Buch lesen: «Лето придёт во сне. Приют», Seite 4
Входную дверь на ночь закрывали на массивный засов, хоть и непонятно от кого. Я потянула его на себя, но он оказался неожиданно тугим.
– Блин… не открывается.
– Ну-ка, – Яринка встала рядом со мной, – давай вместе… Раз, два, три!
Мы дёрнули одновременно, и засов, неожиданно поддавшись, лязгнул так, что эхо отозвалось на лестнице. Испуганно переглянувшись, мы, не сговариваясь, юркнули в приоткрывшуюся дверь и тут же прижались к ней спиной, одновременно глянув вверх. Там, хищно нацелившись единственным глазом на крыльцо, висела камера видеонаблюдения.
Скользя вдоль стены, прячась в её тени, мы добрались до угла корпуса. Дальше оказалось ещё проще. По газонам, вдоль подстриженных кустов, служивших отличным укрытием, до прудика, а уже там – рукой подать – густые деревья. Возле пруда мы задержались. Здесь предстояло миновать широкое открытое пространство, которое захватывала одна из камер, пусть и находящаяся в отдалении. Теперь всё зависело от того, насколько внимательна охрана.
Присев за скамейкой, мы набирались решимости для последнего рывка.
– Красиво как! – вдруг шепнула мне в ухо Яринка, и я скосила глаза на неё.
Подруга, подняв голову, смотрела в небо. Там висела половинка луны и бежали рваные облака. В прорехи облаков выглядывали мерцающие звёзды.
– Ты никогда не выходила ночью?
– Нет. – Яринка повела взглядом вокруг. – Только в окно смотрела.
Я тоже огляделась. Такая привычная картина – школа, стадион, корпуса, деревья и дорожки между ними, сейчас, в уютном жёлтом свете фонарей, выглядели таинственно, почти волшебно. Вокруг было тихо и пусто. Я только теперь услышала, что воздух вокруг заполняет стрёкот сверчков, а откуда-то издалека доносится странный низкий шум, в который вплетается ритмичный перестук.
– Что это? – Я подняла палец.
Яринка прислушалась.
– Поезд где-то.
– Поезд? Я раньше их не слышала.
– Я тоже. – Подруга пожала плечами. – Днём их не слышно, наверно, из-за другого шума. Тут и шоссе из города недалеко.
Я не стала уточнять, что не слышала поездов не только днём, а вообще. Маслята находились слишком глубоко в тайге, где на десятки, а может, и сотни километров вокруг не проходили железные дороги. Конечно, поезда мне не раз доводилось видеть в кино, но там они звучали совсем по-другому. Сейчас же звук поезда, постепенно затихающий вдали, почему-то вселил в моё сердце странную печаль. И я прислушивалась к нему, пока Яринка не нарушила затянувшееся молчание:
– Ну что, рванули?
– А? А… давай. На раз-два-три?
Уповая на то, что у охранников в их караулке есть занятия поинтереснее, чем неотрывно пялиться в мониторы, транслирующие изображение с камер видеонаблюдения, мы кинулись к деревьям с такой скоростью, на какую только были способны. Я успела увидеть, как в неподвижной воде прудика, не отставая от нас, мчится половинка луны и как отсвет фонарей играет на огненных волосах бегущей рядом подруги, а потом деревья и кусты надвинулись на нас, окружив спасительной темнотой.
– Есть! – азартно шепнула я, прижимаясь к стволу ясеня.
– Погоди радоваться. – Яринка настороженно оглянулась. – Если кто нас видел, сейчас прибегут.
– Не прибегут. – Как всегда, близость леса и свободы будоражила мою кровь и о плохом не думалось. – Пошли!
Я привычно заскользила между деревьями, Яринка двинулась за мной. Луна просвечивала между ветвей и листья, её свет пятнами и полосами ложился на траву, и полной темноты не было. Бетонный забор впереди тоже белел отражённым лунным светом.
– Здесь, – сказала я, останавливаясь. – Сейчас смотри, как полезу я, и лезь следом.
Может, у Яринки и не было такого богатого опыта карабканья по деревьям, как у меня, но она не сплоховала и спрыгнула на землю по ту сторону забора почти сразу за мной. Спрыгнула, выпрямилась и огляделась.
– Ну вот, – с гордостью произнесла я, поведя вокруг рукой, – мой лес!
