Buch lesen: "Без ума от леди"

Элоиза Джеймс

Schriftart:

Eloisa James

FOOL FOR LOVE

Перевод с английского Е. Ильиной

Компьютерный дизайн Э. Кунтыш

Печатается с разрешения издательства Witherspoon Associates и ли-тературного агентства Synopsis Literary Agency.

В оформлении обложки использована работа, предоставленная агентством Fort Ross Inc.

Серия «Очарование» основана в 1996 году

* * *

Глава 1
Саймон Дарби получает нежелательные известия

Парк-лейн, 28

Лондон

Некоторые мужчины в гневе становятся похожими на моржей: ощетиниваются, злобно пыхтят. Другие напоминают свиней с отвисшими щеками и крошечными глазками. Саймон Дарби же превратился в казака. Глаза хищно прищурились, а унаследованные от нескольких поколений Дарби высокие скулы стали еще более выдающимися, заостренными и приняли совершенно незнакомый вид. По мнению Джерарда Банжа, этот мужчина стал походить на настоящего дикаря.

Сам достопочтенный Джерард Банж отчетливо помнил, как последний раз пребывал в точно таком же состоянии – в тот момент его личный врач сообщил, что Джерард подхватил позорную болезнь. Одно лишь воспоминание об этом до сих пор вызывало тошноту. Слишком уж тревожным оказалось ощущение настигшей его кары Господней, не говоря уже о предстоящем неприятном лечении.

Однако еще больше ему не понравилось бы сообщение о том, что его наследство внезапно испарилось. В конце концов, болезни приходят и уходят, а жизнь нынче так дорога. Одни носовые платки чего стоят.

Дарби, очевидно, пребывал в шоке, поэтому Банж счел нужным повторить:

– Нет никаких сомнений. Ваша тетка стремительно набирает вес.

Дарби по-прежнему хранил молчание, поэтому Банж подошел к фарфоровым собачкам, украшавшим каминную полку, и еще раз задумался, какое из двух зол меньше – болезнь или бедность. Определенно, сифилис представлялся ему более предпочтительным.

– Говорю вам, леди Ролингс в деликатном положении. Графиня Трент отправилась в деревню навестить подругу и теперь рассказывает, что та ходит вразвалочку. Прямо как утка. Вы меня слышите, Дарби?

– Вероятно, вас было слышно даже в Норфолке.

И снова молчание.

Банж молчания не выносил, однако не каждый день ребенок, который еще даже не появился на свет, выхватывает наследство буквально из-под носа своего родственника. Завернув весьма широкие манжеты, он расставил фарфоровых собачек в аккуратный ряд. Здесь было примерно четырнадцать или пятнадцать ярко раскрашенных фигурок с высунутыми розовыми языками.

– Полагаю, они принадлежат одной из ваших сестер, – бросил Банж через плечо. При мысли о сестрах Дарби ему стало немного не по себе. В конце концов, если ребенок Эсме Ролингс окажется мужского пола, девочки останутся без приданого.

– Вообще-то они моей мачехи, – заметил Дарби.

По мнению Банжа, смертность в этой семье Дарби была слишком уж высокой: отец, мачеха, дядя… И это менее чем за один год!

– Как бы мне хотелось, чтобы слухи о беременности вашей тетушки оказались неправдой. Вот ей-богу! – воскликнул Банж, выказав редкое проявление великодушия.

Он едва сдержал ругательства, когда острый край сильно накрахмаленного льняного воротничка впился в его шею. Впредь не стоит поворачивать голову так резко. Черт бы побрал эти новомодные высокие воротники!

– Вряд ли это ваша вина. Насколько я понимаю, мои дядя и тетя неожиданно решили восстановить отношения перед его смертью.

– Я был поражен до глубины души, узнав о том, что он умер в спальне своей жены, – закивал Банж. – Нет, леди Ролингс, конечно, настоящая красавица. Но ваш дядюшка не жил с ней вот уже несколько лет. Когда я видел его последний раз, он буквально не отходил от леди Чайлд. Мне казалось, что они с женой даже не разговаривали.

– Насколько я знаю, они редко общались. Могу лишь предположить, что они занимались созданием наследника молча.

