Не злите ведьму. Часть 4

Глава 72. Главные слова

– Звони ему.

– Не буду.

– Звони, говорю!

– Белена, я не могу! А вдруг ответит кто-нибудь другой и скажет, что…

– Дай тогда мне эту штуковину и скажи, куда тыкать.

Меня колотило так, что зуб на зуб не попадал. Ночью сильно подморозило, а я не собиралась спать в лесу, поэтому и не позаботилась о защите от холода. Я вообще не собиралась спать – это как-то само собой получилось. Проснулась от собственного крика и очень долго не могла прийти в себя, потому что в этот раз всё было до отвращения реально. И запах… Примчавшаяся на мои вопли Белена уже и в дом Петра Семёновича меня приволокла, и какой-то горькой гадостью напоила, чтобы я успокоилась – времени много прошло, а запах крови будто застрял у меня в носу и продолжал воскрешать в памяти ужасные подробности нового кошмара.

– Дай сюда!

Она выдернула у меня из руки телефон, покосилась тревожным взглядом в мою сторону и начала хмуро тыкать в кнопки на экранчике.

– Помочь? – предложил Нефёд осторожно.

– Свою игрушку сломал, а теперь и эту угробить хочешь? – гневно зыркнула на него Белена.

А я уже и забыла о том, что Власов подарил домовому планшет. Такая мелочь вроде бы, но всё же внимание. Власов ко всем был внимательным.

– Не реви! – бросила мне Белена и раздражённо поморщилась, продолжая истязать телефон. – Да куда тут тыкать-то?

– Дай покажу, – снова предложил Нефёд, прижав ушки к голове.

Он тоже нервничал. Власов всем нравился, потому что был хорошим человеком.

– Показывай, а то она нам сейчас всю избу слезами зальёт, – не выдержала Белена моих душераздирающих рыданий и отдала телефон домовому.

Нефёд уселся на пол, положил телефон перед собой, сосредоточенно прикусил кончик языка и начал тыкать своими маленькими пальчиками в экран. По холодной комнате разлился звук вызова, потому что лохматый помощник ухитрился включить ещё и динамик. Один гудок… Второй… Третий… Четвёртый… Я обречённо закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы сдержать очередной поток слёз, но вдруг услышала знакомый голос.

– Алло?

Я тоже сползла со стула на пол и, давясь рыданиями, заорала:

– Толя! Уезжай оттуда быстро! Пожалуйста, уезжай!

– Эль, что случилось? – испуганно спросил Власов. Живой Власов.

– У неё было видение! – выкрикнула Белена, хотя кричать было совсем необязательно. – Она знает про шаманку!

– Толя, это мать Демида! – продолжала биться я в истерике. – Она тебя убьёт! Беги оттуда! Буди Серёжу и уезжайте!

– Эль, сейчас три часа ночи… – успокаивающе начал он.

– Серёжа поранил саморезом левую ногу! – выдала я информацию в подтверждение того, что всё очень серьёзно. – И диван вы к стене придвинули! Ты мне этого не говорил!

– Сейчас приеду, – уверенно пообещал Власов, сообразив, что моё состояние не произрастает из типичной для беременных нервозности.

От нашего дома в Мухино до Лесного на его автомобиле и с его манерой вождения ехать минут тридцать, если на грунтовке нет луж и грязи. Анатолий Павлович примчался за двадцать. Я за эти двадцать минут чуть с ума не сошла от волнения. Он вихрем влетел в дом, сгрёб меня в охапку и взволнованно заглянул в глаза:

– С тобой всё в порядке?

– Ты совсем дурак? – прорыдала я ему в плечо и стукнула кулаком по груди. – Я видела, как ты умер, и весь наш дом в твоей крови, а тебя беспокоит, всё ли в порядке со мной?

– Ну вы это… – встряла Белена. – Вы тут поговорите пока, да? А мне девочку будить пора уже. Я сама там справлюсь, и мне Фрося поможет. И водяной рядом будет. И лешего позову. В общем, без вас обойдёмся.

– Не надо Женьку в реку совать! – заорала я так, что Власов нервно вздрогнул и хмуро посмотрел на Белену.

– В реку? Зачем?

– Она её утопить хочет, чтобы душу назад поменять! – пожаловалась я и снова уткнулась носом в пропахшую мужским потом рубашку, только теперь заметив, что Власов даже куртку не надел.

