Buch lesen: «Порочная королева. Роман о Екатерине Говард», Seite 2

Глава 3

1530 ГОД

Кэтрин было девять лет, когда ее кузины Джоан и Анна вышли замуж. В обеих свадьбах она, одетая в свое красивое розовое платье, участвовала в роли подружки невест.

Потом тетушка Маргарет говорила, что дом без них опустел, и ходила грустная; на ее лице была написана тоска.

– Мне как будто отрубили руку. Всю жизнь думаешь, что дети останутся с тобой навсегда, а потом они вдруг уходят. – Тетушка прижала к себе Кэтрин. – Слава Богу, ты здесь, моя дорогая, и Томас с Джоном! – Она смахнула с глаз слезу. Ей явно было не по себе.

Кэтрин скучала по дочерям тетушки и по ее живой уверенности в себе. На долю упорной Изабель выпало поднимать настроение Маргарет, но все усилия пропали втуне: тетушка вела себя как человек, лишившийся самого дорогого. Печальная атмосфера в доме сгустилась, когда пришла новость от отца: мачеха Кэтрин умерла в родах и оставила супругу свое поместье в Гэмпшире. Кэтрин не оплакивала Дороти, поскольку почти не знала ее и ни разу не видела после того весеннего визита молодоженов в Оксон-Хоат. И все же девочке было жаль ее и отца тоже. Тем не менее она, скорее, испытала облегчение, когда он не приехал навестить ее, потому что опасалась: вдруг отец заметит, что отношение к нему у дочери изменилось. Услышав от родни о его недостатках, Кэтрин уже не могла питать к родителю прежние чувства, как ни старалась. Тетушка Маргарет и Изабель принялись рассуждать, как он справляется и скоро ли отдаст в залог Плейс-Хаус.

К июлю тетя Маргарет превратилась в бледную тень себя прежней; вся ее кипучая жизненная сила угасла. Поначалу это объясняли разлукой с дочерьми, но со временем начали понимать, что она больна. В сентябре миссис Коттон слегла в постель, оставив Изабель следить за хозяйством.

Кэтрин ужасно боялась, как бы Господь не забрал к себе и тетю тоже. Эту утрату ей не перенести. Маргарет стала центром ее мира, всемогущим источником любви и уверенности. Каждый день девочка ходила в домашнюю церковь и молилась от всего сердца, чтобы Бог помог ее любимой тетушке выздороветь. Он не слушал.

Однажды поздним вечером Изабель мягко разбудила Кэтрин и попросила ее встать. Держа в руке свечу, она отвела девочку в спальню тетушки Маргарет. Все, кто там был, стояли на коленях вокруг постели. Священник монотонно читал молитвы, исполняя последние обряды. Дядя Уильям и мальчики плакали; с высоких подушек доносился хриплый звук затрудненного дыхания. Лицо тети Маргарет посерело и осунулось; казалось, она не узнает никого вокруг. Кэтрин опустилась на колени рядом с Изабель и молилась так истово, как никогда за всю свою недолгую жизнь.

– Спаси ее! Спаси! – горячо шептала она.

Дыхание становилось слабее и глуше. Кэтрин не сразу заметила, что оно прекратилось. Наступила мертвая тишина, священник осенил себя крестом.

– Из милосердия, помолимся об упокоении души нашей сестры Маргарет, – призвал он всех.

– Нет! – завопила Кэтрин.

Изабель быстро сгребла ее в охапку и вынесла из спальни, сдавленным голосом прошептав:

– Такова Господня воля.

Кэтрин лежала на кровати, обессилев от слез. Если бы только тетя Маргарет могла войти в дверь и утешить ее! Как бы ей этого хотелось, но, разумеется, желание осталось неосуществленным. Тетя Маргарет ушла на те же Небеса, где ждали ее мать и все прочие любимые люди. Тетушка пребывала в мире, как сказал священник, а вот ее родные, оставшиеся здесь, на земле, были безутешны.

Розовое платье Кэтрин убрали в сундук, а ей самой дали траурное, которое носила в детстве Джоан, когда умер в младенчестве то ли ее брат, то ли сестра. Черное платье из гарусной материи немного покусывало кожу, но Кэтрин слишком сильно погрузилась в печаль, чтобы замечать это.