– А знаете, поговаривают, будто ребенок не от Ролингса.

– Учитывая, что мой дядя умер в постели жены, они занимались как раз тем, что и привело к появлению этого ребенка. Буду вам очень признателен, если вы станете пресекать подобные разговоры на корню. – Глаза Дарби приобрели привычное насмешливо-отстраненное выражение.

– Вам просто необходимо жениться, – заметил Банж. – Подыскать богатую наследницу не составит труда. Я слышал, что в этом году один торговец шерстью выставляет на рынок невест свою дочь. За глаза ее называют шерстяным мешком. – Банж разразился пронзительным визгливым смехом.

Глаза Дарби потемнели от отвращения.

– Не слишком привлекательная перспектива. – Он еле заметно кивнул. – Я обожаю ваше общество, Банж, однако вынужден с вами попрощаться. У меня назначена встреча.

«Хладнокровный ублюдок», – подумал Банж, позволив, впрочем, сопроводить себя до дверей.

– Собираетесь рассказать своим сестрам?

– Естественно. У их достопочтенной тетушки будет ребенок. Джозефина ужасно обрадуется.

– А она знает, что этот самый ребенок лишит ее приданого?

– Не понимаю, почему вопросы наследства и приданого должны беспокоить малышку, все еще обитающую в детской.

– Впрочем, как знать. Может, у леди Ролингс родится девочка.

– В сложившихся обстоятельствах мысль об этом греет душу.

– Мне бы ваше спокойствие. Не знаю, что я стал бы делать на вашем месте, если б мне пришлось подыскивать партию для двух девиц и…

– Уверен, вы справились бы великолепно. – Дарби позвонил в колокольчик, и на пороге тотчас же возник его дворецкий Фаннинг с пальто, тростью и шляпой Банжа в руках.

Когда Дарби возвращался в кабинет, маска насмешливой отстраненности спала с его лица. Он сумел скрыть бушующую в душе ярость в присутствии напыщенного хлыща, с таким удовольствием рассказывающего о беременности его тетки. Однако гнев комом стоял в горле, лишая способности дышать.

– Проклятая сука! – Слова ядом обожгли язык.

Чем бы ни занимался его дядя в спальне своей жены, это вряд ли включало в себя исполнение супружеского долга. Потому что еще в июле прошлого года, незадолго до своей кончины, Ролингс признался, что доктор решительно запретил ему плотские утехи. Будучи слегка навеселе, дядя добавил, что леди Чайлд смирилась с подобным положением дел. Не говоря уж о законной супруге, о которой он в разговоре вообще не упоминал. Его любовница, леди Чайлд, оказалась, пожалуй, единственной, кто был хоть как-то заинтересован в способности Майлза «взбить перину».

И все же, спустя всего неделю после этого разговора, он отправился в мир иной в спальне Эсме Ролингс. Скончался от сердечного приступа прямо у нее в постели. И вот теперь его вдова постепенно округляется и даже ходит вперевалку! Нет никаких сомнений, что ребенок родится раньше срока. Прием состоялся в июле прошлого года. И если ребенок от Майлза, то его жена должна находиться самое большее на шестом месяце беременности. Так с чего бы изящной и стройной леди Ролингс ходить вразвалочку, когда до родов еще целых три месяца?

Черт бы побрал эту лживую дрянь! Дарби ни на секунду не поверил, что Майлз с ней спал. Вероятнее всего, она забеременела от другого мужчины, а потом обманом заманила мужа к себе в спальню, чтобы сбить всех с толку относительно отцовства.

Майлз не заслуживал подобной участи, хотя и продолжал всячески поддерживать свою распутницу-жену, устраивающую скандал за скандалом, и даже не допускал мысли о разводе.

Многие в Лондоне считали Дарби бесчувственным и бесстрастным человеком, составляя суждение о нем по облику истинного денди, наряды которого неизменно поражали окружающих изысканной элегантностью, зачастую граничащей с эксцентричностью. Все вокруг отмечали легкость, с которой он играл в модные игры высшего света, и не оставляли без внимания тянущийся за ним шлейф разбитых сердец. Картину дополняли передаваемые из уст в уста рассказы о его загулах в компании таких же распутных, как он сам, друзей и утверждения, будто единственной эмоцией, которую он когда-либо проявлял, было тщеславие.

