Buch lesen: «Следы на облаках. Том 1»

Эленора Валкур

Schriftart:

Иллюстрация на обложке: Виктор Ветер

⁂

Глава 1. Завещание с сюрпризом

Ольга

⁂

…Сдавленный крик вырвался из моей груди. Я сильнее стиснул зубы, чтобы не заорать в полный голос. Не доставлю этой сволочи такого удовольствия. Ни за что. Лучше сдохнуть!

Новая обжигающая боль пронзила всё тело до самых глубоких и потайных уголков воспалённого мозга, и моих сил не хватило. Я слышал свой разломанный голос как со стороны. Потом – темнота и покой… Блаженное небытие, из которого меня выдернули с прилежностью образцового садиста, влив в глотку живительный поток рады.

Я пытался вспомнить, когда это началось и сколько времени уже длится. В голове пульсировала одна-единственная мысль: «Как только выберусь отсюда, я удавлю эту тварь собственными руками!» Жгучая ненависть заполнила меня до краёв, и только благодаря этому во мне сохранились остатки сознания. Боль давала мне цель. Я должен выжить, чтобы размозжить голову Майру!..

– Эй! Проснись, Гайнор! Слышишь?

Я разлепил веки. Да, это был сон! Господи, это был сон!!

Когтистая лапа страха разжалась и выпустила мое безумное сердце на свободу. Я тут же всё вспомнил. Мы уже не в Ардо!

– Ты опять кричал во сне, – пожаловалась Мезра, уютней сворачиваясь в клубочек у меня под боком.

– Прости.

Маленькое тёплое тельце моей подруги прижалось ко мне плотней. Мы устроились на выброшенных кем-то недавно вполне хороших, но старых вещах в пустой квартире пятиэтажного дома, оставленного под снос. Из соседей здесь только крысы. Зато не так холодно, как снаружи. Впрочем, после того что мы пережили, наша жизнь сегодня – предел мечтаний.

Я смотрел, как спит Мезра, думая, что она – единственное существо на всём свете, кому небезразлична моя судьба. Даже если это потому только, что мы волей-неволей оказались связаны в этой ситуации, всё равно – именно она спасла меня.

Я старался не заснуть, чтобы вновь не погрузиться в пучину мучительных кошмаров. По сравнению с этим все наши насущные проблемы кажутся ерундой. Так и просидел до рассвета, прижимая Мезру, оберегая её сон.

Вскоре она открыла глаза и изогнулась, как кошка, с наслаждением растягивая мышцы. И я поймал себя на том, что любуюсь её красивым телом как-то совсем не по-братски. Впрочем, мы никогда и не были родственниками.

– Ты не спал, – сокрушённо констатировала она, придирчиво вглядываясь в моё помятое, заросшее черной щетиной лицо.

– Нет. Хотел, чтобы ты выспалась.

– Ладно.

Она выбралась из-под аккуратно заштопанного чьей-то заботливой рукой пальто и ещё раз потянулась. Тоненькая, изящная, светловолосая… Как она не похожа на других детей Майра! Неудивительно, что он собирался избавиться от неё.

– Ты чего? – улыбнулась Мезра.

– Ничего.

– У тебя такое лицо кровожадное, что мне страшно.

Мне так нравится эта светлая бесхитростная улыбка.

– Вспомнил папашу твоего.

– Ты можешь хотя бы на минуту забыть о нём? Всё! Мы выбрались! Мы на Серой Частоте.

– Не будь так наивна. Твой отец – гдун, он не оставит нас в покое. Мы должны ещё раз переместиться.

Она присела рядом на корточки и внимательно посмотрела на меня. От её взгляда внутри становилось тепло и приятно.

– У меня нет силы. И ты это знаешь.

– Знаю. Но мы найдём способ. Здесь оставаться нельзя. Он нас найдёт.

– Мне кажется, ты просто пессимист.

Она расстроилась. Я читал это в повороте головы, в движении плеч. Это больно – расстраивать её. Но не могу же я врать?

– Слушай, ты голодная. Поешь.

Я с готовностью потянулся к ней. Да, я бы отдал ей всю свою раду, сколько есть, если бы понадобилось.

– Нет, – качнула она головой и встала. – Я не хочу.

