простой вопрос, но именно он с возрастом становится все острее. Великое откровение так и не наступает. Великое откровение, возможно, не наступит никогда. Вместо него – маленькие ежедневные чудеса, озарения, внезапные вспышки во тьме. И вот одно из таких чудес.

Вирджиния Вулф

Предисловие

Когда я была ребенком, по четвергам и воскресеньям в просторном городском доме в Монреале мои родители регулярно собирали в гостиной группу искателей истины. В своей обычной жизни наши гости работали в самых разных областях и растили детей, но при этом их интересовало нечто большее – духовный поиск. Мои родители проводили суфийские собрания. Суфизм – это эзотерическая школа, которая берет свои корни в исламе, но отстоит от его основ достаточно далеко. Ниматаллахский орден суфиев, к которому принадлежат мои родители, возник в Иране в XIV веке и с тех пор нашел множество сторонников по всему миру. Дважды в неделю дервиши (так называют членов ордена) садились на пол и на несколько часов погружались в медитацию под звуки традиционной суфийской музыки. Закрыв глаза и склонив голову на грудь, они безмолвно повторяли имя Господа или его эпитеты.

Для меня, маленькой впечатлительной девочки, жизнь среди суфиев имела волшебное очарование. Наш кров служил им молельным домом, стены были украшены изречениями, начертанными арабской вязью, – мой папа собственноручно вырезал их на деревянных табличках. Гостям постоянно подавали вкуснейший чай, и в воздухе был разлит аромат бергамота. После медитации все суфии пили чай, который мама заваривала на розовой воде, шафране, кардамоне и меде и изящно подавала вместе с иранскими сладостями. Иногда подавать угощения доверяли мне, и я старательно ходила по гостиной с подносом, который был уставлен стеклянными стаканчиками на блюдечках и тарелочками с угощением, – и почтительно опускалась на колени перед каждым дервишем.

Дервиши любили макать кусочки сахара-рафинада в чай и есть вприкуску, зажав сахарный кубик между зубами. Они питали особую любовь к песнопениям средневековых суфийских мудрецов и святых и частенько распевали их стихи. Например, с большим почтением и любовью цитировали стихи знаменитого поэта-мудреца Руми. Вот его бессмертные строки: «С тех пор, как я расстался со своей камышовой хижиной, каждая нота, которую прошепчу, заставляет людские сердца плакать». А вот строки из откровений мудреца Аттара, обращенные к искателям истины: «Когда любовь заговорит в твоем сердце, отвергни „Я“, отвергни себялюбие, тот водоворот, в котором гибнут наши жизни». Но, кроме того, дервиши любили и просто сидеть в молчании, наслаждаясь обществом единомышленников, кротко и мирно размышляя о Боге.

Дервиши называют суфизм «тропой любви». Те, кто вступил на нее, следуют к Богу через воплощение любви. Эта тропа призывает странников отказаться от себялюбия и каждый свой шаг совершать с мыслью о Боге и в любви к Нему. Для суфиев поклонение Всевышнему означает, что ты любишь и почитаешь все божьи творения, в том числе и всех людей, созданных Им. Сердцевина суфийского учения – это «мохаббат», любящая доброта.

Когда мы только переехали в Монреаль, к нам на помощь прибыли суфии со всей Северной Америки. Они проворно и умело помогли моим родителям преобразить стандартный кирпичный дом, где раньше размещалась юридическая контора, превратив его в мистическое пространство меджлиса – молитвенного дома для духовных собраний. Однажды к нам в дверь постучался голодный бездомный в поисках ужина и ночлега. Его гостеприимно впустили, накормили и оставили ночевать. Когда мой отец похвалил симпатичный шарф, которым щеголял его единомышленник-дервиш, обладатель шарфа тотчас снял его и от всего сердца подарил отцу. При этом было видно, что даритель безмерно рад. (Правда, после этого сконфуженный папа предупредил нас, чтобы мы были осторожнее с похвалами в адрес наших единомышленников и их вещей, иначе задарят.)

