Buch lesen: «Благотворительность: инструкция по применению»

Глава 1

Первое интервью.

Шел мелкий моросящий дождь. Я зябко спрятала руки в карманы, радуясь своей новой привычке – носить рюкзак. «Какой-то холодный август», – мелькнуло в голове, пока я плутала во дворах, и тут же, за очередным поворотом я увидела нужную вывеску – «Западная пресса». Маленький белый прямоугольник с черными буквами тонул на фасаде огромного здания из красного кирпича, застенчиво скрываясь от чужих любопытных глаз.

Небольшой плоский прозрачный козырек, в разводах грязи и опавших листьях, практически не защищал от бесконечных мелких капель. Я вдохнула и выдохнула, чтобы избавиться от колотящей всё тело дрожи. «Это всё дождь», – уговаривала я себя и понимала, что вру. «Так. На часах половина пятого, еще десять минут. Сейчас бы закурить, – я отчётливо вспомнила ощущение университетской молодости, – сигарету, обжигающую пальцы».

«Спокойно, – проговорила я вслух, – это всего лишь обычное интервью на радио. Да, в прямом эфире, но тебя не будет видно». Уговоры не помогали, дрожь была такой, что уже стучали зубы. «Надо идти», – я обреченно посмотрела на маленькую кнопочку звонка, понимая, что больше всего на свете хочу оказаться подальше отсюда, на своём уютном диване в небольшом домике на окраине Гурьевска.

Вдруг в зашторенном окне мелькнул свет, и ко мне под козырек вышла немолодая невысокая женщина с огромными карими глазами, для убедительности обведенными черным карандашом. Пару секунд мы пытались разместиться на маленькой площадке потом она бросила бессмысленную затею и вышла под дождь.

– Привет! Ты Лена Ладыгина? «Театр Тишины»? – она бесцеремонно рассматривала меня.

Я молча кивнула в ответ, надеясь, что стук зубов заглушил мелкий дождь, приглушенно барабанивший по козырьку.

–Ты чего? Боишься? Не трусь! – сочувствие мелькнуло в ее глазах. – Я ведущая, Ольга Возина, – она протянула мне тёплую руку. – Сейчас я покурю и пойдём.

Из карманов широкого платья появились зажигалка и пачка с тонкими, вычурными женскими сигаретами. Я с жадностью глотнула слюну.

– Угостить? – она понимающе посмотрела на меня протянула открытую пачку.

– Нет, – хрипло ответила я, мотнув головой для убедительности, вспоминая соглашение с мужем. Дима не выносил запах сигарет.

Ольга с наслаждением затянулась и снова посмотрела на меня:

– Не трусь, говорю, – её голос был нежным, с приятной хрипотцой. – И не таких вытягивала.

Она ободряюще подмигнула мне:

– Ты, главное, отвечай на вопросы.

– Хорошо, – я вдохнула и выдохнула, с облегчением замечая, как дрожь уходит. Ольга и сигаретный дым успокаивали.

Я готовилась к интервью два дня.

За десять лет в строительном пиаре написала десятки текстов-подсказок: для своего начальства, главных инженеров, рабочих – да мало ли, кто был нужен журналистам для красивой картинки строительства очередного завода или обычного дома. И всё для того, чтобы перед камерой человек вспомнил заученный текст и что-то сказал, растерянно улыбаясь. Про стройку я могла рассказать всё или почти всё. А про благотворительность? Оказалось, это гораздо сложнее. Мои мысли путались. Все объяснения, зачем глухим ребятам нужна театральная студия, отдавали фальшью и формализмом.

Круглый стол, два большие радиомикрофона и черные наушники. И почему-то серые стены. Я посмотрела сквозь стекло в аппаратную, где молодой парень что-то настраивал, нажимая на кнопочки и двигая рычажки. Через пять минут начнется эфир и буду говорить какую-то чушь. От этой мысли меня снова заколотила дрожь, хотя в помещение радиостанции было тепло.

