Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля». Часть вторая

– Занятно, – усмехнулась Госпожа Миррэтрис. – И что же?

– Было мне, моя Госпожа, лет одиннадцать, – продолжил Даан. – И, надо признаться, лазили мы в этот сад с однокашниками чуть ни каждую неделю. Да не только груши рвать, да вишни трясти. Работали там садовничьи дети. А мы же с товарищами делали из клееного пергамента кукольный театр. Юлиус – приятель мой и ныне всё еще весьма уважаемый в Киннаре фрескописец – кукол этих рисовал сотнями. Я пьесы писал, музыку… И разыгрывали мы перед садовничками всякие кукольные представления – всем на смех и радость.

– Милая отроческая история, – оценила волшебница. – Но ты ведь не просто так рассказываешь её мне?

– О, Госпожа моя, – улыбнулся Даан, – Не сочтите за дерзость, но то, каким было Ваше детство, очень напомнило мне именно этот театр, что мы с мальчишками делали. Красиво, как на картинах в золотой раме. Но плоско, ограниченно, подвластно руке кукловода.

Госпожа Миррэтрис посмотрела на музыканта предостерегающе. Он, едва не вздрогнув от этого взгляда, тем не менее, не замолк:

– Вы назвали меня невозможным человеком. Но ведь Вы и сами удивительным образом сочетаете в себе невозможное! У Вас было счастливое детство – по одному лишь желанию Вы могли получить всё, о чём мечтает любой ребенок – но при всём этом самого детства у Вас, моя Госпожа, и не было. Сразу вся эта наука, надзор, ответственность… Не сердитесь на мои речи, прекрасная Госпожа! На шутов и дураков нет обиды.

– Будем считать, что потому ты и жив, – согласилась волшебница. – Однако, пора бы выйти на палубу. Хочу подышать свежим воздухом.

* * *

На палубе у Госпожи сразу же нашлись какие-то дела, и к ней потянулась череда просителей. Капитан беседовал об опережении курса по времени, Наэрис уточнил какую-то мелочь, Айлин сообщила о готовности продолжать занятия, корабельный повар, низко кланяясь, попросил по традиции снабдить камбуз свежей рыбой. И, под ликование моряков – к которому Даан, наблюдавший эту картину, с восторгом присоединился – волшебница, взмахнув руками, подняла из морской пучины целую стаю пузатых серебристых рыб. Улов был мгновенно определен в уже подготовленный жестяной поддон с высокими бортами, и кок с помощниками, не забыв восславить «благую магию», тут же занялись распределением трепыхающихся блестящих рыбьих тушек – кто на жаркое, кто в суп, кто на слабую соль.

– Магия во служении, – пробормотал Даан, глядя на проходящую мимо него Госпожу. – Попутный ветер, исцеление, провизия без усилий…

Госпожа Миррэтрис не слышала – или не пожелала услышать – его слова, и вновь скрылась в кают-компании. Менестрель остался на палубе. Голова его шла кругом от всего увиденного, прочувствованного и пережитого – сейчас он, наконец, это осознал, и понял, что в руках его очень не хватает верной мандолины. Мысли, чувства и события сами собой складывались в песню, которую Даану срочно захотелось написать.

И он не стал отказывать себе в желании. Отправился в каюту, вооружился своим блокнотом, пером, чернилами, прихватил на плечо мандолину, и устроился со всем этим богатством на ступенях лестницы, что вела на полуют. И обзор отсюда приличный, и ветерок свежий, и беспокоить вдохновенного поэта здесь лишний раз никто не будет.

Я службой верною живу

Прекрасной Госпоже своей:

День изо дня я струны рву

Стараясь быть полезным ей.

Но как волшебница, она

Чудесной силою полна

И не понять мне одного —

Кто во служеньи у кого?

Она способна исцелять

Одним движением руки,

Попутный ветер вызывать,

Менять течение реки —

Ведь как волшебница, она

Чудесной силою полна

Но не понять мне одного —

Кто во служеньи у кого?

Даан хихикнул, и, пощекотав кончиком пера щёку, поспешил набросать на листок незамысловатый нотный узор.

