Музыка ветра

3 июня

Прошлое – дверь из камня и бетона. В неё не войти без ключа или лома, если когда-то захлопнул её навсегда.

Не верится, что я всё-таки приехала. После стольких лет молчания я ответила. Но пока не решила, каким именно будет мой ответ. Мне прислали ключ к прошлому, но я собиралась вломиться без стука, вооружившись ломом. Приехала без предупреждения, но ведь все самые важные встречи в нашей жизни случаются внезапно. Все самые удачные сюрпризы происходят, когда их не ждёшь.

На острове меня никто не ждёт, и я не стану задерживаться. Загляну в эту дверь и оставлю ключи на тумбочке, навсегда захлопну её за собой. Как это сделал отец семнадцать лет назад. Правду говорят, что кровь не разбавишь – самые скверные черты характера передаются нам по наследству, как ветхий домишко покойной тётушки, который никому не нужен. Упрямство досталось мне от отца, а злопамятность – от матери, и их не вытравишь из моих вен антивирусом.

Проделав такой долгий путь на остров, я была рада получить ключи от «Лебединой заводи» прямо из рук миссис Ш. и наконец-то растянуться на кровати. Дом превзошёл все мои ожидания и переплюнул свои фотографии на сайте. Рай на земле выглядит именно так.

Хозяйка, миссис Ш., сразу мне приглянулась. Сухая старушка с потрескавшимися лабиринтами старческих отметин на высоком лбу напоминала старый липовый пень – каждая морщинка, как кольцо, отсчитывало её годы, а жизни в ней билось больше, чем в молодом росточке. Семенила по дому в очаровательных тапочках в цветочек, так что приходилось догонять её по светлым комнатам. В кармане у неё таяла горстка фруктовых сосулек и целый кладезь историй, связанных с местом, в котором она прожила всю жизнь. Люди, так тепло говорящие о своём доме, всегда вызывали у меня восхищение и лёгкую зависть. Чувства вполне естественные для тех, чьи домашние воспоминания холоднее арктических льдов.

Я не могла не спросить, отчего этот райский уголок назвали таким высокопарным прозвищем. Хотя могла бы догадаться. Старушка широко улыбнулась мне, отчего её когда-то красивое лицо стянулось тугими бороздками, и подвела к окнам, выходящим на задний дворик и бухту, что начиналась буквально за порогом. В ста метрах вдали плавала стая белых лебедей. Их любовный гогот слышался даже за закрытыми ставнями – своеобразная музыка для тех, кто засыпает и просыпается под гомон большого города.

В таком месте запросто захочется остаться на всё лето, а то и на всю жизнь, но в некоторые двери мы входим, чтобы недолго погостить и вернуться к тому, что привычно. Как же мне хотелось позвонить Руби и во всех красках описать место, куда она отказалась ехать, но она ясно дала понять, что не желает слышать ничего ни о Нантакете, ни о «Лебединой заводи», ни о тех, кто сбежал сюда десятки лет назад.

Белоснежный коттедж на берегу бухты Кларк с маленьким садиком и панорамными окнами. Я видела такие только на страницах «Интериор Дизайн» и в романтических комедиях, но здесь всё наяву. Просторное крыльцо с диваном-качалкой, цветущие кусты пионов, бегущая лоза, которой заросла вся солнечная сторона дома. Миссис Ш. сказала, что это позднецветущие клематисы, и мне не повезло застать их в цвету. Если бы я задержалась на острове до июля, то увидела бы как распускаются сиреневые бутоны, но вряд ли я пробуду здесь так долго.

Я ведь собиралась только заглянуть в эту дверь прошлого, а не снять ботинки и устроиться с ногами на диване. Никто не любит незваных гостей.

Часть 1
Глава 1

Остров Нантакет

Миртл-авеню, 17. «Лебединая заводь». Это здесь.

Я оторвала глаза от стройных строчек дневника и взглянула на дом, что терялся из виду за туманной завесой дождя. Ливень хлестал по лобовому стеклу и крыше уже несколько часов. Наигрывал плаксивые мелодии, погружая всю округу в меланхолию. Парень в прокате уверял, что мне повезло вымокнуть до нитки с чемоданом наперевес. Путешествовать под дождём – хорошая примета, ведь небесная вода смывает все несчастья в пути. Ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ и молча взять ключи от крошки «фиата», оставив едкие замечания и мокрые лужи на полу.