Я глотнула сладкой горячей жидкости, которая разлилась внутри умиротворяющей теплотой, как вдруг вбежала запыхавшаяся Ольга: – Быстро, посмотри в камеру, – и тут же показала рукой на продолговатую пластиковую коробочку почти под потолком, мигнувшую беспристрастным стеклянным глазом.

– Черт, – тихо выругалась я, – на мне одежда не для съемок. Простенькие джинсы и синяя водолазка никак не вязались с моей текущей ролью директора благотворительной организации.

– Будет только силуэт, – мягко оправдывалась Ольга за свою рассеянность: она по телефону забыла сказать про камеру. —Понимаешь, когда запускаем новый проект, на первых выпусках всегда что-то идет не так.

«Я ещё и подопытный кролик, – меня захлестнула волна злости и раздражения. – Вот почему меня пригласили. А я-то гадала – с чего самая известная радиостанция области предлагает интервью, еще и бесплатно».

– Сейчас загорится красный огонек, – Ольга продолжила свой инструктаж, посчитав вопрос решенным. – Я тебя представлю, ты поздороваешься и просто отвечай на вопросы, хорошо?

Она выжидательно смотрела на меня.

«Нет, не хорошо! – внутри меня всё клокотало. – Мало того, что через пару минут будет первый в жизни прямой эфир, так меня еще и показывать будут?» Но я вздохнула и молча кивнула, соглашаясь, только покрепче вцепилась руками в микрофонную стойку.

Мужской голос из аппаратной скомандовал:

– Приготовиться!

Ольга села напротив, разложила листы с написанным ручкой текстом и одела наушники, а я – следом. Внутри микрофона загорелся тревожный красный огонек.

– Сегодня наша гостья – руководитель благотворительной организации… – голос Ольги эхом прозвучал в наушниках.

Я судорожно проглотила слюну. Горло стало сухим и жёстким.

– Добрый вечер, – прошептала я одними губами, поймав растерянный взгляд ведущей. Тут же, откашлявшись, добавила хрипло: Просите.

– Как получилось, что вы, успешный пиарщик строительной компании, решились сменить карьерный путь и уйти в благотворительность?

– Ну, эээ… – в моей голове не было ничего, одна пустота. Больше всего мне хотелось снять наушники, встать и уйти. Подальше. Спрятаться в уголок и разрыдаться от стыда. Зачем я только согласилась?

Пауза затягивалась. Ольга выжидательно смотрела на меня, напряженно придумывая дополнительный вопрос.

– Так получилось, – наконец-то произнесла я услышанную где-то стандартную фразу, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.

Ольга выдохнула.

– Я называю это стечением обстоятельств, – мой голос звучал уверение, без хрипов. – Года два назад я прочла книгу «Карандаши надежды», в которой обычный парень решил помочь детям из другой страны и построил для них школы. А прошлым летом случайно попала на московский спектакль инклюзивного театра, и он меня поразил своей натуральностью и настоящими эмоциями, безо всяких там раздеваний или дикой музыки, которые сейчас так популярны на сцене. Поэтому, когда я узнала, что требуется директор в инклюзивную театральную студию, то решила, что это судьба и тут же позвонила по телефону. Я, наверное, путанно объяснила?

Мои руки сильней сжали холодный металл стойки. В голове звучала только одна мысль: «Всё подготовка – коту под хвост. Совсем не тот текст был написан на черновиках и несколько раз проговаривался перед зеркалом. Не тот».

– Всё понятно, спасибо, – ответила Ольга, отодвигая черновики. – А почему спектакль?

Она тоже срочно придумывала вопросы, пытаясь спасти эфир. В ее записках, в одну минуту ставших ненужными, тоже было написано что-то другое.

– Ну, дети с нарушением слуха – пластичны, – импровизировала я, отчаянно пыталась вспомнить хоть что-нибудь из того, что учила перед зеркалом. – Кстати, тот спектакль назывался «Прикасаемые». И вместе с инклюзивными актерами играли настоящие, Андрей Миронов, например.