Он вздохнул, помолчал немного, а потом успокаивающе погладил меня по спине и сказал:

– Ничего не понял, но думаю, что Белена Женьке не навредит. А тебе надо успокоиться, хорошо? Я здесь, со мной ничего не случилось, и если хочешь, могу оставаться с тобой столько, сколько сочтёшь нужным. Давай-ка с пола встанем, а то по нему сквозняком тянет.

Он нервничал, но ради меня пытался казаться спокойным – я это чувствовала. И действительно никуда не собиралась его отпускать. Мой лес – это единственное безопасное для нас место. Мать Демида однажды была здесь, но неупокоенный дух Марфы её отверг. Она не может сюда вернуться – лес её не пустит. Да ещё и с таким колдовством в арсенале. Магия крови тёмная, природа её не любит, а здесь теперь правят бал чистые природные силы, поэтому шаманке и пришлось искать способ выманить меня отсюда.

– Расскажешь, что произошло? – осторожно спросил меня Власов после того, как я минут десять заливала слезами ворот его рубашки, а потом начала просто хлюпать носом.

Мы сидели на кровати в той комнате, которую я недавно называла «моя горница». Пётр Семёнович ничего не успел здесь поменять, потому что ему было не до этого. На этой самой кровати несколько дней назад умер Борис Никулин…

– Толя, я не могу так больше, – пожаловалась я сдавленно. – Этот дар… С каждым днём появляется что-нибудь новое, и становится всё страшнее и сложнее. И столько смерти вокруг… Я по сто раз на день повторяю себе, что всё выдержу, и просто надо привыкнуть, но к этому нельзя привыкнуть. Теперь ещё и видения начались. Белена говорит, что дар ясновидения настолько редкий, что и за сто лет не всегда один такой человек рождается, а у меня это само появилось. И всё остальное само появляется – знания какие-то, чары случайные. И остановить это никак нельзя. И отказаться тоже. А оно с каждым днём всё больше и больше… Может, это из-за этого леса так, а? Может, мне и правда лучше уехать? Давай уедем? Пожалуйста. Далеко-далеко отсюда. Я не хочу, чтобы ты умер. Я не могу тебя потерять.

Я снова расплакалась, а он прижал меня к себе крепче, поцеловал в макушку и начал укачивать, как ребёнка.

– Уедем, – пообещал он. Помолчал немного и добавил: – Но только после того, как будем уверены, что за нами не побежит толпа колдунов, шаманов и Олегов Карпуниных, которым что-то от нас нужно. Прости меня, Эль. Я хотел оградить тебя от этой новой проблемы, но, видимо, не надо было. Ты ведь у меня вон какая сильная.

– Она сильнее, – сообщила я, отстранилась и заглянула ему в глаза. – Толя, она хочет убить нашего сына, понимаешь? Хочет, чтобы я жила в постоянном страхе за себя и за всех, кто мне дорог, а потом заберёт нашего ребёнка и сделает с ним что-нибудь страшное. Я такую магию не знаю, какой она пользуется. Есть магия крови, которой я Мирона и ребят спасала, и это уже было сильное тёмное колдовство а то, что делает она, ещё хуже.

– Но ты же не убивала своего бывшего, – напомнил мне он. – Можно ведь как-то объяснить это ей?

Я отрицательно покачала головой и опять шмыгнула носом.

– Она знает, что он погиб из-за меня. Его перевёртыши в реку загнали после того, как он меня ножом ударил. И помнишь, меня обвиняли в покушении на Мирона? Тогда ведь Алиса наврала журналистам с три короба про то, что мы с Демидом покушение организовали, а потом я его утопила. И в итоге всех собак на него повесили, потому что так проще было дело закрыть. Как ты ей объяснишь то, что мы из её сына посмертно чокнутого маньяка сделали?

– А разве он был нормальным? – не без сарказма отозвался Власов и тяжело вздохнул.

Мы молчали. Я потела, потому что Белена заботливо протопила дом, чтобы я ночью не замёрзла, а вытряхнуть меня из мокрой куртки никто не догадался. И выбираться из объятий Власова, чтобы снять её, тоже не хотелось – рядом с ним было так уютно…

– Мне до сих пор кровью пахнет, настолько реально всё было, – выдала я очередную жалобу и заметила на рукаве его рубашки бурое пятнышко. – А где Сергей?

– На улице остался покурить. У него нога болит сильно, даже в ботинок её засунуть не смог. Я ему свои тапки дал, он там в них сейчас ещё и пальцы отморозит.