Мне хватило двух секунд, чтобы освоиться в новом автомобиле. Каждая кнопка, каждый рычажок словно сами прыгали в руки. Дома я редко сажусь за руль, а тут сходу приноровилась к «фиату», как к старому велосипеду, с детства пылившемуся в кладовке.

Лёгкий плащ промок насквозь, точно тряпка, которой вытирали последствия прорванной трубы. Влажная кожа успела продрогнуть, и чем дольше я искала нужный адрес по расхлябанным дорогам острова, тем сильнее проклинала всю эту затею. Подхватить простуду и окоченеть до смерти – не самый благоприятный знак.

Навигатор вёл меня от агентства по прокату в порту петляющими дорогами сквозь лесные пейзажи. Затеяв эту поездку, я составила список «за» и «против», чтобы не принять необдуманного решения. И красоты острова первым делом вписались в первую колонку, вот только из-за непроглядного тумана и ливня мне не удалось полюбоваться видами. Я крепко вцепилась в руль и почти вжалась в лобовое стекло, чтобы разглядеть хотя бы дорожную разметку. Будто пробивалась через стену, только вместо лома у меня был свет фар и хлюпенький бампер малолитражки.

Колеся по зелёному пятну заповедника на карте навигатора, я уж решила, что окончательно сбилась с дороги, пока не разглядела перепутье и деревянный указатель со стрелкой налево. «Лебединая заводь». Надо же было выдумать такое название для дома у озера!

Аллея из мокрых клёнов привела меня к одинокому коттеджу, корявый силуэт которого серым призраком виднелся впереди. Я припарковалась рядом с седаном непонятного цвета и заглушила двигатель. Полдень затерялся где-то за тучами, и когда погасли фары, всё кругом погрузилось в сумрачную дымку, плотно обступающую со всех сторон. Я достала дневник из сумки, что молча ехала себе на пассажирском сидении, и перечитала запись от третьего июня.

Да уж, рай на земле в моём понимании выглядит совсем не так. Белый фасад посерел от влаги, шифер вибрировал от буйных ударов капель, а диван-качели на крыльце наполовину промок от косого дождя. Длинные кроны ив рыдали водопадами, а дорожка перед домом утонула в грязных лужах. Только светлячок горящего света в зашторенном окне утешал – я здесь не одна, и мне хотелось лететь мотыльком на этот свет.

Никто не любит незваных гостей. Но меня ждали. Несмотря на шумный ливень, «светлячок» услышал звук мотора и вышел из своего убежища мне навстречу. Фигура пряталась под навесом крыльца, пока я вытаскивала чемодан из багажника и перебежками хлюпала по грязи в сторону единственного сухого места на всём острове.

– Адская погодка, не правда ли? – Улыбка согрела меня раньше, чем я вбежала по ступенькам под крышу.

– Мистер Бреннер? – Спросила я, отряхиваясь от дождя, как мохнатый спаниель.

– А вы мисс Вествилл?

– Просто Софи.

– Что ж, просто Софи, заходите скорее, вы наверняка продрогли.

Скорее, вымокла, как собака. Дважды упрашивать не было нужды. Я подхватила чемодан, словно тот весил не больше пучка петрушки, и влетела в дом, мечтая о тепле и чашке чего-нибудь горячего.

Дверь в прошлое закрылась за мной, и грохот непогоды тут же проглотила тишина дома. Вода реками стекала по моему лицу, морозила плечи и портила паркетную доску, но мистеру Бреннеру не было дела до мокрого пола. Его добродушное худое лицо озаряла улыбка. Это ведь не он промок до нитки, а сидел себе у камина в ожидании постоялицы. Огонь соблазнительно потрескивал где-то в глубине дома, точно кто-то щёлкал орешки. Скорее бы сбросить всё мокрое и устроиться под одеялом с дневником, чтобы перечитать всё, наверное, в двадцатый раз.