Махнёт рукой – и сеть полна —

Корми голодных хоть толпу,

И печь растопит докрасна,

И озарит в ночи тропу —

Ведь как волшебница, она

Чудесной силою полна

И не понять мне одного —

Кто во служеньи у кого?

Готов упасть я в ноги ей

И исполнять каприз любой

Пойду на край земли за ней

Едва поманит за собой

Ведь как волшебница, она

Чудесной силою полна —

Сомненья нет ни одного

Кто во служеньи у кого!

Слова сами сливались в строчки – музыканту только и оставалось успевать их записывать – вот что значит ухватить вдохновение за хвост!

За своими творческими изысканиями Даан не заметил, как пролетел весь день. Едва прервавшись на обед, во время которого, угощаясь царской ухой, не преминул вновь восхититься тем изяществом, с которым Госпожа Миррэтрис добыла дары моря к столу, менестрель вернулся к прерванному занятию. И лишь к вечеру, когда волшебница мановением руки заставила сиять все светильники на корабле, Даан, наконец, убрал и блокнот, и перо, и вновь отправился в офицерскую.

Самой Госпожи там, к его сожалению, не оказалось. Зато вся остальная их компания собралась вокруг большого стола. Играли в дорреак, и, судя по недовольному сопению Наэриса и задорному смеху Ярры, начали уже давно.

– А, вот и ты! – поприветствовала менестреля воительница. – Я-то уж думала, ты всю ночь проторчишь на палубе. Садись! Сыграем?

– Почему бы не сыграть, – легко согласился Даан. – Мне не занимать азарта!

– Это точно, – фыркнул Наэрис.

– На что играем-то?

– Ну, на деньги нельзя, – пояснил полуэльф, – поэтому мы играем на интерес да на выпивку. Кто проиграл – разносит всем кубки, и наливает напитки по желанию.

– Да-да, – подмигнула Ярра. – Ещё немного – и этот остроухий будет снова наливать мне вина и слушать, как Айлин отбрыкивается от медового чая!

– У меня еще полчашки осталось! – подала голос юная целительница.

– Эй, да и я ещё не проиграл! – напомнил Наэрис.

– Ну – всё впереди, – махнула рукой Ярра. – Сейчас закончим эту партийку, а потом и двое на двое сыграем! Вы как?

– За, – буркнул полуэльф.

– И я, – улыбнулся Даан.

– Не хочу я больше играть, – насупилась Айлин. – Нет настроения.

– Почему? – огорчилась отказу рыжеволосая воительница. – Ты ведь сегодня пока не проигрывала.

– Всё равно. Не хочу. Играйте каждый за себя, как и до этого.

– Вот именно, что так мы уже играли. А теперь хочется командной игры!

– Если Айлин отказывается, тогда, может быть, Селен составит нам компанию? – поинтересовался Даан, заметив, как нахмурилась услышав эти слова, Ярра.

– Азартные игры грешны, – произнёс храмовник, не поднимая взгляда от священной книги.

– Это нужно понимать, как отказ? – уточнил музыкант.

– Да и хвала богам и духам! – усмехнулась Ярра. – Не очень нам и хочется с ним играть.

– Создателя должно почитать превыше всех иных духов и богов, – сурово напомнил Селен.

– Неоспоримая истина! – воскликнул Даан, желая увести разговор от, как казалось, острой темы, – И эту истину подтверждает нам сама жизнь. Вот мой родной великолепный остров Киннар, где воздвигнуты стены Вдохновенного города, является лучшим тому примером. Сам остров, сотворенный волею Создателя как никакой иной – если, конечно, не говорить о священном острове Северной Звезды – олицетворяет Его величие и согласие со всеми Его подданными божествами! Киннар един, как Создатель, но разделен на восемь равных частей – по числу богов-хранителей Его – четырьмя реками, по именам младших божеств. Ну а в Киннаре – славящем Создателя одним существованием своим – было создано великое множество прекрасных и исключительно ценных колод для дорреака. Известней- шие художники работали над такими картами. Не единожды в Киннар приезжали самые страстные коллекционеры – и не ради учебы, как многие, а лишь чтобы любой ценой заполучить хоть одну из подобных колод.

