Три мужа для Кизи

Камень 3-ий

Иша сжала мою руку. И, когда взрослые отошли к соседям договариваться о последних ритуалах и выяснять, можно ли найти достаточное количество баньянового дерева поблизости, шепнула мне:

– Не волнуйся, Кизи! Я с тобой! – и обняла меня, потом ладони положила на мои плечи и коснулась щеками попеременно моих щёк.

Всхлипнув, сказала дрожащим голосом:

– Но нас могут выдать замуж за мужчин из разных краёв.

Чтобы не тревожить её, я сделаю вид, будто и меня однажды выдадут замуж. Пока не будем думать обо мне. Я надеюсь, что у дяди хватит милосердия позаботиться хотя бы о моей сестре! Тем более, что он прилюдно это пообещал! Пообещал вдове! Да хотя бы потому, что мы дочери его старшего брата – и теперь младшему брату отца надлежит о нас заботиться. По крайней мере, пока мы ещё не имеем своих мужей.

Сестра ласково сжала мои щёки в своих ладонях, заглянула мне в глаза:

– Где бы я ни была, я всегда буду молиться о тебе! Ты веришь мне, Кизи?

Всхлипнув, сказала:

– Верю. И я… я тоже всегда буду молиться о твоём благополучии, где бы ты ни была, – и крепко её обняла.

В конце концов, даже боги и демоны, даже проклятия оскорблённых священников не могут справиться с молитвами женщины с чистым сердцем, особенно, если она всю жизнь хранит верность своему мужу. И я буду чистой, насколько смогу. Хотя бы ради Ишы. Ведь я люблю её по-настоящему! Ведь не могут же боги не слышать молитв старшей сестры? Я буду просить только о счастье моей сестры.

Сначала люди не верили, что успеют найти столько баньяновых деревьев, сколько нужно для костра. Но всё-таки мужчины нашли достаточно таких деревьев до вечера. Так что отца сожгут на дровах из баньянового дерева. И мать не будет задыхаться от удушающего дыма, когда взойдёт на костёр с мужем.

Похороны отца решили провести сегодняшним вечером.

Все жители деревни собрались у руки. Мужчины сложили погребальный костёр. И отца уложили сверху, торопливо прикрыв оранжевой тканью: тело его уже начало искажаться и пахнуть. Младший брат его, облачённый в простые белые дхоти, прошёл вокруг последней постели покойного, неся кувшин с пробитым дном, оставляя за собой след масла.

Матушка, до того обнимавшая нас с Ишой, разжала объятия. Мы, поняв, что час разлуки уже настал, отчаянно вцепились в неё, но она строго отцепила наши руки от своего белого сари. Тихо сказала:

– Я уже выбрала. Я хочу уйти за ним.

И мы, рыдая, в последний раз поклонились ей и коснулись её стоп. А она благословила нас, сначала положив правую ладонь на мой затылок, потом – сестре:

– Пусть боги даруют вам достойных мужей, которые будут хорошо о вас заботиться! Пусть у вас будет много детей! И пусть ваши близкие будут здоровы!

И, отвернувшись от нас, спокойно пошла к отцу. Сама взобралась на дрова к супругу. И дядя сам подошёл с факелом и поджег дрова.

Мы с сестрой стояли, обнявшись, глядя, как пламя проходит между дров, как облизывает ноги и юбку матери, как крадётся выше. Мать держалось достойно, уходя вслед за мужем. Она искусала губы в кровь, но не кричала. Сидела с ровной спиной. Разве что потом, когда пламя захватило её всю, объяло её распущенные волосы, когда дым уже скрыл от нас её лицо, исказившееся от боли, она всё-таки сорвалась на крик. Последний крик, полный боли, отчаянный, похожий на вой. А потом упала на грудь отца. И больше не двигалась, когда пламя её облизывало.

Мы с сестрой упали на колени, содрогаясь от ужаса. Наша мать сгорела заживо, но было такое чувство, что огонь пожирает изнутри нас.

