Муж. Ну не убирала бы. Кто тебя заставлял?
Жена (передразнивая). Кто тебя заставлял… Никто! Конь в пальто! Никто! Дед Пихто!
Муж открывает было рот, но предпочитает промолчать. Жена успокаивается.
Я не могу на этот срач смотреть. Меня мама к чистоте приучила, царство ей небесное.
Муж. А я вот как-то не заметил, что подъёзд мыть стали. Твоими стараниями у нас и так чисто вроде было.
Жена. Ну… Ты-то, конечно, не заметил. Ты самое большее, что мыл, так это свои руки. Нет, уж подметённый пол и вымытый пол – это две большие разницы. У меня-то глаз намётан. Хорошо вымыл кто-то. Видно, техничка появилась. Хорошо бы её встретить да посмотреть, какая она, да расспросить.
Муж. А чё у неё спрашивать-то? (Смеётся.) Рецепт мытья пола?
Жена. Дурак. Дураком родился, дураком и помрёшь. Я, положим, пол-то, может, лучше всех мою. Ты вот не замечаешь ни хера, а смотри – по полу у нас можно в белых носках ходить: так чисто. Потому что я с порошком на первый раз мою, горячей водой, потом тёплой водой, да сразу насухо вытираю, чтоб ни соринки, ни пылинки. Заодно видно всё: где трещинки, где мошка упала, где (возвышая голос) носки кто-то свои вонючие бросил, а не в стирку. А?!
Муж. Ну, забыл. Не сердись из-за ерунды-то. А я знаю, почему у нас убираться стали.
Жена. Да? И почему же?
Муж. Позавчера у нас во дворе митинг был, помнишь?
Жена. Ну был.
Муж. Вожак выступал, говорил, что в единстве наша сила. Помнишь?
Жена. Ну.
Муж. А потом спрашивал у людей, какие проблемы, что им нужно.
Жена. Да, помню.
Муж. Так ты же сама и сказала, что, мол, грязь в подъезде. Помнишь, крикнула: «В подъездах не убираются!»
Жена (потрясённо). Госспади…
Муж. Вожак тогда головой кивнул, а помощница его всё записала.
Жена (поражаясь). Я сказала – и он услышал.
Муж. Да он всё слышит. И все наказы выполняет.
Жена. Меня ж даже ты, сволочь, не слышишь, а он услышал. (Вытирает слёзы.)
Муж. Да ты не сволочись, ты послушай лучше…
Жена. А ты уже вступил в движение?
Муж. Нет пока. Там ведь бумаги подписывать надо, я как-то…
Жена. Вместе вступим. Сейчас же!
Муж. Да тут подумать надо.
Жена. Что думать? Наконец о народе думать стали. Может, парень-то в большую политику пойдёт, у нас хоть что-то к лучшему изменится. Вот помаленьку меняться стало. Где там у них записываются?
Муж. Так штаб есть, там и записываются.
Жена. Одевайся, что сидишь?
Муж. Ну пойдём, раз так хочешь, я и сам хотел.
Они начинают собираться. Квартира «закрывается».
Явление третье
«Открывается» вторая квартира. Мать на кухне собирает на стол. Слышен шум открывающейся входной двери. Появляется дочь, стуча каблуками.
Мать. Ой, я ещё не приготовила. Ты раньше на пять минут пришла. Сейчас, доча.
Дочь. Не торопись, у меня целый час.
Мать. Ну и хорошо, есть нужно медленно, чтобы лучше усваивалось. А тебе так идут эти туфли, и костюм замечательный.
Дочь. Спасибо, я вообще чувствую себя замечательно!
Дочь переодевается в комнате, набрасывает на себя лёгкий халат.
Мать. Ой, дай-то бог, дай-то бог… Пока всё к лучшему, тьфу-тьфу-тьфу.
Дочь (смеясь). Ты права. Всё к лучшему!
Мать. Хорошо, что я тогда сходила к профессору.
Дочь смеётся счастливым смехом.
Мне, правда, было ужасно неудобно, стыдно, но профессор такой вежливый, такой деликатный, и сын у него тоже вежливый, с пониманием.
Дочь. А ты ещё идти не хотела!
Мать. Хорошо, что тебя послушала.
Дочь. Ну так!
Мать. Садись, доченька, всё готово.
