Когда солнце взойдёт на западе

Глава 32

– С Гвидо мы познакомились, когда нам было по девять лет,– Рис задумчиво улыбнулся, видимо, детские воспоминания вовсе не были такими уж тяжёлыми, как он пытался изобразить.

Умом Кира понимала, что в рассказе про неизвестного ей бессмертного о Семёне не будет ни единого слова, но отчего-то первые же слова Риса прозвучали для неё эдаким своеобразным реквиемом по казнённому мужу. Она попыталась взять себя в руки и отогнать этот навязчивый морок, но получилось плохо.

– Хватит нагнетать, тряпка,– мысленно попеняла себе Кира,– просто засунь свои страхи куда подальше и беспристрастно анализируй инфу. У Семёна и какого-то там Гвидо вовсе не обязана быть одинаковая судьба.

– Я ведь рос в приюте,– продолжил своё повествование Рис,– ты, наверное, об этом уже слышала. – Кира только кивнула, не желая прерывать рассказчика. – Меня здорово гнобили из-за имени, приходилось драться чуть ли не каждый день. И тут появился Гвидо. Он был всего на полгода меня старше, но выглядел и вёл себя как-то неестественно по-взрослому. Это теперь я понимаю, что он и был взрослым, он помнил целых два своих предыдущих воплощения, а тогда я просто был очарован его самостоятельностью и бесстрашием. Мы сдружились практически с первой встречи, мне даже казалось, что Создатель послал мне старшего брата.

– А на самом деле Орден послал тебе соглядатая,– неприязненно бросил Кейтиль.

– Да, я был заданием Гвидо,– Рис печально улыбнулся. – Как раз в девять мои эмпатические способности начали проявляться, и Орден счёл необходимым за мной присматривать. Знаете, я даже благодарен орденским братьям за этот подарок судьбы. Гвидо круто изменил мою жизнь. Это он дал мне имя Рис и лихо приструнил насмешников, которые не давали мне проходу. Он меня многому научил.

– Чему, например? – иронично поинтересовалась Кира. – Драться, стрелять и ругаться?

– Например, управлять людьми,– без тени улыбки ответил Рис,– а ещё тому, как избавиться от страха. Ты напрасно считаешь боевиков дебилами, Кира. Им промыли мозги, это правда, но в способностях им точно не откажешь. Для того, чтобы стать бессмертным, каждый из них прошёл через такой ад, что ты даже представить себе не можешь. Чего только стоит это их испытание последним словом.

– Неужели он тебе обо всём рассказывал? – Кира всплеснула руками.

– Так уж вышло, милая, что мы действительно стали друзьями,– пояснил рассказчик. – У меня от Гвидо тоже не было секретов.

– А что это за испытание? – встрял Кейтиль. – Ты раньше не рассказывал.

– Это что-то вроде выпускного экзамена,– Рис неприязненно поморщился. – Парни проходят его в шестнадцать лет. Помню, как Гвидо тогда сделался сам не свой, дёрганный, мрачный, а я понять не мог, из-за чего он так переживает. А через пару дней заявляется весёлый, как будто под кайфом. Вот тогда он мне и рассказал на радостях. Ты бы хлебнула, Кирюш, это не для женских ушек, правда.

Кира невольно сжалась, но только помотала головой, глотать эту вонючую жидкость ей совсем не хотелось.

– Ну дело твоё, заставлять не буду,– Рис пожал плечами. – Однажды мне пришлось присутствовать на этом испытании в качестве психолога. Я потом пил беспробудно неделю, наверное. Представьте себе, шестнадцатилетнего пацана подвешивают за руки и начинают медленно убивать. Это не аллегория, кстати. Специально обученный палач втыкает в тело бедняги тонкое длинное лезвие, причём каждая такая рана сама по себе смертельна и жутко болезненна. Я ведь по специальности медик, знаю, о чём говорю. Но умирают пацаны от этих ран не сразу, а очень медленно, за час или два, кому как повезёт.

– Так их просто убивают изуверским способом? – у Кейтиля глаза вылезли на лоб от таких откровений.