– Почему? Я же вижу, тебе нужно.

– Я сказала: нет!

Ей даже эта строгость идёт, делает лицо более взрослым, отточенным.

– Ты боишься? Зря. Твой отец много месяцев пытался лишить меня всей рады, и у него не получилось. Так что…

– Я не стану рисковать твоим здоровьем в чужом для нас мире, где непонятно, как…

– Ерунда! Ничего со мной не случится, и потом… Я готов рискнуть.

– А я нет! Закрыли тему.

И она начала собирать наши небогатые пожитки, не в силах справиться с негодованием.

Я смотрел сквозь уцелевшее стекло, поросшее морозными узорами, на засыпанный свежим снегом двор. Полусгнивший забор и заброшенная детская площадка выглядели мрачно. Но на душе было хорошо, несмотря на безысходность нашего положения. Наверно, от того, что впервые за всё время рядом есть кто-то… Близкий.

Но Мезре с каждым днём становится хуже. Ей нужна рада, а все наши попытки кормиться от воплощённых ни к чему не привели. Энергия воплощённых слишком плотная и не усваивается напрямую, как в Ардо. Я голову сломал. Между тем смотреть, как она угасает, невыносимо.

– Я обещаю тебе, – это скорее себе, не ей, – обещаю, что мы найдём способ.

– Не надо пустых обещаний.

– Поверь мне. Я вытащу нас с этой частоты.

– Лучше найди себе еды, – серьёзно сказала она. – Я думаю, эти твари могут подойти. Попробуй.

Я с отвращением глянул на двух длиннохвостых чёрных крыс. Нет, пожалуй, голод еще не перешёл в такую стадию.

– Ты не веришь в меня. Это обидно. Я докажу тебе.

Она испуганно обернулась. Нет, она не хотела меня обидеть. Ей просто страшно. Мы целую вечность торчим в Серой Мерности, где грань Завесы хоть и сильна, но сквозь неё всё же может прорваться любая нечисть, например прихвостни Майра. Я кожей чую: он ищет нас, он не отстанет…

⁂

– Сёстры Тураевы? Проходите.

Голос секретарши самого известного в городе адвоката разбудил меня. Получасовое ожидание в коридоре и монотонный гул дневных ламп, видимо, заставили меня задремать. Да и бессонная ночь перед похоронами дала о себе знать. Но всё равно – приснится же такое?! В принципе, я редко вижу сны, хотя, если и вижу, то всегда какие-нибудь чудные, вроде этого.

Секретарша пригласила нас в кабинет, на добротной двери которого сверкнула серебром прямо в глаза аккуратная табличка: «Булатов Владимир Довлатович». Видно, мама неплохо зарабатывала своей ворожбой в последнее время, раз смогла себе позволить его услуги. А услуги, судя по всему, очень даже недешёвые.

Небольшой уютный кабинетик обставлен роскошной итальянской мебелью. Книжные стеллажи явно сделаны на заказ и тянутся вдоль стен, уменьшая пространство и создавая приятную камерную атмосферу. Кожаные кресла для посетителей дружелюбно приглашают присесть. Массивный письменный стол в идеальном порядке ожидает новых волнующих дел. Даже письменный набор с перьевыми ручками и позолотой кричит о неприличной роскоши.

– Присаживайтесь, прошу.

Да, мужчинка-то потасканный. Ему лет пятьдесят, не больше. А при таких деньгах мог бы выглядеть получше. Впрочем, наверно, неспокойная совесть спать не даёт, вот и мешки килограммовые под глазами, проплешина на макушке и обрюзгший животик…

– Чай, кофе? – миловидная секретарша натянуто улыбнулась.

– Капучино, пожалуйста, – с той же «искренней» любезностью ответила я.

– Просто воды, если можно, – Нина неуверенно опустилась в кресло у окна.

Как же меня бесит удивительная способность сестры вызывать к себе жалость! Неужели на новый пуховик в самом деле денег нет? В этом же только ворон на кладбище распугивать! А где она откопала эти очки «прощай, молодость»? Толстая пластмассовая оправа, и дужка у основания примотана пластырем. На сапоги без слёз не взглянешь. В общем и целом вид несчастный-пренесчастный. И это работает! Вот адвокат сочувственно протянул бумажный платок, наверно, показалось, что она вот-вот заплачет. Конечно, я на её фоне, в костюме почти за тысячу евро, на сиротинушку никак не тяну. Так что и жалеть меня вроде как не стоит. Впрочем, на кой чёрт мне его жалость?