Она лежала и размышляла, что теперь будет. Если Изабель останется здесь и возьмет на себя заботы о дяде Уильяме, мальчиках и самой Кэтрин, все будет хорошо – по крайней мере, насколько это возможно, потому что дядюшка очень тяжело переживал утрату. Всего шесть месяцев назад это был счастливый, бурлящий жизнью дом; теперь повсюду царили тишина и печаль. Кэтрин не покидало чувство, что тут нужно ходить на цыпочках, чтобы не нарушить чей-нибудь траур. Если бы не Изабель, которая старалась по мере сил приободрить всех домочадцев, Оксон-Хоат и правда превратился бы в весьма унылое место.

На следующий день дядя Уильям вошел на кухню, где Кэтрин сидела на табурете за большим столом и наблюдала, как Изабель и кухарка готовят ватрушки с айвой.

– Китти, я получил известие от твоего отца, – сказал он, сжимая в руке письмо. – Похоже, у тебя новая мачеха.

– Уже? – Изабель вскинула брови.

– Да, Эдмунд не терял времени. Вероятно, это еще одна богатая вдова. – Он показал Изабель негусто исписанный лист. – Как бы там ни было, а он сообщает, что сейчас живет в Ламбете и Кэтрин должна вернуться к нему туда. Он просит, чтобы ты проводила ее. На следующей неделе он пришлет грума с носилками.

Кэтрин не знала, радоваться ей или печалиться. Несколько недель назад перспектива покинуть Оксон-Хоат сильно расстроила бы ее, но теперь она не была в этом так уверена. Отцовский дом в Ламбете ей очень даже нравился. Вдруг там будет веселее, если, конечно, способность радоваться жизни когда-нибудь вернется к ней. Но все будет зависеть от того, какова из себя эта новая мачеха. По крайней мере, если она окажется змеей, то рядом будет Изабель. Кэтрин слышала сказки, где упоминались мачехи; обычно их изображали злобными.

Но что будет с добрым дядюшкой Уильямом? Как он справится без Изабель? Сможет ли уследить за домом и сыновьями?

– Эти перемены не пойдут на пользу девочке, – сказала Изабель, сворачивая из теста ватрушку, – но когда Говарды чего-то требуют, ничего не поделаешь. – В ее голосе звучали обида и возмущение. – Вы справитесь без меня несколько дней? Я поживу там какое-то время, удостоверюсь, что все в порядке, и тогда вернусь.

– Ты не останешься со мной?! – воскликнула Кэтрин.

– Думаю, я нужна здесь дяде Уильяму, – ответила Изабель, взглянув на старика в ожидании подтверждения. – Я вообще не уверена, что меня оставят хоть на какое-то время в Ламбете. Кэтрин, дорогая, не плачь! – Она вытерла руки о передник и обняла сестру. – Я буду приезжать к тебе. И обещаю, что уеду только тогда, когда буду уверена, что ты поладила с новой мачехой. – (Кэтрин тупо кивала, утратив всякую чувствительность.) – Нам, женщинам, всегда приходится делать то, что велено, – продолжила Изабель. – Брат до сих пор не нашел мне мужа, вот я и живу приживалкой. Я могла бы поехать в Стоквелл с сестрами Маргарет и Джойс и жить с Джоном, но предпочла остаться здесь, и мне повезло, что меня приняли с радостью. – Она улыбнулась дяде Уильяму. – Тебе, Кэтрин, тоже повезло. Отец заботится о тебе. Будь благодарна ему за это.

Дядя Уильям взял Кэтрин за руку:

– Сбегай за Томасом и Джоном. Я уверен, ты найдешь чем заняться с ними.

Кэтрин нашла мальчиков в гостиной: они играли в шахматы, но с готовностью прервали партию и достали бирюльки; так можно было играть втроем. Задача вынимать из кучки крохотные предметы, не задевая соседние, требовала концентрации внимания, и это помогло Кэтрин успокоиться, но внутри у нее вызрела решимость: если новая леди Эдмунд окажется великаншей-людоедкой, она сбежит из Ламбета, чего бы это ни стоило, и вернется сюда вместе с Изабель.