И все же, вопреки сплетням, Саймон Дарби смотрел на каминную полку с таким свирепым выражением лица, что фарфоровые собачки чудом не превратились в груду осколков под его взглядом.

Мужчина, порывисто распахнувший дверь гостиной и с размаху упавший в стоящее возле камина кресло, казалось, ничего не заметил. Выглядел этот грубоватый посетитель весьма примечательно: оливковая кожа, широкие плечи, внушительные мускулы. Единственными свидетельствами его аристократического происхождения были помятый галстук и пара отменных сапог.

Дарби нехотя оглянулся на посетителя через плечо.

– Я не расположен к общению.

– Плевать.

Рис Холланд, граф Годуин, принял у дворецкого бокал мадеры с гримасой, заменявшей ему улыбку, и, осушив его залпом, тут же зашелся в кашле.

– Где, черт возьми, ты раздобыл это адское пойло?

– Я бы предпочел не обсуждать свое тяжелое положение.

Резкие нотки в голосе друга заставили Риса заморгать.

– Ты уже слышал?

– Что моя тетка изрядно раздалась в талии? Джерард Банж только что ушел. Посоветовал мне жениться на наследнице торговца шерстью, именуемой шерстяным мешком.

– Черт бы побрал этого мерзкого сплетника.

– Сказал, будто тетка ковыляет точно утка. Нет никаких сомнений, что ребенка зачали при жизни моего дяди, только вот он вряд ли принимал в этом участие.

Рис внимательно посмотрел на друга. Он был не большим мастером по части утешений, и то обстоятельство, что они с Дарби были знакомы с колыбели, не облегчало ему задачу. К тому же он знал, сколь ненавистно его другу любое проявление сочувствия.

Дарби стоял у камина, устремив взгляд на огонь. Высокий и поджарый, с перекатывающимися под тонким дорогим сукном сюртука мускулами, он выглядел истинным лордом, начиная от кончиков взлохмаченных каштановых волос и заканчивая мысками начищенных до блеска сапог. Он станет лордом по закону, если унаследует титул и имение дяди.

Без имения Дарби придется жить лишь на то, что он зарабатывает на импорте кружева. Не слишком много, по подсчетам Риса. А ведь ему предстояло поставить на ноги двух младших сводных сестер. Вероятно, даже этот дом отойдет маленькому отродью, подрастающему в животе леди Ролингс.

В свою очередь, Рис Холланд, обладатель нестандартной фигуры, говоря портновским языком, часто ставивший в затруднительное положение лучших портных Лондона, владел тремя или четырьмя домами и таким количеством денег, что попросту не знал, на что их потратить.

Дарби резко развернулся. Природа наделила его внешностью, неизменно заставляющей дам падать в обморок. Чуть впалые щеки, выгодно подчеркивающие высокие скулы, глубоко посаженные глаза и красиво очерченный подбородок придавали ему изысканно аристократический и опасно мужественный вид.

– Важнее всего то, что ребенок Эсме Ролингс не от моего дяди.

– Сомневаюсь, что имело место непорочное зачатие. Однако незаконность рождения чертовски трудно доказать.

– В таком случае этот бастард унаследует поместье моего дяди. Хотя лишь одному Господу ведомо, кто его настоящий отец. Знаешь, как сильно Майлз… мой дядя хотел наследника? – вырвалось у Дарби.

Рис вскинул голову.

– Мы никогда это не обсуждали.

– Наследник – вот то единственное, чего он желал больше всего на свете. Но при этом никак не мог себя заставить отказаться от жены. Майлз был добрейшей души человек. Не умел настоять на своем даже перед нахальным попрошайкой, не говоря уже о жене.

– А ведь она настоящая красавица, эта леди Ролингс, – протянул Рис. – И такая обходительная и мягкая. Никогда не понимал, как ей удалось стать лучшей подругой моей жены. К разговору о противоположностях.

– По сравнению с ней твоя жена просто святая.

– Моя жена святая по сравнению с кем угодно, – заметил Рис. – К несчастью, жизнь со святыми – сущий ад. Отчетливо помню, как посоветовал Ролингсу выгнать Эсме, как я Хелен, вместо того чтобы позволять ей заниматься домом.