– Как ты смеешь равнять свой Киннар и священный Остров Северной Звезды? – нахмурился Селен, прослушав эти речи.

– Тебе ли не знать, любезный, – начал Даан миролюбиво, – что весь этот мир появился по воле Создателя. А уж два острова, так или иначе Ему посвященные, более других земель славят Его. По-разному, по-своему, но непрестанно славят!

Храмовник даже побледнел от гнева.

– А правда ли, что в Киннаре хотели целый факультет дорреака открыть в Университете Искусств? – решил вмешаться Наэрис, стараясь разрядить обстановку.

– До факультета дело не дошло, конечно, – усмехнулся менестрель, – но некоторые коллекционеры как раз с подобным предложением в высший правящий художественный совет и обратились. Закончилось всё тем, что несколько архитекторов, из числа самых ярых поклонников дорреака, построили специальное здание в честь этой игры. Ну, а художники, посвятившие дорреаку творчество, стали выставлять там часть работ. И турниры там начали проводиться для самых искушенных.

– Поглядеть бы на такой игорный дом, – мечтательно потянулась Ярра. – Да и на другие дома в Киннаре – вдруг город и впрямь так чудесен, как о нем говорят?

– О, на деле он во сто крат чудеснее, уж поверь мне! – горячо воскликнул Даан. – Каждый дом, улица, сад или парк, каждый цветок, каждый великолепный канал, каждая статуя… да сам воздух там прекраснее, чем в любом другом месте в этом мире! А ведь я побывал во многих его уголках. И нигде я надолго не задерживался, потому что ни один другой город не способен вызвать того восхищения, которым трепещет душа в стенах Вдохновенного Киннара! Он словно напитан искусством, напоён гением. Потому-то туда тянет вернуться вновь и вновь тех, кто удостоился чести хоть неделю, хоть день там проучиться. Потому-то истинные Киннарцы, дети Вдохновения, почти никогда по своей воле не покидают этого благословенного острова надолго…

– Стало быть, ты покинул Киннар не по своей воле? – уточнила Ярра, которой, кажется, собранные о Даане сведения в руки не попадали. – Совершил какую-нибудь сказочную глупость, и тебя выдворили с острова?

– Верно. Лучше и не скажешь, – кивнул менестрель, осознавая, что ему вовсе не хочется озвучивать здесь и сейчас, в присутствии команды, причину своего изгнания. Даже мыслями возвращаться к этому не хотелось. – Но я знаю, что мне грешно было бы жаловаться на судьбу. Ведь то, что я был вынужден покинуть вдохновенный Киннар привело меня к ногам прекрасной Госпожи Миррэтрис. И, в итоге, в наше чудесное общество и этот важный поход.

– Да уж, – усмехнулась Ярра. – Ну, так я скажу – не мне судить тебя. Меня на моей родине тоже не жаловали, и даже имени моего на родовом столбе семьи нет. Ни на одном.

– Ты – нгидриг? – Даан вспомнил свои знания о традициях норхтаров. Таким словом называли нежеланных детей, чьи родители были из разных сословий, чья доля на северном острове была незавидна.

– Не нужно этих прозвищ, – нахмурилась рыжая воительница.

– Извини, – музыкант поспешил загладить неловкость. – Обижать тебя у меня и в мыслях не было. Тем более, что ты, как и я, покинув родину, встретила судьбу, лучше которой и сыскать нельзя!

– Это правда, – примирительно улыбнулась Ярра.

– За такое, чёрт возьми, требуется срочно поднять тост! – напомнил о себе Наэрис. – И, раз уж я проиграл в прошлой партии, и до сих пор «на разливе» – подставляйте кубки!

С этими словами полуэльф кинул свои карты рубашками вверх на стол, и поспешил обойти всех присутствующих с кувшином вина. Впрочем, Айлин отказалась разбавлять вином свой медовый отвар, Селен заявил, что продолжит пить только воду, зато Даан и Ярра встретили «виночерпия по неволе» с радостью.

– За нашу добрую судьбу, удачу в походе и, конечно, за пре- красную Госпожу Миррэтрис! – Даан высоко поднял свой кубок.

– За это и до дна можно! – согласилась Ярра.