Но хозяин дома похоже не собирался уходить просто так. Высокий и худощавый, в свитере с горлом и выглаженных брюках, он выглядел примерно так, как я его себе представляла. Не хватало только выдуманных мною усов – морщинистые щёки мистера Бреннера были выбриты с особенной тщательностью.

– Если попал под дождь в пути, это…

– Добрый знак, знаю. – Буркнула я в ответ, чувствуя, как озноб подступает к самому сердцу. – Меня уже просветили по поводу здешних суеверий.

– Вы не верите в приметы?

Я чихнула и отжала волосы, что змеями облепили лицо и шею.

– Пока что дождь принёс мне одно разочарование, так что не особенно.

– Чтобы примета сбылась, просто нужно немного подождать, вот увидите.

Я не стала спорить ни с мистером Бреннером, ни с местными верованиями в чудеса, и стала разглядывать дом в поисках тех крючков, за которые могла бы зацепиться моя память. У меня будет целая неделя, чтобы отыскать тропинки к воспоминаниям, но пока я не могла отыскать ни капли узнавания. Ни в сером диване с мягкими подушками, ни в винтажных часах-ходиках над камином, ни в вазе со свежесрезанными пионами из сада.

– Я бы устроил вам экскурсию, – начал было мужчина, но только потоптался в дверях и смутился. – Но, думаю, сейчас вам не до экскурсий. В ванной есть чистые полотенца, а в подвале можно просушить одежду. Кофе недавно сварился, если вдруг захотите чего-то тёплого. Но, боюсь, перекусить ничего не найдётся. В общем, думаю, вы сами разберётесь, что к чему.

Мистер Бреннер порылся в бездонном кармане брюк и протянул мне связку ключей. Те звякнули, словно приветствуя меня в своих владениях, и тронули холодным металлом кожу моей дрожащей ладони.

– Большой ключ от входной двери, тот, что поменьше – от задней. – Объяснил он и засобирался на выход. – Ну а самый маленький – от почтового ящика, если вы вдруг решите вести с кем-то переписку по старинке.

Хозяин «Лебединой заводи» накинул дождевик и натянул резиновые сапоги, смирно стоящие на коврике у порога. В такой экипировке никакой ливень не страшен. Прогноз погоды показывал только две капли в зоне острова Нантакет, и я не прихватила с собой ни зонтика, ни практичной обуви. Хлюпающие кроссовки завистливо простонали на моих пятках.

– Знаете, как разжигать камин? – Напоследок спросил мистер Бреннер.

– Думаю, разберусь. Спасибо.

– Что ж, – вздохнул он. Пришло время прощаться. – Надеюсь, вам здесь понравится. Если захотите задержаться у нас подольше, просто позвоните. В ином случае, заеду через неделю, как и договаривались.

Задерживаться не входило в мои планы. Семь дней – достаточный срок, чтобы собрать мозаику памяти по частям. Подобрать недостающие пазлы к картине моей жизни. И как только чуть обсохну и приду в себя после путешествия, сразу же возьмусь за дело. Но кое-какую деталь я могла подобрать уже сейчас.

– Мистер Бреннер! – Окликнула я хозяина, когда тот уже тронул ручку двери. – Раньше этот дом сдавала миссис Шелби.

По крайней мере, она появлялась в дневнике, хоть и была отмечена одинокой буквой Ш. Отыскав объявление о сдаче «Лебединой заводи», я позвонила по указанному номеру и очень удивилась, когда в трубке зазвучал приятный мужской баритон. Даже если бы эта миссис Шелби курила последние пятьдесят лет, её голос не смог бы так жёстко огрубеть.

От моего вопроса мистер Бреннер слегка поник, как ветви ив за окном, по которым молотил дождь.

– Миссис Шелби моя бабушка. Она умерла несколько месяцев назад, так что этот дом перешёл ко мне.

– Мне очень жаль, простите.

– Вы её знали?