– Во-первых, примите мои самые искренние соболезнования. Ваша матушка была очень хорошим человеком.

– Спасибо, Владимир Довлатович, – всхлипнула Нина.

Эх, мама, мама… Как-то быстро всё случилось и неожиданно. Теперь никуда не денешься, придётся делить нашу старую квартиру. Я понимаю, сейчас не время… А с другой стороны, когда будет «время»? Ведь что-то решать надо. Может, конечно, все ждут, что свою часть я должна отдать Нинке? Ну, понятно! Она же снимает облезлую халупу на окраине с каким-то приятелем, или кто он ей там? А вот с чего вдруг? Только потому, что она неприспособленная и безответственная? Другими словами, снова из жалости? Или потому что у меня есть своя новая хорошая квартира в центре Новобержска? Так я её ЗАРАБОТАЛА, между прочим, собственными силами, и это было совсем непросто! Короче, законную часть наследства я ей отдавать не собираюсь. К тому же мамина квартира – в старом доме, потолки высокие, кухня – просто спортзал. Есть что делить по справедливости.

А господин Булатов явно тянет время, и если его не поторопить, мы застрянем здесь надолго. Атмосфера здесь и так гнетущая, и я начинаю нервничать. Что уж там такого нам приготовила мама напоследок?

– Может, приступим? У меня ещё дела в городе.

– Извольте.

Лицо адвоката окаменело, словно он наткнулся на что-то мерзкое. Видимо, на меня. Что ж, я часто вижу такое выражение на лицах. Раньше меня это даже беспокоило, но теперь… Может, я и веду себя иногда, как стерва, но иначе нельзя. Я не виновата, что людям нужно давать пинка, чтобы они, наконец, начали хоть что-то делать.

– Я имею обязательства перед вашей матерью в части выполнения её последней воли. За неделю до трагической кончины она составила завещание, один из экземпляров которого доверила мне на хранение.

Он достал из первого ящика стола тонкую пластиковую папку, но открыл её не сразу, словно всё ещё сомневался в чём-то.

– Итак…

И он принялся монотонно читать:

– «Город Идым. Новобержская область. Российская Федерация. Восемнадцатое декабря …»

Как-то всё глупо и неестественно. Как во сне. Нет, церемония, конечно, получилась красивая. Не знаю, можно ли так сказать о похоронной церемонии. Спасибо тёте Люсе, всё организовала, на Нинку всё равно надежды никакой нет.

– «…Я, Тураева Анастасия Фёдоровна, 03.08.1966 года рождения, проживающая в городе Идым по улице Набережная, д. 1, кв. 33, паспорт серия…»

Так и знала, что толку из Нинки не выйдет. Всю жизнь за маминой спиной прожила, как нежное хрупкое растение. Столько лет прошло, но ничего не изменилось! Ну, что ж. Может, хоть теперь что-то в голове у неё прояснится.

– Переходите к сути, – не выдержала я.

Булатов окинул меня неприязненным взглядом и продолжил:

– «…настоящим завещанием делаю следующие распоряжения: 1. Всё моё имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чём бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю моей дочери Тураевой Нине Марковне. 2. Содержание статьи Гражданского кодекса Российской Федерации…»

– Так, подождите, то есть как?.. Всё Нине?!

Булатов не сразу поднял глаза, явно справляясь со злорадной усмешкой, которую ну никак не мог себе позволить в моём присутствии, как бы дурно ко мне ни относился.

– Мне очень жаль, Ольга Марковна, но завещание составлено по всем правилам, и крайне недвусмысленно. Опережая ваш вопрос, спешу заверить: этот экземпляр в точности совпадает с тем, что вы найдёте у нотариуса.

В другой момент я бы оценила его сарказм, но не сейчас. Это несправедливо, в конце концов! Она всё завещала Нине! ВСЁ!! Ну хорошо, может, я и не нуждаюсь в деньгах, но я ТОЖЕ ЕЁ ДОЧЬ!!!

– Я этого так не оставлю!