Но Сергея во дворе не было – когда Власов вышел его позвать, Никадим сказал, что Белена увела и парня, и Фроську. Я сказала, что в таком случае Серёжа точно вернётся уже совершенно здоровым, но так мы слишком близко подошли к теме исцеления Женьки, а мне от одной мысли об этом становилось дурно.

Вскоре начало действовать горькое питьё Белены. Меня разморило, я начала клевать носом и терять нить разговора на какую-то отвлечённую тему. Власов заставил меня раздеться хотя бы до свитера и забраться под одеяло, а сам лёг рядом, обнял и нашёптывал мне всевозможные нежности до тех пор, пока я не засопела ровно. Говорил, что я не ведьма, а маленький отважный эльф. Власов такой хороший…

– Элька, я люблю тебя, – услышала я сквозь густую пелену дремоты.

«Скажи ещё раз», – хотела попросить вслух, но только громко всхрапнула.

Он усмехнулся, легко коснулся губами моей щеки и повторил то, что мне так хотелось услышать снова:

– Моё маленькое запоздавшее чудо… Мой любимый эльф.

«Опять он про возраст…» – вяло подумала я и провалилась в сон, моля всех известных и неизвестных богов о том, чтобы мне не приснился ещё какой-нибудь кошмар. Власов рядом, он живой, и здесь с нами точно ничего плохого не может случиться – бояться нечего. Ещё и Нефёд свернулся возле головы пушистой кошкой, намурлыкивая мне какую-то сказку, чтобы спалось хорошо.

Глава 73. Банальная драма

Разбудили меня запах тушёнки и сильный пинок сына в пустой желудок – просыпайся, будущая мама, кушать хочется. Вот маленький ведь ещё совсем, половины срока даже нет, а уже требовательный. Я перекатилась на другой бок, не обнаружила рядом с собой Власова и запаниковала, но почти сразу же услышала его голос, доносящийся с кухни, и успокоилась.

– Да не в мести дело. Лес ей этот нужен, ясно? – ворчала Белена еле слышно, почти шёпотом, но я уже навострила уши, чтобы не упустить что-нибудь важное.

– Может, нам правда уехать? – спросил Власов.

– Нет, так ничего не изменится, – возразила Белена. – Место это по особому правилу живёт с тех пор, как я по глупости дух Мишани к нему привязала. Ты про Мишаню-то знаешь? Ну про этого, который сын лесника.

– Эля рассказывала.

– А, ну знаешь, значит. Ну так вот с той поры у людей с природой здешней разногласие-то и пошло. Недопонимание было, а понять не хотел никто, что от духа этого лесного природе боль и вред только. Элька вот поняла, умница. Прочувствовала. А до неё что зря здесь творилось. Природа каждой новой ведьме великую силу давала в надежде на освобождение от моей ошибки, но мы три сотни лет кряду силу эту не на то тратили. Наследников недоделанных плодили, дух Мишани из одного тела в другое переселяли… А у природы так заведено, что она ежели силу свою кому даёт, то колдун этот хозяином заповедного леса становится. Только сила эта полной быть должна, чтобы настоящим хозяином стать. Ведьмам-то хорошо перепадало, много, и они одна за другой тут вроде как хозяйками себя считали, но это не то. У Дарёны большая сила была. Очень большая. И после неё только Марфа такой же была, а остальные – так… Пустой звук с амбициями. А когда у заповедного леса есть хозяин, другим колдунам там искать нечего. Если Эля всё тебе рассказала, то ты знаешь, что ведьмы местные невесткам свою силу передавали и умирали почти сразу после того, как у тех в пузе дитё расти начинало. Не может у леса быть двух хозяев разом, не положено так.

– А Назар? – спросил Власов.

– У Назара своя сила была, его Марфа только учила, – пояснила Белена. – Он хозяином здесь не был никогда. А Марфа была, но у неё интереса к этому не имелось, как и у других. Для себя она силу пользовала, а не для природы. И с собой всю эту силу в могилу унесла, а её передать надо было. Не для природы это надо, а чтобы на тот свет спокойно уйти. Но у природы в этом деле слово тоже имеется, она кому зря не позволит своё отдавать.

– Эля говорила, что Назар сюда преемниц возил уже после того, как Марфа умерла, – вспомнил Власов.