Сухая старушка с потрескавшимися лабиринтами старческих отметин на высоком лбу… Всё, что сохранилось от энергичной женщины, когда-то обитавшей в этих стенах. Даже тапочек в цветочек не было видно на обувной полке у гардероба. Я знала миссис Шелби только по записям в дневнике, потому не почувствовала себя обманщицей, когда ответила:

– К сожалению, не знала. Одна моя знакомая останавливалась здесь год назад…

– Уже тогда бабушка начинала сдавать, вот и перебралась к нам с женой, чтобы было кому за ней приглядывать. А дом стала сдавать. – Мистер Бреннер предался воспоминаниям, с любовью разглядывая стены дома. – Мы могли бы переехать сюда после её смерти, но моя жена хотела остаться поближе к городу, а здесь… слишком уж спокойно для городской жительницы.

Мне ли не знать. В такой тишине, где из посторонних звуков лишь симфония дождя и аккомпанемент шуршащих о берег волн, недолго впасть в спячку после оркестра, которым управляет никогда не стихающий Бостон.

– А почему «Лебединая заводь»? – Спросила я, хотя дневник хранил ответ на своих страницах.

– В бухте живёт семейство лебедей. Они гнездятся здесь каждое лето, словно оберегают коттедж. – Мистер Бреннер насмешливо подмигнул. – Наверняка вы знаете, что белый лебедь – символ удачи и процветания. Но вы ведь не верите в приметы.

Он открыл дверь, и меня снова обдало волной влажного ветра и перебойного грохота.

– Всего хорошего. Надеюсь, это место заставит вас поверить в суеверия, а белые лебеди принесут вам удачу.

Я ещё несколько минут стояла посреди гостиной, недоверчиво прислушиваясь к лязгу дождя по черепице и словам мистера Бреннера. Снаружи послышался гул заведённого мотора и чавканье шин отъезжающего седана. Как только красные огоньки стоп-сигналов скрылись в кленовой аллее, из собеседников у меня остался лишь болтливый дождь, но даже он не сумел перебить громогласную тишину.

Развесив мокрые вещи в сушилке, как и советовал хозяин коттеджа, я впихнула в кроссовки старые газеты, чтобы те быстрее высохли, приняла горячий душ, чтобы согреть озябшие кости, и влезла в самый тёплый свитер с якорем на груди, что прихватила с собой из дома. Свежесваренный кофе на кухне успел остыть, но я не привередлива, когда дело заходит о кофеине.

Конфеты вкуснее всего с чаем, а хорошая беседа – с кофе. Эта странная фраза мелькала в моей голове каждый раз, как я притрагивалась к кофейнику. Как заезженная песня, которую напиваешь целый день, даже когда она начинает тебя раздражать. Ума не приложу, где я могла её слышать, но забыть уже не получалось.

Налив полную чашку и раскрыв дневник в месте, заложенном тесьмой-закладкой, я обошла «Лебединую заводь» в поисках воспоминаний. Вот только ничего в доме не напоминало мне о прошлом, и я сверялась с заметками возле каждого предмета интерьера.

Я долго не могла выбрать, в какой из двух спален бросить вещи, но всё же пудровые обои и кровать с мягким изголовьем победили.

Отыскав ту самую кровать, застеленную покрывалом с длинным ворсом, я перетащила чемодан туда и разложила вещи по полочкам белого шкафа на ножках. Судя по описаниям дневника, здесь ничего не изменилось. Медные ручки, мягкое изголовье, те самые обои в пудровых тонах с цветочным узором над кроватью. Но ни одна деталь не складывалась в нужный пазл, не взывала к памяти.

Не могу поверить, что буду жить в доме с камином! Пусть за окном и шестнадцать градусов, но я не откажу себе в удовольствии разжигать его каждый вечер.

Вот он, камин из белого камня, что царил в просторной гостиной. Я провела рукой по бережно уложенной кирпичной кладке – ни импульса узнавания. Ни кадра из прошлого, который бы сложился в понятное кино.

Веточка гортензий на журнальном столике из дневника сменилась букетом пахучих пионов, бежевая обивка дивана перетянулась серой тканью, а на полках появилась парочка новых книг, но в целом обстановка коттеджа ничуть не изменилась. Я беззвучно бродила по дому – тёплые носки, что я предусмотрительно положила с собой, пришлись очень кстати – и прикасалась к предметам, но те молчали и не выдавали своих секретов.