– Не отказывай себе в удовольствии, душенька, – подмигнул Наэрис. – Я с радостью налью тебе еще. А потом играть продолжим. Как знать – может – я и выиграю.

– Ну да, мечтай, – рассмеялась Ярра. – Не забудь только, что меня не возьмёшь кувшином этого сиропа!

– Эх, – нарочито грустно вздохнул полуэльф. – Вот всегда забываю, что нельзя рассчитывать на хмель, имея дело с тобой.

– Вот-вот, – горделиво подбоченилась Ярра. – Не забывай, с кем пьёшь!

– Предлагаю следующий тост – за стойкость нашей огненной воительницы! – предложил Даан.

– Добро! – улыбнулась довольная Ярра, поднимая вновь наполненный кубок.

– Спелись, безродные, – процедил Селен.

Рыжая северянка бросила на него испепеляющий взгляд, а Даан лишь удивился:

– Почему же безродные, любезный?

– Эту семья не приняла, – едва кивнул в сторону Ярры Селен. – Ты чей сын не знаешь.

– Я – дитя Вдохновения из Светлого Киннара! – напомнил менестрель.

– Не слышал, чтобы от вдохновения дети появлялись.

– Значит, слушатель из тебя такой же, как и оратор, – подмигнул Даан.

– Меня в свите не как шута держат.

– Так и я, любезный Селен, не простой шут. Я – славный музыкант и поэт, чьи песни снискали славы и похвал даже взыскательных августейших особ. Я талантлив – и это не просто мои самолюбивые слова, но мнение сотен и тысяч зрителей и слушателей. Я одарён свыше самим искусством. Я – вернорождённый Киннарец!

– Не твоя заслуга, что в Киннаре родился, – хмуро ответил храмовник. – Только там невесть кем рожденные дети считаются какими-то достойными да важными. А по сути они простые отказники, которые никогда не узнают имён отца и матери. Родись ты в нищенской подворотне Вейлима или в бараках Кеутарона – ты пел бы иначе.

– Или не пел бы вовсе! – ответил менестрель. – Из всего этого значит, что я – избранник судьбы и её баловень! Вон как славно она у меня сложилась. Ни в чём божественная милость не оставила!

– Не смей приплетать к своему жалкому существу божественные милости! – попытался осадить его Селен.

– Хватит! – Ярра взвилась, не вынеся этой беседы. – Слушать не могу блеяние этого святоши-моралиста! Уж если бы не наша клятва, не слово, данное Госпоже Миррэтрис, то я давно уже схлестнулась бы с тобой в честной драке! Твой меч и тот говорит острее и лучше тебя!

– Именно, – Селен поднялся с места, исподлобья буравя рыжеволосую девицу взглядом.

– Друзья, – вдруг резко одёрнул обоих Наэрис, призывая умерить пыл. В кают-компанию вошла сама Госпожа Миррэтрис. Она внимательно посмотрела на явное напряжение собравшихся, на Айлин, глядевшую на неё в умоляющей растерянности, на расцветшего при её появлении Даана, на любезную улыбку Наэриса, на клокочущий, едва сдерживаемый гнев Ярры и хму- рое раздражение Селена.

– Вижу, вы к согласию прийти не можете, – предположила волшебница, прошествовав к столу. – И в чем же суть спора?

– Моя Госпожа, это и не спор вовсе, – поспешил доложить Наэрис. – Мы в дорреак играем. Хотели партию двое на двое, но желающих играть, получается, трое. Ни Айлин, ни Селен играть не соглашаются. А втроём на пары никак не разбиться.

– Вот как? – Госпожа Миррэтрис поглядела на него лукаво. – И из-за этого вы такой шум подняли? Мне впору удивляться. Так и кто же у вас, получается, остался без пары?

– Я, Моя Госпожа! – незамедлительно подал голос Даан, выступив вперед, и низко поклонившись. Обращать внимание на отчаянные знаки Наэриса он даже и не думал.

– Ну что ж, – усмехнулась волшебница. – Все вопросы с капитаном я уже решила, а вашу дилемму решить ещё легче.