– Возил, – согласилась Белена. – Марфа любую более-менее подходящую приняла бы, а лес к этому времени уже так настрадался, что природа не хотела кому зря его отдавать. Мне сначала казалось, что Элька твоя очень странным выбором была, а теперь понимаю, что никто другой столько хорошего сделать бы здесь не смог. У неё душа чистая. Дури в башке много, от этого никуда не денешься, да и торопыга она, а сердце большое и доброе. Будь по-другому, она тоже ушла бы отсюда ни с чем, как и другие, кого Назар приводил. А они ведь все с собственным даром были, только не распознали ещё дар этот. Ну или он раскрыться не успел. Но он есть, природа его чувствует, потому и не принимала тех, кто ей помочь не сможет.

– У Эли тоже был дар? – удивился Толя.

Я вдруг поняла, что не могу больше называть его Анатолием Павловичем. Он старше, да, и через устоявшиеся в голове правила вежливости переступить сложно, но какое, к чёрту, может быть «вы» после всего, что между нами было и есть?

– У Эльки ничего не было, – усмехнулась Белена. – Пустота только, которую можно чем-то заполнить. Ну и человек она хороший, поэтому ей всё и досталось, что у Марфы было. А потом за заслуги ещё и сверху привалило. Она здесь единственная полноправная хозяйка за все эти три века. Такой силы ни у кого никогда не было и не будет, наверное. Это её лес. Прежние-то все любили говорить это, да только правды в тех словах было немного, а Эля твоя настоящая госпожа. Её даже леший побаивается. Ты ей только это не говори, а то зазнается.

– У неё с самомнением всё в порядке, – отозвался Власов, и я по голосу поняла, что он улыбается.

Какой же он всё-таки замечательный. Если бы тот кошмар про наш дом случился наяву, я бы, наверное, сломалась. Власов надёжный. Он – моя опора. Я, возможно, и самая сильная ведьма здесь за последние три столетия, но всё-таки женщина. И какой же я была дурой, когда сравнивала его с Мироном. Откуда у меня вообще взялась уверенность, что я люблю Мирона Карпунина? Наверное, мне просто нужно было кого-нибудь любить, вот я и ухватилась за первого мужика, который показался мне подходящим.

– А вот что сны вещие она видеть начала, это плохо, – вздохнула Белена, и я снова навострила уши.

– Почему? – спросил Власов.

– Да тяжко это, Толенька. Такой дар если с дурного проявился, то так теперь и будет предупреждать обо всех бедах.

– А разве это плохо?

– А разве хорошо, когда баба на сносях такое видит? – вопросом на вопрос ответила Белена. – Дитё-то всё чувствует, а она ночью так орала, что и водяной вылез поглядеть, чего случилось. Страшно это, понимаешь? И я помочь ничем не могу, потому как не умею с таким даром управляться. Не было у меня снов вещих никогда, но я видела, как это бывает. Беременной бабе такое точно ни к чему.

– Беременная баба всё слышит! – крикнула я из комнаты и встала с кровати, жалея о том, что удобства у Семёныча во дворе, а не в доме.

Власов немедленно появился в дверном проёме и широко улыбнулся.

– Проснулась?

«И улыбается он так обаятельно, что хочется тоже улыбнуться в ответ. Куда, интересно, мои глаза раньше смотрели?» – подумала я и сунула ноги в тёплые домашние тапки.

– Проголодалась, – призналась честно. – А у вас тушёнкой пахнет.

– Белена сказала, что это издевательство над мясом, – усмехнулся он. – Я макароны с тушёнкой сделал. Будешь?

– Угу, – кивнула я, натягивая куртку. – В туалет только сначала схожу.

Если улыбается, и в глазах нет тревоги, значит, возвращение Женьке её души прошло хорошо. Я боялась об этом спрашивать, если честно. Зря боялась – Белена и правда не взялась бы за этот сложный процесс, если бы не была уверена, что всё получится.

Нефёд сидел на крылечке и с сердитым видом наблюдал за тем, как Женька с Сергеем тискают во дворе перевёртышей, обернувшихся смешными пушистыми белочками. Выглядела девочка болезненно, но смеялась весело – это добрый знак.

– Они и в волков превращаться тоже могут, – сообщил ей Сергей, которому выдали сапоги Семёныча, потому что в тапках на улице холодно.

– Не надо в волков, я даже маленьких собак боюсь, – призналась ему Женька с искренней улыбкой.

Её коротко остриженными волосами играл осенний ветер – ласково, будто жалел этого несчастного ребёнка и не хотел огорчить слишком резким дуновением. Большие карие глаза сияли волей к жизни, и я тоже не удержалась от улыбки.