Виски стянуло, отдавая в затылок колючей болью. Хватит на сегодня путешествий и по острову, и по прошлому. Я залезла в промокшую сумку, что бросила на пол около дивана, и достала то, что целый год не давало покоя. Маленькую бутылочку с парусником внутри. Бесконечность деревянных деталей, впихнутых в узкое горлышко, будто дрейфовали на волнах, и плеск дождя только усиливал впечатление, что кораблик угодил в шторм.

Эта вещица затерялась среди тех, что были со мной в тот день. Просто чудо, что она не разбилась, что корабль не переломило в щепки, что двойная мачта не треснула от удара. Ни скола, ни царапинки, когда моё тело навсегда сохранит шрамы. Оказывается, стекло прочнее кожи, дерево толще костей, а некоторые вещи сильнее нашей памяти. Доктор Эванс уверял, что тактильные ощущения могут обострить некоторые чувства, но сколько бы я ни касалась бутылки, сколько бы не держала в руках гладкую клетку лишённого свободы корабля, обострялась лишь головная боль.

Я поставила бутылку на камин и позвонила по единственному номеру, что помнила наизусть.

– Софи! – Беспокойно отозвалась Руби с того конца мыса Кейп-Код. Нас разделяла вереница миль, но достаточно было лишь услышать голос сестры, как она тут же оказалась рядом. – Я волновалась о тебе. Ты уже там?

Прямолинейность Руби управляла её языком, как ручной куклой, но, когда речь заходила об острове, она не могла даже произнести его название. Даже сейчас я живо представила, как помрачнело её лицо, как потемнели глаза и как напряглась каждая мышца её стройного тела. У нас всегда расходились мысли об этом месте, и даже теперь, когда решение давно принято, когда я уже проделала такой длинный путь до острова, неприязнь Руби слышалась в её дыхании через трубку.

– Да, приехала с полчаса назад.

– И как?

– Пока ничего. Здесь настоящий шторм, так что придётся переждать, а уж потом я возьмусь за то, за чем приехала.

– Эта идея мне всё ещё не нравится.

Я вздохнула и подошла к окнам, выглядывающим на бухту Кларк. За туманным одеялом дождя почти не разглядеть водной глади, но кучка белых пятен маячила вдалеке. Лебеди. Им не страшен ни проливной дождь, ни холодный шквал, ни чьи-то неодобрения. Перебирают себе лапками в ледяной бухте, не чувствуя холода или сомнений. Людям же свойственно перебирать лишь ошибки прошлого и придумывать нелепые приметы, чтобы не угасала последняя надежда.

– Я должна найти ответы, Руби. И найти я могу их только здесь.

– Знаю, потому и перестала отговаривать. – Тяжкий вздох знаменовал мою победу. Сестра сдалась, потому что не могла смотреть на мои мучения. – Только давай договоримся, что в этот раз ты будешь звонить мне каждый день и рассказывать, что там происходит. Не хочу потом собирать тебя по частям, разбросанным по Нантакету.

На языке Руби Вествилл это означало «я тебя люблю». Двадцать семь лет у меня ушло на то, чтобы изучить его вдоль и поперёк. Хоть составляй учебник и лексический словарь, где все нежности спрятаны в обёртку из колкостей.

– Обещаю отзваниваться каждый день. – Моя улыбка отразилась в оконном стекле, и взгляд мой зацепился за чёрную точку, дрейфующую среди белых. Что-то ещё бороздило бухту, втираясь в доверие к лебедям. – И, Руби, я тоже тебя люблю.

– Ладно, сестрёнка, береги себя, а мне нужно бежать. Надеюсь, что ты разберёшься со своей жизнью и скоро приедешь домой.

Прищурившись, я разглядела в тёмном пятне чёрного лебедя. Белая ворона среди своих, вселенский парадокс, необъяснимый феномен. И если белые лебеди, по словам мистера Бреннера, должны принести мне удачу, то что же принесёт мне эта чёрная метка?

Глава 2

3 июня

Каждый из нас – формула из переменных. Эти иксы и игреки постоянно меняются, ведь в людях нет ничего постоянного. В десять лет я любила клубничное мороженое, но с годами его вкус стал казаться мне приторным, и я перешла на крем-брюле.