В лунном свете было видно, как трепещут Яринкины ресницы, а ноздри возбуждённо раздуваются, втягивая запах сосновой коры и свежесть ночной росы.
– Кру-у-уто! – наконец выдохнула она. – Куда теперь?
– Да хоть куда… гулять! – беззаботно отозвалась я и направилась прочь от забора.
Здесь деревья росли куда гуще, чем на территории приюта, лунный свет почти не пробивался между ветвей и листьев, поэтому идти приходилось медленнее. Но и торопиться было некуда. Я впереди, Яринка за мной, мы осторожно двигались между стволов, не слыша ничего, кроме шороха травы под ногами. Оглядываясь, я видела, как подруга пробует кончиками пальцев деревья, словно хочет удостовериться в их реальности. Меня саму не покидало ощущение не то сна, не то воспоминаний о тайге. И, усиливая эти ощущения, добавляя в них нотку непонятной щемящей тоски, вдали снова застучал колёсами поезд.
И пусть шла я без цели, но в итоге ноги сами привели меня к поваленной сосне. Мы присели на её ствол. Мои глаза уже привыкли к темноте, и теперь я любовалась ночным лесом, мазками лунного света среди веток и переплетением теней.
– Странно, – тихонько сказала рядом Яринка, – я всегда думала, что ночью в лесу страшно, а всё наоборот…
Я понимала, что она имеет в виду. Окружающая нас темнота не казалось чуждой или враждебной, не таила в себе угрозу. Напротив, она укрывала нас и отгораживала от остального мира, создавая иллюзию полной безопасности. Приют с его правилами и вечной угрозой наказания в случае несоблюдения этих правил, отсюда казался почти несуществующим.
Яринка вдруг вскочила, отбежала в сторону и упала на траву «звёздочкой», разбросав в стороны тонкие руки и ноги. Тихонько засмеялась.
– Дайка, иди сюда!
Я было приблизилась к подруге, но замерла в нерешительности. Если сейчас замараю платье, завтра у Агафьи могут возникнуть неудобные вопросы. Грязная одежда на девочке – повод не только для наказания, но и для тщательного расследования того, каким образом девочка могла испачкаться. Ведь девочка не должна попадать в места и ситуации, где подобное может с ней произойти.
Яринка нетерпеливо похлопала ладонью по земле рядом с собой, и я снова почувствовала злость на себя. В кого я здесь превращаюсь? Как там сказал Дэн? Очередная безвольная кукла? Она самая! И насколько же далеко заведёт меня стремление слушаться и хорошо себя вести?
Решительно плюхнувшись в траву, не обращая внимания на сразу намокшее от ночной росы платье, я вытянулась рядом с Яринкой, которая тут же нащупала и сжала мою ладонь. Так мы и лежали довольно долго, держась за руки, глядя на раскачивающиеся над нами верхушки сосен, растворяясь в ночной тишине и ощущении свободы.
Яринка первой нарушила молчание:
– Вот бы остаться здесь жить. Построить шалаш… только ты и я, и никаких воспитателей, никакой школы.
Я мысленно согласилась, но с одной поправкой: чтобы с нами был ещё Дэн.
– Мама тоже сейчас в лесу… – совсем тихо добавила Яринка.
– Как в лесу? – не поняла я.
– Она самоубийца. Её похоронили не на кладбище, а за оградой. Прямо в лесу. А так даже лучше, красивее там. И тихо-тихо…
– Ты была на похоронах? – Обычно мы старались не заговаривать о прошлом, ничего, кроме тоски, это не приносило, поэтому я плохо была осведомлена о подробностях Яринкиной жизни до приюта.
– Да, меня соседка отвела. Отец не пошёл и меня не хотел пускать! – Яринкин голос задрожал от плохо сдерживаемой ярости. – Но соседка сказала, что это грех – не дать ребёнку попрощаться с матерью. Тогда он заткнулся. Нагрешить побоялся! А что сам маму довёл…
Я успокаивающе сжала Яринкину ладонь, и она, судорожно вздохнув, замолчала. Чтобы нарушить тяжёлую тишину, я спросила:
– Ты больше у мамы не была?
– Нет. Меня отец быстрее сюда сплавил. Я даже мамино письмо не успела забрать из-под подоконника. Только бы он его не нашёл! Не хочу, чтобы трогал своими лапами… – Яринка вдруг резко повернула ко мне голову – волосы метнулись по траве. – Дайка, я же тебе не рассказывала, что мне мама писала?