– Так ты хочешь поставить такой спектакль в Калининграде? – Ольга бросила мне очередной спасительный вопрос.

– Да, – радостно кивнула я, хватаясь за «соломинку». Пересказала текст презентации, который недавно подготовила для местных бизнесменов. Его я почему-то помнила очень хорошо.

Ольга тепло попрощалась со зрителями, я промямила: «До свидания».

В наушниках еще звучал чей-то голос, когда я с вздохом облегчения отложила их подальше. Мне хотелось поскорее уйти и разреветься от собственного бессилия где-нибудь на лавочке в соседнем дворе. Потерять такой шанс! Ну как же так? Что я сделала неправильно? Я закрыла голову руками.

– Не дрейфь! Ты молодец, – Ольга похлопала меня по плечу. – Для первого раза нормально. Почти на твердую тройку. Пойдем, я тебя выведу и покурю.

Женщина улыбалась, успокаивая чарующим взглядом.

Мы снова вышли под маленький козырёк. Дождь уже закончился, растворяясь в осенних сумерках. Я жадно вдохнула влажный воздух, наблюдая оживление в соседнем дворе – после дождя выбежали на прогулку дети.

– Ты неплохо держалась, это же первый раз, ничего не путаю?

В руках Ольги снова появились сигарета и зажигалка. Она выдохнула дым в сторону. Теперь я могла рассмотреть её подробно. Невысокая, хрупкая, она внушала уверенность просто тем, что стояла рядом и курила.

«И плевать я хотела на дурацкое интервью, пропади оно пропадом!» – возникшая из ниоткуда мысль дарила желанную индульгенцию.

– Ты практически не заикалась, – продолжала Ольга делиться впечатлениями, – уже хорошо. Про спектакль, конечно, странно говорила. Зачем делать красивый спектакль с инвалидами? Ну, да тебе виднее. Знаешь, все стараются пожалостливее рассказать, истории придумать, а ты нет.

– Ты думаешь, местные депутаты – все сплошь Цицероны? – рассмеялась Ольга и снова затянулась. Они на первом интервью так экают и слова забывают, что я вопросы не успеваю придумывать. А через месяц уже нормально могут говорить, даже без мата.

Тут Ольга внезапно рассмеялась так заливисто, что я невольно улыбнулась.

– Ты мне нравишься, – подмигнула она. – Я дам тебе телефон Паши, он актёр, иногда выступает в стендапе, но в основном из богатых людей Цицеронов делает. Учит их говорить, короче. Твой номер заканчивается на шестерку?

Ольга уже достала сотовый из своих бездонных карманов пышной юбки и что-то тыкала пальцами на экране.

– Лови смс-ку, – сказала она, убрала телефон обратно и снова затянулась.

– Знаешь, сейчас ищу деньги на спектакль. К кому можно обратиться? А то из местного бизнеса никого не знаю. Сможешь подсказать? Прости, если обидела вопросом, – я выпалила всё это скороговоркой и тут же покраснела.

Ольга посмотрела на меня внимательно, сделала еще одну затяжку. Со стороны ближайшего двора слышался спор двух девочек, кому кататься на велосипеде. Неловкая пауза затягивалась. Я втянула голову в плечи, ругая себя за наглость и бесцеремонность, – надо быстренько прощаться и уходить.

– Ну не знаю…, – Ольга бросила недокуренную сигарету в маленькую пластиковую коробочку за урной у входа. – Попробуй поговорить с Кульясовым, который стрит-фудом занимается. Знаешь, в конце августа такой фестиваль еды проходит?

Я молча кивнула.

– Он парень, конечно, сложный, но договориться с ним можно, – Ольга посмотрела на часы, махнула мне рукой, – Мне пора. Пока. Звони, телефон у тебя есть.

Она скрылась за стеклянной дверью, оставив меня одиноко стоять под козырьком.