Кто бы мог подумать, что с приездом на остров ещё одна переменная в моей формуле изменится. Стоило только попробовать пасту с креветками в местном кафе, как я тут же сменила гнев на милость в отношении морепродуктов. Когда-то меня от них тошнило, а теперь я могла съесть двойную порцию.

В «Чёрной жемчужине» довольно мило. Симпатичное местечко для здешних и тех, кого забросило на Нантакет в отпуск. Я приехала не отдыхать, но всем нам порой нужно сделать паузу и передохнуть. Или попробовать то блюдо из меню, к которому бы никогда не притронулся.

Стойка в виде корабля, висячие канаты и картины в морских мотивах – атмосфера, словно я побывала на корабле в открытом океане. Даже официантки здесь носили тельняшки и треуголки. Не хватало только повязки на глаз, сабли в ножнах и попугая на плече для полного антуража, но это всё стереотипы. Не все пираты щеголяли с пернатыми товарищами на спине, и не все теряли глаз в сражениях.

Как и на любом корабле, на «Чёрной жемчужине» жила такая же чёрная кошка. Я заприметила её у окна – она разглядывала мир снаружи, оперевшись лапками и прижавшись усатой мордой к стеклу, а потом вальяжно прогуливалась между столов, словно обходила свои владения.

Здесь приятные люди. Им ничего не стоит подарить тебе улыбку, не то что в Бостоне, где каждый хмурится в своей непогоде. Пока я выбирала столик у окна и перечитывала меню, успела разговориться с официанткой М. Совсем не пиратское имя, да и сдержанный макияж никак не вязались с образом разбойницы.

Похоже, все на острове суеверны. М. сказала: если кошка смотрит в окно – будут гости. Мол, она не ошиблась, ведь тут же пожаловала я, а незнакомцы в здешних краях появляются не так уж часто. Уж точно не в начале лета, потому что не сезон.

М. под пятьдесят. Тот возраст, когда обзаводишься лишними килограммами и болтливостью, но ей очень шло и то, и другое. За пять минут я уже знала, что она живёт в пяти милях вглубь острова, у неё двое взрослых сыновей моего возраста, а по выходным она любит вязать салфетки под горячее и раздавать знакомым. Я предложила ей открыть свой маленький бизнес, чтобы талант не пропадал зазря, но она лишь отмахнулась. Мол, в таком возрасте уже поздно.

Никогда не поздно начинать заново. Мой ответ вызвал лишь её улыбку, и она предложила попробовать пасту с креветками. Недолго думая, я заказала порцию. Ведь никогда не поздно начинать заново.

***

Стекло разлетелось вдребезги и с колючим жжением осыпало моё лицо. Мир закружился в стремительном вальсе, который я не успела разучить и двигалась невпопад. Меня швыряло в разные стороны, барахтало колесом и прижимало к чему-то твёрдому. Боль превратилась в часть меня, вгрызалась в плечи, позвоночник и голову. Хребет разрывало пополам, точно я скумбрия на разделочной доске. Когда меня в третий раз перевернуло, что-то липкое уже застилало глаза, но я всё же увидела, как последняя целая стекляшка боковой дверцы стремительно приближается.

Последний удар разразился вспышкой. Яркий свет ослеплял даже сквозь закрытые веки, щекотал кожу и оставлял ожоги там, где когда-то застряли осколки.

Но я открыла глаза, живая и невредимая. Всё стихло, даже бесконечный дождь, который усыпил все мои нервы. Я лежала на сером диване в гостиной «Лебединой заводи» и тяжело дышала, словно только что закончила бежать марафон. Словно только что очнулась в том самом такси, из-за которого я здесь.

Рука машинально потянулась к левой щеке у самого края острой скулы, забралась под волосы и нащупала две выпуклые бороздки. Подарок с того света на вечную память. Жизнь оставляет на нас следы, чтобы мы не забывали. Чтобы помнили, чему обязаны. Как эти шрамы от разбитого стекла и дневник. Она рассыпает для нас крошки, чтобы мы вернулись назад, в прошлое. И первой крошкой был остров Нантакет, откуда я начну свой путь к глубинам памяти.