– Почти,– Рис непроизвольно сжал зубы. – Когда заканчивается агония, на какое-то мгновение наступает момент просветления. Умирающий парень находится в полном сознании и в состоянии, похожем на эйфорию. Тогда ему дают выпить какую-то дрянь, которая продлевает это состояние примерно на две минуты и задают один единственный вопрос: «чего ты хочешь?».

– Зачем же для этого доводить их до смерти? – удивилась Кира. – Почему нельзя просто спросить?

– А братьям нужен честный ответ,– пояснил Рис. – В том состоянии, когда сознание практически находится за гранью, парни уже не могут контролировать свой ум. Ответ приходит как бы из подсознания или из глубины души, кому как нравится это называть. Недаром они потом ничего не могут вспомнить. Так что, даже пройдя испытание, они не знают правильного ответа.

– И что, есть правильные и неправильные ответы? – Кейтиль неприязненно покосился на бутылёк, но решил пока не усугублять.

– Угадал,– Рис горько усмехнулся. – Если парень говорит, что хочет чего-то для себя, например, власти, богатства, могущества и так далее, то испытание считается проваленным. А вот если он хочет служить, неважно как он это назовёт: Ордену, миру, высшим силам, да хоть своим товарищам, тогда и становится бессмертным.

– А кем становятся двоечники? – Кира попыталась улыбнуться, но ей не удалось.

– Никем,– голос Риса вдруг сделался хриплым, словно он простудился,– им просто дают умереть. А прошедших испытание Магистр самолично возвращает с того света. Не знаю, как он это делает, думаю, это какие-то сверхспособности. Испытание последним словом, кстати, сугубо добровольное. Парни могут просто отказаться и остаться обычными боевиками. Но я не слышал, чтобы кто-то отказывался.

– А многие проходят испытание? – тихо спросила Кира, думая о своём бывшем муже.

– Примерно треть,– последовал мрачный ответ.

– И парни в курсе этой статистики? – удивился Кейтиль.

– А как же, никто ничего не скрывает,– Рис передёрнул плечами от омерзения. – Свежеиспечённые бессмертные потом вместе хоронят своих проваливших испытание товарищей.

– Ужас какой-то,– охнула Кира,– это точно придумали натуральные маньяки. Но ты-то как там оказался?

Рис не сразу ответил, он долго сидел, уперев взгляд в пустой стакан. Только через минуту он поднял глаза на своих слушателей.

– А я ведь работал на Орден,– наконец произнёс он. – Запудрили мозги, как многим другим, да и пример Гвидо постоянно был перед глазами. Я же его очень ценил, моего единственного настоящего друга. Они даже меня толком не вербовали, просто дали лабораторию и денег, сколько хочешь. Вот я и пахал на них вполне, между прочим, добросовестно. Но с этим испытанием Магистр явно погорячился. Ему, наверное, казалось, что я уже в доску свой, можно меня посвящать в их тёмные делишки. А я как раз после того дня только и начал подозревать, что дело нечисто, и принялся копать.

– А для чего нужен психолог во время этого испытания? – мрачно поинтересовался Кейтиль.

– Нашему Магистру, видите ли, захотелось узнать, что на самом деле чувствуют умирающие мальчишки,– Рис потянулся к бутылке, но на полпути передумал. – Эмпат ему понадобился. Тварь…! – ругательство непроизвольно сорвалось с языка охотника. – Прости, Кира,– он смущённо опустил глаза,– до сих пор не могу спокойно об этом вспоминать.

– А как получилось, что у тебя уже была своя лаборатория? – Кира решила перевести разговор в более мирное русло. – Ты же, наверное, тогда едва институт закончил.

– Так ты же ничего не знаешь,– Кейтиль хитро прищурился. – Рис ведь у нас знаменитость, самый молодой учёный, получивший премию Гатвинга по медицине.

– А что он изобрёл? – оживилась Кира.

– Эликсир молодости,– гордо заявил Кейтиль.

– Никакой это не эликсир,– смущённо поправил его Рис,– это такая колония вирусов, которая существенно замедляет процессы старения.

– Вот ты думаешь, сколько нашему гению лет? – Кейтиль не обратил внимания на реплику Риса.