По особым случаям, например, когда приезжал шейх-священнослужитель или новый дервиш принимал посвящение при вступлении в ряды ордена, к нам съезжались суфии со всей Канады и США. Они жили у нас по несколько дней, ночуя на подушках для медитации в гостиной, библиотеке… да, в общем, на каждом свободном пятачке. Конечно, по ночам по дому разносился храп, а днем в ванную и туалет была очередь, но это никого не раздражало. Дервиши излучали любовь и тепло. Несмотря на многочасовые медитации, у них оставалось время и для других занятий. Например, они играли традиционную суфийскую музыку на персидских инструментах – рамочном барабане под названием «даф» и персидской лютне-тар – и, конечно, исполняли суфийские песни. А я сидела на потертом персидском ковре, слушала, макала сахар в чай, подражая взрослым суфиям, и по их примеру пыталась медитировать.

У суфиев была целая система будничных ритуалов, которые они строго соблюдали. Приветствуя друг друга, дервиши говорили «йа хакк», то есть «Истина», при этом складывали руки в знак, изображающий сердце, и целовали это сердце. При входе в наше помещение для медитации они отдавали дань уважения земле, прикасаясь кончиками пальцев к полу и затем целуя их. Вместе с единомышленниками мама готовила иранские блюда, а трапезничали, расстелив скатерть на полу и усевшись вокруг нее. Я помогала расставлять блюда и вместе с родителями ожидала, когда все рассядутся. Только после этого мы, хозяева, садились на оставшиеся места. У суфиев принято вкушать пищу в молчании. Как правило, никто не заговаривал прежде шейха. Также было принято заканчивать трапезу раньше него, чтобы его не задерживать. (Впрочем, шейхи проявляли мудрость и деликатность – они ели очень медленно, чтобы все успели насытиться и всем было удобно.) Эти смиренные и милые ритуалы играли и играют для суфиев огромную роль, потому что помогают избавиться от себялюбия и эгоцентризма. Согласно суфийскому учению, именно себялюбие мешает людям любить Бога и все его творения.

Подобный образ жизни нравился суфиям. Многие из них уехали из Ирана и других тоталитарных государств и переселились в Канаду и США. Часть традиционных мусульман считает суфизм эзотерической ересью, поэтому на Ближнем Востоке последователи этого учения подвергаются безжалостному преследованию. У многих знакомых мне суфиев за плечами тяжелый жизненный опыт, но все они, как правило, не оглядываются на прошлое, а с надеждой смотрят вперед. Духовная практика требует от дервиша самоотверженности, готовности служить людям, сострадать, отказываться от личного комфорта, удовольствия и материальных достижений. Но именно эта практика духовно обогащает дервишей и поднимает их высоко над бытом. Она придает их жизни смысл.

Суфии, собиравшиеся у нас дома, следовали многовековой традиции духовного поиска. С самого начала своего существования род человеческий стремился узнать, как сделать жизнь осмысленной и значимой. Один из древнейших эпосов в мировой литературе – «Песнь о Гильгамеше», – созданный четыре тысячи лет назад, посвящен духовным исканиям героя: тот стремится понять, как жить, хотя знает, что смертен. С тех времен прошли многие века, но вопрос о смысле жизни по-прежнему стоит очень остро и сохраняет свою актуальность для всего человечества. Философия, религия, естественные науки, литература и даже искусство отчасти возникли именно как ответ на два вопроса: «В чем смысл жизни?» и «Как жить осмысленно и мудро?».

Первый вопрос касается глобальных тем. Откуда возникла вселенная? В чем цель и значение жизни? Существует ли нечто трансцендентное, некая высшая сила, которая придает нашей жизни смысл?

Второй вопрос связан с поисками цели и значения в земной жизни конкретного человека. По какой шкале ценностей мне жить? Какие события, отношения, дела и занятия позволят мне наполнить смыслом свои земные дни? Какую дорогу в жизни избрать?

На протяжении всей истории человечества религиозные и духовные учения давали ответы на оба вопроса. В большинстве традиций говорилось, что смысл жизни – в Боге, или некой высшей реальности, к которой стремится присоединиться искатель истины. Следуя нравственным правилам, через молитвы, посты, медитации и творение добрых дел человек приближается к высшей силе, к высшей реальности и наполняет свою будничную земную жизнь особым значением. Так людей учили раньше. Но сейчас многое изменилось.

Разумеется, и в наши дни миллиарды людей обретают смысл жизни, следуя религиозным наставлениям. Но в современном развитом мире религия утратила тот непоколебимый авторитет, каким пользовалась в былые времена. Большинство моих соотечественников считают себя верующими, а многие – духовными людьми, но лишь некоторые из них ходят в церковь, регулярно молятся или принадлежат к какой-то конкретной религии. В целом людей, которые считают религию важной составляющей своей жизни, стало гораздо меньше. Если раньше религиозный путь был единственным способом обрести смысл жизни, то теперь он лишь один из множества. И это кардинальное изменение общества привело многих из нас в состояние растерянности. Для миллионов людей, как верующих, так и атеистов, стало крайне важно отыскать смысл жизни – именно здешней, земной жизни. В наши дни это трудно как никогда.