Дорога до Ламбета заняла три дня. Они ехали через Отфорд и Бромли, где останавливались в хороших гостиницах. И вскоре уже двигались по Черч-стрит к Темзе и отцовскому дому – тому, где Кэтрин родилась. Он находился напротив Ламбетского дворца, городской резиденции архиепископа Кентерберийского, и выглядел весьма скромным по сравнению с располагавшимся между Черч-стрит и Парадайз-стрит Норфолк-Хаусом – великолепным, побеленным особняком из кирпича и дерева, окруженным прекрасными садами с цветами и плодовыми деревьями, которые тянулись до самого берега реки. Дядя Кэтрин, могущественный герцог Норфолк, старший брат ее отца, жил здесь, когда ему нужно было находиться в городе. Он мог воспользоваться конным паромом⁷ архиепископа, чтобы перебраться через широкую Темзу, если хотел попасть в Йорк-Плейс, расположенный чуть выше по реке, или в парламент в Вестминстере, или дальше к северу, в самый Лондон.

Перед Ламбетским дворцом стояла церковь Святой Марии. Когда они проезжали мимо, у Кэтрин защемило сердце. Здесь погребена ее мать, в хладном склепе среди останков Говардов, предков своего мужа. Изабель сказала, что недавно над местом ее упокоения положили могильную плиту и они пойдут в церковь помолиться за душу усопшей, прежде чем она вернется в Оксон-Хоат. Кэтрин было неприятно думать о том, как мать лежит под землей; ей хотелось помнить ее живой – нежной, доброй и любящей.

Однако времени предаваться грусти не осталось, потому что они прибыли в дом лорда Эдмунда. У дверей ждал управляющий, готовый помочь им выйти из носилок; он велел грумам присмотреть за лошадьми и поставить носилки у конюшни. Кэтрин вступила в знакомый коридор, отделенный перегородкой от главного зала, и как раз в этот момент в самом зале, справа от нее появился отец. Под руку его держала очаровательная улыбчивая женщина с добрыми глазами и лицом, напоминавшим Мадонну из домашней церкви Оксон-Хоата.

– Кэтрин, Изабель, добро пожаловать! – приветствовал их отец. – Это Маргарет, моя жена. Кэтрин, сделай реверанс своей мачехе.

Она сделала, в ответ на это Маргарет подняла ее и расцеловала в обе щеки.

– Какое милое дитя, Эдмунд! Вы не говорили, что у вас есть такое сокровище.

Кэтрин глянула на Изабель, и та ободряюще кивнула ей, как будто говоря: все будет хорошо. После этого девочка осторожно вставила ладошку в протянутую мачехой руку.

– Позволь я отведу тебя наверх, дитя, – сказала Маргарет. – И помогу Изабель распаковать вещи.

Маргарет пошла, держа Кэтрин за руку, вверх по расположенной в углу винтовой лестнице и дальше по галерее в детскую.

– Ты должна вести себя тихо, – попутно наставляла мачеха. – Твоя сестричка Мэри спит после обеда.

Мэри! Кэтрин и не догадывалась, что ее сестра тоже будет здесь. Она думала, малышка живет где-то далеко, в Эппинг-Форест, если вообще о ней вспоминала, и сейчас не слишком обрадовалась. Однако когда Маргарет открыла дверь и Кэтрин увидела, что лежит на ее кровати, недовольство сменилось восторгом. Потому что ее ждало прекраснейшее зеленое бархатное платье, отделанное расшитой золотом каймой. Розовое отжило свой век: его дважды перешивали, растачивая, и надставляли контрастной по цвету лентой, чтобы увеличить длину, но скоро оно все равно станет мало. Но это – это было великолепно! В таком платье она будет чувствовать себя истинной дочерью Говардов, а не бедной родственницей. Кэтрин сразу потеплела к своей новой мачехе.

Рука Маргарет чувствовалась везде: от натертой до блеска мебели и белоснежного белья на постелях до летних цветов в вазах на каминных полках и отличной еды, поданной к столу. Был ли ламбетский дом таким во времена ее матери? Кэтрин не помнила.

– Ты счастливица. Господь послал тебе прекрасную мачеху! – сказала Изабель, придя наверх, чтобы поцеловать сестру на ночь. – Я довольна, что оставлю тебя в хороших руках.

Кэтрин посчитала себя еще более везучей, обнаружив, что кухонная кошка, гроза мышей, ждет котят, и, обнадеженная этим, стала приходить к убеждению, что, наверное, обретет счастье в отцовском доме. Она продолжала скучать по тете Маргарет, однако память о ней затуманилась новыми впечатлениями. Младшая сестренка Мэри, теперь уже двухлетняя, очаровала Кэтрин. Ей нравилось играть с малышкой и помогать няне ухаживать за ней. Маргарет и Изабель одобрительно смотрели на это.

Изабель не вернулась в Оксон-Хоат, как планировалось, поскольку дядя Уильям отправился погостить к кому-то из родственников Калпеперов и дом закрыли. Кэтрин была благодарна судьбе за каждый день, который могла уделить ей сестра. Однажды осенью отец побывал при дворе в Уайтхолле и вернулся в весьма приподнятом настроении. За ужином, к изумлению и огорчению Кэтрин, он сообщил, что сэр Эдвард Бейнтон, придворный, к которому очень милостив король, захотел жениться на Изабель. Сэр Эдвард обмолвился, что ищет себе супругу, и отец предложил ему руку своей приемной дочери, надеясь таким образом снискать расположение короля.

– Вы будете знатной леди, – сказал лорд Эдмунд, вставая и обнимая Изабель. – Сэр Эдвард владеет обширными землями и большим домом в Уилтшире и, по общему мнению, поднимется до высокого положения на королевской службе.

Изабель разволновалась и воскликнула:

– О, какая прекрасная новость!

– Я не хочу, чтобы ты от нас уезжала, – сказала Кэтрин, и губы у нее задрожали.

Изабель взяла сестру за руки:

– Дорогая, я все равно собиралась. Не грусти, ради меня, прошу! Мне тридцать четыре, и, вероятно, другого шанса выйти замуж у меня не будет. К тому же это прекрасная партия, на лучшее я и не рассчитывала. Я много времени буду проводить при дворе, а это сразу за рекой, и смогу часто навещать тебя.

Кэтрин не желала успокаиваться:

– А как же бедный дядя Уильям?

– Наша сестра Джойс обещала побыть с ним какое-то время, если я выйду за сэра Эдварда, так что за дядей присмотрят. А ты можешь быть подружкой невесты на моей свадьбе!

Это Кэтрин обрадовало.

– Можно мне надеть зеленое платье?

Не одна Изабель вышла замуж той зимой. В ноябре Маргарет Ли, сводная сестра Кэтрин, обвенчалась с Томасом Арунделом, которого ждала карьера при дворе. Кэтрин и Изабель вместе со всем семейством Ли справляли свадьбу в доме Джона Ли в Стоквелле, неподалеку от Ламбета. По словам Изабель, Джон подружился с Томасом Арунделом, когда они вместе служили у кардинала Уолси, но, понизив голос, объяснила, что лучше не упоминать о кардинале, так как тот рассердил короля – не сумел помочь ему избавиться от королевы Екатерины. Кэтрин стало жаль кардинала, которому наверняка был ненавистен этот развод, а вот Джон Ли, здоровенный весельчак с черной бородой и громовым голосом, ей понравился; он очень радушно принимал всех.

Уже в третий раз Кэтрин оказалась на свадьбе. Ей было почти десять, она уже достаточно подросла, чтобы ощутить трепет романтического восторга: невеста в алом платье, разодетый в пух и прах жених, торжественные обеты у дверей церкви, красота хоровых песнопений, под которые новобрачные в сопровождении гостей вступили в храм, и великолепный свадебный пир, завершивший торжества. Лорд и леди Эдмунд находились среди приглашенных, равно как и братья Кэтрин – повзрослевшие, державшиеся с горделивой уверенностью; все от души веселились. В один прекрасный день и у нее будет такая же сказочная свадьба, мечтала Кэтрин.

Глава 4

1531 ГОД

В январе Изабель вышла замуж за сэра Эдварда Бейнтона. В Стоквелле вновь собралось множество гостей, и Кэтрин еще раз повидалась с братьями. Одетая в дивное зеленое платье, она привлекла немало восторженных взглядов и поняла, что выглядит очаровательно со струящимися по плечам темно-рыжими волосами и с изумрудной подвеской на шее, которую дала ей мачеха. Изабель вся светилась от счастья; супруг явно пришелся ей по душе. Он оказался крепко сложенным, почтенным и серьезным мужчиной с седеющими волосами, весьма обходительным, с манерами опытного придворного. Изабель, с которой сэр Эдвард был почти одних лет, явно его пленила. Кэтрин подивилась, узнав, что тот привез с собой семерых детей. Отец, одетый в свой единственный приличный бархатный костюм, объяснил, что это потомство покойной жены сэра Эдварда.

– Изабель будет к чему приложить руки! – весело добавил он.

Кэтрин невольно ощутила укол ревности при мысли, что этим детям отныне будет доставаться больше любви и внимания Изабель, чем ей. Но у нее теперь тоже есть мачеха, причем очень заботливая, так что не стоит грустить.

– У меня есть отличные новости, – сказал однажды за ужином отец.

Дело было в апреле. Братья Кэтрин приехали домой из Норфолк-Хауса и были заняты разговором о своих делах, но, услышав слова отца, заинтересовались и повернули к нему головы. Лорд Эдмунд, сияя улыбкой, смотрел на них всех:

– Моя милая племянница, леди Анна Болейн, позаботилась обо мне, вместе с господином Кромвелем, который заменит кардинала на посту главного министра короля. Я считаю его своим другом, знаете ли.

– Эдмунд, давайте ближе к делу, – сказала Маргарет.

– Ах да, хорошие новости! – Он снова заулыбался. – Меня назначили ревизором в Кале с очень хорошим жалованьем. Ну, с приличным жалованьем, из которого я должен обеспечивать содержание своих помощников и лошадей, но это очень кстати, потому что меня осаждают кредиторы.

– Я рад за вас, отец, – сказал Чарльз, которому исполнилось пятнадцать, и Кэтрин казалось, он становится выше и шире в плечах при каждой их новой встрече.

– Мы поедем с вами, сэр? – спросил Джордж.

Чарльз и Генри смотрели на отца с надеждой, но Кэтрин опасалась, что ей это известие сулит новые неприятные перемены.

– Нет, – ответил лорд Эдмунд. – Ни один из вас с нами не поедет. Вам лучше остаться здесь. Дядя Норфолк подготовит вас к службе при дворе и добьется для вас продвижения. Вы, мальчики, вернетесь в Норфолк-Хаус в воскресенье. Изабель заберет Мэри к себе в Уилтшир. А ты, Кэтрин, отправишься к моей мачехе, вдовствующей герцогине.

Это была действительно ужасная новость. О вдовствующей герцогине, супруге ее покойного деда, герцога Норфолка, у Кэтрин сохранилось лишь одно воспоминание: с каким величавым безразличием та отнеслась к робким попыткам маленькой девочки заручиться ее расположением во время многолюдного рождественского праздника в Норфолк-Хаусе много лет назад. Эта леди была очень стара и величественна, жила в огромном доме, который называли гостевым и который прилегал к Норфолк-Хаусу со стороны реки.

– Она не только твоя бабушка, но и кузина, – сказал Кэтрин отец. – Моя мать была ее теткой; они обе урожденные Тилни. Тилни – старинный дворянский род из Восточной Англии, они издавна близки с Говардами.

Кэтрин не интересовала история рода Тилни. Ее ужасала перспектива оказаться запертой в гостевом доме вдовствующей герцогини и разлучиться с Маргарет, которая поедет с отцом в Кале. Они окажутся за морем и так далеко… От этой мысли на глаза девочки навернулись слезы. Получалось, у нее забирают по очереди всех, кто ей дорог: мать, тетю Маргарет, Изабель, а теперь вот и мачеху. Неужели рядом с ней не останется никого, кто любил бы ее и заботился о ней? Она испытала жгучую зависть к Мэри при мысли, что та будет жить с Изабель.

– Китти, ни к чему принимать такой угрюмый вид, – укоризненно произнес отец.

– Но я не хочу жить с моей бабкой Норфолк! – выпалила она.

– Чепуха! – рявкнул лорд Эдмунд.

– Я хочу жить с Изабель! – крикнула Кэтрин.

– Об этом не может быть и речи, – отрезал отец. – Изабель – жена рыцаря; твоя бабушка – герцогиня и обладает гораздо бо́льшим влиянием.

– Это пойдет тебе на пользу, – утешила падчерицу Маргарет, похлопав ее по руке. – Детей из благородных семейств обычно отдают на воспитание в дома знатных родственников, и ты как раз в подходящем для этого возрасте. Под руководством герцогини ты освоишь навыки и приобретешь манеры, которые позволят тебе удачно выйти замуж или даже получить место при дворе.

Отец и братья согласно кивали, но Кэтрин не заботило, выйдет ли она замуж и получит ли место при дворе. Она чувствовала себя брошенной.

– Я не потерплю никаких возражений! – Отец погрозил ей пальцем. – Герцог сам решил, что ты отправишься к вдовствующей герцогине, а с ним не поспоришь. За пару дней Маргарет поможет тебе собрать вещи, потому что мы должны переправиться в Кале как можно скорее. – Лорда Эдмунда ничто не смущало; сам он мысленно уже плыл в Кале и не намеревался утешать дочь или врачевать ее душевные раны.

Кэтрин уселась на подоконник, с которого был виден Норфолк-Хаус. Вещи ее собраны, осталось только дождаться, когда придет отец и проводит ее в резиденцию вдовствующей герцогини. Братья стояли рядом и переминались с ноги на ногу: им не терпелось вернуться к мужским радостям, которые давала служба у герцога.

Своего дядюшку Норфолка Кэтрин видела только во время тех давнишних рождественских торжеств и едва помнила, но он играл в ее жизни весьма заметную роль, так как слово герцога было законом для всех его родственников Говардов – и для очень многих других людей. Как самый знатный дворянин в королевстве, он пользовался почетом и уважением не меньшим, чем королевская особа, и слушались его так же; родство по браку сближало Норфолка с королем: первой женой герцога была Анна Йоркская, тетка его величества, а второй – представительница рода Стаффордов, в жилах которых текла кровь старинного королевского рода Плантагенетов. Кэтрин давно это знала как часть семейной легенды; к тому же жанру относилась и история о происхождении Говардов от короля Эдуарда I.

– Тебе понравится жить в Норфолк-Хаусе, – сказал Чарльз.

– Но я поселюсь не в Норфолк-Хаусе, – возразила Кэтрин. – Я буду жить там. – Она указала на дальний конец здания.

– Это тот же дом, – отозвался Чарльз. – У них просто отдельные хозяйства. На другом его конце находится еще один флигель, где живет наш дядя лорд Уильям Говард, сын вдовствующей герцогини. Когда наш дед строил Норфолк-Хаус, то позаботился о своей вдове и детях.

Кэтрин знала, что ее дед, старый герцог, зачал двадцать детей со своими двумя женами. Говарды теперь, казалось, были повсюду: в Ламбете, при дворе и по всему королевству, породнившись со всеми лучшими семьями страны.

– Расскажи, как он вернул себе титул! – потребовала Кэтрин.

Она любила слушать эту историю, и сейчас ей нужно было как-то отвлечься.

– Опя-а-ть? – в шутливом отчаянии протянул Джордж. – Ну нет!

Чарльз с покорным видом сел. Он всегда потакал сестре.

– Первый герцог пал в битве при Босворте, сражаясь за короля Ричарда.

– Не на той стороне, – вставил Генри.

– Вот именно, потому что Ричард тоже был убит, а победил Генрих Тюдор и был увенчан короной прямо на поле брани. Дедушка тогда был графом Сурреем. Когда новый король спросил его, почему он сражался за Ричарда, тот ответил, что Ричард был миропомазанным монархом и, если бы корону возложили на пень, он стал бы биться за него. Преданность деда соверену произвела впечатление на короля, и тот вернул ему графство Суррей, но не позволил получить герцогство Норфолк. Его деду даровал наш король Генрих после Флоддена, за славную победу в битве и спасение королевства от нашествия шотландцев. Когда дед получил назад титул, то и построил Норфолк-Хаус. Он также возвел часовню при церкви Святой Марии за дорогой. Там нас всех похоронят когда-нибудь, как нашу матушку.

Кэтрин было так грустно, что она не смела думать о матери, иначе залилась бы слезами. Только раз девочка ходила с Изабель в церковь, где, стоя на коленях у могилы, испытала странное чувство успокоения, оказавшись вновь рядом с матерью, однако вид холодной каменной плиты навеял ей мысли об окончательной бесповоротности смерти. Кэтрин не хотелось возвращаться в это место.

– У герцога в Норфолк-Хаусе бывает много разных людей, – говорил меж тем Чарльз. – К нему приходят гости, придворные и иностранные послы. Я встречал там Джона Скелтона, которого наша семья сделала поэтом-лауреатом⁸, и мы все отлично ладим с нашим кузеном Сурреем и леди Мэри.

Суррей был сыном и наследником герцога, но Кэтрин его совсем не помнила, хотя братья рассказывали ей, что он пишет стихи и отличается буйным нравом. Мэри была его сестрой.

Существовала какая-то тайна, связанная с их матерью. Герцогиня Норфолк не жила с герцогом. Однажды Кэтрин краем уха услышала, как ее братья, хихикая, говорили, что некая Бесс Холланд играет в зверя о двух спинах с их дядюшкой – что бы это значило? – и это из-за нее тетушка стала затворницей. Но когда Кэтрин попросила у них объяснений, они сказали, чтобы она не совалась в чужие разговоры.

Отец звал их всех снизу. Пришло время уходить. Кэтрин неохотно спустилась по лестнице, братья шли следом. В холле стоял готовый к отправке в Кале огромный дорожный сундук. Слуги суетились, приводя дом в порядок для новых постояльцев. Через пару дней отец с Маргарет уедут, и Кэтрин не представляла, когда увидит их снова. Она стояла неподвижно, будто окаменела, пока мачеха надевала на нее накидку и приглаживала ей волосы, потом взяла за руку и вывела из дома через парадную дверь вслед за отцом.

Сперва они оставили мальчиков в Норфолк-Хаусе и подождали, пока те пройдут через арку входа и скроются во дворе. Потом проследовали вдоль кирпичной стены с ромбовидным орнаментом к воротам у реки. Дворецкий пустил их и проводил через деревянную арку на мощенный булыжником внутренний двор. Они проследовали за ним к двери в дальнем конце здания и оказались в просторном холле, по которому деловито сновали туда-сюда ливрейные слуги, придворные и дамы. К ним подошел церемониймейстер и пригласил подняться по лестнице в главный покой.

Вдовствующую герцогиню, вероятно, предупредили об их приходе: она величественно восседала в кресле с дорогой отделкой под балдахином с гербами Говардов. Эдмунд и Маргарет вежливо поклонились, и Кэтрин тоже сделала изящный реверанс.

– Добро пожаловать, лорд и леди Эдмунд, – высоким голосом, но без всякого чувства произнесла вдовствующая герцогиня.

– Приветствуем вас, мадам, – отозвался отец. – Надеюсь, вы в добром здравии. Мы привели к вам мистресс⁹ Кэтрин.

– Дайте-ка мне взглянуть на нее.

Маргарет легонько подтолкнула падчерицу, и та сделала шаг вперед. Осмелившись поднять глаза, Кэтрин увидела, что вдовствующая герцогиня гораздо старше, чем она помнила, но одета и причесана весьма изысканно. Лицо у нее было худое, ястребиное, глаза пронзительные, манеры спокойные и уверенные; платье черное, но поверх него надето много сверкающих украшений.

– Ну, дитя, что ты скажешь?

Кэтрин умела вести себя в обществе, и Маргарет научила ее, что нужно ответить.

– Приветствую вас, миледи. Вы оказываете мне большую честь, пригласив к своему двору. Я очень благодарна вам за это.

– Хорошо сказано, дитя, – улыбнулась вдовствующая герцогиня. – Надеюсь, тебе здесь будет хорошо. А сейчас матушка Эммет отведет тебя в твою комнату. Матушка Эммет тут главная над всеми девушками.

Полная темноволосая женщина, похожая на смирную корову, подошла к Кэтрин и взяла ее за руку.

– Попрощайся со своими родителями, – велела вдовствующая герцогиня.

– Прощай, дочь моя, – сказал отец и горячо поцеловал ее. – Веди себя хорошо и делай все, что тебе скажут. Если Господу будет угодно, мы скоро увидимся.

– Береги себя, дитя. О тебе здесь хорошо позаботятся. – Маргарет улыбнулась и тоже поцеловала падчерицу.

Кэтрин переполняли чувства, и она не могла сказать много.

– Всего доброго, – тоненьким голоском пролепетала девочка, и матушка Эммет увела ее прочь от всего привычного и знакомого.

Они вышли из зала через дверь в углу, поднялись по длинной лестнице в увешанную картинами галерею. В дальнем ее конце наставница открыла дверь, и Кэтрин вступила в такую красивую комнату, каких никогда еще не видела. Она была лучше уютной спальни в Оксон-Хоате, лучше великолепной опочивальни в отцовском доме. Тут у завешенной гобеленом с цветочным рисунком стены стояла резная дубовая кровать под балдахином. Остальные стены были белые, на окне с ажурной решеткой, за которым виднелся сад, висели алые бархатные шторы; обстановку дополняли изящный столик и стул, а также искусно вызолоченный голубой сундук для одежды. Рядом с ним стоял дорожный сундук Кэтрин.

– Кажется, тебе здесь нравится, – с улыбкой сказала матушка Эммет и принялась споро разбирать скромный гардероб своей новой подопечной, задержав ненадолго восторженный взгляд лишь на зеленом платье. – Ты должна надеть его, когда придет герцог, – сказала она и усадила на подушку тряпичную куклу. – Больше у тебя никаких вещей нет, дитя?

– Только эти. – Кэтрин показала ей небольшую сумку, которую принесла с собой, и вынула оттуда свои кегли и мешочек с иголками и нитками, который сшила сама из обрезков бархата.

– Господи помилуй! – воскликнула матушка Эммет. – Я слышала, что твой отец беден, но теперь сама в этом убедилась. Ну, смею надеяться, мы найдем для тебя какие-нибудь игрушки на чердаке. Остальные юные леди, которые живут здесь, намного старше тебя.

– Другие юные леди? – как эхо повторила Кэтрин.

Она-то представляла, что будет обитать здесь совсем одна и водить компанию с вдовствующей герцогиней.

– Да, тут их довольно много. Миледи содержит великолепный двор и поддерживает многочисленных родственников и прочих иждивенцев. У замужних леди высокого ранга есть свои комнаты. Горничные спят с незамужними камеристками в соседней спальне. Юные леди прислуживают герцогине и надеются, что она найдет им хороших мужей, как случится и с тобой в один прекрасный день. Тебе очень повезло оказаться в таком хорошем месте.

Несмотря на теплый прием и прекрасную спальню, Кэтрин еще не ощутила по-настоящему своего везения. Однако, проходя по галерее, она услышала смех и понадеялась, что старшие компаньонки окажутся веселыми и добрыми; они помогут ей освоиться в этом потрясающем новом мире.

В тот вечер в шесть часов матушка Эммет умыла Кэтрин лицо, расчесала волосы, прошлась щеткой по платью и отвела ее в главный зал ужинать. Там, ошеломленная огромным количеством сидящих за длинными столами на козлах и без умолку болтающих людей, девочка напрасно искала глазами вдовствующую герцогиню.

– Ее милость ужинает в своей гостиной, – объяснила ей матушка Эммет. – А здесь за главным столом сидят камергер и самые важные служители двора. Я договорилась с двумя замужними леди, чтобы они присматривали за тобой. – Нянюшка подвела Кэтрин к месту за одним из боковых столов, который занимала оживленная группа женщин и девушек (все намного старше Кэтрин) и сказала: – Леди Тилни и мистресс Балмер, это мистресс Кэтрин Говард, внучка миледи по браку. Я сказала ей, что вы возьмете ее под свою опеку.

Обе женщины встали и сделали быстрые реверансы.

– Конечно, – сказала одна; она казалась милой: нежный голос, приятное лицо и каштановые волосы. – Добро пожаловать, мистресс Кэтрин.

– Леди Тилни – супруга племянника герцогини, сэра Филипа Тилни, – пояснила матушка Эммет торопливо присевшей в реверансе Кэтрин. – У нас здесь много Тилни!

– Можешь называть меня Малин, дитя, – сказала леди Тилни. – Мой муж – церемониймейстер личных покоев короля, и я приехала сюда в начале года, чтобы родить сына. Он сейчас у кормилицы в Стэнгейте.

– Кэтрин, сколько тебе лет? – спросила ее пухленькая компаньонка, мистресс Балмер, когда матушка Эммет ушла и заняла свое место во главе стола, а женщины, потеснившись, чтобы освободить пространство для Кэтрин, сели.