Я плохо помню, что было потом: мир помутнел и я, кажется, упала. В голове звенело. Только нежные руки ощущала, сжимавшие мои ладони. Только нежные руки сестры: матери больше не было…

Очнулась уже в темноте, разрезанной огнями факелов. Всё ещё у реки. Иша сидела возле меня и растирала мои ступни. Люди смотрели куда-то на реку. На месте, где сгорали тела родителей, осталось только пепелище. И совсем чуть-чуть пепла. Поняв, что всё закончено, разрыдалась, а сестра кинулась утешать меня. Дядя молча стоял возле нас. Его белые дхоти были слегка запачканы пеплом. Видимо, он был из тех, кто относил останки брата и его вдовы в воды священной реки. Оказал ещё одну заботу об умершем.

Совсем ещё маленький мальчик спросил отца, потеребив за ногу:

– Если Ганга – священная, почему мы стираем одежду в ней? Почему смываем свою грязь в ней, совершая омовение? Почему туда бросаем пепел и всё, что осталось от умёрших?

Отец строго посмотрел на него, но сын не унимался:

– Почему мы воду из неё пьём? Там же вода грязная!

Родитель серьёзно ответил:

– Ганга – река чистая. А грязь – грязная.

К ним подошёл отец старосты, видимо, далеко не отошёл и, услышав о внезапной смерти в родной деревне, счёл своим долгом вернуться и проводить нашего отца. Мы с Ишой поднялись и кинулись к нему, поклониться и коснуться его стоп – и он принял нас. Сначала моей головы коснулся своей правой ладонью, потом – сестры:

– Пусть боги даруют вашим будущим мужьям здоровье и долгую жизнь!

И к любопытному мальчику повернулся:

– Видишь ли, когда-то дэви Ганга очень старалась выполнить просьбу жены Шивы, но не сумела. Не сберегла её дитя. И то пострадало из-за злобного асура. Тот демон много аскез совершил, чтобы Шива даровал ему благодать. А когда Махадэв явился к нему, поблагодарил за верное служение и спросил, какой дар он хочет получить, то тот асур упросил великого бога даровать ему, ничтожному, благодать умереть только от руки сына Шивы и его жены. И Махадэв, милостиво улыбнувшись, благословил его, что умрёт только от руки сына господа Шивы. С тех пор тот асур много зла совершил, ибо никто не мог его убить, а он уже более никого не боялся. Никого, кроме сына Шивы и дэви Парвати. Впрочем, злобный демон следил за делами великого бога и всеми силами старался убить его ребёнка, пока тот ещё будет маленьким. И гнусное дело совершил, навредив своему врагу. От гнева и боли дэви Парвати обратилась в Махакали – и покарала того, кто украл ребёнка у богини Ганги. А богиню Гангу и Агни дэва, который тоже пытался уберечь ребёнка, но не сумел, передал Ганге, прокляла. Дэви Гангу прокляла, что отныне в ней будут стирать одежду и грязь с тела в неё смывать, да ещё и сбрасывать в неё останки умёрших. А бога огня прокляла, что теперь никто из людей не сможет до него прикоснуться из-за его нестерпимого жара. А ещё прокляла Агни дэва, что впредь в огне будут сжигать умёрших.

– Но почтенный старец! – возмутилось неуёмное дитя. – Так то ж выходит, что дэви Парвати прокляла дэви Гангу! Почему после этого Гангу считают священной?

– А потому, любознательное дитя, что проклятие бога может стать для прогневавшего его благословением.

– Это как? – мальчик растерянно захлопал ресницами. – Это же проклятие! А боги, если уж проклинают, то по страшному.

И взрослые все повернулись к нам уже все, кто прежде не обернулся, прислушиваясь к речам мудреца.

– Видишь ли, мальчик, – степенно ответил отшельник, – проклятия богов приносят проклятым страдания. Но душа того, кто проходит через страдания, очищается. Страдания для наших душ – как огонь для тела умершего. Человек, который страдает, может начать усиленно молиться и совершать очищающие аскезы, милостыню раздавать брахманам и нищим. Так он даже может вступить на путь к просветлению. Нет ничего лучше, чем стать благочестивым и достичь просветления! Потому, таким образом, проклятия богов могут привести проклятого на путь добродетели.

– Но что же Ганга? – не отставал ребёнок. – В чём её благословение, о мудрец? Ведь в неё сбрасывают останки умёрших! И смывают свою грязь в её водах!