– Нет.
Подруга снова уставилась в небо и вдруг заговорила тихим ровным голосом:
– Доченька, солнышко, рыжик мой золотой, не обижайся и не грусти. Я оказалась слабее, чем думала, прости меня. Постарайся стать счастливой, несмотря ни на что, это трудная задача, но ты всё-таки сумей. Помни о том, о чём мы мечтали. Всё, что я тебе рассказывала про волшебные страны, – правда. Жаль, что у нас оказалось так мало времени, и я не смогу отправиться туда с тобой, но ты справишься. Будь осторожна, не сдавайся и не останавливайся. Счастливого пути! Люблю. Мама.
Яринка замолчала. Я тоже не знала, что сказать. В глазах щипало от жалости и к ней, и к себе, но в то же время я испытала острое чувство дежавю. Что-то в этих словах казалось очень знакомым, совсем недавно я слышала нечто похожее… Похожее не словами, но вызванными эмоциями. Дэн? На этом же месте Дэн говорил про свою семью. Он говорил совсем другое и по-другому, но, слушая его, я испытывала похожие чувства.
– Яринка, – тихонько начала я, ещё не зная, как правильно выразить свои мысли, – а что за волшебные страны?
– Ну помнишь, я тебе рассказывала? Как мы мечтали убежать от отца? Вот мама и говорила про страны за Занавесом, где всё не так, как здесь. И что туда реально попасть, только очень трудно. Но мы попробуем, когда я подрасту.
Чувство дежавю не исчезало. И тогда я задала вопрос, обращённый больше к себе, чем к подруге:
– Так твоя мама была другая?
И как ни странно, Яринка меня поняла. Может, сама думала о том же, а может, просто уловила ход моих мыслей, тем самым почти телепатическим чутьём, которого не лишены все дети.
– Да, она была не такая… не такая, как остальные женщины. Её поэтому отец никогда и не любил.
– А где?.. – Я невольно перешла на шепот. – Где эти страны, про которые она говорила? Как называются?
Яринка покачала головой:
– Не знаю. Мама говорила только, что они на Западе.
На миг я закрыла глаза и ясно увидела прорезающие тьму, шарящие по земле, очень яркие, но какие-то мёртвые лучи прожекторов. Услышала гул винтов вертолёта, на клочья разрывающих тишину ночной тайги. И горячий мамин шепот в самое ухо: «Беги на Запад!»
Мама, так ты имела в виду не сторону света?!.
Яринка рядом тихонько ойкнула, и я поняла, что слишком сильно сжала её руку, но не нашла сил извиниться. Вместо этого сказала:
– Значит, нас не двое, а трое…
– Что? – не поняла подруга.
– Нас трое в этом долбанном загоне! – В моей памяти ожили и заиграли новым смыслом недавние слова Дэна.
Яринка пребывала в недоумении:
– Кого трое? В каком загоне?
Я перекатилась на бок, поворачиваясь к ней лицом. И пересказала наш с Дэном разговор, всё то, о чём умалчивала до этого. Не потому, что не доверяла подруге, но потому, что сама до конца не понимала. А теперь, кажется, поняла.
Яринка выслушала, не перебивая, вперив неподвижный взгляд в мерцающее звёздами небо. А когда я закончила, грустно сказала, подытоживая:
– Да, значит, моя мама тоже была другая. Она не хотела жить так, как живут все, не могла стать счастливой. И, наверно, ещё много чего мне бы рассказала, если бы так рано не умерла.
– Получается, что наши мамы хотели, чтобы мы убежали на Запад? В другие страны?
– Получается, да.
– Но как?
Яринка помолчала и рассудила совсем по-взрослому:
– Дайка, нам пока рано об этом думать. Сейчас мы ничего не сможем. Надо немного подождать. Стать хотя бы как твой Дэн.
Я кивнула и опять откинулась спиной в траву, вся во власти нового, доселе неведомого мне волнующего предвкушения грядущих перемен.