В конечном итоге мы с родителями переехали из Канады в США, и наш молельный дом, где дневали и ночевали суфии, остался в прошлом. В Штатах бурный вихрь жизни закружил нас и заставил отказаться от ритуалов медитации, пения и чаепитий. Но я продолжала искать смысл жизни. В подростковые годы эти поиски привели меня к философии – дисциплине, которая издревле сосредоточена на поисках смысла жизни. Почти все мыслители от Аристотеля до Ницше предлагали собственное видение того, что представляет собой жизнь, наполненная смыслом. Однако, поступив в колледж, я узнала, что академическая философия уже практически прекратила поиски в этом направлении. Теперь ее интересы сосредоточились на вопросах эзотерических и сугубо технических: например, природа творения или философия компьютеров.

Тем временем я с юношеским энтузиазмом погрузилась в студенческую жизнь с ее особой молодежной культурой. В этой среде не было места философии, глобальными вопросами бытия мало кто интересовался. В большинстве своем мои сверстники превыше всего ставили желание преуспеть в карьере. Они выросли в мире яростного состязания за награды и отметки, которые позволяют поступить в престижную школу, затем в столь же престижный колледж, после чего найти престижную высокооплачиваемую работу. Выбирая для себя лекции, семинары и занятия, мои сверстники руководствовались именно такими задачами и ориентирами. Ко времени выпуска их шустрые умы впитывали специализированные профессиональные знания, а в аспирантуре – дополнительную информацию еще более узкого профиля. У меня были знакомые, которые могли с ходу прочесть лекцию об усовершенствовании медицины в странах третьего мира, о том, как с помощью статистического моделирования предсказать результаты выборов или как переработать литературное произведение. Но все они понятия не имели о том, что придает жизни высший смысл, какие цели могут быть выше, чем заработок и карьера. В пределах дружеского общения им негде и не с кем было обсуждать подобные вопросы. Впрочем, студенты ими и не задавались.

В этом они были не одиноки. Уровень образования неуклонно повышается, диплом принято считать залогом личной финансовой стабильности, и многие люди в наши дни считают, что образование – лишь инструмент, трамплин для карьеры, а не возможность нравственного и интеллектуального роста. Недавно было проведено научное исследование по изучению шкалы ценностей у студентов и того, как она менялась с 1960-х годов до наших дней. По данным исследователей, в конце 1960-х первокурсники считали своим приоритетом «обретение ясной философской основы жизни». Подавляющее большинство, 86 %, назвали это «важной» или «главной» целью для себя. Но к началу 2000-х годов приоритеты изменились: теперь студенты в большинстве своем стали стремиться к «финансовому процветанию», и лишь 40 % назвали смысл жизни в качестве приоритета. Конечно, большинство студентов по сей день задумываются о значении своей жизни, но эти духовные поиски больше не играют роли в их образовании, не определяют их учебу, выбор дисциплин и так далее.

Некогда эта цель – научить студентов жить – была главной миссией колледжей и университетов. Студенты приходили в стены учебных заведений, чтобы расти духовно и интеллектуально, здесь их интенсивно обучали классическим дисциплинам, философии и теологии. Они получали знания в соответствии с заранее составленной единой программой, объясняющей, что является главным в жизни. Все студенты исповедовали одни и те же верования в Бога, одни и те же христианские нравственные ценности – все это служило фундаментом образования. Но уже к началу XIX века религиозность стала приходить в упадок. Профессор Йельского университета Энтони Кронман, юрист и социальный критик, пишет, что в те годы естественным образом возник вопрос, «возможно ли исследовать смысл жизни свободно и организованно, невзирая на то, что религиозные основы жизни уже подвергнуты сомнениям».

Многие преподаватели тогда сочли, что это не только возможно, но и является их обязанностью – вести студентов таким путем в поисках смысла жизни. Действительно, религия уже не могла предложить студентам четкие ответы на главные жизненные вопросы, но некоторые преподаватели считали, что это по силам гуманитарным наукам. Не желая бросать студентов без поддержки на столь нелегком пути, такие преподаватели решили погрузить своих подопечных в обширную и давнюю традицию искусств и литературы. Поэтому с середины и до конца XIX века программа многих высших учебных заведений была сосредоточена на шедеврах литературы и философии: «Илиаде» Гомера, диалогах Платона, «Божественной комедии» Данте, трудах Сервантеса, Шекспира, Монтеня, Гёте и других.