Молчавшая до того момента Айлин на всякий случай уже приготовилась открещиваться, если Госпожа перейдет к принудительным мерам, и прикажет ей или Селену принять участие в игре, но леди Миррэтрис, неторопливо собрав рассыпанные карты по игровым колодам продолжила:

– Я сыграю с вами.

– О, Ваше Высочество! – поклонился Наэрис. – Это невообразимая честь для нас. Я… даже не помню, когда в последний раз мы её удостаивались! Вы так давно с нами не играли…

– Стало быть вспомним былое, – Госпожа Миррэтрис расположилась за столом, и Даан поспешил пододвинуть ей кресло. Она легко кивнула, и он, едва не взвиваясь к потолку от восторга, что им предстоит играть в одной команде, устроился рядом.

– Но… Госпожа Моя… должен предупредить, что тот, кто окажется в проигрыше – ну, в данном случае – двое – подаёт всем, находящимся в этом помещении, напитки… Не оскорбит ли это Ваше Высочество?

– Это будет лишним стимулом выиграть, – с неизменным лукавством подмигнула Даану волшебница. – А если так случится, что удача не улыбнётся нам – что ж… Кое-кто сегодня придумал песню – которую, кстати, уже подхватили некоторые из матросов – о том, что некая августейшая магия находится во служении у своих подданных. Так что – мне ли бояться такой мелочи, как пройтись вокруг стола с кувшином?

И пока ошарашенный услышанным менестрель искал нужные слова для ответа, Госпожа обратилась к оробевшему Наэрису:

– Раскладывай карты!

***

Волей счастливого случая, внезапно сладившейся командной игры или стараниями Наэриса и Ярры – хотя, не было похоже, чтобы они поддавались – Даан и его Госпожа партию выиграли. Впрочем, дожидаться пока полуэльф и северянка выполнят обязанности виночерпиев, волшебница не стала. Сославшись на усталость и поздний час, она пожелала отправиться в свою каюту. Даан, тот час же вскочивший на ноги, вызвался проводить. Госпожа не отказала.

– Ты хорошо играешь не только на музыкальных инструментах, должна признать, – заметила её высочество, когда они вышли на палубу. – Для игры в дорреак нужна изрядная доля логики и способности к стратегическому мышлению.

– О, у меня бесчисленное множество талантов, моя прекрасная Госпожа! – просиял менестрель, и не смог удержаться, чтобы не продолжить. – Я молю все Высшие Силы, чтобы однажды Вы позволили мне их все Вам продемонстрировать!

– Даанель Тэрен, – в голосе леди Миррэтрис послышалось предупреждение. – Ты не перестаешь удивлять меня своей невозможностью. Для игры в дорреак у тебя достаточно и ума, и логики, а для того, чтобы понять, когда лучше остановиться, тебе не хватает ни того, ни другого.

– Простите великодушно, моя Госпожа, – Даан склонил го- лову. – Поверьте – я и правда ничего не могу с собой поделать. В Вашем присутствии разум мгновенно покидает меня, оставляя мне лишь воздушный лепет и возвышенный восторг. Искренность признаний, которую я не в силах удержать в себе! Не сердитесь на те любовные глупости, что я говорю Вам, прекрасная Госпожа моя. Ведь они идут от самого моего сердца, целиком преданного Вам!

– Довольно. – махнула рукой волшебница. – Не забывай, что я не стала наказывать тебя за последние сочиненные тобой куплеты. Так что не усугубляй своего положения, и не переступай черты.

Сказав это, Госпожа Миррэтрис удалилась, оставив Даана наедине с колючим и ярким ворохом самых разных мыслей, идей и мечтаний, тут же осадивших его голову.

Что же касается сочинённой менестрелем-киннарцем песни, что упоминала Госпожа, её судьба оказалась особенной. Ведь так или иначе, уже на следующий день эту песню знали все на «Сапфировом Вороне», через два дня её напевали, насвистывали, выстукивали даже те, кто отродясь не умел петь; через три дня её мотив не мурлыкал разве что неизменно попутный ветер, а к концу путешествия Госпожа Миррэтрис пообещала сурово наказать каждого, кто споёт хотя бы припев этого надоедливого сочинения.

Так, став своеобразным гимном их морского плавания, песенка, казалось бы, полностью забылась на берегу.