– Это ваше право, Ольга Марковна, – сухо отозвался адвокат. – Можете оспорить завещание в суде.

– Даже не сомневайтесь!

– Оля, не надо суд! – Нина испуганно дёрнулась в мою сторону. – Мне не нужна эта квартира!

– А мне не нужны твои подачки! Пусть всё будет по закону!

И даже сейчас строит из себя блаженную. Вот как ей это удаётся? Я не выдержала, хлопнула дверью. Нет, Нинка в принципе здесь не виновата, просто… обидно. Словно я и не дочь вовсе, а так… Неужели мама до самого конца до такой степени злилась на меня, что лишила наследства?! Это абсурд какой-то! Не такой уж и серьёзной была наша ссора. Всего лишь эмоции и упрямство. Но чтобы вот так… Совсем… Я просто не верю!

Ладно, к чёрту! Как говорила Скарлетт О’Хара, «подумаю об этом завтра». У меня и без того дел по горло. Надо будет купить что-нибудь тёте Люсе, все-таки старалась старушка. Да и соседка как-никак, с детства её знаем. Помню, она часто сидела с нами, своих детей у неё нет. В детстве мы с Нинкой как-то ладили, даже не знаю, почему. Может, время было другое или мы другие… Не знаю…

Ленинский проспект плавно перетекал в Новобержское шоссе, а я даже не заметила, как вылетела за пределы Идыма. Нинка упорно названивает, но у меня нет сейчас желания говорить с ней. Старая обида, похоже, проросла корнями слишком глубоко. Телефон отключила, и мне вдруг вспомнилось, как мы кормили голубей в парке, катались на велосипедах по родной «Набережной». Что за дурацкое название? Видимо, фантазии не хватило. Раз на берегу реки – значит, Набережная. А что и река – не река – а так, речушка Дымка. И смешно величать «Набережной» двести метров вдоль покосившегося забора, призванного оградить невнимательных прохожих от риска свалиться вниз на лёд.

А вот в старой маминой квартире ничего не изменилось. В её «рабочем» кабинете антураж, прямо скажем, тот ещё. Веет потусторонним, даже жутко. Шторы плотно задёрнуты, цветастое покрывало на старинном бабушкином зеркале в человеческий рост. Свечи эти, шар хрустальный, карты веером на потрёпанной скатерти. Сразу и не скажешь, что ворожба – дело прибыльное.

А с другой стороны, откуда у неё были деньги на такого адвоката? Значит, деньги всё-таки где-то есть, надо будет выяснить. А то если они попадут в руки Нине, считай, их никогда и не было – всё потратит на какую-нибудь ерунду очередную.

Не знаю почему, но моё внимание тогда в квартире привлекли свечи, расставленные в загадочном порядке, словно для ритуала. А в медном блюде индийской работы скрючился недогоревший клочок не то ткани, не то специальной бумаги. Я принюхалась. Сквозь приторный густой аромат благовоний угадывался тонкий запах чего-то едкого. Любопытно, одним словом.

Впрочем, какое это теперь имеет значение? Да уж, в такой атмосферке кого угодно сердечный удар хватит. Вот только странно всё это. Завещание за неделю до смерти, да ещё в нескольких экземплярах, словно она чувствовала или знала. Зачем, кстати, в принципе было нанимать адвоката? Что, нотариуса уже недостаточно? Или мама настолько нам, а точнее, мне, не доверяла, что решила подстраховаться?

Маме было всего пятьдесят, и здоровье всегда было отличное. Как же это случилось? Почему? Какой-то неприятный холодок подобрался-таки к моему сердцу. А ведь я так тщательно старалась этого не допустить. Только сейчас навалилось тяжким грузом осознание: мамы больше нет и никогда не будет. Впрочем, я не могу себе этого позволить. Я обещала Глебу никогда не сдаваться, что бы ни случилось, и это последнее обещание я выполню любой ценой.

Сколько же лет меня не было в Идыме? И не помню. Лет пять, кажется. Считай, почти столько же я не видела сестру. Сразу после той ссоры я собрала вещи и уехала. Сначала по дури рванула в Москву. Ну, понятно! Столица, возможности. Но воистину – «Москва слезам не верит». Я не справилась. А моя одноклассница Катя Иванова, у которой я жила целый год, до сих пор работает продавцом-кассиром в супермаркете. Так что пришлось вернуться, но не в Идым, этот ненавистный захолустный городишко, который всегда будет напоминать мне о нелепой смерти Глеба, а в Новобержск. Всё-таки центр области.