Девочки в соседнем дворе уже помирились и, весело визжа, по очереди съезжали на розовом велосипеде с небольшой горки, поднимая тоненькие ножки над крутящимися педалями.

«Пора домой, на электричку», – я взглянула на небо, пытаясь пронять, будет ли дождь. Но ветер уже рвал в клочья серые хмурые облака, а небо напоминало лоскутное одеяло с голубыми вставками.

В кармане тихо завибрировал. Сообщение от мужа: «Ты молодец! Хорошо держалась». «Вот редиска, – беззлобно выругалась я в пустоту, – обещал же не смотреть». Я снова покраснела, вспоминая свои руки, обхватившие холодный металл микрофонной стойки.

В последней электричке до Гурьевска почти никого не было – только припозднившиеся работники. Скоро сентябрь, и тогда в маленьких старых, но чистых вагонах будет не протолкнуться от студентов и школьников.

Моё любимое место окна, к счастью, оказалось свободным. «Ну и отлично, есть время поразмышлять», – я уже облокачивалась на пластиковый столик, устраиваясь поудобнее. Мне нравилось смотреть на мелькавшие поля, деревья и дома. Почему-то в такие моменты приходили в голову самые нужные идеи.

Но сегодня как-то не складывалось. Мои мысли все еще крутились вокруг интервью: «Так. Жалко, конечно, упущенный шанс, но всё, дело прошлое». Мозг уже привычно делал работу над ошибками. «Надо написать этому Паше, вдруг поможет, ну хотя бы пару дельных советов даст. А книжку с стажировки выбросить, глупости там написаны. Тут практика нужна, и только практика. Своя, а не чужая». Я усмехнулась, вспомнив, потраченные часы на просмотр выступлений директоров столичных фондов. Смотрела, записывала, интонации за ними повторяла. И толку?

Может быть надо было остаться в Москве? Мои мысли вернулись к тому вечеру, три года назад – Дима и я обсуждали, что делать дальше, в нашей маленькой однушке в хрущевке на окраине Химок, в окружении исполинских многоэтажек.

Жить в Москве, когда тебе двадцать – забавно. Движуха и веселье, захлестывающий адреналин от возможностей. В тридцать – уже напрягает ежедневная двухчасовая дорога домой, хочется уютно устроиться на диване и ничего не делать, а в сорок – понимаешь, что жизнь проходит мимо: в метро, автобусах и трамваях. Я уже забыла, когда просто выбиралась в парк погулять с собакой, а идея съездить куда-нибудь вызывала глухое раздражение. Дима думал также.

Нет, о переезде сюда, в Калининградскую область я не жалела. Но всё же моментами мне не хватало московского ритма и человеческих возможностей достучаться до любого. Здесь всё иначе – решают связи, наработанные годами, которых мне сейчас очень не хватало. А деньги на постановку очень нужны.

Похоже у учредителя «Театра Тишины», Алексея Ивановича Коврова, тоже со связями не густо. У меня просто не было другого объяснения, почему из всего списка друзей и знакомых после рассылки презентации о спектакле, ответила только Ася – маркетолог «Дяди Вани».

«Кутузово-Новое», – машинально я отметила предпоследнюю остановку. Моя – следующая

Я дожёвывала за завтраком кусок вчерашней пиццы, запивая его чаем. Пустая бутылка из-под красного вина стояла под раковиной.

Вчера Дима встретил меня со свечами и накрытым столом.

– Ну зачем отмечать позор? – я недовольно пробурчала и тут же ощутила приступ острого голода.

– Не позор, а дебют, и это надо отметить, – муж забрал у меня рюкзак, пока я здоровалась с соскучившейся Тарой. Она так и норовила запрыгнуть ко мне на руки. Наш фокстерьер несмотря на бальзаковский возраст, степенной так и не стала. Напротив, была такой же неугомонной, как в молодости, только спать стала больше, сворачивая гнездо из покрывала в любимом кресле.