Вновь издалека долетел ровный стук колёс невидимого поезда. И больше он не казался мне тоскливым, пожалуй, чуть тревожным, но в то же время зовущим. Дальние дороги лежали там, за пределами нашей однообразной жизни. И если раньше они для меня были абстрактными, плоскими и безжизненными, как тусклые иконы, висящие в церкви, то теперь обрели объём и краски, стали живыми. Сейчас эти дороги куда-то вели. И по ним можно было пойти.
Яринка молчала, видимо, тоже привыкая к новой картине мира. И в этой тишине мы лежали так долго, что луна начала опускаться за деревья, а звёзды заметно сместились на небосклоне.
– Как думаешь, что там? – наконец заговорила Яринка, и я вздрогнула от неожиданности. Покосилась на подругу, увидела её устремлённые вверх глаза и догадалась:
– На небе?
– Ну… – Яринкин голос звучал почти сонно. – Это ведь ерунда, что там ангелы и Бог? Мама рассказывала – люди туда летали. Совсем высоко, за облака. Это ведь правда?
Я удивлённо помолчала. Раньше мы никогда не разговаривали на эту тему, но мне казалось, что подруга, как городской житель, должна быть осведомлённее меня в вопросах технического прогресса.
– Яринка… конечно, правда! Летали! Там космос. Разве вас в школе этому не учили?
– Да, говорили про безвоздушное пространство. И что туда нельзя. Но ведь раз люди летали… были машины…
– Были, – подтвердила я. – А где-то и сейчас есть. И там люди летают в космос до сих пор. А может, и у нас летают, просто об этом не рассказывают.
– Папа говорил, что это грех. – При упоминании об отце Яринка непроизвольно стиснула мою руку, и я поморщилась от боли. – Что из-за этого все беды и войны, когда люди лезут куда нельзя. А почему нельзя? Кто решил, что нельзя?
Я пожала плечами. Мне такого никто не говорил. Родители рассказывали про другие планеты и солнца, учили определять стороны света по созвездиям. Были ночи, когда мы все вместе сидели на крыше и смотрели на небо в папин охотничий бинокль. И только здесь я услышала, что там, оказывается, есть ещё Бог со своими ангелами и архангелами, есть люди, которые умерли, и более того – однажды я сама отправлюсь туда же, при условии, конечно, хорошего поведения. Поверить в такое я не смогла, но сделать вид, что поверила, – вполне.
– А почему тогда, – продолжала размышлять вслух Яринка, – если люди из других стран летают в космос, их Бог не наказывает?
– Наказывает же! – фыркнула я. – Помнишь, что Агафья говорила? У них там геи и блуд.
– Хочу туда, где блуд, геи и люди летают в небо! – Яринка тихонько засмеялась, но вдруг осеклась, глухо замолчав.
Я испугалась, что она может заплакать, и быстро сказала первое, что пришло в голову:
– Когда-то Русь называлась по-другому. Не помню. Так вот люди из этой страны, которая была вместо Руси, самые первые полетели в космос. Тогда ещё никто не летал, только они.
– И патриарх разрешал?
– Тогда не было патриарха. Главным был царь… Ой, нет, это ещё раньше… президент? Не помню, в общем, кто, но патриарха не было, а тот, кто был, не запрещал летать. Разве тебе никто это не рассказывал?
– Про времена безбожья? – Яринка хмыкнула. – Отец говорил, как же! Что раньше были сплошной разврат и грехопадение.
– Грехов не было. То есть не верил никто в Бога и грехи.
– Ну так это и есть грехопадение, – снисходительно пояснила Яринка. – Когда не верят. А во что верили?
Я напрягла память, по крохам собирая всё, что когда-то слышала об истории Руси. А вспомнив, уверенно сообщила:
– Верили только в науку.
– Что, и молились науке?
– Нет, науке не молились, а грызли…
– Грызли?! – Даже в темноте стало видно, какими огромными сделались Яринкины глаза.
– Да не перебивай! Не по-настоящему грызли, конечно, а просто так говорилось. Грызть науку. Узнавать её значит. И ещё! Девчонки и мальчишки учились вместе.
– Вместе? В одной группе и мальчики и девочки?
– Ага.
– Чепуха какая-то. Это что – мальчики тоже учились домоводству, а девочки военному делу?
Я пожала плечами:
– Про это не знаю.
– Наверно, тогда было интереснее, чем… – начала Яринка и вдруг тихонько ахнула.
Небо над нами рассёк яркий росчерк падучей звезды. И почти сразу, чуть в стороне – ещё один. И секунду спустя – ещё!