– Майлзу и в голову не пришло бы поступить так с моей теткой, – покачал головой Дарби. – Нет, нет. Только не это. Только не развод.

– Есть какие-нибудь предположения относительно того, кто может быть отцом ребенка?

Дарби покачал головой.

– Она была на приеме у леди Трубридж, когда умер Майлз. Так что отцом может быть кто угодно.

– Трубридж? Та дама, что живет на Ист-Клифф, воображает себя знатоком искусства и собирает вокруг себя второсортных актеров и прочих дилетантов? Она и меня пыталась затащить на свои сборища, соблазняя оперными певичками.

– Ее приемы так изобилуют скандалами, что остается лишь удивляться, как кому-то удается добраться до спальни жены, – сказал Дарби. – Как думаешь, почему Эсме Ролингс забеременела?

Рис вытащил из нагрудного кармана клочок бумаги и принялся что-то на нем царапать, не поднимая глаз.

– Я, знаешь ли, слышал, что вальсирование в постели весьма способствует появлению детей.

– Черт возьми, Рис, да послушай меня, наконец. Почему, думаешь, она решила забеременеть именно сейчас? Эсме крутила романы по всему Лондону на протяжении десяти лет. Так с чего вдруг решила забеременеть теперь, когда всем стало известно, что у моего дяди слабое сердце?

– Считаешь, она сделала это, чтобы не упустить поместье?

– А что, если это так?

– Трудно сказать. Тебе придется доказать, что ребенок незаконнорожденный, а это практически невозможно. Так что молись, чтобы родилась девочка.

Рис вновь принялся что-то писать, без сомнения портя очередную музыкальную партитуру.

– Ты же не думаешь, что она решила отделаться от твоего дяди? – почти рассеянно поинтересовался он.

– Что?

– Уложила в постель, долбанув лопатой по голове, чтобы оправдать беременность?

– Сомневаюсь, – задумавшись на мгновение, ответил Дарби. – Моя тетка, конечно, потаскуха. Но, честно говоря, я не верю, что она настолько порочна.

Пальцы Риса запорхали над листком бумаги, и Дарби понял, что он совершенно утратил интерес к разговору. Погрузившись в создание новой мелодии с головой, его друг возвращался в реальность, лишь когда ноты были записаны на бумаге.

Конечно, Эсме Ролингс не стала бы убивать мужа. Ведь она была истинной леди, хоть и весьма распутной. К тому же, как это ни странно, они с Майлзом довольно неплохо ладили. Она никогда не возмущалась по поводу его любовниц – ведь у нее самой было рыльце в пушку, – а он закрывал глаза на ее многочисленные любовные связи. Удивительно, но Майлз ей даже по-своему нравился.

Но, возможно, ей не нравилась перспектива лишиться поместья. Все вокруг знали, что сердце Майлза может остановиться в любую минуту. Возможно, Эсме испугалась переезда во вдовий дом и поэтому решила подстроить беременность?

А может, она и вовсе не беременна.

Это многое объяснило бы. Например, ее неожиданный отъезд в деревню после похорон мужа. А ведь раньше она почти не покидала Лондон. Так что ей делать в богом забытом поместье в Уилтшире?

Разгуливать с подушкой под платьем – вот что. И рыскать по окрестностям в поисках новорожденного, который мог бы сойти за наследника Майлза.

– Что, если она не беременна, Рис?

Друг не ответил.

– Рис!

От резкого окрика перо царапнуло по бумаге, разбрызгивая чернила.

– А, чтоб тебя, – пробормотал Рис, промокнув чернила манжетой.

Дарби наблюдал, как белоснежная ткань впитывает черную краску.

– Как твоему камердинеру удается выводить эти пятна?

– В данный момент у меня нет камердинера. Уволился в приступе ярости месяц назад, а мне было лень нанять другого. Экономка просто купит несколько новых сорочек. – Рис закончил обводить размазанные кляксами ноты и принялся размахивать бумагой, чтобы просушить чернила. – Ты чего так раскричался?