– Так ведь в воде священной Ганги люди смывают не только телесную грязь, – улыбнулся отшельник. – В водах матери Ганги люди смывают и грехи со своих душ! А потому, прокляв так дэви Гангу, великая Кали даровала ей великую возможность: помогать многим-многим людям очищаться от грехов.

– А-а-а… – серьёзно протянул любознательный ребёнок. – Тогда, выходит, что Махакали так же и благословила богиню Гангу.

Седовласый мужчина повернулся уже ко мне и Ише, добавил уже для нас:

– Задача нашей жизни – очистить наши души от грязи. И уже чистыми встретить свою смерть. Огонь очищает нас, сжигая тела. Огонь завершает процесс очищения, даже если человек не сумел как следует очиститься при жизни, – чуть помолчав, строго взглянул уже на меня: – Разумеется, что собранные нами проклятья и благословения идут с нашими душами из жизни в жизнь, покуда не исполнятся. Потому не надейтесь на священный огонь. Следите сами за чистотой ваших тел и душ.

Я и сестра почтительно поклонились, благодаря его за то, что поделился с нами драгоценными знаниями. Когда выпрямились, поняли, что сейчас все жители деревни кланяются отшельнику.

– Ну, что же, – сказал он задумчиво, – я достаточно времени провёл уже подле вас. И вашего почтенного отца проводил. Теперь мне следует опять уйти от мирских забот и дел – и посвятить мою душу и все мои мысли стремлению к просветлению, – вздохнул. – Мне уже немного осталось. Успеть бы очиститься ещё при жизни, чтобы вырваться после этой смерти из колеса сансары насовсем.

– А зачем? – опять вылез маленький мальчик. – Зачем вырываться из череды воплощений?

– А потому дитя, что жизнь в человеческом мире приносит только страдания.

– Разве? – мальчик захлопал глазами. – Но мы же можем играть, есть, быть в объятиях близких и в кругу семьи. Это же хорошо! Это приятно. Это радует!

Взрослые и дети постарше завздыхали и грустно запереглядывались. Что взять с малого ребёнка? Он ещё не вкусил всей горечи жизни и не знает, что жизнь – это не только вкусная еда, игры и заботливые родственники.

Прежний староста, а ныне уже отшельник, снова собрался уходить.

Перед тем его родные подошли к нему, чтобы коснуться его стоп и получить благословение. И он милостиво благословил всех своих. И то, что среди детей его сына и внука попался тот самый любознательный мальчик, старца не разгневало. Староста, правда, возмутился, что, мол, младшие не должны лезть вперёд старших. Но отец его, усмехнувшись, положил сначала правую ладонь на голову чужого мальчишки, встрепал его непослушные волосы и миролюбиво сказал:

– Это дитя право. Для меня уже не должно быть чужих и своих. Для меня теперь все люди должны быть одинаковы.

И руки протянул ко всем другим – и даже на меня и Ишу посмотрел – и сказал:

– Подходите все, дети мои! Прежде чем уйти, я благословлю вас всех.

И исполнил свои слова. И даже мальчика неуёмного благословил дважды. На того зашикали, а он серьёзно сказал:

– Благословения – это хорошо! Мне надо собрать побольше благословений.

– Практичный мужчина у вас растёт, – ухмыльнувшись, шепнул кто-то его отцу.

И даже меня и Ишу почтенный старец благословил. И нашего дядю, тоже подошедшего, чтобы с поклоном коснуться стоп мудреца. А потом брат отца велел нам возвращаться домой. А он будет спать у дома на улице, ибо не пристало чужому мужчине спать возле нас.

И, как-то странно улыбнувшись, сказал уже тихо:

– В ближайшее же время займусь исполнением моего обещания для вашей матери.

Мы с сестрой испуганно переглянулись, с ужасом поняв, что, кажется, и даже нам двоим вскоре суждено расстаться.

Два дня прошло. Дядя также спал вне дома и даже почти у самых ворот, на виду у соседей, чтобы те не заподозрили ни его, ни нас в непристойном поведении. А так же, чтобы не допустить непристойного поведения юношей и мужчин, живущих в деревне.