Поначалу, конечно, было трудно. Снимала комнаты, ютилась по углам у знакомых. Но у меня была цель! А ещё – голова на плечах, так что дело пошло. Сейчас я владелец модного журнала «Новый берег» о городской жизни. И мне нравится моя работа.

Два часа по недавно отремонтированной федеральной трассе пролетели незаметно. Когда впереди забрезжили яркие огни Новобержска, ностальгическое настроение как ветром сдуло и навалились насущные проблемы.

На циферблате моих новых часов было девять вечера. В офисе, конечно же, никого нет. Бездельники! Впрочем, если с номером всё в порядке, может, и промолчу.

Весь «планктон» уже разъехался по домам. Без проблем припарковалась у подъезда девятиэтажного офисного здания из «стекла и бетона», как любят шутить местные обитатели.

– Добрый вечер, Ольга Марковна! – кинулся открывать дверь охранник.

– Добрый. Ну что, Вадим? Никого нет уже?

Он смущённо улыбается, не желая подставлять сотрудников, но не врать же директору одной из фирм-арендаторов?

– Поздно уже, – неуверенно проговорил он и с энтузиазмом добавил, словно только что вспомнил: – Но Маша оставила вам конверт.

– Какой конверт?

Мы поднялись по мраморным ступенькам холла к лифтам с блестящими кнопками. В ноздри сразу ударил дразнящий аромат кофе – Вадим готовился к ночной смене.

– Да вот.

Он взял со стойки администрации белый плотный конверт без опознавательных знаков и протянул мне.

– Не поняла. А где, по крайней мере, почтовые марки?

Вадим пожал плечами.

– Ладно, разберёмся. Сделай мне кофе тоже.

Серебристые двери лифта плавно закрылись, и я уставилась на конверт. Ощущение было неприятное, словно я только что вляпалась в какую-то скверную историю. У меня чуйка на такие вещи.

Лифт остановился на пятом этаже, я сделала шаг и окаменела. Двери редакции распахнуты настежь, внутри горит свет, и слышна странная возня. Сказать честно, меня на несколько секунд парализовало. Первая мысль – это, конечно, воры. Рука сама потянулась к спасительной блестящей кнопке, но в этот момент возня затихла, словно загадочный посетитель прислушивался к казавшимся сейчас невероятно громкими звукам открывающихся дверей лифта.

– А, это вы, Ольга Марковна?

В коридор выглянула наша уборщица тётя Галя со шваброй в руках и в сером рабочем халате. Она, видно, тоже испугалась и неуверенно продолжила:

– А я тут вот… Просто утром мне надо внука забирать у Аллочки, и я вот подумала… Ничего? Вы не против, если я сейчас уберусь?

– Я думаю, уже достаточно, – не слишком вежливо отозвалась я. – Идите домой, тётя Галя.

Её плечи виновато опустились, и, прихватив ведро и тряпки для пыли, она поплелась к лифту.

Чёрт! Что за день такой сегодня? Когда он уже кончится? Я швырнула сумку на стол и плюхнулась в родное кресло. Маша, моя секретарша, облепила документы миллионом записочек с пояснениями. Всё это, конечно, важно, но сейчас моё внимание полностью поглотил загадочный конверт.

Любопытство взяло верх над осторожностью, и я потянулась за ножом для бумаг. Внутри лежал белый лист с адресом почтового отделения и номером ячейки да ещё ключ (вероятно, от этой самой ячейки). Интрига! Звоню Маше.

– Добрый вечер, Ольга Марковна, – отозвался напряжённый Машин голос. – Вы уже вернулись?

– Я в офисе, Маша. Скажи мне, откуда взялся странный конверт?

– Конверт? А, конверт! Курьер принёс.

– Какой курьер? От кого?

– Я думала… – испуганно заговорила Маша. – Он сказал, вы его ждёте.

– Ясно.

– А что не так с конвертом?

– Ничего, забудь. Маша, завтра постарайся, наконец, удивить меня и прийти на работу вовремя.