– Тридцать? – Кира оценивающе оглядела спортивную фигуру охотника. – Тридцать пять,– поправилась она, помятуя про природу изобретения.

– Кит, прекрати,– встрял изобретатель.

– Ну что ты, как баба, возраста своего стесняешься,– попенял ему Кейтиль. – Ему сорок шесть с хвостиком, если я не ошибаюсь. Наш герой решил для начала на себе испытать своих дрессированных вирусов. Вот только эксперимент до конца довести не удалось, пришлось делать ноги из столицы.

– Тебе правда сорок шесть? – Кира удивлённо покачала головой.

– Физически мне тридцать два,– признался Рис. – Именно в этом возрасте я заразил себя тем вирусом. Вот с тех пор больше не старею. Не знаю, чем всё закончится, но пока не жалуюсь.

– Круто,– Кира восхищённо покачала головой,– в моём мире ты бы стал миллиардером со своей технологией.

– Мне и в моём мире жилось неплохо,– Рис невесело усмехнулся,– только моё изобретение так и осталось невостребованным, Орден наложил на него свою лапу. Кроме меня самого, этот препарат опробовал только Магистр. Говорят, он тоже теперь не стареет.

– Расскажи уж всё до конца, раз начал,– перебил хвастуна Кейтиль.

– До конца…,– рассказчик ненадолго задумался. – Да, я начал копать и когда понял, что такое Орден, едва ни устроил грандиозный скандал своим кураторам. Спасибо Гвидо, вовремя он меня перехватил и объяснил, чем это для меня закончится. После того испытания бессмертных я уже готов был поверить во всё, что угодно, в любые страшилки. Гвидо понял, что я не успокоюсь, и сам предложил мне бежать из города. Я тогда уже был женат, моему сыну, Мартину как раз исполнилось три года. В общем, нужно было придумать, как вывезти мою семью.

– А как звали твою жену? – задала неуместный вопрос Кира.

– Её звали Рина,– печально улыбнулся Рис,– спасибо, что спросила. Мы с ней посоветовались и решили, что лучше нам удирать по отдельности. Меня тогда уже довольно плотно пасли, а за Риной просто слегка приглядывали. Так что теоретически ей было проще слинять, а на практике всё оказалось наоборот. Я благополучно добрался до лагеря охотников, а вместо Рины и Мартина, пришёл Гвидо, чтобы рассказать, как их повязали.

– И что ты сделал? – Кира завороженно уставилась на рассказчика.

– А что мне оставалось? – Рис пожал плечами. – Вернулся в город и сдался. Вот только дальше работать на Орден я отказался. Гвидо, кстати, не хотел меня отпускать, понимал, что это не спасёт моих близких. Он оказался прав.

Рис замолчал, собираясь с силами, чтобы продолжить рассказ. Кира на этот раз не стала его торопить, ей вдруг сделалось страшно.

– Началось всё, понятное дело, с душеспасительных бесед,– мрачно продолжил рассказчик. – Магистр сам снизошёл до беседы с отступником, часа два мне мозг выносил, аж запарился. А потом отправил меня в подвал. Там уже были совсем другие методы убеждения.

– Но ты же говорил, что тебя невозможно пытать,– тихо пробормотала Кира.

– Пришлось заблокировать обратную эмпатию,– Рис криво улыбнулся. – Я же понимал, что будет, если они не смогут причинять мне боль. У Рины, увы, не было возможности защититься от палачей. Даже не знаю, на что я надеялся. На их гуманность? Это после того, как я своими глазами видел, что они делали с теми мальчишками? Наверное, просто пытался оттянуть неизбежное.

– Долго тебя пытали? – едва слышно прошептала Кира.

– Трудно сказать,– Рис покачал головой,– дня два, наверное. Мне тогда казалось, что время вообще остановилось. Поначалу они надеялись тупо меня сломать, а возможно, Магистр запретил им трогать мою семью, хотел оставить главный козырь про запас. Понимал, что если с ними что случится, то договориться по-хорошему уже не удастся. Но потом ему надоело со мной возиться, и он дал отмашку.

– О, Боже,– Кира даже зажмурилась,– они пытали твою жену у тебя на глазах?