Днём подолгу расспрашивал наших односельчан и редких путников. Какие юноши неженатые в наших краях? Кто недавно овдовел? Есть ли старики, всё ещё могущие, хм, зачинать детей и, желательно, чтобы их жёны были бесплодными? Есть ли бездетные пары в нашей и ближайших деревнях, мужья которых в силах прокормить ещё одну жену? А в городе?

Иша плакала, услышав, что дядя готов отдать нас замуж за старика и, может статься, что даже второй или третьей женой! Она не хотела жить со стариком. И не хотела быть младшей женой. Тем более, у женщины, своих детей не имеющих, которая захочет её ребёнка присвоить себе. И, может, уже достаточно ожесточилась за годы своей жизни и своего позора, так что будет гнев свой вымещать на младшей жене, особенно, пока мужа рядом не будет. А Ише, как младшей жене, придётся всё терпеливо сносить.

Брат отца, вернувшись и застав её в слезах, а меня, обнимающей сестру, строго спросил, что случилось. Пусть и не сразу, но девушка призналась, что её так опечалило. На что дядя серьёзно сказал:

– Милое дитя, стараниями твоей глупой сестры ты теперь не самая желанная невеста в этих краях. Так что твоим счастьем будет, если я найду тебе хоть какого-то мужа.

И уже на второй день после похорон он заставил меня и Ишу надеть все украшения, что нам достались от родителей. Все сразу.

– Но так мало времени прошло! – впервые сорвалась на крик Иша. – Зачем же вы заставляете нас так рано начать наряжаться? – и расплакалась, сквозь слёзы говорила: – Люди подумают, что у меня и у Кизи совсем стыда нет! Как вы можете так с нами поступать, о дядя?! Я так верила вам! А вы… вы…

Яш шумно выдохнул и сердито сказал, мрачно смотря на неё:

– О, глупая девочка! Повторяю тебе: твоим счастьем будет, если я найду тебе хоть какого-то мужа!

– Так… – она подняла на него заплаканное лицо. – Тогда упросите кого-то из наших дальних родственников жениться на мне!

– О нет! – проворчал он. – Родственники настоятельно велели мне уберечь их от такого.

– Так… – от ужасного осознания девушка даже плакать перестала. – Все наши родственники презирают нас? Поэтому никто больше на похороны отца не пришёл? И… – запнулась. – И даже вы?

– Я уважаю моего брата! – резко и как-то быстро ответил дядя, но прибавил, мрачно взглянув на меня: – Каких бы глупостей ни натворили его дочери, он по-прежнему мой старший брат.

Мы какое-то время молчали. Я стояла, потупив взгляд. Сестра беззвучно плакала.

– Оденьте все ваши украшения! – велел дядя, направляясь к выходу. – Даже если никто не польстится на ваши тела, испугавшись вашей дурной славы, кто-то может взять вас в жёны, польстившись на ваши украшенья. Может, для бедного мужчины или юноши невеста хоть с таким приданным и сойдёт.

– Н-но… – Иша затряслась, прибитая и этой горькой правдой.

Осторожно положила ладонь ей на плечо. Правую. И тихо попросила:

– Сделаем так, как он сказал, Иша! Дядя намного старше нас. Он нам плохого не посоветует.

Обернувшись, Яш криво усмехнулся:

– А ты – умная девушка, Кизи. Жаль, что твоего ума тогда не хватило, чтобы удержаться.

И покинул дом. И, судя по тому взору, каким его проводила моя сестра, покинул и её сердце.

Чуть погодя, Иша сжала моё запястье, правой рукой:

– Ты… ты почему такая спокойная, Кизи? Не боишься, что он может найти нам калек или уродов в мужья? Он, кажется, может.

Горько усмехнулась:

– А я давно ни на что не надеюсь, Иша. Когда нет надежды, то и терять нечего.

Она опустила голову на моё плечо, всхлипнула.

– Ты такая добрая, моя сестра! О, только бы боги послали тебе мужчину, который будет хорошо заботиться о тебе! Я боюсь, что ты скоро уже будешь далеко от меня. А если муж не будет заботиться о тебе, то кто тогда позаботится о тебе?

Вздохнув, призналась:

– Для меня было бы счастьем получить мужа с добрым сердцем. Я бы согласилась даже на калеку или уродливого, лишь бы он был добрым!