– Звездопад! – Я рывком села в траве, откуда-то издалека пришло воспоминание – такая же ночь на исходе лета, мой папа на крыше, и обронённое им непонятное слово «персеиды». Но из всех папиных объяснений я тогда поняла только то, что в августе с неба всегда падают звёзды.
И они падали. То здесь, то там, через промежутки в несколько секунд небо роняло по одной, а то и сразу по две звезды. Яринка восторженно взвизгивала и сучила ногами, продолжая сжимать мою ладонь. А я вспомнила ещё кое-что.
– Желание! Нужно загадать желание!
– Ой, точно! Нет, подожди!
– Что?
– А если загадать вдвоём? Как думаешь, получится сильнее?
Прямо над нашими головами вспыхнула, начала и тут же завершила короткий стремительный полёт очередная падучая звезда.
– Вдвоём? Да, я думаю, да!
– Давай загадаем, – Яринка тоже села, – чтобы нам не потерять друг друга. Никогда! Чтобы, когда вырастем, всё равно вместе? До конца?
– Давай! Сейчас звезда полетит, и сразу загадываем!
Забегая вперёд, скажу, что это двойное желание, загаданное одиннадцатилетней нашей августовской ночью, действительно сбылось. Именно так – до конца.
Глава 4
Крик сойки
Если Бог и сидел где-то на небе выше космоса, то он проявил благосклонность ко мне и Яринке. Никто и ничто не помешало нам незамеченными вернуться в дортуар и лечь досыпать остаток ночи.
До утра я плавала среди звёзд, медленно падающих в густые кроны сосен, и, когда утром Яринка холодными пальцами ухватила меня за пятку, громко взвизгнула и чертыхнулась, вызвав смех подруги.
– Вставай, заплетаться пора. Ты даже будильника не слышишь.
Я высунулась из-под одеяла, оглядела комнату с трудом открывшимися глазами. Зина и Настуся уже оделись и заправляли постели. Настуся поймала мой взгляд и укоризненно покачала головой, недовольная моим недавним поминанием чёрта. Яринка пританцовывала от нетерпения, встряхивая взлохмаченными кудрями и воинственно потрясая расчёской. Ой, ну как мне уже надоела эта игра в «кто быстрее заплетётся»!
Спрыгнув на пол, я обречённо поплелась к уже поставленному подругой посреди дортуара стулу, плюхнулась на него и взвыла от боли – так рьяно Яринка взялась за мои спутанные со сна волосы. Воспользовавшись поднятым шумом, подруга наклонилась и шепнула мне на ухо:
– Никто ничего не слышал и не видел. Девчонки всю ночь спали, Агафья тоже, а то бы уже прибежала.
Я облегчённо кивнула. Повезло, да ещё как! Прошедшая ночь до сих пор напоминала о себе приятным гудением в мышцах, кожа хранила прикосновение ночной росы и прохладное дыхание ветерка, а волосы пахли травой. Поддаваясь радостному порыву, я оглянулась на Яринку и встретила её счастливый взгляд. Мы подмигнули друг другу и были так довольны собой, что ничуть не расстроились, когда Зина и Настуся заплелись первыми и дружно показали нам язык.
Но дальше всё пошло не так гладко. Собирая сумку в школу, Яринка вдруг обречённо застонала и плюхнулась на кровать, обхватив голову руками.
– Ты чего? – испугалась я.
– Юбка! – Подруга выхватила из-под кровати помятый лоскут ткани, с торчащими из него нитками, и яростно потрясла перед собой. – Я так и не дошила проклятую юбку, а мне её сегодня сдавать!
Я сочувственно вздохнула. Наша преподавательница по рукоделию, женщина непреклонная в своих убеждениях, свято верила в то, что каждой девочке природой дано умение шить-вязать-вышивать-плести, и любые неуспехи на этом поприще объясняются исключительно ленью.
– Теперь мне точно придётся каждый вечер ходить на продлёнку! – продолжала страдать Яринка, нещадно комкая недошитую юбку, виновницу своих несчастий.
– Ничего страшного, – вдруг строго оборвала её Настуся. – Я даже сама вызвалась ходить, это очень интересно. Варвара Петровна на продлёнке показывает то, чего нет на основных уроках. Вот, смотри…
Настуся выдернула из шкафа и встряхнула перед собой какую-то цветастую вещицу. Вещицей оказался сарафан, причём весьма симпатичный, с ярким пояском и тесёмочками на коротких рукавах.