– Доброе утро! – поздоровалась громко, привлекая к себе внимание веселящейся парочки.

– Доброе, но вообще-то уже обед, – отозвался Сергей.

У этого вообще улыбка будто постоянно к лицу приклеена, и судить о его настроении можно только по её ширине. А Женька растерялась. Уставилась на меня удивлённо, неуверенно поздоровалась, а потом спохватилась и смущённо отвела взгляд.

– У тебя с утра всегда на голове такое?.. – поинтересовался Серёжа, но нужных слов найти не смог, поэтому жестом изобразил то, что видел.

Ну да. Моей утренней причёской кого угодно напугать можно.

– Сам дурак! – фыркнула я в его сторону, показала ему язык и заторопилась вглубь двора, потому что было уже очень надо.

Когда я вышла из уборной, Фрося уже стояла за дверью с частым деревянным гребнем в одной руке и синей атласной лентой – в другой. Заметила ведь моё традиционное утреннее воронье гнездо на голове, не отвяжешься от неё теперь. Пришлось присесть на низенькую лавочку рядом с сараем и позволить ей привести мои волосы в порядок, а то потащится за мной в дом и напугает Женьку.

– А она меня не боится, – радостно пропищала кикимора, принимаясь за работу. – Белена сказала, что пусть девочка пока всё видит и знает, а потом я ненужное из её головы вычищу.

– Вот это-то меня и беспокоит, – проворчала я. – Вы у этой девочки уже там достаточно наковырялись, она из-за вас чуть не погибла.

– Ну так это я ж не по своей воле, мне Назар велел, – скисла Фрося и немедленно перевела разговор в другое русло. – А Белена утром с лешим разговаривала. Спрашивала его про какую-нибудь особенную девушку из тех, кого Назар для Марфы привозил.

– И? – заинтересовалась я.

– А это не из тех девушек, – просияла Фрося, довольная тем, что я не ругаю её за вмешательство в рассудок Женьки. – Это Тося. Она сюда много раз приезжала и в Бориса была влюблена, но нравилась Назару. Белена говорила, что ты через землю прошлое видеть можешь, вот и посмотри сама. Ой, а у тебя тут ил в волосах засох…

– Земле отдых нужен. Она не откажет, конечно, но совесть тоже надо иметь, – проворчала я, морщась, потому что кикимора принялась вычёсывать из моей гривы то, что там засохло.

* * *

Много лет назад в доме номер одиннадцать в Лесном жила дружная семья – муж Алексей, его жена Ольга и их дети-погодки Вера и Станислав. Когда дети подросли, семья эта перебралась в Мухино, потому что там школа. Дом свой они закрыли, но каждый год проводили здесь много времени с весны до осени. Обычно приезжали на выходные, а летом иногда оставались на весь отпуск – проще говоря, жилой дом превратился в дачу. Так продолжалось лет десять, а потом года три или четыре подряд дом оставался заброшенным.

Я живо интересовалась прошлым этого леса и его обитателей, когда жила здесь, поэтому мне не нужно было беспокоить засыпающую землю, чтобы вспомнить Тосю. Антонида – приёмная дочь Ольги. Она гораздо младше сводных брата и сестры. Муж Ольги Алексей умер от рака, и это очень сильно подкосило овдовевшую женщину, но потом в её жизни появился такой же несчастный вдовец Ефим, у которого после смерти жены на руках осталась малолетняя дочь.

Ефим был моложе Ольги, любви в их отношениях было немного, зато царило уважение и полное взаимопонимание. Старшая дочь Вера – ровесница покойным Борису и Назару. Когда Тосю впервые привезли в Лесное, ей было лет десять, а братьям-близнецам уже за двадцать перевалило. Девочке лес понравился, а она лесу – нет. С ней постоянно случались какие-то неприятности – то в осиное гнездо влезет, то в змеиную нору провалится. Однажды чуть глаз себе веткой не выколола, когда малину собирала. Ольга относилась к этому философски – мол, пусть учится под ноги и по сторонам смотреть, а Ефим с Тоси пылинки сдувал, для него каждая слезинка дочери катастрофой была. Вера к этому времени уже в институте училась, а её брат Стас успел отслужить в армии и устроился работать на какой-то завод областном центре. Они взрослые, у них своя жизнь, поэтому в Лесное наведывались очень редко. Да и Ольга с Ефимом появлялись здесь не слишком часто, потому что заботливый отец боялся, что Тося когда-нибудь серьёзно покалечится.