– Не говори так! – девушка испуганно обняла моё лицо своими ладонями. – А то вдруг боги услышат твои слова – и так и сделают?!

– Хорошо, хорошо, не буду, – потрепала её по щеке правой рукой.

Пусть думает, что мне станет легче, если буду молчать. Пусть надеется, если ещё может надеяться хоть на что-то.

А жестокий дядя и вправду начал расспрашивать и про холостых калек. На всё готов, лишь бы поскорее от нас избавиться?!

Когда мы выходили за водой, в лес или в поле, дядя обязательно сопровождал нас. И велел его разыскать, если он будет где-то у соседей, а нам вздумается выйти. Серьёзно врал:

– Я теперь главный мужчина в семье – и мой долг вас защищать. Так что я обязан сопровождать вас, когда вы куда-то уходите. Чтобы ни здешние мужчины, ни странники не вздумали до вас дотронуться или грубить вам!

И действительно всегда ходил вместе с нами.

На четвёртый день после похорон, мы втроём пошли на реку за водой. Как и прежде, мы с сестрой несли самые большие кувшины, а Яш просто шёл рядом с нами.

Он и на обратном пути не будет нам помогать. Будет опять ворчать, заметив грустный взгляд Ишы, мол, пора бы нам привыкать уже вести хозяйство. А то вдруг повезёт стать женой старшего сына какой-то семьи? Тогда всё хозяйство на нас будет. Свекровь-то и рада будет отдохнуть наконец. Да, впрочем, если станем младшей чьей-то женой или женой самого младшего из братьев, тогда-то и на нас будут старшие жёны сваливать работу. Нет, конечно, бывают добросердечные и мудрые женщины, которые относятся к младшим жёнам и жёнам младших братьев мужа как к любимым своим младшим сёстрам, у тех всё мирно и дружно в семье, но, увы, не у всех женщин с рождения достаточно благоразумия. И, уж тем более, не у всех оно рождается и потом. Словом, он «старательно готовил нас к трудностям взрослой жизни».

Мы упарились, пока шли. Вспотели. Да и металлические украшения, нагретые солнцем, обжигали кожу. Мы, следуя его воле, носили сразу все украшения, которые у нас были, чтобы и незнакомый видел, что у нас сколько-то приданного есть при себе.

Пока мы набирали воду, дядя поднялся наверх берега и осмотрелся. Потом торопливо сбежал, взволнованный, кинулся к нам. И почему-то тихо сказал:

– Живо лезьте и мойтесь! От вас слишком сильно потом воняет. А тела женщин должны благоухать чистотой и духами! Духов, увы, мы пока позволить себе не можем, а вот чистоту хранить мы все обязаны.

– Но… – засмущалась Иша.

– Живо! – зашипел он на нас. И выхватил у неё кувшин из рук. – Да не робей ты, о глупая! Я, разумеется, отвернусь, – и тотчас же выполнил обещание.

Мы с сестрой недоумённо переглянулись. Он обычно стоял на берегу, далеко, пока мы купались. А сегодня был так рядом! Впрочем, он был старшим. Стал теперь главным мужчиной в семье. Так что надлежало нам его слушаться.

Потому я поставила мой наполненный кувшин на берегу, чуть ямку выкопав, чтобы стоял ровно. И послушно вошла в воду, по шею. Старательно оттёрла песком подмышки и ступни. И Иша, смотря на меня, занялась тем же.

А потом мы торопливо полезли на берег, чтобы поскорее солнце одежду нашу высушило. Если будем медлить, дядя опять будет ругаться. А он жестокий. Может даже ударить нас в гневе.

И только мы вышли, выжимая распущенные волосы, как сверху горы, у обрыва, послышались мужские голоса:

– Второй брат, можно сегодня ты постираешь? У меня руки все стёрты после вчерашней стирки!

– А нечего тебе было ходить туда и на чужих жён пялиться! Я тебя наказал – вот и выполняй.

– Но старший брат! Но… Садхир, а почему ты молчишь?! Тебе совсем меня не жаль?!

Мы с сестрой потрясённо застыли. Посмотрели наверх.