Дочь (жуя). Вкусно.
Мать (любуясь ею). Какая ты стала энергичная, весёлая… Я так рада!
Дочь с аппетитом ест и улыбается.
Как у тебя дела-то? Всё хорошо?
Дочь кивает головой.
Ну и хорошо. Я за тебя так рада. Если бы ещё погода была хорошая…
Дочь. Опять?
Мать (извиняющимся тоном). Ну, доченька, я ж не виновата, что пасмурная погода на меня уныние наводит.
Дочь. Я вот вообще не замечаю никакой погоды: у меня так много дел, что не до этого. И не ной больше, не люблю.
Мать. Хорошо-хорошо, не буду.
Дочь. То-то.
Мать. Кофе?
Дочь. Да, а то в сон клонит после еды.
Мать. Расскажи, чем занимаешься.
Дочь. Тебе всё расскажи да покажи. Приходи сама к нам – дело найдётся.
Мать (подаёт кофе). Да я как-то…
Дочь. Правда, я не понимаю, и шеф спрашивал про тебя: «Почему ваша матушка к нам ещё не присоединилась?»
Мать (поражённая). Правда?
Дочь. Да, я что, врать буду? Это слишком важно для меня, чтобы врать. Вчера спросил, я забыла тебе сказать.
Мать. И что же мне делать?
Дочь. Я говорю: присоединяйся к нам. Правда, я не знаю, к чему тебя там можно приспособить. Разве что массовку создавать… С документами, может, работать? Даже не знаю. Спрошу у шефа, на что ты годишься.
Мать вздыхает.
А вообще-то… Ты же хорошо готовишь, ты его соседка, он тебя знает, в общем-то доверяет. Может, будешь нам перекусы организовывать? Иногда времени нет, чтобы до дому дойти. Это идея! Как тебе?
Мать. Кормить? Ну, конечно, могу. Я боялась, что ты мне предложишь в митингах участвовать. Я не люблю толпу… А кормить-то я могу, согласна.
Дочь. Ну вот и славно, я передам. (Допивает кофе.) Всё, спасибо, накормила. Сейчас полежу несколько минут и обратно.
Мать. Устаёшь, бедная…
Дочь. Ерунда. Я так счастлива! (Уходит в комнату.)
Мать в порыве чувств прижимает руки у шеи и смотрит её вслед. Квартира «закрывается».
Явление четвёртое
«Открывается» первая квартира. Профессор стоит у окна, всматривается.
Профессор. Опять нет солнца. (Молчит.) Хоть бы домой пораньше пришёл, совсем не вижу его. (Молчит.) Я и не думал… Как быстро и ловко у него всё получилось… Даже удивительно. Хотя… Это ведь наш сын!
Шум открывающейся двери.
Пришёл! Мальчик мой!
Входит сын.
Сын. Отец…
Профессор идёт к нему, чтобы обнять.
Профессор. Я так соскучился по тебе.
Сын. Ну-ну, глупости. Я же уезжал всего на два дня.
Профессор. Да я тебя почти не вижу, ты всё занят.
Сын. Дел много.
Профессор. Удачно съездил?
Сын. Как всегда.
Профессор. Значит, удачно.
Сын кивает.
Устал? Хочешь чаю?
Сын. Конечно. Твоего фирменного.
Профессор. Сейчас.
Уходит на кухню, начинает готовить чай. Сын ставит на стул кожаную сумку с документами, снимает пиджак, вешает на спинку стула, подходит к окну, упирается руками в подоконник и с видом хозяина оглядывает двор.
Сын. Так… Здесь у нас почти все охвачены… Ладно.
Идёт на кухню, моет руки, садится за стол.
Ну что, отец, чем занимаешься?
Профессор. Я бы лучше тебя послушал.
Сын. Успеется.
Профессор. Мы мало видимся и ещё меньше говорим. (Молчит.) Что я? Пишу книгу. Мемуары.
Сын. О нашей семье?
Профессор. М-м. Больше о работе, о коллегах, о прошлом.
Сын. А-а.
Профессор. Сейчас ведь совсем другая эпоха. Я не хочу, чтобы мои представления о мире канули в Лету. (Пододвигает вазу.) Попробуй, вкусное печенье.
Сын (пьёт чай.) Угум. (Со смешком.) А как твой солнцеуловитель?