– Что, если Эсме на самом деле не беременна? Что, если она сымитирует роды и вернется в Лондон с ребенком, найденным в Уилтшире? Купить младенца не составит труда. Привезет его с собой и объявит наследником Майлза.

Густые брови Риса казались такими же взлохмаченными, как и его шевелюра. Обычно они хмуро сходились на переносице, но сейчас скептически взметнулись.

– Полагаю, это возможно, – проворчал он.

– А зачем еще она удалилась в деревню? – не унимался Дарби. – Моя тетка – воплощение лондонской гранд-дамы, хоть и слывет скандалисткой. Ее трудно представить вдали от магазина Гюнтера или салонов модисток. Так с чего бы ей прозябать в сельской глуши? Наверняка задумала аферу.

Не дожидаясь ответа Риса, Дарби прошел на другую сторону комнаты.

– Никогда не верил в историю о том, что Майлз ночевал в ее комнате. Никогда.

– Ты же сам сказал, что твой дядя мечтал обзавестись наследником, – заметил Рис. – Так почему бы не попытаться зачать его вместе с собственной женой, раз уж та не против? И жить вместе для этого вовсе не обязательно.

– Майлз не стал бы рисковать. Доктор Ратборн предостерегал его от постельных отношений, иначе его сердце попросту не выдержит.

– Ну…

– Нет, – решительно покачал головой Дарби, а потом развернулся и посмотрел на друга: – Эсме Ролингс решила во что бы то ни стало заполучить поместье дяди. Готов поставить две сотни фунтов на то, что под платьем у нее всего лишь куль с перьями.

Рис мгновение задумчиво смотрел на друга, а потом произнес:

– Найми сыщика. И он скоро все выяснит.

– Я сам поеду в Уилтшир. – Глаза Дарби горели едва сдерживаемой яростью, бушующей в его душе с той самой секунды, когда в его кабинет просеменил на своих красных каблуках Джерард Банж, принесший с собой дурные вести. – Я вытрясу из нее правду. Черт, если эта женщина действительно беременна, мне необходимо знать, кто отец. Даже если не смогу ничего доказать, я должен узнать правду.

– И как ты объяснишь свое неожиданное появление? – поинтересовался Рис.

– Несколько недель назад я получил от нее письмо, в котором говорилось о неблагоприятном воздействии лондонского воздуха на неокрепшие детские организмы. Джози и Аннабель казались мне вполне здоровыми, поэтому я оставил письмо без внимания. Но теперь мы все вместе отправимся в деревню.

– Путешествовать с детьми весьма непросто, – возразил Рис. – Прежде всего потребуется немалое количество слуг, не говоря уже о запасной одежде, игрушках и прочих необходимых вещах.

Дарби пожал плечами.

– Куплю еще один экипаж, в котором и поедут дети с няней. Что тут может быть сложного?

Рис поднялся со своего места, убирая просохшие листы с нотами в нагрудный карман.

– Возможно, в глуши Уилтшира мне удастся найти себе супругу, – угрюмо произнес Дарби. – Не могу же я воспитывать сестер в одиночку.

– Не знаю, что такого трудного в воспитании детей. Найми каждой сестре по няне, и не придется надевать ярмо на шею.

– Девочкам нужна мать. Никакие слуги не смогут справиться с Джози.

Рис вскинул бровь.

– Моя мать не так уж много мною занималась. Да и твоя тоже.

– Ты прав, им нужна хорошая мать, – нетерпеливо ответил Дарби.

– И все равно это недостаточно веская причина для женитьбы, – возразил Рис, распахивая дверь. – Что ж, удачи тебе с теткой. Как там ее прозвали? Бесстыдница Эсме?

– Она оправдает это прозвище, когда я с ней разделаюсь.

Глава 2
Сахар, пряности и прочие радости

Хай-стрит,

Лимпли-Стоук, Уилтшир

Еще ни разу в жизни она не встречала более красивого ребенка. Когда же он приветливо прищурил глазки и улыбнулся… сердце затрепетало в груди, а волна охватившего ее страстного желания оказалась столь поглощающей, что едва не заставила лишиться чувств.

– Вет! – сказал малыш. – Вет! Вет!