А сверху на нас смотрел наш дядя, уже повернувшийся к нам. И, поодаль от него, стояли три незнакомых мужчины. И они тоже смотрели на нас, облепленных промокшими одеждами и накидками. Мерзкая ткань ничего не скрывала! И… и старший из незнакомцев как-то странно блеснул глазами, разглядывая моё тело.

Иша торопливо в воду плюхнулась, обдав меня брызгами: девушка оказалась расторопнее, чем я. Но я тоже торопливо отступила в воду, заслоняя сестру, у которой в воде юбка сползла, обнажая щиколотки и ноги до колен. И, присев, я торопливо юбку её оправила. А она робко уползла поглубже. Боясь так же засветиться ногами или невольно показать ноги под юбкой, если нырну, я в воду уползала медленно. И мужчины незнакомые проводили меня взглядами. Смотрели на мою грудь пристально, жадно, пока не влезла в воду по самый подбородок. Жадными были взгляды у самого старшего и младшего. А вот средний по возрасту, самый высокий, вообще отвернулся, сразу, как только приметил нас в таком непристойном виде.

Камень 4-ый

– Поллав, а, может… нам жениться? – мечтательно спросил младший из путников у старшего. – Тогда уже жена всегда будет и стирать, и готовить! Представляешь, как хорошо будет? – но покосился почему-то туда, где под водою виднелся силуэт моего тела.

– Не говори ерунды, Мохан! – проворчал самый высокий из мужчин. – Мне и тебе надобно сначала полностью пройти обучение. Научиться контролировать свои эмоции и порывы. И только тогда будем пригодными к семейной жизни.

Услышав про обучение, юноша скривился. А старший из братьев поморщился. Видимо, средний их уже допёк своими благими намерениями. Кстати, осторожно подглядев на них, я запоздало заметила, что у Садхира были украшения из плодов рудракши: бусы, браслеты на запястьях и предплечьях. Да даже серьги! У его братьев серьги были золотые, крупные, а вот у Садхира – плоды рудракши, оправленные в золото. Да золота-то там было ровно столько, чтобы поддерживать драгоценную ношу и цепляться за мочки. Кажется, один из братьев очень интересуется мудростью и религией. Да и на меня он избегает смотреть: то ли противна я ему, то ли не хочет меня смущать.

Средний из путников, будто почувствовав мой взгляд, обернулся. И взглянул на меня укоризненно, мол, что ты пялишься на мужчин, о девушка, мало тебе, что ты и так уже опозорилась? И я торопливо взгляд опустила. Дрожащая Иша в воде прибилась ко мне. Нет, спряталась за моей спиной. Мне пришлось поддерживать её под руку, чтобы не упала на глубину.

Тут наш дядя, будто опомнившись от потрясения, взвыл:

– О боги! Да за что же мне позор такой на мою голову?! О, мой бедный брат, как я, мерзкий брат твой, так подло тебя подставил! О, срам-то какой! – и уже сердито зыркнул на мужчин, которые уже всё рассмотреть успели: – Да хватит вам пялиться! О бесстыдники!

И те, вспомнив о приличиях, наконец-то отвернулись. Я нарочно подсмотрела между мокрых волос. Ага, и Поллав даже голову Мохана отвернул, цапнув за ухо. Старший из них, похоже, грубоват. А младший – не слишком-то и послушный. Средний уже не смотрел на меня. Он, выходит, самый приличный и спокойный из всех.

Покосилась уже на дядю. Тот внимательно смотрел на меня. Правда, тут же внимательно покосился на Садхира. Значит, Яш заметил, как я смотрела на незнакомого молодого мужчину. А теперь посмотрел на Поллава, мрачно смотрящего куда-то себе под ноги.

И тут, подтверждая мои предположения, расчётливый мужчина как бы между прочим затянул:

– О боги! Что же делать мне теперь?! Чужие мужчины смотрели на моих девочек! А они мне как родные дочери! О, как этим молодым мужчинам не совестно так унижать бедняжек?

Поллав так мрачно на него посмотрел, что дядя заткнулся. Садхир промолчал, невозмутимо глядя куда-то вдаль и задумчиво теребя одну из рудракш в своих бусах, будто просил у священных плодов дать подсказку как же выпутаться теперь из неприятной этой ситуации. А младший опять покосился на меня. Как будто раз уже признано было нашим защитником, что нас уже унизили, то больше взглядом или меньше – уже не важно. Иша дрожала за моей спиной, вцепившись в мою накидку: бедной моей сестре всё это не нравилось.