– Нет, не получилось,– Рис опустил голову и отвёл глаза,– она их обманула. Понимаешь, Рина ведь даже не подозревала, во что я её втянул, думала, что я просто слишком мнительный и обиделся, что моё изобретение спрятали под сукно. Но когда она меня увидела там, в подвале, то сразу всё поняла.

Он замолчал, пытаясь совладать с эмоциями. Кейтиль молча плеснул самогона в стакан Риса. Тот благодарно кивнул и залпом осушил свою посудину.

– Я сам дал ей эти пилюли,– произнёс он,– так, на всякий случай, не думал, что она решится ими воспользоваться. Рина сделала вид, что жутко испугалась и стала меня умолять соглашаться на всё, что они хотят. Магистр решил, что нашёл наконец идеальный способ убеждения, и разрешил ей поговорить со мной как бы наедине. Как только эти уроды отошли в дальний угол, она сунула одну пилюлю Мартину за щёку, а вторую проглотила сама.

Кира судорожно вздохнула и залпом осушила свой стаканчик, говорить она не могла.

– Думаю, я не свихнулся только потому, что в тот момент был под кайфом,– Рис одобрительно кивнул нервной слушательнице. – Они накачали меня какой-то дрянью, чтобы сделать посговорчивей. Но пытать меня дальше стало бессмысленно, я просто впал в ступор и перестал реагировать даже на боль. Наверное, сработал какой-то предохранительный эмпатический клапан. В общем, меня заперли в камере и на утро должны были казнить. Прилюдно, чтобы остальным неповадно было. А ночью в камеру пробрался Гвидо и вытащил меня оттуда.

Представляешь, он пёр мою бесчувственную тушку через лес на своём горбу миль десять не меньше, не рискнул воспользоваться транспортом. Сдал меня охотникам с рук на руки и вернулся в город. Наутро его казнили вместо меня. Он сдался добровольно и честно признался в своих грехах, вот только ни в чём не раскаялся. Наверное, поэтому они его мучили несколько часов.

– Прости, я не знала, что тебе пришлось пережить,– Кира жалобно посмотрела Рису в глаза. – Думаешь, Семён тоже сдался?

– Даже не сомневаюсь,– подтвердил Рис. – Мы дружили с Гвидо тридцать лет, были друг другу ближе, чем родные братья, но он всё же расценил спасение друга как предательство, и сам себя приговорил к смерти. Вот такие дела.

Неясно, планировал ли охотник разжалобить неприступную возлюбленную историей своей жизни или просто хотел избавить её от тщетных надежд на возвращение бывшего мужа, но так или иначе его рассказ сработал. Кира действительно поверила в гибель Семёна и инстинктивно сжалась в ожидании очередного апокалиптического наваждения. Тот факт, что на этот раз судьба милосердно избавила её от зрелища мёртвого тела, ничего по сути не менял, Кирин персональный конец света всё-таки наступил. Она судорожно вздохнула и непроизвольно зажмурилась, словно пыталась таким образом оградить себя от зрелища огненного глаза восходящего на западе солнца.

Пару секунд Кира обречённо ждала, когда ей на голову обрушится смертоносная волна, и только потом осознала, что вовсе не испытывает ожидаемого отчаяния. Напротив, Киру вдруг накрыла странная эйфория, словно прутья клетки, в которую она заперла свою любовь к Семёну, вдруг рассыпались в труху, выпуская на волю опьянённую свободой пленницу. Смерть любимого лишила Кирин хитрый трюк с клеткой всякого смысла, ведь держать под замком чувства к тому, кого больше нет, было не просто глупо, но и бессмысленно.

– Похоже, канарейке сильно повезло,– мысленно констатировала Кира,– впрочем, тюремщику тоже. – Улетай,– она мысленно помахала рукой бывшей пленнице, провожая её на свободу,– а я буду жить дальше.

Этой ночью Кира так и не вернулась в Убежище, она осталась ночевать в домике Риса, и заснули они только под утро. Рассказ охотника как бы ознаменовал собой начало новой жизни, в которую она занырнула с головой, уже не думая о препятствиях и не заботясь о последствиях. Разумеется, Кира не плясала от радости, узнав о смерти Семёна, но когда она сбросила со своих плеч обязанности тюремщика, то и сама стала свободной.