Предполагалось, что, штудируя эти тексты, студенты будут внимать «беседам великих», которые ведутся вот уже тысячи лет, и в конечном итоге принимать в них участие. Изучая различные точки зрения на смысл жизни, студенты имели возможность делать собственные умозаключения и решать, как им жить. Кто является лучшим примером для подражания – гомеровский Ахилл, который стремится к славе и подвигам, или пилигрим из «Божественной комедии»? Что можно узнать о смысле жизни из трудов Аристотеля по этике? Чему учит нас история о любви и страсти «Госпожа Бовари» Флобера? А «Эмма» Джейн Остен? Единственно верного ответа на эти вопросы не было и быть не могло, но, изучая все эти краеугольные камни культуры, студенты постигали тот универсальный язык, на котором они могли говорить о смысле жизни со сверстниками, преподавателями и близкими.

Однако к началу XX века ситуация вновь изменилась. После Первой мировой войны возникли первые научно-исследовательские учебные заведения. Конечно, в Европе, и в Германии в частности, они существовали уже давно – я же говорю о США. В них приоритетом было специальное образование и его плоды. Для облегчения задач обучения создавались отдельные области исследований, в каждой из которых применялись свои систематические и объективные методы. Преподаватели старались разбить эти сферы на еще более конкретные и узкие области исследования, в то время как студенты тоже выбирали себе узкую область для подготовки к карьере по окончании учебы. В конечном итоге программа, ориентированная на гуманитарные науки, развалилась, а студентам была предоставлена возможность самостоятельно выбирать курсы и занятия из ряда вариантов. Именно по этой модели до сих пор работает большая часть высших учебных заведений.

Исследовательская модель нанесла удар по идее о том, что смысл жизни можно постичь в учебном заведении научным путем. Теперь, когда в институтах и университетах стали растить специалистов узкого профиля, большинство преподавателей поверили, что разъяснять студентам смысл жизни вообще не входит в их обязанности. Более того, ни права, ни нужных знаний для этого у них, преподавателей, не имеется. Часть наставников стала считать поиски смысла жизни наивными, нелепыми или незаконными. В конце концов, вопрос о том, как жить, требует обсуждения абстрактных понятий, личных и моральных ценностей. Профессора утверждали, что подобные вопросы чужды учебным заведениям, чья цель – помогать студентам в постижении объективных знаний. Один ученый написал несколько лет назад: «В научных кругах все больше сходятся на том, что мы, преподаватели, не должны направлять студентов в поиске основ осмысленной жизни или развитии их характера, но вместо этого должны передать им знания и методы по конкретным научным дисциплинам, а также научить их мыслить критически».

Однако в последние годы налицо занятная тенденция. Смысл жизни снова отвоевал себе место в наших учебных заведениях, причем там, где никто не ожидал, а именно – в науке. За последние несколько десятилетий группа социологов и психологов начала исследовать вопрос о том, как жить осмысленно и мудро.

Многие из этих ученых трудятся в области, которая называется позитивной психологией. Эта дисциплина, как и социальные науки в целом, рождена в научно-исследовательских заведениях и черпает свои открытия в эмпирических поисках, но в то же время во многом опирается на традиции и знания гуманитарных наук. Позитивная психология была создана Мартином Зелигманом из университета Пенсильвании. Зелигман много лет трудился над психологическими исследованиями и пришел к заключению, что эта область работы переживает кризис. Как и его коллеги, он мог вылечить от депрессии, беспомощности, тревоги, но ученый пришел к выводу, что помочь человеку избавиться от собственных демонов и научить его жить осмысленно и мудро – далеко не одно и то же. Хотя психологи ставили перед собой задачу заботиться о человеческой душе и изучать ее, они очень мало знали о духовном человеческом потенциале. Осознав это, Зелигман в 1998 году призвал коллег разобраться, что делает жизнь осмысленной и придает ей ценность.