– Какой красивый мальчик, – проворковала Генриетта, наклоняясь к малышу. – У тебя есть зубки, солнышко? – Девушка коснулась пальцем его подбородка.

В ответ тот залился серебристым смехом и сделал шаг навстречу, повторив:

– Вет!

– Вет? – переспросила Генриетта, рассмеявшись в ответ.

– Вет, вет! – весело закричал малыш.

Возникшая откуда ни возьмись девочка схватила малыша за руку и оттащила назад.

– Она хотела сказать «привет», – раздраженно пояснила девочка. – Аннабель – девочка, а не мальчик. И вовсе она не красивая. Совсем лысая, если вы вдруг не заметили.

Девочка лет четырех-пяти смотрела на Генриетту, сердито сдвинув брови. Пальтишко расстегнуто, руки без варежек, хотя в них, в общем-то, не было необходимости – январь выдался не по сезону теплым. Генриетта тоже оставила собственную мантилью в экипаже. На девочке было перепачканное платье, которое еще утром было розовым, но, судя по всему, не пережило встречи с улицей. Спереди его украшало дурно пахнущее пятно, выглядевшее так, словно обладательница платья упала прямиком в навозную кучу.

Девочка потащила малышку вниз по улице. Ее платье было сшито из тонкого сукна, хотя и источало отвратительное зловоние.

Генриетта встала прямо перед ней и улыбнулась, словно ей внезапно вздумалось преградить детям дорогу.

– А ты меня подловила. И ты совершенно права: я почти ничего не знаю о детях. Кроме того, что ты мальчик.

Девочка насупилась еще сильнее.

– А вот и нет!

– Вот как! Но ты, верно, ошибаешься. Я совершенно уверена, что молодые люди примерно… да, примерно четырех лет предпочитают в этом году носить розовое с лентами. Да, в этом нет никаких сомнений.

– Я не мальчик, и мне уже пять. А теперь отойдите, пожалуйста, в сторону. Вы загородили нам дорогу.

Настороженное выражение лица девочки озадачило Генриетту, поэтому она наклонилась и спросила:

– Как тебя зовут, солнышко? И где твоя няня?

На мгновение Генриетте показалось, что девочка вообще не удостоит ее ответом и побежит дальше по Хай-стрит, таща за собой сестренку.

– Меня зовут Джози, – ответила наконец девочка, а потом уточнила: – Мисс Джозефина Дарби. А это – моя младшая сестра Аннабель.

– Вет! – завопила Аннабель. – Вет! – Казалось, ей ужасно понравилось, что Генриетта присела, чтобы оказаться с ней на одном уровне.

– Ясно, – произнесла Генриетта, подмигнув малышке. – Ну а я – леди Генриетта Маклеллан, и я ужасно рада знакомству. Джози, не кажется ли тебе, что ты где-то потеряла свою няню?

– Я оставила ее ради другого места, – важно, но слишком быстро ответила Джози.

– Что ты сделала?

– Оставила ее ради другого места, – повторила девочка. – Так сказала кухарка из гостиницы.

– Ах вот как, – протянула Генриетта. – И где, как тебе кажется, ты оставила свою няню?

– Вон там, – ответила Джози, упрямо выпятив губу. – Но назад я не вернусь. И в экипаж больше не сяду. Ни за что! – Она окинула взглядом створчатые окна домов, выходившие на Хай-стрит. – Мы сбежали и возвращаться не собираемся. Мы ищем магазин, где продается мороженое, а потом пойдем дальше.

– А ты не думаешь, что няня станет беспокоиться? – поинтересовалась Генриетта.

– Нет. Она сейчас пьет свой утренний чай.

– И все же твоя няня наверняка тревожится. Она в «Золотой лани»?

– Она даже не заметит нашего отсутствия, – возразила Джози. – Утром у нее опять случилась истерика, потому что ей не нравится путешествовать.

– Но если вашего отсутствия не заметила няня, то родители наверняка вас хватятся и будут ужасно беспокоиться, если не смогут отыскать тебя и твою сестру.

– Моя мама умерла, – заявила Джози с таким видом, будто сей факт был очевиден.

– О боже, – смущенно произнесла Генриетта, но быстро взяла себя в руки и предложила: – Как ты посмотришь на то, что я возьму твою сестру на руки и мы вместе вернемся назад?