С Борисом Никулиным Тося познакомилась в тринадцать лет. Марфа к этому времени уже умерла, Назар прятался за мороками и искал для наставницы посмертную преемницу, а Борис тогда приехал в Лесное на мотоцикле, чтобы проведать Клавдию Ильиничну. Тося помогала Ольге развешивать одеяла на просушку. Повернула голову на шум, потом выглянула через забор, а потом разглядела парня и немедленно вбила в свою детскую голову, что влюбилась. Тогда Ольга, Ефим и Тося пробыли в Лесном всего четыре дня, но потом девочка начала часто приезжать сюда на велосипеде.

Она уже тогда была красивая, хотя фигура только начала формироваться. Длинные каштановые волосы, густые ресницы, тёмные глаза, тонкие черты лица, правильная речь, звонкий смех – всё так, как любят мальчики. Но Борису она казалась занозой пониже пояса, потому что слишком активно пыталась привлечь к себе внимание. И Клавдия Ильинична её регулярно гоняла от своего забора, застав там за подглядыванием. Назара это забавляло, и однажды он решил выдать себя за брата-близнеца.

В четырнадцать Тося впервые целовалась с парнем, но не знала, что не с тем. И такой поцелуй был далеко не один. Она не понимала, почему Борис то отталкивает её и делает вид, что не хочет иметь с ней ничего общего, то сам лезет с нежностями. А Клавдия Ильинична всё знала и ругала Назара за то, что он своими играми портит жизнь и брату, и девчонке.

В шестнадцать Тося поняла, что играть в эту игру больше не хочет, и перестала приезжать в Лесное совсем. Один раз только была – с мальчиком, которого демонстративно поцеловала напротив дома Никулиных. Назара это взбесило. Тося с парнем приезжали тогда на мопеде, и этот мопед будто бы случайно сломался потом на ходу и влетел в дерево. Дети отделались синяками и царапинами, техника всмятку, Назар доволен.

После этого случая Тося в Лесном больше не появлялась. Ольга рассказывала соседям, что её приёмная дочь уехала куда-то учиться. Позже была информация о том, что девочка попала в плохую компанию, учёбу бросила, а Ефим не позволяет её ругать, потому что «своих детей воспитывай». Вскоре Ольга с Ефимом разошлись, и женщина вернулась в дом номер одиннадцать, где в одиночестве дожила остаток своей жизни. Старшие дети иногда приезжали к ней, а Тося не приехала ни разу. Зато приезжал Ефим – с годовалым мальчиком на руках. Сказал Ольге, что Тося совсем слетела с катушек, и оставлять с ней ребёнка просто опасно. Предлагал снова сойтись, чтобы вместе воспитывать внука, но был совершенно невежливо послан куда подальше вместе со всеми своими потомками.

* * *

Вот так. Банальная семейная драма. Кто бы мог подумать, что всё так по-человечески просто. Наверное, Назар искал Тосю. И не просто искал, а нашёл. И знал, чем она занимается. И Демид наверняка это знал. А я не знала, потому что видела в Тосе всего лишь глупую и избалованную девочку. В ней тогда ни капли магии не было. Совсем ничего, даже намёка на какой-то тёмный дар. А оно вон как обернулось. Мой лес хоть и сам был болен смертью, но уже тогда чувствовал в Тосе потенциальное зло. А теперь избалованная девочка выросла в безжалостную ведьму-убийцу. Супер просто.

– А почему ты уверена, что это именно Тося? – спросила я у кикиморы, успевшей за несколько минут соорудить на моей голове сложную причёску из множества косичек.

– Слышала, как после смерти Ольги Назар говорил Клавдии, что скоро Тося будет жить в том доме, куда ты мыться бегаешь, – беззаботно прощебетала Фроська. – Ему через Нефёда сон вещий был. Только Белена говорит, что кукиш ей, а не дом, потому что Тося у смерти на побегушках, а наш лес этого уже достаточно натерпелся. А я твоему сыночку одеяльце связала пушистенькое, хочешь посмотреть?

Болтушка неугомонная. Одеяльце она связала… Мне бы придумать, как Женьку с Сергеем по домам отправить без страха за их жизни, а у этой одно только рукоделие на уме. Кикимора, что с неё взять?

– Хочу, – согласилась я, и мы пошли смотреть одеяльце, потому что у этого простого действия никаких ужасных последствий точно быть не может.