– Угу.

Я проторчала в офисе до двенадцати, пока глаза не начали слипаться. Надо всё же поспать несколько часов.

Вадим проводил меня неискренней улыбкой, я ему испортила просмотр долгожданного матча любимой местной команды «Металлик». Они продули две игры подряд, и сегодняшний матч болельщики ожидали с особенным нетерпением.

До дома добралась без проблем, ночью не бывает пробок. Я купила квартиру в элитной новостройке пару лет назад. Ремонт, конечно, делала по дизайн-проекту приятельницы. Получилось, на мой взгляд, неплохо, хотя и не совсем то, что хотелось.

Я поднялась в просторном светлом лифте на двенадцатый этаж. Машинально вставила ключ в замочную скважину и вдруг поняла, что дверь открыта. Прислушалась. Вроде внутри нет движения, но заходить страшно. Решила вызвать полицию. Какого чёрта я плачу за охрану, если кто-то свободно проникает в мой дом?

– Ольга Марковна? Не ходите туда.

Из квартиры напротив показалась седая голова Петра Семёновича Леонтьева, бывшего профессора биофака в нашем университете. Его внук Серёжка, которого он воспитывал вместо родителей, занимает высокую должность в банке и навещает деда довольно редко, хотя регулярно перечисляет на его счёт круглую сумму. Вот и квартиру ему купил, чтобы переселить старика из обветшавшего ведомственного дома.

– Добрый вечер… Точнее, уже ночь.

– Зайдите ко мне, – испуганно поманил он, – я вам кое-что расскажу.

В новую современную квартиру профессора, несмотря на дорогостоящий ремонт, переселились все его старые вещи, начиная с антикварного секретера и заканчивая люстрой пятидесятых годов с бахромой и кистями.

В гостиной на круглом столе, покрытом бордовой бархатной скатертью, потёртой в нескольких местах, лежали веером печатные листы. Я присмотрелась – рефераты студентов. Очевидно, небольшой, но всё-таки собственный заработок.

– Присаживайтесь, – предложил он, галантно отодвигая для меня стул с резными ножками. – Может, чаю?

– Нет, благодарю. Лучше сразу к делу.

– Хорошо, – он собрался с мыслями, словно прикидывал, с чего начать. – Знаете, я уже два дня наблюдаю за вашей квартирой…

– Правда?

– Вы не подумайте, – суетливо оправдывался сосед, – я не то чтобы… То есть, это не то, что вы… В общем, это…

– Ладно, проехали, – снисходительно улыбнулась я. – Что вы видели?

– Дело было так. Вчера с утра я собрался выносить мусор и… В общем, смотрю в глазок, а там два человека стоят у вашей двери. Я сначала не придал этому значения. Подумал, ваши знакомые. Но они вели себя очень странно…

– Как они выглядели?

– Ну… Парень и девушка. Девушка такая маленькая, светленькая. Парень худенький, невысокий, брюнет… Вроде. Да я плохо запоминаю. Но если увижу, скажу, – уверил он.

– Так, хорошо. Что было дальше?

– Они долго звонили, стучали, а потом ушли. Я и забыл почти о них. А сегодня днём они вернулись.

Он осёкся и замолчал.

– Ну? Говорите, Пётр Семёнович!

– Вы простите меня, Ольга Марковна, но я… В общем, пока я смотрел, как они возятся у двери, зазвонил телефон. Я отвлёкся. Серёжа звонил. И я… Не знаю… Не видел я, куда они делись и когда ушли. Простите меня.

Пожалуй, на сегодня достаточно приключений, я смертельно устала от напряжения и загадок.

– Куда вы? – испугался старичок. – Оставайтесь, а утром вызовем милицию…

– Полицию, – я не удержалась, поправила старика.

– Да, полицию. Я забыл…

– Нет, спасибо, Пётр Семёнович, я лучше пойду домой.

Как и следовало ожидать, в квартире все перевёрнуто вверх дном. И первым делом я проверила драгоценности, что всегда лежали в перламутровой шкатулке, которую подарила мне мама лет в четырнадцать. Серьги, подвески, кольца, браслеты – всё россыпью валялось под ногами. Но «воры» ничего не взяли. Вот это было уже не просто странно, а как-то жутковато. Какого лешего они тогда влезли в квартиру?