Я никогда не носила чёлку, но после случившегося пришлось отстричь прядь по левому краю, чтобы скрывать белёсые отметины от чужих глаз. Не то чтобы они были уродливы, но я никогда не любила лишних вопросов. Тем более, что я сама не знала на них ответов, но собиралась узнать.

Парусник в бутылке завис себе в штиле над камином, в котором догорели последние дрова. Колыбельная звенящих капель убаюкала меня, и я задремала всего на два часа, но прошло словно больше суток. Тучи разогнало ветрами, и из-за воздушного тюля пробивались настойчивые солнечные лучи. Ивы перестали ронять слёзы и шелестели гибкими ветвями на лёгком ветерке. Только лужи перед домом и мокрая трава напоминали о шторме, что я принесла с собой из Бостона. В такой блаженной тишине отчётливо звучал шорох прибоя и гогот лебедей. На всякий случай я проверила ещё раз: вдруг чёрная птица только привиделась мне. И вправду, из окна удалось разглядеть белые пятнышки изящных шей и никаких чёрных меток. Надеюсь, мистер Бреннер был прав, и это добрый знак.

Можно было даже не стараться воззвать к памяти – повторный обход коттеджа ни натолкнул меня ни на одно воспоминание. Только повторяющийся сон стоял перед глазами, и всегда заканчивался одним и тем же. Ударом о боковую дверцу такси и яркая вспышка.

Некоторые сцены из прошлого навсегда останутся сокрыты за семью печатями, но некоторые я могла разгадать. И начать стоило с кафе «Чёрная жемчужина». Я как раз перечитывала заметку о нём, когда меня прижало к подушкам. Захватив с собой бутылку с кораблём, я обулась в сменную обувь, так как кроссовки не успели высохнуть за эти два часа, и влезла в кожаную куртку. Две капли в прогнозе погоды исчезли, и впереди маячило лишь ясное солнце. Пробив «Чёрную жемчужину» по карте, я завела «фиат» и, пару раз пробуксовав в размякшей земле, тронулась в путь.

Угораздило же меня снять дом в такой глуши. Но я шла туда, куда меня вёл дневник. Навигатор показывал зелёные заросли и голубые пруды на многие мили вокруг, и первые пятнадцать минут я ехала по землям заповедника Хед оф Плейнс на север. Правда, теперь я могла всласть налюбоваться мокрым пейзажем обсыхающих на дневном солнце клёнов и тополей. Кларк-роуд вывела меня на шоссе и провела через четверть острова к перекрёстку. Дорога сливалась воедино с широким шоссе и убегала прочь, к городским постройкам, до которых ещё десять минут ходу.

«Чёрная жемчужина» пришвартовалась к пяточку перед соснами и на фоне глубоких луж впрямь напоминала старинный корабль в зелёном море. Я припарковалась на полупустой парковке, где два из пяти свободных мест занимали машины с местными номерами. Ещё в салоне я учуяла аппетитные запахи жареного стейка и свежего хлеба, отчего в желудке засосало от голода. В коттедже не нашлось ничего съестного, а в последний раз я завтракала ещё в Бостоне чашкой кофе и сомнениями. Некоторые значения в наших формулах всё же остаются постоянными, а мне всегда не лез кусок в горло, если предстояло нечто важное. Во мне находилось место для чего-то одного: или для еды, или для волнения, но побеждало всегда второе.

Поправив чёлку так, чтобы скрыть шрамы, я вошла – или правильнее сказать поднялась на борт – «Чёрной жемчужины» и осмотрелась, ища намёки из дневника. Судя по всему, здесь ничего не изменилось. Стойка в виде корабля, которому не доставало паруса, морские пейзажи и рисунки шхун на деревянных стенах, бутафорный штурвал над баром с названием кафе и официантки в тельняшках, хлопочущие вокруг немногочисленных постояльцев.