Социологи откликнулись на его призыв, но многие сосредоточились на теме, которая одновременно и очевидна, и предельно проста: это тема счастья. Некоторые исследователи стали изучать преимущества счастья, другие заинтересовались его причинами, а кто-то начал искать ответ на вопрос, как стать счастливее в повседневной жизни. Хотя позитивная психология изначально создавалась, чтобы изучать жизненное благополучие в целом, все же самой перспективной областью в ней стали именно эмпирические исследования счастья. Они же до сих пор служат визитной карточкой этой научной дисциплины. В конце 1980-х и начале 1990-х гг. публиковались сотни научных исследований о счастье, а к 2014 году число работ на эту тему стало превышать десять тысяч в год!

Для психологии это был мощный шаг вперед и важная перемена, которая немедленно вызвала реакцию широкой публики. Средства массовой информации стали уделять повышенное внимание новостям из этой области научных исследований. Вскоре предприниматели принялись извлекать из этого выгоду: основывать фирмы, Интернет-компании и программы-приложения, которые помогают обычным людям пользоваться достижениями и открытиями в этой области. Затем, как грибы после дождя, стали появляться многочисленные знаменитости, персональные наставники, мотивационные ораторы – и все они рвались проповедовать, как достичь счастья. Согласно данным журнала Psychology Today в 2000 году на тему счастья вышло всего лишь 50 книг. Но уже к 2008 этот скромный показатель взлетел до 4000 книг! Конечно, людей всегда интересовало, как обрести счастье, но столь высокое внимание к вопросу со стороны науки мгновенно вызвало резонанс в обществе: с середины 2000-х, если верить статистике поисковых систем в Интернете, интерес к понятию «счастье» утроился. «Кратчайший путь ко всему, чего вы хотите в жизни, – это быть счастливым и ощущать счастье прямо сейчас!» – пишет Ронда Берн в своей книге «Секрет», ставшей бестселлером в 2006 году.

И все же на фоне этого ажиотажа обозначилась одна серьезная проблема: своих обещаний индустрия счастья так и не выполнила. Да, она неуклонно растет и развивается, но человеческое сообщество в настоящее время ощущает себя несчастнее, чем когда-либо. В самом деле, социологи констатируют печальную иронию: в погоне за счастьем люди становятся все несчастнее.

Этот факт совершенно не удивит тех, кто изучает гуманитарные науки. Философы давно сомневаются, что счастье может быть ценным само по себе, в отрыве от всего остального. Философ XIX века Джон Стюарт Милль писал: «Лучше быть неудовлетворенным человеком, чем удовлетворенной свиньей; лучше быть неудовлетворенным Сократом, чем удовлетворенным болваном». К этому гарвардский философ XX века Роберт Нозик добавил: «И, хотя лучше всего быть удовлетворенным Сократом, при наличии счастья и глубины мы бы скорее пожертвовали частицей счастья, чтобы обрести больше глубины».

Нозик скептически относился к счастью. Он разработал мыслительный эксперимент, чтобы доказать и подкрепить свой скепсис. Ученый предлагает: представьте себе, что вы живете в замкнутом пространстве, в котором вам доступны любые желаемые ощущения и впечатления. Его идея напоминает сценарий знаменитого фильма «Матрица»: «Супер-пупер-ученые могут стимулировать ваш мозг так, что вы вообразите и ощутите, как пишете великий роман, обзаводитесь другом или читаете интересную книгу. Но все это время вы будете находиться в своеобразном резервуаре, с электродами, подключенными к вашему мозгу». Затем Нозик спрашивает: «Подключитесь ли вы к этой машине для жизни, заранее программируя все свои впечатления и ощущения?»

Если бы счастье и впрямь было единственной целью в жизни, то большинство людей предпочли бы счастливо бултыхаться в резервуаре с электродами. То была бы беззаботная и легкая жизнь – без травм, печали, утрат, потому что все это было бы отключено навсегда. Можно было бы всегда ощущать только удовлетворение и, возможно, собственную значимость. Время от времени можно было бы выходить из резервуара и решать, какие еще впечатления вы хотите запрограммировать для себя. Если вам трудно определиться с выбором или ассортимент впечатлений удручает, Нозик предлагает не расстраиваться: «Чего стоят несколько мгновений огорчения по сравнению с блаженной жизнью – если вы ее выберете? К чему испытывать стресс, если любое ваше решение будет лучшим?»

Если вы выберете жизнь в бассейне и ежесекундное ощущение счастья на протяжении всей оставшейся жизни, то будет ли ваша жизнь счастливой в подлинном смысле слова? Хотели бы вы такой жизни для себя и своих детей? Если мы считаем, что счастье – главная ценность (а так полагает большинство людей), разве подобное существование в резервуаре не удовлетворило бы все наши желания?