Джози ничего не ответила, однако Аннабель отпустила. Генриетта протянула руки, и малышка с готовностью заковыляла в ее объятия. Она была пухленькой, румяной и очаровательно лысой.

Ангельское личико осветила сияющая улыбка. Она похлопала Генриетту по щеке и пролепетала:

– Мама?

Сердце Генриетты привычно сжалось от достойной осуждения зависти.

– Господи, – выдохнула она. – Какая же ты чудесная.

– Няня говорит, что она ужасная кокетка, – буркнула Джози.

– Что ж, – произнесла Генриетта, тяжело выпрямляясь с ребенком на руках, – полагаю, мне стоит согласиться с вашей няней. Аннабель кажется такой дружелюбной с незнакомцами вроде меня. Леди постарше вела бы себя более сдержанно, не так ли? – Одарив Джози улыбкой, Генриетта медленно направилась в сторону гостиницы, молясь, чтобы ее больное бедро выдержало вес, так как Аннабель оказалась значительно тяжелее, чем могло показаться на первый взгляд.

– Аннабель позволяет себе много такого, что мне никогда и в голову бы не пришло, – заметила Джози.

– Да уж, могу себе представить, – произнесла Генриетта, стараясь внимательно смотреть под ноги. Ведь споткнуться на булыжной мостовой ничего не стоит, и ей было даже страшно представить, что будет, если она уронит малышку.

– Например, меня никогда не тошнит.

– Не сомневаюсь. – Впереди блеснул покрывавший мостовую ледок, и Генриетта крепче прижала к себе ребенка.

– Такое случилось всего один раз – в прошлую Пасху. Няня Пивз сказала, что я съела слишком много засахаренных слив на ужин. Все это, конечно, совершенная неправда, так как слив было всего семь. Вы же не думаете, что это слишком много, верно?

– Совершенно верно.

– А вот Аннабель…

Однако уже в следующую секунду Аннабель решила подтвердить слова сестры о пагубной склонности срыгивать. Генриетта как раз сумела обойти глубокую выбоину в тротуаре и остановилась, пропуская запряженный четверкой коней экипаж, чтобы перейти на другую сторону улицы, когда Аннабель издала странный звук, напоминающий сухой кашель.

– Берегитесь, – крикнула Джози, хватая Генриетту за подол.

Генриетта озадаченно посмотрела на девочку.

– Все в полном поряд… – начала она.

Однако в этот самый момент Аннабель вырвало, и по спине Генриетты заструилась горячая жидкость, моментально впитавшаяся в ткань платья, которая уже в следующую секунду стала отвратительно липкой и холодной.

Девушка машинально отстранила от себя Аннабель и тем самым совершила фатальную ошибку: как выяснилось чуть позже, желудок ребенка опорожнился не до конца. Струя частично свернувшегося молока ударила Генриетту в грудь и стремительно потекла вниз. Девушка вздрогнула от отвращения, но все же сумела удержать малышку.

До нее словно сквозь туман доносились крики Джози, в то время как Аннабель сморщилась и пронзительно взвыла.

– О, солнышко. – Генриетта инстинктивно прижала малышку к своему мокрому платью и принялась ее баюкать. – Все хорошо. Не плачь. У тебя болит животик? Ну не плачь, пожалуйста.

Она продолжала поглаживать девочку по спинке, и та вскоре затихла и положила голову ей на плечо.

Сердце Генриетты сжалось от тоски и нежности при виде маленькой лысой головки и крошечного розового ушка. «Я просто обязана что-то сделать, – подумала она. – Раз меня настолько опьянило желание иметь ребенка, что я готова восхищаться существом, только что срыгнувшим свой завтрак на мой лучший наряд, значит, я постепенно схожу с ума».

Джози принялась нетерпеливо приплясывать.

– Ей жаль! – кричала она, и ее голос едва не сорвался на визг. – Ей очень, очень жаль!

– Мне тоже, – с улыбкой ответила Генриетта. – Хорошо, что я сделана не из сахара и потому не растаю.

Отражавшаяся на маленьком личике Джози тревога отчасти рассеялась.