Глава 33

Губы стянуло, словно их намазали клеем, в горле пересохло, а язык казался шматом наждачной бумаги. Семён с трудом открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд. Получилось не слишком здорово, но всё же он смог разглядеть, как будто сквозь зыбкий туман, низкую покатую крышу над головой, из которой торчали пучки соломы. Всё тело болело, хотя уже не так сильно, как в последние, оставшиеся в памяти два часа, боль сделалась тупой и вполне переносимой. Воспоминание о казни сразу выдернуло сознание Семёна из забытья.

– Я же должен был умереть,– удивлённо подумал он. – Неужели Магистру этого показалось недостаточно, и он решил продолжить?

В целом, предположение было вполне логичное, но тогда над его головой должен был бы находиться каменный свод подвала, а не крытая соломой крыша. Семён попробовал приподняться, но первое же движение быстро показало не в меру шустрому смертнику, что его оптимизм в отношении состояния собственного здоровья был совершенно неуместен. Боль была такой сильной, что он едва снова ни потерял сознание. Однако слабые дёрганья бессмертного не остались незамеченными. В его поле зрения вплыла долговязая фигура бородатого мужика в каком-то грязном балахоне.

– Ты куда это собрался, герой? – насмешливо пробасил бородач. – Лежи смирно, а то все мои усилия пойдут насмарку.

– Можно воды? – Семёну показалось, что он сказал это вслух, но на самом деле из его пересохшей глотки не раздалось ни единого звука.

К счастью, мужик оказался догадливым, он понимающе кивнул и через минуту принёс кружку с водой. Однако Семён явно рано обрадовался, самопальный доктор не позволил своему пациенту напиться, вместо этого, он намочил в воде обрывок ткани и промокнул раненому губы.

– Извини, дружок,– сочувственно произнёс бородач,– пить тебе пока нельзя. Рана в животе, помнишь?

Семён помнил. Пятеро бессмертных, выслушав его историю, вынесли свой приговор. Испытание последним словом не было для приговорённого чем-то новым, наверное, его даже нельзя было назвать казнью. Впрочем, в данном случае это всё-таки была казнь, поскольку вернуть смертника с того света не смог бы никто из добровольных палачей. Это было под силу только Магистру, а тот явно не собирался щадить отступника. Решение судей, если честно, показалось Семёну несправедливым, он отчего-то надеялся, что они не станут подвергать его такой жестокой пытке. Святая наивность. И с чего он решил, что друзья проявят к нему снисхождение? Может быть, с того, что в их глазах не было ненависти? Даже напротив, Семён готов был поклясться, что прочитал в их лицах если не сочувствие, то, во всяком случае, сожаление. И всё же на приговор их чувства никак не повлияли.

– Я дам тебе прополоскать рот, если обещаешь не глотать,– предложил бородач. – Моргни, если уверен, что сможешь.

После освежающей ванны, голос к Семёну вернулся, а вместе с голосом проснулось любопытство.

– Почему я ещё жив? – прохрипел он.

– Очевидно потому, что я тебя спас,– усмехнулся мужик. – Думал уже, что не вытащу, но ты оказался крепче, чем мне сначала показалось.

– Зачем? – тут же последовал следующий вопрос.

На этот раз бородач ответил не сразу. Некоторое время он пристально вглядывался в бледное лицо раненого, словно пытался разглядеть что-то в его душе.

– Может, мне твой ответ понравился,– наконец выдал он.

– И что я сказал? – уже спокойней поинтересовался Семён. Судя по всему, дальше пытать никто его не собирался, и эта новость принесла ему несказанное облегчение.

– Не помнишь? – мужик хитро улыбнулся.

– Никто не помнит своего последнего слова,– пояснил Семён.

– Что ж, пусть всё так и остаётся,– злорадно резюмировал бородач. – Ты пока не пытайся восстанавливать своё тело, бессмертный. Надорвёшься. Я сам тебя подкачаю, только немного отдохну.