Плюнула на всё, приняла душ и, когда стрелки настенных часов показывали без четверти два ночи, завалилась спать.

Нина

Так странно. У меня до сих пор в голове не укладывается. Мама всегда казалась вечной.

Я стояла в её комнате-приёмной и не могла это осознать. Запах ароматических палочек ещё висел в воздухе. Хрустальный шар стоял на столе, где стоял всегда. Свечи, стопки карт – казалось, она сейчас войдёт и отругает меня за то, что я без спросу взяла её рабочую колоду.

Я швырнула карты обратно на стол. Она не войдёт. Никогда. И с этим придётся жить дальше.

Да ещё Ольга приехала, развела тут бурную деятельность, хоть бы слезинку проронила. Видно, сердце у неё совсем каменное. Вся такая модная и стильная, в дорогом костюме. Ходит вон по двору, стучит нетерпеливо высоченными каблуками, как будто и не случилось ничего. А в квартире до сих пор её духами французскими пахнет. Впрочем, чего от неё ждать? Что она вдруг изменится, станет тёплой, любящей и домашней? Ольга?! Даже не смешно.

– Нин, нужно ехать. К адвокату, – заглянула заплаканная тётя Люся.

– Да, конечно… Сейчас…

Я вышла, стараясь не глядеть на сестру. Села в её роскошную машину и прикрыла глаза. Мысли всё крутились вокруг того вечера, ещё три дня назад. Пока мама была жива. Пока я не знала, что случится.

Помню, по пути домой у меня разошлась молния на сапоге. На улице стоял колотун, и снег задувал в прореху. Тимки дома не было, поэтому чинить злополучную обувь я решила сама.

Кое-как нашла в комнате Тимофея ящик с инструментами. Взяла плоскогубцы и, перешагивая через разобранные системные блоки и старые мониторы, выбралась на кухню. Включила свет, уселась на табуретку и попыталась зажать «собачку». Сломала. Совсем. А до зарплаты ещё неделя.

Я полезла на антресоли. Рискуя быть погребённой под кучей хлама, кое-как нашла старые позапрошлогодние сапоги. Выглядели они ужасно. Но если почистить кремом, то в них можно будет пойти на работу. По крайней мере, целые.

Успокоившись, я поставила на плиту кастрюлю с водой и достала из холодильника вареники с картошкой. Обнаружила, что забыла купить масло. Ладно, майонезом обойдусь. Сейчас Тимка с работы прийти должен, сварю и на него тоже.

Звонок в дверь. Вовремя я вареники закинула. Но… Это был не Тимофей. Это была почтальонша. С телеграммой. У тёти Люси моего телефона нет, а адрес она знала.

Телеграмма срочная и короткая. И мне показалось, что это сон. Такого просто не бывает. И до сих пор я не могу избавиться от этого ощущения. Даже стоя в зале прощания, мне казалось, что мама встанет, скажет: «Шутка!!» Почему-то эта мысль вызывала неуместную улыбку. Несмотря на то, что она там лежала, её там не было. Как бы только себе объяснить, что её «не было» уже навсегда.

Теперь этот роскошный офис. Стройная секретарша с приятными манерами на высоченных каблуках и со шлейфом дорогого аромата. Собранная, суровая и безупречная во всём Ольга, впрочем, как всегда. И я в старом пуховике, что висит на моей чрезмерно изящной фигуре, как на вешалке, – всё никак не выберусь, чтобы купить новый. Сестра брезгливо косится на мои позапрошлогодние сапоги и на волосы, что торчат как попало из-под кружевного чёрного шарфа тети Люси – у меня в гардеробе ничего подходящего не нашлось. Конечно, на Ольгины идеально уложенные локоны ни один траурный платок не полезет. И лицо у неё ровного цвета под тональником, и маникюр, как только что из салона. А я – с обломанными под корень ногтями, распухшим от слёз носом и покрасневшими глазами за стёклами очков. Я совершенно не вписывалась в этот офис. И неискренние соболезнования мало что могли изменить.

