Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица

“Не выспался. Сильно. Чувствую, что озвереваю. Л.”

На запись немедленно отозвались:

“Ути-пуси, и кто ж мы теперь, озверевшие, хомячок или мышка?” (Без подписи.)

Я трижды был женат, все три раза счастливо, и все три раза мне это не понравилось.

...я забыл, как называются мои таблетки для памяти и куда я их положил!

- (Печально) Посмотрел "Код да Винчи".

- Ну и как, понравилось?

- (Ещё печальнее) Да тоска зелёная, всё как на работе. ДНК, наследственность, кровь... Не могли про атомный реактор кино снять!

– Я это выброшу. Нет, жалко. Да нет, выброшу. А вдруг понадобится? Но ведь сломанное же… но лучше оставлю.

Да наплюй ты на эту работу. Сначала сделай, а потом наплюй.

“Ребята, подскажите, с кем можно Вашека оставить. Мы с мужем в театр вечером, бабушка в Париже, у няни вчера двойня родилась. Я в панике. Габина”.“Габи, не волнуйся. Ребенка тащи сюда, завтра дежурим я, Доктор К. и Клара. Все будет в лучшем виде. Я даже кашу варить умею. Договоримся лично после обеда. Саша”.“Веди-веди ребенка, я тут кое-какой тест придумал на сообразительность. Докторантам пока опасаюсь давать, могут не осилить… Доктор К.”“Негодяи! Кто вчера рассказал ребенку сказку про супергероя-клетку-убийцу?!! Г.”“А что, разве плохая сказка?!!” (Левой рукой и без подписи.)“Сказка даже слишком хорошая, ребенок рыдает, требует костюм – цитирую со слов ребенка – “супергероя-клетки – натуральной убийцы, которая своими ста рецепторами уничтожает любой вирус и злобного рака”. Заметьте, ДО общения с вами из всех этих слов он знал только слово “супергерой”. Габина”.“Неправда, я его тестировал, прежде чем сказку рассказать, словарь у него побогаче, чем у некоторых, не буду пальцем тыкать. И вообще, очень сообразительный ребенок”. (Левой рукой, без подписи.)“Доктор К., вы не только спалились. Вы теперь будете искать костюм супергероя-клетки-убийцы. Со ста рецепторами. Разноцветными. P. S. Господи, как все было мило, пока нашими кумирами были Бэтмен и Человек-Паук… Г.”

– Вот я, помню, пережил такую жуткую психологическую травму, что вам двоим и не снилось. Тоже, кстати, в детском саду дело было. Там я впервые повстречал, – Доктор К. делает эффектную паузу, – зразы со шпинатом!

И, видя наши недоуменные лица, поясняет:

– Ну представьте, в два года все кристально ясно, белое – белое, черное – черное, а котлета – это котлета. И тут вдруг я кусаю мясо, – Доктор драматично взмахивает рукой, – а там – шпинат! Так я впервые столкнулся с неизведанным и непонятным. Таинственным и необъяснимым. И прорыдал до вечера, потому что никто не мог мне толком объяснить, как шпинат попадает в самую середину котлеты. Думаю, именно это обусловило мою любовь к науке в более зрелом возрасте

– В ученом должно быть благородное безумие, – заявляет Солнечный Л., – я, например, живописью увлекаюсь. Абстрактной.

– Я помню, – откликается скрипучий голос тоже откуда-то спереди. – Вы еще на гистологии таких уродов вместо клеток в тетради рисовали, что они мне снились по ночам, и только благородное сострадание к вашим родителям помешало мне на экзамене поставить вам неуд.

– Профессор Прохазка! – радуется Л. – Я так давно вас не видел! Как ваши дела?

– Скверно, – отзывается Профессор Прохазка (строго говоря, Л. и сейчас его не видит – профессор совсем маленького роста, особенно когда сидит). – Нынешние студенты рисуют еще хуже вас, а для того, чтобы выдавать свою бездарность за стиль, им не хватает вашего кругозора и вашего нахальства.

У Шекспира был один-единственный недостаток - он ни черта не смыслил в иммуногенетике.