«Сапфировый Ворон», свернув золотисто-синие паруса, сияющей лазурной громадой возвышаясь над другими заходящими в порт Танталлир кораблями, остался в гавани. Путешественники, во главе с Её Высочеством, Госпожой Миррэтрис, погрузились на шлюпку, и отправились к берегу. Ступить на твёрдую сушу после почти двухнедельного плавания – пусть даже на таком чудесном корабле, как «Ворон», было по-настоящему отрадно. Даан едва не принялся отплясывать прямо на белокаменных плитах пристани. Сдержало его то, что слишком уж много зрителей собралось в порту, а музыкант с самого начала путешествия чувствовал себя очень важной персоной, и подобный этюд в такой образ вовсе не вписывался.

Появление «Сапфирового Ворона» в гавани и правда вызва- ло на берегу большое оживление. Несмотря на ранний час, портовый город уже вовсю кипел жизнью, а огромный корабль и делегация на пристани приковывали к себе всеобщее внимание. Рабочие порта, торговцы, спешащие по своим делам горожане, и праздные зеваки следили за происходящим, останавливались, указывали пальцами на чудесный корабль, переговариваясь между собой.

Начальник же города встречал высокопоставленных визитё- ров при полном параде. Внушительный отряд конной стражи, спешившейся, и выстроенный в две стройные шеренги, ряд лакеев, герольд, два барабанщика, и бургомистр Танталлира собственной персоной. Это был толстоватый, низкорослый мужчина в годах, с ярко блестящей на утреннем солнце лысиной. Похоже, в честь прибытия таких важных гостей из императорской столицы, он нарядился во всё самое лучшее и дорогое, чем был богат его гардероб. Парадный камзол из велистонского бархата был вычурно расшит кручёным золотым галуном, на груди и рукавах блестела россыпь самоцветных пуговиц, а наглухо застёгнутый воротник украшал многослойный каскад тонкого денфесского кружева. Даан на мгновение вспомнил свой собственный «счастливый» костюм шута, и тут же решил, что шутовской наряд смотрелся куда более стильно и гармонично, нежели вся роскошь местного модника.

Однако, внимание менестреля быстро переключилось с напыщенного градоначальника на куда более примечательного участника встречающей процессии. На плече бургомистра сидела птица, похожая на очень крупного филина, с серебристочерным оперением, крепким крючковатым клювом и внимательными сияющими глазами. Голову птицы украшал небольшой тиснёный кожаный шлем, украшенный алой кисточкой. Даан давно, с самого последнего своего путешествия в Палессу, не видел подобных птиц. Это был овлит – чрезвычайно умное пернатое создание, не так уж часто встречающееся на земле эледов. Когда-то в незапамятные времена они жили в сумрач- ных землях Хэйнейр, позднее переселились ближе к местам обитания Высших, и вот теперь их можно встретить и здесь, живущими у людей. Спутать овлита с обычной птицей было бы большой ошибкой и неуважением – слишком уж они были разумны. В Киннаре тоже жил один овлит – ходили слухи и прибаутки, что он прилетел в город Вдохновения не как чей-то компаньон, а специально для того, чтобы учиться пантомиме. Шутки шутками, а Даан собственными глазами видел, как тот киннарский овлит делал ставки на игре в дорреак, и как ему подносили вино в крошечной чаше. Овлит же сидящий на плече бургомистра Танталлира, похоже, был куда менее легкомыс- ленным типом, и, как и все прочие из встречающих, поспешил поклониться Госпоже Миррэтрис, когда она со своей свитой приблизилась к ним.

– Рады, несказанно, неописуемо рады приветствовать Вас, прекрасная Госпожа Ваше Императорское Высочество! – запел бургомистр елейным голосом. – Уж с полуночи – как ветер переменился, и стал дуть с моря, мы поняли, что на рассвете можно корабль Вашего Великолепия встречать! И вот все мы здесь, ждём Вашей милости!

– Доброго утра и вам, господин дель Невур, – кивнула Гос- пожа Миррэтрис. – Я и мои подданные благодарим вас за радушный приём.