Профессор. Всё так же.
Сын. Работает?
Профессор. Работает.
Сын. И что показывает?
Профессор (хмурится). Например, то, что в тебе эта солнечность уменьшается.
Сын (резко выпрямляется). Вот как? Когда ты это проверил?
Профессор. Разве это так важно?
Сын оглядывается по сторонам.
Сын. Где твой прибор?
Профессор молчит.
Здесь, на кухне?
Профессор молчит.
Как же я раньше не догадался… Как он выглядит?
Профессор молчит.
Отец…
Профессор. Возможно, я тебе отвечу, но сначала скажи мне, что тебя так беспокоит.
Сын. Да я просто возмущён, если ты ещё не понял. Ты этого не замечаешь? Ты на мне свои опыты ставишь, оказывается. И давно? Всю мою жизнь? Я для тебя подопытный кролик?
Профессор. Нет, конечно. Не говори ерунды. Пока ты был маленький, мне и в голову не приходило… Первый раз я проверил твои показатели, когда ты окончил школу. Помнишь, ты пришёл и положил передо мной аттестат с отличием? Ты так сиял, что я невольно подумал о Солнце.
Сын молчит и напряжённо смотрит на отца.
У тебя был довольно высокий показатель солнечности, я тогда с гордостью подумал, что ты достойный сын своих родителей.
Сын опускает глаза, наклоняет голову, подпирая её левой рукой.
Я вообще не так часто использовал свой прибор. У меня ведь было много дел по работе, я был очень занят. Только иногда вспоминал о приборе, несколько раз пытался его усовершенствовать, сделать портативным.
Сын о чём-то напряжённо думает.
Потом ты учился, я несколько раз проверял солнечность взрослых людей. Ты их не знаешь. Иногда целый год к прибору не прикасался: не до того было. Второй раз я проверил твои показатели знаешь когда?
Сын коротко смотрит на отца.
Когда ты выиграл свой первый процесс. Ты тоже пришёл сияющий. Но прибор показал, что твоя солнечность уменьшилась. Помнишь, ты тогда подробно рассказывал, как тебе удалось защитить клиента-мошенника, как ты манипулировал присяжными? Тогда я в сердцах сказал, что разочарован в тебе, в том, какую профессию ты себе выбрал…
Сын. Да, помню. А я был разочарован, потому что хотел поделиться с тобой своей победой, но встретил непонимание. А тут, оказывается, ещё вот что было… И с тех пор…
Профессор. Я даже боялся ещё раз использовать прибор, чтобы не увидеть, как ты становишься всё менее солнечным человеком.
Сын. Неужели? Значит, сейчас был третий раз?
Профессор. Четвёртый. Третий раз в тот день, когда ты приехал из Энска. Четвёртый – сегодня.
Сын. Тенденция к уменьшению?
Профессор. Да. Увы.
Сын. Какие выводы?
Профессор. Неутешительные.
Сын. И это тогда, когда я чувствую себя на коне… Мне всё удаётся, у меня широкая народная поддержка, люди мне верят… А твой замечательный прибор показывает, что всё плохо. Не понимаю.
Профессор. Ты путаешь успех с духовным ростом. Да, ты успешен – сейчас больше, чем когда-либо. Но ты теряешь свою духовность, свою нравственность. Ты воспринимаешь людей как средство. Каждый член твоей организации – маленький винтик в придуманной тобой системе. Разве не так?
Сын. Что в этом плохого? В этой системе я тоже винтик, только покрупнее, вот и всё.
Профессор. Нет, ты не винтик, ты мастер, который закручивает винтики.
Сын. Допустим. Не всё ли равно, какую метафору использовать? Я ведь тоже часть этой системы.
Профессор. Всё равно не винтик. Маховик, мотор, мозг.
Сын. Что тебе не нравится?
Профессор. Что ты всё больше отдаляешься от меня, что я всё меньше узнаю в тебе мальчика, который интересовался тем, как устроен мир, хотел лететь на космическом корабле к далёким звёздам, ещё хотел стать ветеринаром и лечить животных, читал много книг и задавал очень много вопросов… А сейчас тебе всё ясно, ты доволен собой, ты перестал развиваться, ты стал менее человечным, ты перестал любить людей. И ты ещё меня спрашиваешь?