– Я его сшила всего за четыре продлёнки, – похвасталась Настуся, – А материалы и выкройку мне Варвара Петровна дала, она всегда помогает, если просишь.
– Погоди-ка! – Яринка нацелилась на Настусю, как стрелка компаса – на север. – Так ты хорошо шьёшь?
Та скромно потупилась, но ответила не без гордости:
– Варвара Петровна говорит, что я очень старательная и усидчивая, а если буду…
– Да на фиг Варвару Петровну! – бесцеремонно перебила Яринка. – Ты мне юбку дошить сможешь? Тут немного осталось. А я тебе буду целый месяц десерт с обедов отдавать, а?
Настуся аккуратно сложила сарафан и твёрдо ответила:
– Нет.
– Да почему нет? – зачастила Яринка, цепляясь за ускользающий шанс. – Это же простая юбка, для тебя раз плюнуть, за вечер управишься! Хочешь, два месяца десерт буду отдавать?
– Не в этом дело. – В голосе Настуси зазвучала непривычная твёрдость. – Если я сошью тебе юбку, ты не попадёшь на продлёнку к Варваре Петровне и так ничему и не научишься.
Яринка застыла с раскрытым ртом, а Настуся, сунув сарафан в шкаф, решительно вышла из дортуара.
Кое-как справившись с оторопью, подруга посмотрела на меня и доверительно поделилась:
– Иногда мне хочется её убить – слишком правильная для этого мира.
– Не держи на неё зла, – вступилась за Настусю Зина. – Она ведь и правда тебе добра желает. А учиться шить всё равно придётся, Варвара от тебя не отстанет. Я тоже долго мучилась, а теперь ничего, справляюсь.
Яринка развернулась к ней всем корпусом, но Зина опередила её, торопливо сказав:
– Я сладкое не люблю. И то, что я научилась шить, не значит, что мне нравится это делать.
Когда и она вслед за Настусей отправилась на завтрак, подруга в сердцах запустила недошитой юбкой в стену.
– У-у, гадина! – адресовался этот нелестный эпитет несчастному отрезу ткани или Варваре Петровне, я не поняла, но попыталась утешить подругу:
– Тебе же юбку всё равно уже сегодня сдавать. Даже если бы Зина или Настуся согласились помочь, они бы не успели.
Буркнув себе под нос что-то явно очень грубое, Яринка подняла юбку с пола и принялась ожесточённо запихивать в школьную сумку. Но потом вдруг замерла, просветлела лицом и повернулась ко мне:
– А и чёрт с ней, с продлёнкой! Продлёнка вечером, а мы ведь в лес будем ходить по ночам? Пошли завтра снова?
На миг в Яринкиных глазах я снова увидела звёзды, падающие сквозь пушистые еловые лапы, и потянулась к ним всей душой. Но тут же словно одна из этих лап хлестнула меня по лицу, возвращая в дортуар.
– Нельзя так часто… слишком опасно.
Яринка возвела глаза к потолку:
– Да чем опасно-то?! Увидят, поймают? Ну и что? Не убьют ведь. Ну, получим розги в крайнем случае. Переживём.
– Розги-то переживём, а что дальше? Деревья спилят у забора, и мы больше не сможем никогда ходить в лес, – пояснила я, а мысленно добавила: «И мне будет негде встречаться с Дэном».
Яринка поникла – поняла. Я тоже её понимала. Вольная воля – пусть даже такая кратковременная и иллюзорная – пьянит. Потом ещё труднее возвращаться к навязанному распорядку, ещё сильнее тянет вырваться из него! А такая волшебная ночь, как вчерашняя, даже меня, уже привыкшую к регулярным побегам, теперь, кажется, надолго выбила из колеи. Что уж говорить о Яринке, только-только вдохнувшей свободы и сразу вынужденной вернуться обратно в клетку.
Я поспешила её утешить:
– Мы всё равно будем убегать в лес, обязательно! Просто это надо делать пореже и придумать что-то похожее на правду, на случай если нас поймают.
Яринка энергично закивала:
– Я придумаю! Я такое придумаю, что не только комар – сама Агафья носа не подточит!