А тут ещё это завещание. Квартира… «Движимое и недвижимое»… Всё мне?!! Зачем? Мать и Ольга в последнее время не ладили, но такого я не ожидала. Как-то это неправильно, глупо и странно, как и всё остальное. Я хотела поговорить с сестрой, объяснить ей, что мне никакого наследства не нужно, что я тоже удивлена, но она даже не попыталась меня выслушать, даже не взглянула на меня, просто хлопнула дверью и уехала. Сначала сбрасывала вызовы, а потом совсем отключила телефон. Я разозлилась, бросила это безнадёжное дело и повернулась к человеку, который, как мне казалось, мог хоть что-то объяснить.

– Владимир Довлатович, почему мама сделала это? Почему она вообще составила завещание за неделю до смерти? Почему всё мне? И какой, простите, сердечный приступ? У неё давление всю жизнь было идеальное и никогда никаких проблем с сердцем.

– У неё были причины, Нина. Я не уполномочен о них говорить с вами, но… Ваша сестра, мягко говоря, не самый приятный человек в мире, согласитесь? Вы не переживайте. Вступите в наследство, разберёте вещи матери. Потом уже можете отписывать половину сестре, и я лично вам в этом помогу… Если, конечно, это будет вам ещё нужно.

Да уж! Трудно поверить, что мама могла представить Ольгу господину Булатову в таких красках, что он до сих пор старается защитить меня от неё. Понятно, от юриста больше ничего не добьёшься, и я направилась домой. Точнее, в мамину квартиру.

Идым – маленький провинциальный, ни чем не примечательный городок, который с годами никак не меняется. Наверно, и через пятьдесят лет он останется таким же, как во времена моего детства. Насколько тогда всё было проще! Помню, мы с Ольгой бегали с бидоном на соседнюю улицу за разливным молоком, покупали в лавочке на углу ароматный горячий хлеб, катались на велосипедах по берегу Дымки и кормили голубей в городском парке по воскресеньям. «И Ленин, такой молодой» взирал на нас с постамента с благодарностью за то, что голуби бросали его истерзанную голову, заинтересовавшись семечками, которые мы им приносили.

Я по привычке срезала путь через дыру в заборе районной поликлиники. Они тоже существовали всю жизнь, сколько себя помню, – и поликлиника, и дыра, – наверное, проектировались вместе.

А вот и до боли знакомый двор, где стоят сломанные качели и покосившаяся скамейка, на которой летом бабки работают сарафанным радио с девизом «Мы делаем новости!!» В родном подъезде, с детства памятном по не закрашенным до сих пор афоризмам на стенах «Петька – казел» и «Боря + Дина», я поднялась на третий этаж и собралась было сунуть ключ в замок, а… дверь открыта.

Я знала: соваться в открытую дверь в таком случае – дело рискованное. Поэтому спряталась выше площадки, за мусоропроводом. Решила подождать и убедиться, что грабители, если таковые были, покинули квартиру.

Думала подождать минут десять. Одновременно лихорадочно соображала, кому звонить и куда бежать. Но не прошло и трёх минут, как появились воры. Высовываться из своего убежища я боялась, поэтому видеть их не могла. Зато отчётливо слышала, как они препираются:

– Ну и куда эта стерва дела Знак? Всё перерыли! Как в воду канул!

– Не паникуй! Дай подумать. Она спрятала его не дома. А чего Дистар не ищет Знак магическим путем?

– Да бесполезно это, нельзя его обнаружить, пока он неактивен! А после активации будет поздно.

– И что ты предлагаешь?

– Не знаю! Валим отсюда!

Удаляющиеся шаги. Хлопок подъездной двери. И тишина. Я сидела на корточках и не могла найти в себе силы встать. Меня трясло. Ещё несколько минут – и всё…

Что они там несли? Про какой такой «Знак»? Бред. Очередной. Я себя чувствовала героиней сюрреалистического фильма. Кое-как встала и поплелась в квартиру, чтобы понять, что вынесли из неё загадочные преступники. Оказалось – ничего!

Золото рассыпано по массивной длани стола в кабинете – мамины обереги, кулоны, кольца, браслеты. На полу валяются ящики и пустые шкатулки, их содержимое разбросано по паркету. То тут, то там попадаются купюры разного достоинства и страны происхождения – мамина заначка на чёрный день, примерно тридцать тысяч рублей в общей сложности.