– Пойдём, пойдём, – мягко потянул меня в кухню Дима, обнимая за талию. – Я уже проголодался, ожидая тебя.

– Мне ещё нужно немного поработать. Завтра встреча с маркетологом из сети пиццерий «Дядя Ваня», – я пыталась мягко возражать, скорее для приличия. Но после моего ужасного интервью, бокал вина мне был просто необходим.

Да бросайте вы уже свою богадельню…

Допивая свой чай, я ещё раз посмотрела на часы: «Есть минут пятнадцать до электрички. Повторю-ка презентацию, которую готовила для встречи, и проверю рюкзак – не забыла ли чего».

Северный вокзал встретил меня солнышком с лёгким прохладным ветерком. День обещал быть тёплым. В лужах после вчерашнего дождя с весёлым чириканием купались воробьи, радуясь очередному летнему деньку.

Если верить гугл-карте, то идти мне было всего пятнадцать минут. Сокращая дорогу, я углубилась в тихие дворики, негромко постукивая небольшими каблучками туфель по мощённой камнями мостовой. Пахло свежестью и влажной травой. Августовское тепло только-только сменило июльскую жару. Я снова взглянула на экран телефона: синяя стрелка вынырнула из дворовых лабиринтов и протянулась на целый квартал по прямой.

Мне предстояло нелёгкое дело: влюбить совершенно чужих людей в наш проект, потому что в благотворительности нет выгоды для тех, кто помогает. Да и в нашей стране как-то не принято хвастаться добрыми делами.

Сколько себя помню, ни разу никто не пригласил меня поддержать приют или фонд просто так, потому что это круто и можно сделать отличное селфи.

Почему-то все картинки и фото с призывами о помощи напоминали одинаковый заунывный плач: «спаси от гибели, иначе завтра будет поздно», которому уже давно перестаешь верить.

А многие знакомые и друзья старались промолчать о своём волонтёрстве, как о чём-то интимном или постыдном. Куда проще с приключениями слетать в Турцию или Египет. А потом, фотки с поездки можно выложить в инстаграм и ждать дружеские лайки, теша своё самолюбие.

Можно сходить в театр, посидеть в кафе с друзьями, устроить битву в компьютерной игре, и вообще – прекрасно жить, совершенно не думая о помощи другим.

Я давно пришла к выводу, что творить добро в нашей стране можно только по любви! И теперь мне предстояло научиться новой работе. В общем, творить маленькое ежедневное чудо – часть моих новых обязанностей. Надо обязательно внести дополнения в трудовой договор; так и запишу в ежедневник.

Я усмехнулась этим невесёлым мыслям и на всякий случай сверилась с красной стрелкой в телефонной карте. Кажется, я на месте.

Главный офис, где сидела маркетолог Аля, расположился в небольшом трёхэтажном здании за автостоянкой, которая, несмотря на утро, оказалась практически полностью заставлена машинами. Дорогие джипы надменно соседствовали со старенькими мерседесами; миниатюрные, практически кукольные смарт-тойоты – со щегольскими спорткарами. Я аккуратно прошла этот лабиринт, стараясь не задеть передние зеркала машин и не замарать костюм об их грязные стальные бока.

Фасад здания занимала огромная серо-бурая пиццерия, немного мрачноватая на фоне изумрудно-зелёных деревьев и лазурно-голубого летнего неба. На деревянной двери был нарисован лысоватый мужчина с поднятым вверх пальцем, и снизу – игривая надпись: «Дядя Ваня». Он то ли улыбался, то ли скалился.

На уличной пустой веранде два туриста за деревянным столом с дешёвой пепельницей сражались с хлебным мякишем римской пиццы, старательно орудуя вилками и ножами. Но мякиш поддаваться не спешил. Воробьи ожидали своих законных крошек, нетерпеливо чирикая и прыгая в кустах. Они озабоченно посматривали в сторону уже собиравшихся рядом прожорливых голубей.