Zitate aus dem Buch «Русская пианистическая школа как педагогический феномен»

Оба Рубинштейна в руководстве консерваториями шли к основной педагогической цели, которую можно сформулировать как воспитание музыкантов в широком смысле слова. Не мастеров игры на том или ином

фразу как «помоги себе сам!» В ней есть и еще один скрытый смысл: А. Г. Рубинштейн в эпоху, когда пианистические средства несли на себе отпечаток множества условностей, решительно утверждал приоритет содержания над средствами. Главное, по А. Г. Рубинштейну, «чтобы хорошо звучало», т. е. содержание, а средства могут быть любыми, так как они вторичны.

Говоря о педагогике братьев Рубинштейнов, нельзя не упомянуть и о таком важном факторе, как обаяние крупной личности. Таким обаянием обладали оба: блестящие артисты, музыканты с большой буквы, они одними своими именами уже привлекали молодежь. Парадоксальные, афористичные высказывания Антона Григорьевича, изысканное остроумие Николая Григорьевича, блистательное мастерство обоих – эти качества сами по себе обладали мощным педагогическим

одном концерте различные инструментальные и вокальные номера. В этих условиях А. Г. Рубинштейн, используя всю мощь своего таланта и музыкального авторитета, утверждал новый тип концертной программы, не включая виртуозно-салонных пьес ради отдыха публики. Он отважился исполнить цикл из 32 сонат Бетховена, 48 прелюдий и фуг «Хорошо темперированного клавира» И. С. Баха. Венцом музыкально-просветительской деятельности А. Г. Рубинштейна стали его знаменитые «Исторические концерты», проведенные в сезоне 1885 –1886 гг. Он дал по семь «Исторических концертов» в Петербурге, Москве, Вене, Берлине, Лондоне, Париже, Лейпциге и по три концерта в Дрездене, Праге, Брюсселе. В первых семи городах концерт повторялся: на другой день та же программа бесплатно исполнялась для учащихся (впервые «Исторические концерты» были даны А. Г. Рубинштейном в США в 1872 – 1873 годах) [13].

Антон Рубинштейн в занятиях с учениками шел, как правило, от прочувствования исполняемой музыки к ее осмыслению, от эмоции к мысли. Обычно он начинал работу над музыкальным произведением с того, что увлекал молодого музыканта ассоциациями и образными сопоставлениями, направленными на активизацию мира его чувств. Разумеется, он требовал от учеников логичной интерпретации, достигаемой дисциплиной музыкальной мысли, и добивался гармонии «прочувствованного» и «обдуманного» (Л. А. Баренбойм). Но слияние этих двух начал обусловливалось эмоциональным отношением к осмыслению музыки, при широком использовании на всех этапах обучения тонкого «перевода» музыкального искусства на язык программности.

драматична, лирична, саркастична, торжественна, радостна, скорбна и т. д.? «Правильные ответы на такие вопросы, – пишет Г. Г. Нейгауз, – ответы, конечно, не словесные только, но конкретно воплощенные в исполнении, являются, мне кажется, высшим достижением педагогической мысли и практики, самым полным итогом совместных усилий педагога и ученика» [93. С. 193]. Чрезвычайно интересно с педагогической точки зрения упоминание Гофмана о том, что А. Г. Рубинштейн не позволял ему приносить на урок одно и то же произведение более одного раза. Антон Григорьевич объяснял это тем, что во второй раз он будет говорить совсем другое. По мнению Г. Г. Нейгауза, это «…свидетельствует о том, что А. Г. Рубинштейн был удивительный педагог и психолог. Он, очевидно, боялся смутить юношу, как бы талантлив тот ни был, слишком большой широтой и богатством своих музыкальных концепций, он сознательно ограничивал себя как педагог, он давал не все возможные советы, но только некоторые – самые нужные» [Там же. С. 200]. Еще одну знаменитую фразу, сказанную Гофману А. Г. Рубинштейном, уже в течение многих десятилетий повторяют музыканты. На вопрос об исполнительских средствах А. Г. Рубинштейн ответил: «Играйте носом, но чтобы хорошо звучало!» [43. С. 42.] Гофман трактует эту

Именно для будущих учителей музыки в первую очередь и был задуман курс «История литературы фортепианной музыки», вылившийся в поистине историческую просветительскую акцию. Таким образом, А. Г. Рубинштейн, давший начало профессиональному музыкальному образованию в России в целом, также стал основателем и различных ветвей этого образования, сохраняющихся и поныне. Причем требования, предъявлявшиеся им к подготовке исполнителей и педагогов, дифференцированный подход к их обучению, уровень преподавания – все это в комплексе в большинстве современных музыкальных и музыкально-педагогических учебных заведений сейчас еще не достигнуто. Консерватории и музыкальные училища при высоком уровне исполнительской подготовки не дают будущим педагогам необходимой психолого-педагогической базы (а многие, если не большинство выпускников консерваторий и музыкальных училищ становятся именно педагогами). Музыкально-педагогические факультеты педвузов,

“Когда Вы будете в том же возрасте, в каком я теперь, Вы можете поступать так же – если сумеете”» [43. С. 40].

Эта проблема стояла перед Листом в просвещенных странах Западной Европы, а музыкально-культурный уровень России был значительно ниже. Концертирующие музыканты строили свои программы так: отважившись исполнить одно серьезное произведение, они непременно окружали его блестящими поверхностными пьесами, чтобы публика не устала. Более того, считалось, что концерт из одной, например, фортепианной

Преемник творческого метода А. Г. Рубинштейна в педагогике ХХ века Г. Г. Нейгауз полагал, что воспоминания Гофмана о занятиях у Рубинштейна дают наглядный пример лучшего педагогического приема, постановки важнейшей задачи, указывают прямой путь к цели исполнения. После прослушивания пьесы А. Г. Рубинштейн задавал вопросы о характере музыки: какова она