Сын (сухо). Я тебя понял. Спасибо за чай. Мне пора. (Неожиданно.) Пойдём со мной, отец. Ты никогда не был ни в моём офисе, ни на моих выступлениях.
Профессор (в замешательстве). Я не уверен, что это нужно тебе и мне.
Сын. В самом деле, я тебя приглашаю. Посмотри, послушай, потом сделаешь выводы. Мне нужен взгляд со стороны. Твой критический взгляд.
Профессор. Тебе это действительно нужно?
Сын. Да!
Профессор. Прямо сейчас?
Сын. Конечно. После такого разговора особенно…
Профессор (колеблясь). Ну хорошо.
Быстро собираются и уходят. Квартира «закрывается».
Явление пятое
Вечер. Улица. Четверо идут вразвалку.
Второй. Чё-то вожак не в духе.
Четвёртый. Задумчивый сильно.
Третий. А что его тревожит-то? У нас всё в порядке.
Первый. Значит, есть проблемы.
Третий. Ну так надо решать.
Первый. Подожди. Скажут – решим.
Четвёртый. Ну, не всё силой решается.
Второй. Ты уверен?
Первый. Всё не всё, но многое.
Третий. По домам, что ли?
Первый. Поручений пока не было.
Звонит мобильный телефон. Первый вытаскивает его из кармана.
Да, шеф. Ещё нет, шеф. (Слушает. Удивлённо поднимает брови.) По-онял… Понял. Раз надо, сделаем. (Молчит.)
Третий. Ну что?
Первый. Тут такое дело… Нужно ограбить квартиру шефа…
Четвёртый. Как?!
Первый. Так!
Второй. Не понял.
Первый. Инсценировать ограбление и это… вандализм.
Третий. Зачем?
Первый. Если бы я знал.
Четвёртый. Я, кажется, знаю.
Второй. Ух ты, ясновидящий.
Четвёртый. Это в политических целях.
Первый. Ты думаешь?
Четвёртый. Как будто его враги хотят ему зла. Понимаешь? Так у него больше сторонников будет!
Второй. А чё? Похоже на правду.
Первый. Ладно, это нас не касается. Значит, так. В соседнем квартале митинг, дом шефа пустой, ну, или почти пустой. Квартира, он сказал, пустая, там никого нет. Тихо заходим, берём чё-нить ценное, ломаем всё, что можно, зеркала бьём, на стенах чё-нить пишем, угрожающее, и сматываемся.
Третий смеётся, Четвёртый хмурится, Второй хочет что-то сказать, потом передумывает. Все быстро уходят.
Действие пятое
Явление первое
Пасмурное утро. «Открывается» вторая квартира. Мать сидит на стуле и плачет. Дочь мечется по квартире, что-то ищет.
Дочь. Да где же?
Мать (сквозь слёзы). Ох. Что ты ищешь?
Дочь. Папку!
Мать. Ох, господи!
Дочь. Вот чёрт!
Мать. Господи боже мой!
Дочь. Ты не видела папку?
Мать. Какую папку?
Дочь. Прозрачную, с документами!
Мать. Не знаю, не помню.
Дочь (подбегает к окну). Ещё нет.
Мать. Что ты смотришь?
Дочь. Такси.
Мать. Зачем тебе такси?
Дочь. Да не мне! Профессору!
Мать. Профессору?
Дочь. Ну да, что непонятного? Да где же она?
Мать. А куда он поедет?
Дочь. Куда-куда. У них за городом дача есть. Старая. Кажется, так.
Мать. Они вроде никогда дачниками не были.
Дочь. Знаешь, можно иметь дачу и не пользоваться ею.
Мать. Тогда зачем дача?
Дочь. Может, она им по наследству досталась! Помоги мне папку искать! Что сидишь?
Мать (встаёт). Ой, я на чём-то сидела…
Дочь. Вот она! (Хватает папку, открывает, рассматривает бумаги.)
Мать. Извини, я не заметила.
Дочь. Ну, если помяла…
Мать. Я не заметила.
Дочь. Да где уж тебе? Всю квартиру слезами залила.
Мать. Я же переживаю.
Дочь. Я тоже переживаю, только не реву.
Мать. У меня нервы слабые. Доченька, не ругайся.
Дочь (подбегает к окну). Скоро такси придёт, мне надо выходить.