По идее, должно удовлетворить. Но тем не менее большинство людей наотрез откажутся от такого искусственного благополучия и счастья. Вопрос в том, почему? Если верить Нозику, то причина, по которой мы не согласимся прожить жизнь в резервуаре, такова: счастье, полученное через электроды, будет пустым и незаслуженным. Да, в резервуаре можно ощущать блаженство, но его нельзя назвать счастьем и благополучием. «Тот, кто согласится жить в этом резервуаре, всего лишь безликий организм», – пишет Нозик. У такого человека нет индивидуальности и целей, которые бы придавали его жизни смысл. «Нас заботят не только собственные ощущения, но и внешний мир, – заключает Нозик. – В жизни важно не только ощущение счастья».

Нозик скончался в 2002 году, а до этого плодотворно сотрудничал с Мартином Зелигманом и его коллегами. Вместе они старались определить круг целей и концепцию позитивной психологии. Ранее они установили, что заниматься исследованиями, нацеленными только на поиск счастья, – значит обманывать публику и потакать средствам массовой информации. Зелигман и его коллеги решили приложить все усилия, чтобы созданная ими область науки не превратилась, как они изящно выразились, в «счастьеологию». Их миссия была совершенно иной: пролить свет науки на то, как вести глубокую осмысленную жизнь. В последние годы именно этой задачей занимаются все больше и больше ученых. В поисках того, что наполняет жизнь смыслом, они не ограничиваются только лишь счастьем. Одно из их главных открытий заключается в том, что счастливая жизнь, полная довольства, и осмысленная жизнь – далеко не одно и то же! Между этими двумя понятиями есть четкое различие.

Эта разница с давних времен была обозначена в философии, которая на протяжении тысячелетий выделяла два пути к хорошей жизни. Первый путь назывался «гедонией» – в наши дни мы как раз именуем его «счастьем». Зигмунд Фрейд писал об этом, отмечая, что человеческие существа «охотятся за счастьем: они хотят стать и оставаться счастливыми». Фрейд назвал это явление «принципом удовольствия», который для большинства людей и определяет все жизненные устремления. Древнегреческий философ Аристипп, ученик Сократа, считал, что ключ к хорошей жизни – именно стремление к гедонии. «Искусство жизни, – писал Аристипп, – состоит в том, чтобы пользоваться ее радостями и удовольствиями по мере их появления, и острейшие удовольствия – не интеллектуальные и далеко не всегда высоконравственные».

Спустя несколько десятилетий философ Эпикур популяризовал сходную идею: он настаивал, что хорошую жизнь человек обретает в удовольствиях, при этом удовольствие определял как отсутствие страданий, умственных и физических, например тревоги. Сытая, спокойная, беспечальная жизнь и есть счастье, согласно Эпикуру. Эта идея не пользовалась популярностью в средние века и была почти забыта, но возродилась в XVIII веке, когда ее воскресил Джереми Бентам, основатель учения утилитаризма. Бентам верил, что главная сила, движущая человеком, – стремление к счастью. «Природа подчинила человека двум властным хозяевам: боли и удовольствию, – гласит знаменитое изречение Бентама. – Лишь они указывают путь и определяют, что нам надлежит сделать».

В согласии с этой традицией многие современные психологи определяют счастье как позитивное эмоциональное и умственное состояние. Например, один из способов измерить уровень счастья, применяемый в социологии, состоит в следующем. Человека просят подумать и ответить: часто ли он ощущает позитивные эмоции, такие как гордость, энтузиазм и востребованность, – и соотнести этот показатель с тем, насколько часто он испытывает негативные эмоции, а именно страх, тревожность и стыд. Чем выше ваш уровень позитивных эмоций в сравнении с негативными, тем более счастливым можно считать человека.

Но, разумеется, наши эмоции переменчивы. И, как показал эксперимент Нозика, эмоции – это еще не все. Можно с удовольствием читать бульварную прессу и испытывать стресс, ухаживая за больным родственником, – но большинство из нас согласится, что уход за родным важнее, чем чтение новостей. Возможно, в настоящий момент это занятие не является для нас источником положительных эмоций, но, отказавшись ухаживать за больным, мы впоследствии будем горько сожалеть и испытывать стыд. Иными словами, это неприятное дело стоит делать, потому что оно имеет смысл.