А я вдруг подумала, что дядя может уговорить кого-то из странников взять одну из нас в жёны. Если смолчит, за что нас так не любят местные жители. Но… как можно отдавать нас в руки тех, кого дядя видит впервые в жизни?! Хотя… если уж наши украшения все сочли не слишком значимыми, по крайней мере, не настолько ценными, чтобы не обращать внимания на нашу репутацию, если моя с сестрой внешность никого не тронула, то, кажется, остаётся единственная возможность – взыграть на мужской похоти. И расчётливый дядя решился прибегнуть к этому средству. Ещё только четвёртый день после смерти его старшего брата, а он так торопится от нас избавиться! Да ещё и мечтает всучить нас незнакомцам! Совсем ему наплевать, как эти мужчины будут после обращаться со своими женами!

– Раз уж вы так унизили моих племянниц, может быть, вы поведёте себя достойно – и заберёте их в жёны? – произнёс наконец мой дядя.

Иша опять задрожала. Наивная, ты раньше не догадалась, к чему Яш клонит?!

Мохан задумчиво посмотрел на моё лицо. Потом на лицо моей сестры. Может, ему сверху было видно её, прячущуюся за мной. Будто он уже выбирал, какая покрасивее. Вот нахал! Поллав шумно выдохнул, но таки опять посмотрел на реку. Нет, только на меня. От его взгляда мне стало жутко. Садхир же серьёзно сказал, посмотрев уже на моего дядю:

– Это было бы приличным решением после того, как мы невольно нанесли оскорбление вам и вашим племянницам.

– Но… – старший из молодых мужчин всё ещё сомневался.

Может, его напугала та поспешность, с которой дядя нас норовил отдать незнакомцам. Ведь любимых дочерей так замуж не отдают! Ездят, присматриваются к юношам, внимательно составляют гороскопы, проверяют, будет ли совместимость у супругов, да насколько они вообще смогут ужиться, какие беды пророчат им и их супругам звёзды в будущем? А дядя даже не заикнулся о надобности проверить наши гороскопы у мудреца, хорошо разбирающегося в этом сложном и важном деле.

– Не дело обижать женщин, – добавил Садхир и в третий раз посмотрел на меня, но не на силуэт моего тела, светлеющий под водою, а прямо мне в глаза. – Мне грустно, что я и мои братья унизили вас, о девушки! Мы сделали это не намеренно, но… – тут он приметил, что младший опять на нас пялится – и сам уже цапнул его за ухо и, видимо, пребольно, так как тот взвыл и тотчас же отвернулся от нас.

– Так, может… – дядя ласково улыбнулся среднему из мужчин. – Может, вы-то и позаботитесь о моей старшей? Раз вы так заботитесь о ней? Да и… я приятно поражён, что столь молодой мужчина уже столь благоразумен. Отдать мою Кизи добродетельному мужчине – это моя мечта.

Так-то ты заговорил?! О лицемер!!!

– Вообще-то, вы о нас ничего не знаете, – серьёзно возразил Садхир. – Я точно уверен, что вижу вас впервые. И лица этих девушек мне совсем не знакомы.

– Какой вы серьёзный молодой человек! – умилился наш дядя.

Но средний из братьев на лесть не купился. И даже руку положил старшему, открывшему рот, на плечо. И на этот раз старший брат ему подчинился!

Садхир строго спросил:

– А вам не совестно отдавать ваших племянниц незнакомцам? Вы только что сказали, что они вам как дочери. И, кажется, отец их умер уже, – мрачно прищурился. – Или… вы их у кого-то украли? Забрали за долги их родителей?! Обманом увели из дома?! Или… они чем-то больны?

Яш испуганно попятился: понял, что этот человек так просто не отцепится. А я почувствовала невольное восхищение к благоразумному незнакомцу. И вот же, даже старший брат к нему прислушивается в особо важных вопросах.

– Почему вы так себя ведёте? – строго спросил Садхир.

– Но жена бы стирала и готовила для нас! – заикнулся было юноша.

И взвыл, так как за уши его дёрнули уже оба старших брата. Поллав рыкнул на него:

– А ты не лезь, пока старшие разговаривают!