Наверное, нам обеим представилась Агафья с длинным комариным носом, потому что мы переглянулись и прыснули со смеху.
К сожалению, худшие Яринкины опасения оправдались. Первое, что сделала тучная и на вид вполне добродушная Варвара Петровна, начиная урок рукоделия, это сказала:
– Напоминаю, что сегодня последний день, когда я принимаю задание с прошлого месяца. Кто ещё не сдал юбки – сдавайте. Оценки получите на следующем уроке.
Поднялись три ученицы, понесли к учительскому столу аккуратные свёртки. Я покосилась на подругу, сидящую слева от меня через проход, но та как будто примёрзла к стулу.
– Это всё? – Варвара Петровна подняла глаза на класс. – Все сдали?
Раздался унылый Яринкин вздох, и я увидела, как она встаёт из-за парты.
– Я не сдала…
Брови преподавательницы поднялись над тонкой дужкой очков:
– Чего же ты в таком случае ждёшь?
– Я… моё задание не готово.
Варвара Петровна посуровела:
– И почему же ты не потрудилось его выполнить?
– Я потрудилась, сударыня, – забормотала Яринка, – я очень трудилась, я несколько раз начинала сначала, перешивала… но у меня не получается.
– Глупости! – Преподавательница требовательно протянула руку. – Дай мне то, что вышло в итоге.
Мятая недошитая юбка с торчащими нитками, которую Яринка поспешно извлекла из сумки, выглядела жалко. По классу пронеслись смешки.
Чем дольше Варвара Петровна разглядывала неудачный результат Яринкиных стараний, тем мрачнее становилось её лицо. Лицо же самой Яринки постепенно приближалось по цвету к её волосам.
– У тебя было две недели, – наконец горько изрекла преподавательница. – И за две недели ты не смогла сшить простую юбку-карандаш! Что же будет, когда мы дойдём до юбок – колоколов, юбок – клёш, юбок – солнце? Сядь на место и забери этот позор.
Яринка поплелась к парте, а Варвара Петровна добавила, глядя в её ссутуленную спину:
– Думаю, тебе пойдёт на пользу позаниматься со мной дополнительно. Начнём с понедельника, Агафью Викторовну я поставлю в известность. – Она вздохнула и повысила голос. – А теперь все достаём пяльцы, сегодня будем вышивать крестиком вот эту… Что тебе ещё, Ярина?
Яринка, которая уже села на место, тянула руку вверх.
– Варвара Петровна, а можно спросить?
– Ну, спрашивай.
– Почему в церковь певчими берут только тех, у кого талант, а хорошо шить должны все? А если таланта нет?
Класс притих. Варвара Петровна растерянно мигнула, но быстро нашлась с ответом:
– Потому что для умения шить талант не нужен. Нужны трудолюбие и усидчивость. Чего у тебя нет, Ярина.
Яринка упрямо тряхнула косичками.
– Знаете, сколько я над этой юбкой сидела? Каждый вечер! А как старалась? У меня не получается, потому что нет такого таланта.
Варвара Петровна снисходительно улыбнулась:
– Ярина, вот увидишь, как только ты походишь ко мне на дополнительные занятия, талант появится как по волшебству. И тебе самой будет смешно, что раньше ты не могла сшить простейшую юбку.
Глаза Яринки прищурились, стали зеленее обычного.
– Хорошо, Варвара Петровна, может, талант для шитья и не нужен, но если и желания нет?
Улыбка сползла с лица преподавательницы.
– Что, прости?
Я сверлила взглядом Яринкину раскрасневшуюся щёку, пытаясь мысленно передать ей одно-единственное слово: «Молчи, молчи, молчи!»
– Если я не хочу уметь шить?
Ой, мама…
– Что значит – не хочу? – Варвара Петровна тоже покраснела. – Есть такое понятие, как надо! И каждая женщина должна уметь шить, готовить, содержать дом в порядке и уюте, быть прилежной хозяйкой…
– Какой дом, Варвара Петровна? – перебила преподавательницу Яринка, презрев все правила школьного этикета. – Какой у меня может быть дом? Вы же знаете про мою маму? Кто возьмёт замуж дочь такой женщины? Я пойду на производство, и у меня не будет ни денег, ни времени на рукоделие. Зачем же этому учиться?