Голос её был спокойным и таким ровно-доброжелательным, что заслушавшийся им Даан даже не смог определить, есть ли в прозвучавших словах ирония. Бургомистр же, казалось, не стал мучить себя сомнениями насчет благосклонности Госпожи, и, подобострастно улыбаясь, поспешил продолжить:

– Не угодно ли Вашему Высочеству проследовать в мой дом, отдохнуть после долгого пути, угоститься сытным завтраком? Мои повара расстарались на славу, уверяю вас! Такой же изысканной сливочной ухи из сидарийского сига и свежайшей запеченной в лимонной глазури пеламиды вы не отведаете больше ни в одном уголке нашей прекрасной и необъятной империи!

– Благодарю за гостеприимство, но поспешу напомнить, что мы прибыли сюда для решения чрезвычайной ситуации в вашей провинции, – ответила волшебница. – А потому задержаться в Танталлире не имеем никакой возможности, к глубочайшему сожалению. Надеюсь, впрочем, что вы окажете мне большую услугу, снабдив нас лошадьми и выделив небольшой отряд вои- нов для сопровождения.

– Всё, что прикажете, милостивая Госпожа! – бургомистр вновь поклонился. – Всё, что вам угодно! Однако – прошу простить мне самонадеянность – я был столь уверен, что вы не откажете посетить мой дом, что, признаться, свободных лошадей в достаточном числе здесь и сейчас я предоставить вам не смогу… но в моей конюшне, разумеется, стоят лучшие скакуны во всей провинции! Не откажите, милостивая Госпожа, Ваше Высочество, проехаться в моей карете до конюшен. Там мы вмиг обеспечим вас и лошадьми, и конвойными, и всем необходимым!

– Пусть будет так, – согласилась Госпожа Миррэтрис. – Не будем же терять времени.

– Слушаюсь, Ваше Высочество! – снова раскланялся толстяк, и махнул рукой герольду.

– Дорогу её Императорскому Высочеству милостивой Госпоже Миррэтрис! Дорогу высокочтимым гостям из столицы всей великой империи эледов! Дорогу господину Гевелету Батисту дель Невуру, начальнику города-порта Танталлира! – громогласно возвестил тот. Тут же грянули барабаны, и импровизированное шествие началось.

В открытой карете под обшитым бахромой балдахином разместились бургомистр со своим верным овлитом, Госпожа Миррэтрис, Айлин, и – внезапно для самого себя – Даан, которому волшебница неожиданно сделала ясный знак следовать за ней. Наэрис, Ярра и Селен, как и все стражники, поехали за каретой верхом. Багаж устроили в прицепной подводе. Похоже, госпо- дин Гевелет дель Невур и впрямь был убеждён, что высокие столичные гости посетят его дом – по всему видно, что он к этому подготовился.

Под неусыпным вниманием шумной толпы, оттесняемой герольдом и стражниками, процессия, наконец, выдвинулась из порта вглубь города.

– Ах, Ваше Высочество! – никак не унимался бургомистр. – Как же я, всё-таки, сожалею о том, что Вы толком не посетите моего поместья, и не задержитесь в Танталлире…

– Господин дель Невур. – леди Миррэтрис перевела на щеголеватого толстяка предупреждающий взгляд, и сделала небольшую паузу. Даан хорошо знал, что эти стальные нотки в голосе его Госпожи означают одно – она не намерена больше обсуждать тему, мнение о которой уже однозначно высказано. Судя по тому, как виновато и неловко заулыбался Гевелет дель Невур, он тоже верно понял намёк Её Высочества.

– Расскажите лучше всё, что известно о сложившейся на границах обстановке на данный момент, – велела волшебница. – В столицу донесения поступали разные.

Конечно, милостивая госпожа! Как прикажете! – бургомистр, не теряя виноватой улыбки, вытер выступивший на лбу пот тонким белоснежным платком с монограммой. Овлит деловито заухал на плече у хозяина, распустив на несколько мгновений широкие крылья.

Айлин, сидящая рядом с Госпожой Миррэтрис, и украдкой разглядывающая дома и постройки на улице, по которой они ехали, с интересом и восхищением посмотрела на пернатого танталлирского посланника. Кажется, видеть до этого живых овлитов, тем более так близко, девушке не доводилось. Самому же Даану всё, творящееся в этой карете, казалось весьма занятным.