– Кто ты такой? – любопытство Семёна уже разыгралось не на шутку. Мужик слишком много знал для случайного свидетеля казни.

– Странно, что ты меня не помнишь, Сэм,– в голосе бородача не было обиды, скорее, удивление,– ты ведь был одним из палачей. Я, можно сказать, твой предшественник.

– Ты – Рэдвик,– прошептал ошарашенный палач и от нехорошего предчувствия у него засосало под ложечкой.

Теперь стало понятно, зачем этот мужик вытащил его с того света. Рэдвика, видать, не устроило, что Семён погибнет от рук других бессмертных, захотелось самому свести старые счёты. Лет десять назад, когда Семён, благополучно обновивший свой статус бессмертного, только начал свою орденскую службу в четвёртом воплощении, на него пал выбор Магистра. Вместе с ещё тремя бессмертными он участвовал в казни отступника. Это вовсе не было испытание последним словом, но смертнику всё равно досталось неслабо. Странно, что он выжил. Семён уже даже не помнил, за какие прегрешения приговорили Рэдвика. Если приговорили, значит, виновен, так он тогда думал. Только теперь, сам оказавшись на его месте, он почувствовал запоздалый укол раскаяния.

– Вот уж не собирался дважды умирать в одном воплощении,– с горечью подумал Семён,– но, видать, придётся. Интересно, зачем он так старался меня спасти? Неприкольно прикончить полумёртвого врага? Собирается меня пытать? А как бы я поступил на его месте?

– Она красивая? – мечтательный голос Рэдвика вырвал Семёна из депрессивных размышлений. – Та, из-за которой ты пожертвовал всем.

Вопрос застал Семёна врасплох. Откуда этот тип мог знать про Киру? Подслушал его рассказ у костра? Или он что-то такое сказал в своём последнем слове? Да какая разница? Всё равно сопротивляться Семён не мог, сейчас он был беспомощней новорожденного котёнка. Всё, что ему оставалось – это тупо ждать неминуемой расправы. На то, что Рэдвик проколется и даст ему шанс спастись, рассчитывать явно не стоило, ведь он тоже был бессмертным.

– Да, она очень красивая,– с вызовом бросил смертник. – А ещё у нас есть дочь. И она тоже красивая.

– Что они с нами делают,– на этот раз в голосе Рэдвика Семёну послышалась прямо-таки вселенская скорбь. – Кодекс бессмертного… чушь собачья. Тебе нужно было защищать свою любимую, а не ползти с покаянием к тем, кто её приговорил.

– Думаешь, от Ордена можно защититься? – зло огрызнулся Семён, хотя Рэдвик просто озвучил его собственные мысли.

– Хоть бы попытался, герой,– бородач презрительно сплюнул. – Лучше б уж погиб, сражаясь за любовь, чем добровольной жертвой придуманных кем-то правил.

Семён промолчал, слова Рэдвика задели его за живое, но эти слова были слишком крамольными, чтобы он всерьёз готов был дискутировать. Кодекс бессмертного оставался для Семёна чем-то священным и незыблемым даже после того, как его казнили свои же товарищи по оружию. Поэтому он просто закрыл глаза, всем своим видом демонстрируя, что разговор его утомил.

– Ладно, поспи,– снисходительно бросил Рэдвик,– и не дёргайся, я не собираюсь тебя ещё раз убивать. Подлечу немного, и ступай себе на все четыре стороны.

– Ты не станешь мне мстить? – Семён мгновенно оживился, его показную усталость как ветром сдуло.

– Дурак ты, парень,– спаситель осуждающе покачал головой. – Мы ведь друг другу вовсе не враги, но враги всё-таки есть, это они заправляют Орденом. Подумай об этом, пока будешь приходить в себя. И не обижайся, что я на тебя сгоряча наехал. Я ведь и сам добровольно сдался тогда, десять лет назад, так что не мне тебя осуждать.

– Как же ты выжил? – Семён всё-таки решился задать мучивший его вопрос.

Как ни странно, его невинное любопытство вызвало у Рэдвика откровенное смятение. Некоторое время он стоял в напряжённой позе, его лицо сделалось каким-то серым. Потом он медленно провёл рукой по глазам, как будто смахивал невидимую паутину.