Как и на любом корабле, на «Чёрной жемчужине» жила такая же чёрная кошка. Перечитав запись из дневника, я стал искать чёрную обитательницу кафе, но её нигде не было видно. Тогда я заняла тот же столик у окна и взяла картонку с меню. «Языки болтливого корсара» – так назывались помидоры, начинённые сыром и чесноком. «Якоря фортуны», или по-простому – канапе на багете с красной рыбой, маслом и зеленью. Салат «Весёлый Роджер» с печенью трески и луком. Салат «Остров сокровищ» со свининой и корнишонами. И даже «Клеймо на репутации» – гороховый суп с копчёностями. А они решили держать марку до конца!

Глаза забегали по строчкам в поисках той самой пасты с креветками. Вот она. «Сердце Кракена». Не помню, когда в последний раз ела морепродукты, но чувствовала, что пришло время попробовать сердце морского чудовища на вкус.

– Добро пожаловать на борт! – Задорный голос отвлёк меня от всех этих пиратских названий. – Рады приветствовать новеньких на «Чёрной жемчужине»!

Полная женщина в той самой треуголке улыбалась во все тридцать два белых зуба – и ни одного золотого. Она тут же раскусила во мне приезжую – уж вряд ли к ним часто забредали незнакомые лица в такие дебри. В Бостоне моё имя не могли запомнить в кафе на углу, где я каждое утро покупала кофе на вынос, и писали «София» или «Соня» на стаканчике. Но здесь всё по-другому.

Я поздоровалась, мысленно сравнивая официантку с образом из дневника. По возрасту подходит, да и по телосложению. Такая же болтливая и добродушная, как и М. Кольца на пальце не видно, но это ещё ничего не значит. Столько времени прошло. За год может много чего приключиться, и моя жизнь тому наглядный пример.

– Извините за дурацкий вопрос, ваше имя случайно не начинается на «М»? – Спросила я.

– Нет, дорогуша. Я Донна. И насколько знаю, никаких девушек с именем на «М» здесь нет.

Как же так? Адрес правильный. Сложно спутать эту «Чёрную жемчужину» на острове с какой-нибудь другой. Я так надеялась повстречать официантку со страниц дневника, что даже не подумала о том, что могу её здесь не застать.

– Простите, просто год назад в этом кафе работала одна официантка. Я точно не знаю её имени, но начинается оно на «М». Я очень надеялась с ней увидеться.

– Мне жаль, дорогуша, но таких официанток у нас не работает. Ты уверена, что не «Ш»? Шарлин у нас есть.

Я заглянула на открытую страницу дневника. Почерк слишком аккуратный, так что сложно спутать эти две буквы. Это точно должна быть М.

– Прости, что не смогла помочь. – Посочувствовала женщина и достала из кармашка передника с эмблемой Весёлого Роджера блокнотик и карандаш. – Зато могу помочь кое с чем другим и посоветовать наши лучшие закуски. Как насчёт «Пиратского трофея»? Жареный бекон, яйца, помидоры черри, всё как полагается. А ещё у нас часто берут «Рёбра Флинта». Это стейк из свинины на косточке, готовится на огне.

– Можно мне пасту с креветками? – Тактильные ощущения могут обострить некоторые чувства, всё повторял доктор Эванс. Знакомый вкус уж точно должен обострить их до предела.

Донна просияла ярче Сириуса на ночном небе.

– Отличный выбор! «Проклятье призрака» на десерт?

По моей реакции женщина разгадала, что я уж точно не собиралась пробовать никакие проклятья на зуб, и заливисто засмеялась.

– Это белый бисквит со сметанным кремом.

– Нет, спасибо, только пасту и кофе.

– Значит, одно «Сердце Кракена» и наш фирменный «Напиток адмирала». Сию минуту. – Записав заказ в блокнот, Донна упорхнула лёгким дуновением, хотя весила куда как больше летящей пушинки.

Пока я ждала свой пиратский обед, сверялась с дневником, чтобы отыскать остальные совпадения. Но подробное описание «Чёрной жемчужины» обрывалось на знакомстве с М., а потом начинались размышления об отце.

Отец. Надо было первым делом отправиться к нему, но он был лишь следующим звеном в этой цепочке воспоминаний. Кто признаётся в своей трусости? Но я боялась появляться на его пороге, стучать в дверь, как ни в чём не бывало. Точно этих семнадцати лет и не было.