– Простите! – теперь уже юноша смиренно взор опустил.

– Может, объяснитесь? – продолжил упорный Садхир. – Но только говорите честно. А потом мы подумаем, что со всем этим делать.

Дядя вздохнул, замученный его пытливостью и упрямством. Но, впрочем, отделаться от меня с Ишой мечтал не меньше, так что сразу начал объяснять:

– Эти девушки и вправду мои племянницы. Старшая вот очень послушная и добрая…

– Так что ж вы её за первого встречного готовы отдать, если она такая примерная? – ухмыльнулся средний из братьев.

– Да, видите ли… – дядя чуть примолк, потом тяжело-тяжело вздохнул. – Она слишком добрая, потому из-за её заботы навлекла на всю семью осуждение соседей. Она, разумеется, желала только хорошего! Но она… – опять тяжко вздохнул, посмотрел на меня с притворным состраданием. – Она, тогда ещё совсем дитя…

– Так что же она сделала? – резко спросил Садхир.

Значит, он заботится только о добродетельных женщинах и девушках! А дурных презирает! И если дядя сейчас…

Теперь затряслась уже я, ибо Яш вполне мог рассказать возможному жениху такую дрянь обо мне, какую ни один из приличных родственников никогда не расскажет жениху, тем более, в первый час знакомства. Да ещё и выбрав в женихи такого человека, который только что меня унизил! Но, увы, за мной пряталась младшая сестра, а мне самой прятаться было не за кого. Дрянная опора из моего дяди! И защитник из него никудышный! Но я могла только взгляд опустить и смотреть, как колеблется гладь воды от упавших в неё моих слёз.

– Да, потрудитесь объяснить, почему вы так стремитесь передать её любому незнакомцу! – сердито заговорил старший из братьев. – Если хотите нашего внимания, так будьте с нами честны!

И дядя затянул про моё детство и мою глупость, не переставая вздыхать, повторять, что при всём при том я очень милая девочка и даже… заплакал?!

– Кажется, дядя в прошлой жизни был торговцем, – тихо-тихо шепнула мне возмущённая Иша.

Вздохнула. Я запоздало поняла, почему родственники послали именно его нас пристраивать: вовсе не потому, что Яш был единственным братом умёршего, да ещё и младшим, а именно из-за продажной и предприимчивой его натуры.

Наконец дядя закончил. И я, замерев, не осмеливаясь поднять взгляд, напряжённо вслушивалась, что же скажут эти мужчины. Согласится ли кто-нибудь из них принять меня после случившегося? Вряд ли. Но… мне всё-таки хотелось оказаться подальше от расчётливого дяди, который совсем не любил меня. Вот только… Иша… что станет с моей сестрой, если один из этих мужчин или какой-то иной меня заберёт? Это же значит, что моя Иша останется совсем одна рядом с этим жутким человеком! Хотя… он ещё в первый день благословлял её охотнее и сразу правую ладонь на её голову положил тогда. Может, он хотя бы о ней, хотя бы немного больше будет заботиться, чем обо мне? О боги, храните мою младшую сестру! Храните её всегда, даже если в обмен вы заберёте всё моё счастье.

– Но она же не легла с ним? – серьёзно встрял в беседу братьев Мохан – и снова взвыл, ощутив на себе жёсткую руку кого-то из старших.

– Всё-таки, девушка с изъяном, – мрачно сказал Поллав.

Девушка с изъяном… до чего же больно это слышать! Но ведь я не хотела! О, если бы я в тот день не помогла Ванаде… или тогда бы боги устроили мне какое-то иное испытание? Но, может, меня бы не стал унижать родной брат отца, как теперь.

– Не такой-то и страшный проступок она совершила, – вдруг сказал Садхир.

И я растерянно посмотрела на него. Он… он не презирает меня? После всего?..

А молодой мужчина в этот миг вдруг посмотрел на меня. И взгляда не отвёл. Лишь горько улыбнулся. И как будто даже сочувственно. И сердце моё вдруг невольно забилось. Радостно. Даже если они уйдут, я буду радоваться, помня, что в моей жизни был хотя бы один мужчина, который не счёл мой глупый детский поступок ужасным преступлением!