– Так же, как ты,– наконец выдавил он из себя,– помогли добрые люди,– вот только никакой благодарности к «добрым людям» в голосе Рэдвика отчего-то не было.

В то же самое время, но только в другом мире, двое других мужчин тоже обсуждали казнь бессмертного. Правда, находились они в гораздо более комфортной обстановке, нежели богом забытая хижина, да и в отличие от Семёна, пребывали в добром здравии.

– В последнее время я всё больше склоняюсь к мысли, что с бессмертными мы ошиблись,– задумчиво произнёс один из собеседников. – Три-четыре воплощения, и они делаются ненадёжными.

– Это не так уж мало,– возразил второй,– что тебя смущает, Ксантипа?

Два Магистра, удобно расположившиеся в креслах у камина, пребывали в несколько возбуждённом состоянии, поскольку казни бессмертных были редкостью и всегда вызывали много вопросов касательно правильности стратегии Ордена. Совещание проходило в той самой реальности, где Орден открыто воевал с охотниками, тем не менее кабинет местного Магистра по имени Медина был как две капли воды похож на кабинет Ксантипы. В нём доминировали кроваво-красные тона, придававшие этому в общем-то уютному помещению зловещий вид, невольно вызывая ассоциацию с внутренностями какого-то монстра.

Впрочем, сия ассоциация вовсе не была полностью ошибочной, только монстром был вовсе не кабинет, настоящими монстрами были его обитатели. Они выглядели людьми лишь снаружи, поскольку пользовались человеческими телами примерно так же, как мы пользуемся одеждой. Захватив сознание человека, Магистры превращали его из хозяина своего тела в бесправного носителя иномирного разума, полностью подчинённого воле захватчика. Наверное, было бы гуманней просто уничтожить сознание носителя, но Магистров такой расклад не устраивал, они предпочитали иметь в своём распоряжении послушного раба, бравшего на себя всю рутину. Впрочем, в настоящий момент сознания носителей обоих Магистров крепко спали, поскольку подселенцам потребовалось обсудить весьма щекотливый вопрос.

– А что ты предлагаешь делать с бессмертными по истечении их срока годности? – язвительно поинтересовался Ксантипа.

– Можно, например, казнить,– Медина беспечно пожал плечами,– как твоего парня, вздумавшего завести семью. Хотя гораздо проще просто дать невыполнимое задание. К чему заморачиваться с казнью? Никто ведь не заставляет нас возвращать им память в следующем воплощении.

– Не вариант,– на физиономии Ксантипы появилось обиженное выражение, напоминание коллеги о проколе с Сэмом было ему неприятно. – Если бы мы были здесь единственными, кто умеет восстанавливать память, ещё можно было бы таким образом отправлять бессмертных в отставку, но увы, в этом поганом мирке имеются и другие умельцы.

– Думаешь, бывшие бессмертные захотят отомстить, если вспомнят свою службу в Ордене? – Медина с сомнением покачал головой.

– Боюсь, от открытого бунта нас и теперь спасают только установки подчинения, внедрённые в их сознания,– в голосе Ксантипы не было ни капли сомнения. – Ты представляешь, на что способен бессмертный, не прошедший в детстве через систему подавления воли? А десяток бессмертных?

– Предлагаешь свернуть программу,– удивился Медина,– из-за одного прокола?

– Не нужно лукавить,– Ксантипа осуждающе зыркнул на своего коллегу,– этот случай не первый и не единственный. Лет пять назад тебе и самому пришлось казнить бессмертного, помнишь?

– Да, в них всё-таки остается слишком много человеческого,– посетовал хозяин кабинета. – Удивительно устойчивая структура психики у людей, не находишь?

– Хорошо хоть срабатывает предохранительный клапан с кодексом,– Ксантипа брезгливо поморщился. – Я всегда поражался тому, как эти сильные и неглупые мужики готовы идти на смерть из-за придуманного свода идиотских правил, да ещё и гордиться своей покорностью. Хотя Сэм меня удивил. Ты знаешь, что он вопреки кодексу шесть лет жил с одной женщиной, даже завёл ребёнка?