– Она испортила ваше красивое платье, – сказала девочка, подойдя ближе и легонько коснувшись пальцами прогулочного наряда Генриетты бледно-янтарного оттенка. – Няня говорит, что Аннабель должна уже прекратить так делать. В конце концов, ей почти год, и она научилась пить из чашки. Но у нее никак не получается остановиться. Наверное, она просто не знает как.

– Полагаю, ты права, – кивнула Генриетта, прижимая к плечу маленький сырой комочек. – Думаю, нам нужно поскорее отыскать вашу няню, поскольку Аннабель необходимо переодеть.

Однако Джози покачала головой.

– Нет, нет. Она не станет ее переодевать. Няня Пивз говорит, что нужно носить мокрое платье до тех пор, пока оно не высохнет. Иначе Аннабель никогда не поймет, что нужно перестать срыгивать.

Генриетта прищурилась.

– Что?

Джози повторила все вышесказанное, а потом добавила:

– Не могли бы мы просто присесть и подождать, пока платье высохнет? Тогда няня не узнает, что Аннабель снова вырвало, и не станет ее шлепать. Ведь Аннабель очень не любит, когда ее шлепают.

– Значит, я не ослышалась, – произнесла Генриетта. – Я не позволю вашей няне бить Аннабель, и я намерена немедленно сменить малышке одежду. А еще я собираюсь поговорить с вашей няней. И отцом. – Генриетта протянула девочке свободную руку, и та, без колебаний ухватившись за нее, посеменила рядом с Генриеттой к гостинице.

Они принялись осторожно подниматься по ступеням, когда на пороге возник дородный мужчина.

– Леди Генриетта! Какое удовольствие видеть вас снова!

– Добрый день, сэр. Как поживаете вы и миссис Гиффорд?

– Спасибо, хорошо, леди Генриетта. Я передам жене, что вы о ней справлялись. Но что это за?.. – Он кивком указал на ребенка. – Ребенок явно слишком тяжел для вас. Чей он?

– Мне ничуть не тяжело, мистер Гиффорд, – солгала Генриетта, хотя нога почти перестала ее слушаться. И если она не поставит Аннабель на землю в ближайшее время, то начнет заваливаться на один бок, как корабль во время шторма. Она крепче прижала девочку к себе.

– Я надеялась, что вы расскажете мне, чьи это дети. Я нашла их, когда они бродили по улице. Джози, ты…

В этот момент Гиффорд бросил взгляд на девочку, и его лицо просветлело.

– Это же одна из малышек мистера Дарби. Он снимает здесь номер с отдельной гостиной. Как вам удалось выбраться из гостиницы, юная леди?

– Мне бы хотелось поговорить с мистером Дарби, – решительно произнесла Генриетта. – Я так понимаю, он в номере с голубой гостиной, мистер Гиффорд? Я также намерена побеседовать с няней девочек.

Хозяин гостиницы поспешил пройти вперед через резную арку, ведущую вглубь помещения.

– Видите ли, миледи, их няня уехала.

– Уехала? – Генриетта остановилась посреди узкого коридора. – Полагаю, это объясняет, почему девочки бродили по Хай-стрит без сопровождения.

Закивав, мистер Гиффорд распахнул дверь голубой гостиной.

– Уехала совсем недавно, никого не предупредив и прихватив с собой все свои пожитки. Заявила, будто не соглашалась на отъезд из Лондона и вообще не любит путешествовать. Прямо-таки разрыдалась. Мол, дети просто невыносимы, сводили ее с ума и всякое такое.

По мнению Генриетты, няня сама являлась настоящим воплощением зла, судя по бесхитростному рассказу Джози о склонности сестры к срыгиваниям и о мокрых платьях. Малышка же весьма некстати задремала у нее на плече, совершенно не обращая внимания на насквозь промокшее платьице. Девочка могла подхватить воспаление легких. Более того, каждому, кто хоть раз прочитал «Правила и наставления по надлежащему воспитанию детей» Бартоломью Батта, подчеркивающего, что няня может оказать существенное влияние на всю дальнейшую жизнь воспитанника, стало бы ясно, что отец Аннабель проявил возмутительное легкомыслие, наняв для присмотра за детьми столь злобную и безответственную особу.