В классе воцарилась тяжёлая тишина – Яринка задела запретную тему. Разумеется, преподаватели и воспитатели знали грехи наших родителей, знали, по какой причине оказался в приюте тот или иной ребёнок, но никогда не говорили об этом. Старательно делали вид, что приют – обычная школа, а дети в нём – обычные дети. Любых напоминаний о том, что у этих детей нет будущего, взрослые избегали.
А Яринка напомнила.
Варвара Петровна суетливо сняла очки, глянула поверх голов, кашлянула.
– Не нужно так думать. – Даже голос преподавательницы стал другим, почти виноватым. – Бог милостив, всегда стоит надеяться на лучшее.
– Надейся на лучшее, готовься к худшему! – дерзко парировала Яринка.
Очки вернулись на нос Варвары Петровны, и сквозь них она строго взглянула на мою подругу.
– Пути Господни неисповедимы. Не впадай в грех гордыни, считая, что можешь знать что-то наперёд. И раз уж мы заговорили об этом, то в интересах каждой из вас учиться как можно усерднее. Прилежной, кропотливой и хозяйственной девушке прощаются многие недостатки. И мой учительский долг – дать вам для этого как можно больше знаний и умений. Поэтому! – Варвара Петровна повысила голос, заметив, что Яринка собирается что-то возразить. – Поэтому, Ярина, учитывая твой запущенный случай, я считаю, что нам не стоит откладывать его исправление до понедельника. Сегодня вечером после полдника жду тебя здесь на дополнительное занятие. Также не будем делать исключений для субботы и воскресенья.
– Ну чего ты умничать начала? – выговаривала я подруге на перемене. – Кто тебя за язык тянул? Теперь Варвара от тебя не отвяжется, пока не будешь шить и вязать, как… как… да как она сама!
– Ой, без тебя тошно! – огрызнулась Яринка. – Ещё посмотрим, кто первый от этих занятий устанет. Я ей такого нашью!
Своё обещание Яринка сдержала. К вечеру воскресенья её пальцы были исколоты так, что шить она уже не могла. О чём довольно сообщила, вернувшись с продлёнки и демонстрируя мне опухшие подушечки.
– Уж я их тыкала, тыкала! Варвара сказала, чтобы я ей на глаза не попадалась, пока пальцы не заживут. Так что завтра я смогу отвлекать Агафью, пока ты гуляешь в лесу с Дэном.
Я ещё не пришла в себя от вида кровоточащих Яринкиных пальцев, но последнее предложение повергло меня в ужас.
– Нет! Ты же не собираешься выкинуть что-то такое, как в прошлый раз?
– Такое же – не собираюсь. Надо что-то новое придумать.
– Не надо! – С перепугу я начала соображать быстрее обычного. – Я уже придумала!
– Да? – подозрительно спросила Яринка. – И что же?
– Если… если Агафья будет про меня спрашивать, ты прибежишь к забору и два раза крикнешь сойкой!
От неожиданности Яринка примолкла, потом опасливо спросила:
– А как кричит сойка?
Я прикрыла глаза, воскрешая в памяти лесные звуки. Затем глубоко вдохнула и честно попыталась воспроизвести крик сойки.
Яринка попятилась.
– Ой… так громко?
– Да, сойки кричат громко, – важно заверила я, переводя дыхание. – А как же иначе мы с Дэном услышим тебя в лесу?
– Ясно. – К Яринке стремительно возвращался энтузиазм. – Вот так?
Дортуар огласился новым воплем. На этот раз попятилась я.
– Ну-у… похоже. Только надо визгливее…
Яринка вошла во вкус, изобразила подряд два крика сойки, набрала в грудь воздуха для третьего, но тут дверь распахнулась и на пороге возникла Зина с круглыми глазами.
– Это что? Вы слышали? Это здесь?
– Это… я учу Ярину петь, – не придумала я ничего лучше. – А сейчас пойдём на улицу.
С трудом сдерживая смех, мы торопливо выскользнули из дортуара мимо ошарашенной Зины и устремились вниз по лестнице.
Таким образом, в понедельник Яринка осталась гулять по территории приюта следить за перемещениями по ней Агафьи и готовиться при малейшей необходимости пробраться к забору и закричать сойкой. А я встретилась с Дэном возле нашего тайника. Снова было солнечно, тепло, и он снял школьный китель, постелив его на ствол поваленной сосны. Кивнул мне, приглашая садиться.