– Но в конце концов установки подчинения всё-таки сработали,– заметил Медина. – Он же сдался добровольно, если я правильно понял.

– Просто стечение обстоятельств,– голос Ксантипы наполнился горечью. – Никто не знал, про его отношения с той женщиной, когда Сэма послали её ликвидировать. Ещё не факт, что он бы остался стоять в стороне, если б жребий выпал на другого бессмертного.

– Даже так,– Медина задумчиво покачал головой. – Но что же тогда заставило его сдаться? Спасённая дамочка его бросила?

– Похоже на то,– подтвердил его догадку Ксантипа,– по крайней мере, другого объяснения у меня нет. Парень лишился своей единственной защиты от действия установок, и они наконец сработали штатно.

– Нет ничего губительней для устойчивой работы установок, чем местные самки,– Медина недовольно нахмурился. – Надеюсь, этого твоего Сэма уже казнили.

– Да, его же друзья,– злорадно ухмыльнулся проколовшийся Магистр. – Представляешь, сначала заставили его рассказать про его женщину, а потом приговорили к испытанию последним словом. Я ушам своим не поверил. Они ведь откровенно сочувствовали этому парню, могли бы и проявить милосердие, прикончить его без этих издевательств. Думаешь, это тоже устойчивость человеческой психики?

– Бессмертным с младенчества внушают ненависть к отступникам,– Медина снисходительно улыбнулся,– чего ты от них хочешь? А что бедолага сказал в последнем слове?

– Любопытно? – рассмеялся Ксантипа. – Сказал, что хотел бы вернуться назад в тот момент, когда встретил свою женщину.

– Одумался, значит,– Медина презрительно хмыкнул,– захотел всё переиграть, чтобы не кончить вот так, позорной казнью.

– Я тоже так подумал,– вздохнул Ксантипа,– но мы оба ошиблись с тобой, коллега. Он захотел ещё раз прожить эти годы, ничего не меняя. Наверное, он был с ней очень счастлив.

– Ничего не меняя? – Медина удивлённо воззрился на своего собеседника. – А казнь?

– Ты мыслишь на удивление стандартно,– отозвался Ксантипа,– именно этот вопрос задал один из его палачей. Сэм ответил дословно следующее: «Пусть будет ещё одна казнь. Оно того стоит».

– Удивительно,– Медина на секунду задумался. – Я бы даже сказал, что этот парень лукавил, если бы совершенно точно ни знал, что это невозможно. А как прореагировали остальные?

– Плохо прореагировали,– пробурчал Ксантипа,– они задумались.

– Теперь жди нового отступника,– Медина сочувственно вздохнул.

– А я не стал ждать,– лицо Ксантипы скривилось в злобном оскале. – Все пятеро уже мертвы.

– М-да-а-а,– протянул Медина,– шесть бессмертных в один день. Не слишком ли расточительно?

– Пять бессмертных,– поправил его Ксантипа.

– Ты убил палачей и пощадил преступника? – возмутился Медина. – Что это за блажь?

– Сэм мне нужен,– Ксантипа задумчиво улыбнулся,– только он сможет подобраться к той наглой девчонке.

– Да, неслабо она тебя уела,– с губ Медины сорвался ехидный смешок.

– Мои чувства тут ни при чём,– Ксантипа враз сделался серьёзен,– просто я просмотрел вероятности и обнаружил кое-что весьма неординарное. Не понимаю почему, но именно с этой барышней связан исход нашей миссии. Победа окажется за той стороной, которую она выберет.

– Понятно,– вяло отозвался Медина, которому увлечение коллеги математическими расчётами казалось пустой тратой времени. – Судя по твоей озабоченности, сторону она уже выбрала, так что нежелательный расклад можно изменить, только устранив сам негативный фактор. А с чего ты взял, что твой Сэм согласится её убить? Пытка его не сломала.

– Это вообще была ошибка, заставлять бессмертного что-то сделать против воли,– на лице Ксантипы расцвела паскудная ухмылка,– зато обдурить можно очень даже легко. Сэм выполнит задание, причём добровольно и с радостью.