Тем временем не на шутку разволновавшийся бургомистр начал свой доклад:

– Вся эта опасная суета, милостивая Госпожа моя, началась когда эльфы-холтэлэр принялись возводить на границах с нами укрепления. И как возводить! Недели не прошло, а они стены выстроили – как из неоткуда. А ведь никогда они от людей не огораживались – сколько уж сотен лет! Разве ж мы им противники? – тут он взглянул на внимательно слушающую его волшебницу, сбился, охнул, торопливо расстегнул воротник – будто ему внезапно стало душно, попыхтел, и продолжил:

– Торговля с ними, Ваше Высочество, так сразу же пострадала! Мы ведь у них покупали чудесные всеисцеляющие плоды Идэль’ир, которых не вырастить нигде больше, кроме благодатных эльфийских земель. А как начали холтэлэр возводить свои стены – что нам было думать? Мы созвали совет бургомистров всей Ильметтинской губернии, здесь вот, у меня, в Танталлире, и решили, что если эльфы это не по злому умыслу учиняют, и не готовятся с нами воевать, то в гарантию своей доброй воли и чистых намерений к нам, они должны увеличить долю плодов Идэль’ир, что к нам поставляется. Но вместо того холтэлэр и вовсе перестали торговать с нами чудесными плодами. А чем дальше – тем хуже дело пошло…

– И неудивительно, – отметила Госпожа Миррэтрис. – Нам рапортовали так же о нападениях…

– Ох, и нападения были! – эмоционально подтвердил Гевелет дель Невур, снова вытирая лоб. – В последний раз даже вверх по реке Ильметте ночные караульные видели маленький эльфийский отряд. В бой вступить не решились, но на утро выяснилось, что все снасти, что рыболовы в реке выставили, испорчены. Да и лодки наши… С тех пор по Ильметте-то и плыть никто особенно не решается.

– Портить рыболовные снасти и лодки – как-то мелко для нападения эльфов, – рассудил Даан, но тут же осёкся, поймав на себе взгляды всех, кто ехал с ним в карете – включая чёрного овлита бургомистра.

– Случались ли другие провокации? – уточнила Госпожа Миррэтрис, не одёргивая менестреля – из чего он сделал вывод, что озвученная им мысль вполне созвучна мнению его Гос- пожи.

– Случались… Особенно в той Палессе, – подтвердил Гевелет дель Невур, – Но о них куда подробнее вам сам господин дель Бальсар доложит, когда вы в Палессу прибудете…

– Нужно бы сообщить ему о нашем скором визите, – решила волшебница. – Чтобы не тратить драгоценное время нашего пребывания на сбор необходимых донесений, показаний и улик – если они есть. И раз вы, господин дель Невур, столь предусмотрительно взяли с собой вашего овлита, полагаю, мы можем немедленно отправить с ним в Палессу письмо.

– Великолепная Госпожа Ваше Высочество… – толстяк побледнел и вновь замялся, – Овлит-то при мне, но вот мой секретарь остался в поместье. А с ним и бумаги, и чернила, и всё…

– Это не представляет для нас большой проблемы, – Госпожа Миррэтрис даже бровью не повела, – Среди нас и сейчас присутствует тот, кто легко возьмёт на себя обязанности секретаря.

С этими словами она перевела взгляд на Даана. Несколько мгновений музыкант молча смотрел на свою Госпожу, не веря своим ушам, и медленно осознавая отведенную ему новую роль. А, осознав, поспешно стянул с головы свой берет с щегольской эгреткой, прижал его к груди, и несколько раз скло- нился.

– Рад служить Вам, моя Госпожа!

И, опасаясь вызвать праведный гнев волшебницы за такую медлительность, музыкант засуетился. Внутренне ликуя, и подгоняя сам себя, он поскорее достал из своей сумки блокнот в твёрдом переплёте, чистый лист, дорожную чернильницу, и новенькое – будто специально ждавшее своего часа – остро отточенное перо. Подготовившись исполнять свои новые обязанно- сти, Даан замер, ожидая указаний.

Госпожа Миррэтрис кивнула, и, чинно сложив руки, совер- шенно ровным голосом начала диктовать: