Buch lesen: "Необыкновенное спасение на Молочайном лугу"

Schriftart:

Афине, моему детенышу-девочке

Первое правило кроликов с Молочайного луга:

Истории имеют большое значение.

Все кролики на Молочайном лугу обучаются искусству рассказывать истории.

Нет, конечно, не все рассказанные нами истории обязательно должны быть о кроликах. Какие-то прорастают из реальной жизни, а какие-то – из красочных садов нашего воображения. Но в сердце любой истории должно лежать зерно истины.

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

Charlesbridge and colophon are registered trademarks of Charlesbridge Publishing, Inc.

1

У нас на Молочайном лугу до сих пор только и разговоров что о необыкновенном спасении, и, если ты перестанешь вертеться, как непоседливый крольчонок, я расскажу тебе эту историю. Мама говорит, что хорошее начало – половина дела.

– Поймайте слушателя в силки! – так она говорит.

Это она, конечно, шутит – мы, кролики, вообще-то боимся силков, а я и подавно. Но интересный рассказ, пожалуй, и вправду похож на силки. Он впивается в твою шкурку, как острая серебряная проволока, и не отпускает до самого конца.

Я могла бы начать с того, как Винни провалилась в наш дом и сломала ногу, или с моей первой встречи с Лиром, когда я чуть не упала со шпалеры. Но начну ещё раньше, с Василька – и с его самого мерзкого поступка. Мне повезло, я тогда сидела в норе, занимаясь своими делами. И всё же я могу в мельчайших подробностях представить, как свершалось это злодеяние, зародившееся в его тёмном сердце.

Вот что тебе нужно знать о Васильке в первую очередь: он заправлял кормушкой на опрятно подстриженной лужайке рядом с нашим лугом. Так повелось с самого начала. Грозно хлопая крыльями, он отгонял братцев-синиц, если те смели подлететь к ней во время его трапезы.

– А ну кыш отсюда, пока я вам перья не повыщипывал! – рявкал он на воробьёв и других мелких птиц так, что крошки семечек фонтаном разлетались у него из клюва. Единственными, кто иногда осмеливался ему перечить, были дятлы, но этот задиристый здоровяк ни перед кем не робел. Даже белки разбегались по дубам, когда он бросался на них.

Василёк всегда умел приковывать к себе внимание. У меня самой мех цвета мокрой пшеницы, и мама была бы недовольна, услышь она мои слова, но, должна признаться, я всегда завидовала ярко-голубому оперению соек с чёрно-белыми пятнышками на крыльях. Да и не только я засматривалась на Василька: частенько, когда он прилетал к кормушке, в окне дома у лужайки появлялись два круглых личика. Человеческие детёныши, постоянно наполняющие кормушку семенами, стоит той опустеть, обожают за ним наблюдать.

Обидно, когда такое красивое создание оказывается чудовищем по своей натуре.

А самое возмутительное, что в тот день Василёк уже наелся досыта. Но вместо того, чтобы упорхнуть на дерево и, по обыкновению, приступить к гимнастическим упражнениям, он спрыгнул с кормушки и стал клевать землю вблизи стайки плачущих горлиц.

Бедные птички. Мама говорит, что умом они не вышли. Уж не знаю, так ли это, но характер у них мягкий. Они клюют семена, просыпавшиеся на землю, и не путаются ни у кого под ногами.

Василёк устремил свой черный глаз на одного из горликов и надвинулся на него. Тот проворно отскочил в сторону. Василёк снова прыгнул. Горлик снова отскочил. Во время их медленного танца Василёк ничего не предпринимал – только сверлил соперника взглядом и наступательно прыгал.

Наконец горлик не вытерпел.

– Что тебе от меня нужно?

Василёк склонил голову и вперил в птицу второй глаз.

– Имя?

– Серый.

– Вот смотрю я на тебя, Серый, и хочу познакомиться с тобой поближе. Мы на Молочайном лугу недостаточно дружелюбны, таково моё мнение.

Серый бросил взгляд на других горлиц, ожидая помощи от сородичей, но те в ответ только нервно дёрнулись. Он покачал головой и попытался склевать хотя бы несколько семян под бдительным взором Василька.

– Эх, гусь меня подери, – в конце концов вздохнул он и взмыл ввысь, словно брошенный в небо серый камень.

– Оставь их в покое, Василёк, – раздался голос сверху, высокий и звонки. Все птицы и белки задрали головы, чтобы посмотреть на кружащую в небе малиновку. Это была Матушка Перволёт.

– Что хочу, то и делаю, – огрызнулся Василёк.

– Да, и мы все от этого мучаемся. Может, мигрируешь уже и найдёшь себе жертв в новых стаях? – Малиновки питались червяками и жуками, поэтому им не приходилось терпеть издевательства Василька у кормушки. Возможно, это и придавало смелости Матушке Перволёт.

– За клювом своим следи, а не то пожалеешь, – предостерёг Василёк. – Таково моё мнение.

– Я тебя не боюсь. – Она описала дугу и улетела, скрывшись за крышей дома.

Василёк немного постоял молча. Должно быть, чувствовал, что все смотрят на него, ждут его реакции. Не знаю, что толкнуло его на дальнейшее – злоба ли, желание подкрепить свои слова делом или какая-то жуткая смесь того и другого.

Своё гнездо малиновки свили у самого дома, под фронтоном, где оно укромно примостилось на верхней перекладине деревянной шпалеры. Взлетев на шпалеру, Василёк уселся рядом с гнездом.

Каждый из нас слышал, с какой гордостью малиновки рассказывали о том, что высиживают целых четыре яйца этой весной.

Василёк схватил одно из яиц и вернулся с ним на землю. Слегка приоткрыв клюв, он принялся стучать по скорлупе, пока та не треснула. Мне не под силу описать, что случилось после, но там, прямо на лужайке в лучах утреннего солнца, пернатый злодей пировал.

2

– Прекратите дрожать. Птичьи разборки кроликов не касаются!

Мама вела урок в корневой комнате, когда в нору прискакала одна из моих тётушек и начала в красках пересказывать случившееся. Понадобилось время, чтобы угомонить нас с братьями и сёстрами. Но, даже перестав истерично подпрыгивать к потолку, я ещё долго не могла успокоиться. Мысли плутали в колючих зарослях моих страхов, острые шипы царапали, заставляя думать о самом плохом. «Что, если Василёк съест яйца всех птиц на Молочайном лугу? Что, если в округе не останется птиц, поедающих жуков и гусениц? Что, если те расплодятся и пожрут все растения? Что, если сам луг будет уничтожен?»

Мне не нравилась сосущая пустота в животе, которая появлялась всякий раз, когда я запаздывала на ужин. Что со мной станет, если мы останемся без еды?

Корневая комната в нашей норе – это большое помещение для семейных сборищ с земляным потолком в форме купола, по которому во все стороны разбегаются рельефные древесные корни. Не сходя с холмика, который она всегда занимала во время уроков, мама поднялась на задние лапы и строго воскликнула:

– Крольчата! А ну-ка, отставить панику! Да, Василёк поступил подло, но чего ещё вы от него ожидали?

Она напомнила нам, что птицы – существа низшего порядка. О чём вообще говорить, когда они несут яйца! Мама велела нам быть тише воды и ниже травы на лужайке во время кормлений и беспокоиться исключительно о сородичах.

Я не сдержалась.

– А если Василёк съест ещё одно яйцо? – дрожащим голоском пролепетала я. – А если он продолжит есть яйца? Неужели между птицами начнётся война? Чью сторону мы тогда примем? Нам придётся отсиживаться в норе? Как мы будем добывать пищу? Как…

– Не будет никакой войны! – Мой брат Кейл метнул в меня неодобрительный взгляд, который был мне хорошо знаком. – У малиновок осталось ещё три яйца. Дай маме закончить урок.

Кейл был самым старшим из нашего выводка – ему всегда удавалось всё, за что бы он ни брался, он всегда делал всё первым, а потом помогал нам… Но порой мне казалось, что он совсем не понимает меня и даже не пытается понять.

Моя сестра Люцерна легонько прижалась ко мне своим дрожащим тельцем.

– Теперь малиновки с Василька глаз не спустят, – пробормотала она. – Это хорошо.

«Но должны же они когда-то спать!» – чуть не вскричала я. Но сдержалась, почувствовав на себе пронизывающий взгляд Кейла, и только молча кивнула.

Мне нравилось, что Люцерна не смеялась, когда я рассказывала ей о своих страхах. Однажды, когда люди оставили садовые оросители на лужайке включёнными на всю ночь, я испугалась, что вода зальёт сад, а потом просочится на луг и затопит нашу нору, ведь она на самой границе с лужайкой.

– Это было бы ужасно, – согласилась Люцерна, сонно прижимаясь ко мне в нашем спальном гнёздышке. – Но если уж нам суждено утонуть, я бы предпочла это проспать. Спокойной ночи, Тыковка.

Как ты можешь догадаться, наш луг не затопило.

И да, меня зовут Тыковка!

Это бабушка Мята придумала называть членов нашего семейства в честь растений, которые любят есть кролики. Мою маму зовут Крапива. Моих сестёр – Лаванда, Мальва, Расторопша, Люцерна и Морковка, а братьев – Кейл, Цикорий, Латук и Клевер.

Ну, знаешь ли, мне твоё имя тоже кажется смешным!

В тот день в корневой комнате маме наконец удалось продолжить урок. Кажется, она рассказывала, как добиться живости в диалогах, но я не могла думать ни о чём другом, кроме как о разбитых яйцах, так что не могу сказать наверняка.

Безобразная выходка Василька не давала мне покоя и тогда, когда мы всем семейством выбрались из норы на ужин. Я искала его глазами, хоть мама и просила не высовываться. Я ничего не могла с собой поделать. Мне было страшно, но я хотела увидеть преступника. Однако в тот день Василёк не показывался нам на глаза.

Я посмотрела на гнездо малиновок. Одна птица сидела на оставшихся трёх яйцах, повернувшись к лужайке спиной. По перьям на её хвосте я не смогла определить, была это Матушка или Отец Перволёт.

Мы жевали траву на газоне, пара воробьёв безмятежно чирикала у кормушки. Белки рыскали по лужайке в поисках желудей.

Никто не решался заговорить с малиновкой.

В конце дня мы улеглись спать в спальном гнезде – в самом уютном местечке нашей норы! Пол и стены тут покрыты шерстью и повсюду разбросаны игрушки, веточки и красивые камешки, но мама не против. Мы с братьями и сёстрами спим здесь все вместе, одной большой, дружной оравой. Иногда малютка Морковка втягивает нас в свои проказы, но потом появляется мама и отчитывает нас по первое число. Но порой сон клонит наши ушки к земле, и мы засыпаем сразу – сразу после истории на ночь, разумеется. Мы рассказываем их друг другу по порядку, по одной за ночь.

В тот вечер подошла очередь Клевера быть рассказчиком. После суматошного дня мне хотелось отвлечься, но, видно, Клевер тоже не мог выбросить Василька из головы. Кейл утихомирил нас и велел ему начинать.

– Однажды Василёк вознамерился стать скульптором, – повёл рассказ Клевер. – Из веток и бечёвки он принялся возводить статую самому себе. В глубине своей мелочной душонки он неожиданно ощутил радость, создавая что-то новое там, где прежде ничего не было. Он часами корпел над своим творением. Но ветер помнил о преступлении Василька. Он подул, разнося дождевые капли, яростно ломая кусты и раскачивая стволы деревьев. Внезапно налетевшая стихия разбудила Василька. Он взмахнул крыльями, борясь с порывами ветра, пытаясь добраться до своей скульптуры. Он подоспел как раз вовремя: переплетённые ветки не выдержали и разлетелись во все стороны, с тихим стуком рассыпавшись по земле. Василёк горько заплакал и улетел прочь, подхваченный очередным порывом ветра.

Клевер закончил и прыснул со смеху.

– Плюс балл за драматизм, – пробормотала Лаванда. – Но мама упрекнула бы тебя за то, что ты изобразил Василька героем, а не злодеем. Мы ему сочувствуем, а правда в том, что он этого не заслуживает. Спокойной ночи.

Вокруг раздавалось мерное сопение моих сородичей, а я ещё долго лежала без сна, думая о безжалостном ветре, что истязает луг и лес, ломает ветви и вырывает с корнем деревья, пока мы, кролики, жмёмся по углам норы, моля, чтобы свирепая гроза утихла.

Любопытная деталь: спасение, о котором пойдёт речь, произошло ночью, отчасти похожей на ту, что описывал Клевер. Иногда так бывает, наши самые большие страхи становятся явью, но, столкнувшись с ними мордой к морде, мы понимаем, что боимся не того, что являлось нам в кошмарах, а чего-то совершенно иного.

3

Ну вот, теперь ты знаешь, каким негодяем был Василёк. Есть вопросы?

Что-что? Ну, ты же ходишь в школу и делаешь уроки, верно? Почему тебя так удивляет, что и кролики делают то же самое?

Рассказываю. Каждое утро после завтрака мы с братьями и сёстрами всей гурьбой спускаемся в корневую комнату. Земляной пол здесь плотно утоптан тремя поколениями скакавших по нему кроликов. Мы рассаживаемся в шахматном порядке и, пока не настаёт время прерваться на послеполуденный сон и ранний ужин, получаем образование.

Получение образования стало нашей семейной традицией. Занимается с нами в основном мама, а затеяла это всё бабушка Мята, давным-давно. Время от времени, когда её не клонит в сон, она и сейчас не прочь рассказать нам свою историю. Да и тебе будет полезно её услышать прежде, чем мы перейдём к нашему основному сюжету. Не бойся: в отличие от истории о яйце малиновки, у неё вполне счастливый конец.

Жила-была домашняя крольчиха по имени Бон-Бон. Днём она гуляла по человеческому дому, а ночью спала в клетке. Люди подобрали Бон-Бон, когда она была ещё крольчонком. Она помнит, что сначала ей было очень-очень холодно, а потом она проснулась в тепле, окружённая незнакомыми запахами. На неё смотрели люди с взволнованными лицами. Они поили её из пипетки. Иногда пытались к ней прикоснуться, но, когда она начинала дрожать, тут же отдёргивали руки.

На машине её отвезли к человеку, который лечил диких животных. По дороге самый маленький человек поднимал переноску с Бон-Бон к окну, чтобы она могла посмотреть на проносящиеся мимо дома и деревья. Доктор уколол её серебряной колючкой, а затем почему-то заговорил с людьми о её здоровье и лечении. В его логове были и другие раненые животные – от большинства из них веяло опасностью, а иные издавали такие звуки, от которых Бон-Бон становилось не по себе. Летучая мышь в клетке приоткрыла один глаз и улыбнулась ей, прежде чем снова погрузиться в сон.

Доктор сказал, что человеческие законы не позволяют держать таких кроликов, как Бон-Бон, в доме. Его голос не терпел возражений. Люди улыбнулись и пообещали выпустить её в лес. Вернувшись домой, они посадили её в клетку и закрыли в доме все двери, включая старую дверцу для собак. На всякий случай. А потом они дали ей имя.

Люди много говорили, а Бон-Бон всё слушала, навострив свои большие уши. Когда её расчёсывали, она узнавала об опасных клещах и блохах. Когда её кормили, запоминала названия растений, которые можно есть кроликам, таких как одуванчики и петрушка, и которые нельзя, как, например, ревень.

Но особенно внимательно Бон-Бон слушала, когда старшие люди рассказывали младшим истории. От них Бон-Бон узнала сказку о кролике, что сбежал из сада и потерял свою синюю курточку. И о кролике, который жил под терновым кустом и смог перехитрить лиса. И ещё одну, об игрушечном плюшевом кролике, которого так сильно любили, что он стал настоящим. Столько разных кроликов и столько разных приключений! Она слушала истории и о других животных: собаках, мышах, медведях, кошках – и даже о людях. По ночам она часто лежала без сна, воображая, как исчезают прутья её клетки, и оживают герои историй, приглашая её в свои удивительные миры.

Как-то раз она попробовала сама сочинить историю.

– Жила-была крольчиха в клетке – прошептала она в пустую комнату, жутко волнуясь. Она вспомнила, что любую историю оживляют подробности. – Её звали Бон-Бон. У неё были длинные уши. И белоснежный хвостик. – Но что дальше? Ведь большинство историй, которые рассказывали люди, вырастали из зерна какой-то истины. – Люди в доме заботились о ней, но ей хотелось знать, каково это – жить среди других кроликов. Ей было очень одиноко. – После этих слов Бон-Бон замолчала. Она нащупала зерно истины в своей истории, и это оказалось больно.

Внимательной крольчихе не потребовалось много времени, чтобы понять, как работает щеколда на её клетке.

Однажды вечером Бон-Бон попробовала открыть её зубами, и та сразу поддалась. Испугавшись, крольчиха задвинула её обратно и притихла, погрузившись в раздумья. На следующий день она выспалась, съела двойную порцию латука и напилась воды.

А ночью крольчиха сбежала. Осторожно спустившись по лестнице, просунула голову в дверцу для собак. «Быть может, теперь они наконец заведут пса», – подумала Бон-Бон. Она вышла в холодную ночь. Круглая, как плод лунника, мерцала луна. Прыгая по обочине дороги, крольчиха высматривала в темноте затаившихся хищников, о которых слышала от людей. Сов, змей, лис, барсуков. Она шла к своей цели: домику с аппетитной лужайкой в нескольких милях отсюда. Она приметила его из окна машины. Рядом с домом был луг с полевыми цветами, за лугом протекал небольшой ручеёк, а ещё дальше раскинулся дубовый лес, обступавший здешние земли.

Она прыгала всю ночь, мужественно преодолевая сонливость. Но никакое мужество не могло подготовить её к тому жуткому зрелищу, свидетельницей которого ей пришлось стать. Скажу только, что в истории была замешана стая тощих койотов, оглашавших округу пронзительным лаем. Сказки не врали: злодеи действительно существуют! Бон-Бон была смертельно напугана.

Нам, крольчатам, велено не выпытывать подробностей этой части истории, мол, те слишком чудовищны, чтобы облекать их в слова. Естественно, у меня перед глазами вставали самые страшные картины: «Может, койоты выскочили на неё из кустов? Преследовали какое-то животное? Поймали его?»

Но что бы ни случилось той ночью, Бон-Бон выжила. Она достигла луга к рассвету. Подкрепившись клевером, из последних сил вырыла себе норку и проспала несколько часов кряду.

Проснувшись, она решила, что вряд ли сможет начать новую жизнь под кличкой Бон-Бон, поэтому взяла себе новое имя – Мята. Между лугом и лужайкой у дома она нашла заброшенное логово сурка. Как правило, кролики нехотя пускают на свою территорию посторонних, но Мята мечтала об общении с себе подобными и видела множество преимуществ в семейной жизни. Потомство помогло ей разрыть логово в разветвлённую нору с множеством туннелей. Самки остались учить и воспитывать малышей. Самцы выросли и разбрелись, но никогда не забывали усвоенные здесь уроки.

Бабушка научила крольчат трём правилам, которым они теперь учат своих:

1. Истории имеют большое значение.

Интересные персонажи. Острый конфликт. Кульминация, от которой сердце в пятки уходит. Подробности, позволяющие понюхать, потрогать и попробовать на вкус. Бабушка Мята не забыла ни одной истории, услышанной в доме людей. Она называет их своим спасением. И теперь все кролики на Молочайном лугу обучаются искусству рассказывать истории.

Нет, конечно, не все наши истории обязательно должны быть о кроликах. Какие-то прорастают из реальной жизни, а какие-то – из красочных садов нашего воображения. Но в сердце любой истории должно лежать зерно истины.

Это и помогло бабушке Мяте понять, что ей пора выбираться из человеческого дома. Рассказывая истории, мы делимся тем, что кажется нам истиной, и приглашаем других поразмыслить над этим вместе с нами. Истории не только помогают приятно скоротать время, но и сближают.

А если история звучит неправдоподобно… Что ж, это верный знак, что нужно попробовать ещё раз, с самого начала.

Мы оттачиваем мастерство рассказчиков в корневой комнате, и по вечерам, когда сворачиваемся калачиками в нашем спальном гнезде, и когда идёт дождь, – при любом удобном случае.

Прямо сейчас я оттачиваю своё мастерство на тебе.

2. Кролики знают себе цену.

Теория бабушки Мяты заключается в том, что люди не стали бы сочинять столько историй о кроликах, если бы мы не занимали особого места в мире. Она привила нам мысль, что мы красивые млекопитающие с острыми чувствами – существа высшего порядка. И что мы должны относиться с уважением к себе и своему семейству.

Поэтому большую роль в нашей жизни играет уход за собой. Отчасти потому, что мы этого заслуживаем, но в первую очередь – потому, что это надёжный способ избавиться от клещей и других паразитов, которые могут нам навредить. Бабушка Мята помнит, как тщательно за ней ухаживали в доме людей. Её специальные инструменты – секрет нашего семейства. Рискуя жизнью, она сумела добыть из мусора, который выбрасывали люди, несколько старых гребней и сломанных щёток. Самое ценное, что у неё есть, – это металлический гребешок с золотой стрекозой над зубцами. Бабушка хранит его в умывальной комнате, но все мы знаем, что пользоваться им без крайней необходимости нельзя.

Раз в день каждый из нас берёт в зубы любой другой гребешок, и мы тщательно расчёсываем друг друга, как учила нас мама, уделяя особое внимание задним лапкам.

3. Берегите свою жизнь.

Ещё мы должны беречь себя и друг друга.

Бабушка Мята называет наш луг Молочайным, потому что вокруг нашей норы в изобилии растёт молочай, цветущий пушистыми цветами. Это название прижилось среди других животных, даже тех, кто живёт за пределами луга. Но они не знают всего.

Большинство животных не едят молочай, потому что его сок для них ядовит, исключение – гусеницы бабочек-монархов. Молочай в их организме делает их ядовитыми, поэтому птицы и другие животные их не едят.

Бабушка втолковала нам, что, раз у нас, кроликов, нет пищи, которая сделала бы нас неуязвимыми, мы всегда должны думать головой.

– Наш молочай – это наши мозги, – любит она повторять торжественным голосом. Я не знала, отличается ли кроличий мозг от мозга других существ, но бабушка верила, что, если мы будем вести себя разумно, у нас больше шансов выжить.

Бабушка обустроила наше жилище вблизи тех людей, которым больше нравится смотреть, как мы пощипываем травку на их газоне, а не ставить на нас ловушки из серебряной проволоки.

Вместе с мамой она учила нас не рисковать почём зря.

Держитесь друг дружки. Не высовывайтесь из норы после захода солнца. Не заходите слишком далеко в лес. Не пейте из ручья там, где вода течёт слишком быстро. Не общайтесь с другими существами без крайней необходимости. В присутствии людей говорите тише – мы понимаем их, но не хотим, чтобы они проявляли к нам интерес. Людям никогда нельзя доверять. В конце концов, они держат кроликов в качестве домашних животных.

– Используйте свой молочай, – говорила нам бабушка, – и останетесь живы.

А ещё все кролики нашего семейства должны уметь переходить дорогу перед домом. Бабушке Мяте довелось ездить на машине, и она знает, насколько они опасны для кроликов. Она считает, что, благодаря нашему превосходному слуху, мы должны без труда определять, когда машина находится слишком близко и переходить дорогу безопасно.

У меня вот, например, слух отличный, но я до последнего боялась это делать. Я всё тянула и тянула с экзаменом. Из-за моих колючих страхов я могла думать только о том, как плохо это может кончиться: что меня расплющит под колёсами автомобиля, как сосновую шишку, раздавит, как сочную зимнюю ягоду. Но, как видишь, я всё ещё здесь, жива и здорова.

Думаю, ты и так понимаешь, почему история о побеге бабушки Мяты из человеческого плена считается в нашей норе одной из самых захватывающих на свете. Раньше она была моей любимой – до тех пор, пока историей не стало наше с Люцерной приключение с бабушкиным гребешком с золотой стрекозой. Как же долго мне пришлось ждать, прежде чем я смогла её рассказать.

Как бы то ни было, однажды из-за этого гребешка – и злобного нрава Василька – безмятежный вечер на Молочайном лугу пошёл белке под хвост.

Die kostenlose Leseprobe ist beendet.