Доверься мне

Во время этого монолога Ленкина подруга сидела, глядя в лобовое стекло, стараясь даже кашлем не прервать поток боли, который выливался из дорогого её сердцу человека. Светлана не хотела сейчас ничего комментировать, и так переживая, что затронула больную тему. Она понимала: неделя, проведённая в статусе брошенной, отняла у Ленки много сил, и в данный момент ей нужно было просто выговориться, нужен был слушатель, который знает, любит и понимает её. Когда Ленка замолчала, Светка немного приоткрыла окно и достала пачку сигарет.

– Несколько месяцев всего со мной не ездила, а уже и забыла, что у меня в машине не курят?

– Баб-Лен, какая же ты зануда! Я пару затяжек. Буду в окошко выдыхать.

– Нет! Никаких затяжек! Тем более, что ты кашляешь! – грозным тоном произнесла Ленка, автоматически закрывая окно. – И вообще… мы уже доехали, – улыбнувшись, она добавила: – На улице вместе покурим.

– Ой, как мы быстро-то! А ты что, опять закурила? Хотя, я понимаю, как тут не дымить? – кряхтя и кашляя, пробурчала Светлана, выходя из машины.

Они недолго постояли у подъезда и, уничтожив по сигарете, поднялись на десятый этаж, где располагалось Ленкино жилище.

– Я ничего готовить не стала. Завтра уезжать, не хочу, чтобы в холодильнике что-то оставалось. Но набрала во «ВкусВилле» разных вкусностей, как бы тавтологично это не звучало. Ими и буду тебя угощать. За стол или за барную стойку сядем? – говоря это, Ленка начала быстро переодеваться в домашние вещи. – Завтра за руль, так что я тебя как художник художника прошу: не дай мне увлечься белым и красным, чтобы наутро не быть синей.

– Ничего… не могу… обещать, – произнесла Светлана, усаживаясь на барный стул, тем самым определяя выбранное место для застолья. – Какие бокалы достать? – потянулась она к подвесу стойки.

– Начнем с шампанского? «Просекко» – всё, как мы любим! – предложила хозяйка стола.

– Да, ужжж… Шампанское по утрам пьют … сама знаешь кто.

Ленка быстро накрыла поляну разнообразными деликатесами, открыла бутылку и наполнила бокалы.

– Ну, подруга, давай не чокаясь помянем моё так и не состоявшееся замужество! О покойниках либо хорошо, либо ничего кроме правды. Так вот… хочу сказать, что была моя совместная жизнь с Димой разной, но, по большей части, счастливой, – произнеся эти слова, она сначала подняла бокал вверх, а потом залпом осушила его.

Светка повторила за ней.

– Уже неделя прошла, представляешь? – Ленка собрала руками свои рыжие волосы в хвост и, сидя с разведёнными в разные стороны локтями, продолжала: – Неделя с момента моего позора.

– Ну что за глупости ты говоришь? Какого позора, Лен? Ты что, первая, кого мужик бросил? Что тут позорного-то? – ставя бокал на столешницу, практически выкрикнула Светка.

– Да я не про то, что он меня выгнал, я про то, как я вела себя при этом. Так унижалась сама и его унижала. Пыталась объяснить то, что и объяснять-то не стоило. Говорила такие глупые вещи, за которые сейчас просто стыдно перед самой собой. Короче, не выдержала, сдалась на милость истерике. Не ожидала просто, что он так лихо с работы меня попрёт.

– Лен, рассуди здраво, ну как бы ты там осталась? Спотыкалась бы каждый день о них двоих? Думаешь, легко бы тебе было?

– В клинике, при желании, можно и не встречаться. Учитывая то, что Дима практически всегда на операциях. А вот голубушку свою мог бы просто дома посадить, денег бы ей и так хватило.

– Ну, что теперь об этом? Он решил так. И, ты уж прости, я считаю, что для тебя же лучше, что с ним не придётся встречаться. Отдохнёшь немного, замутишь какую-нибудь тему. Встретишь другого мужика. Или вон… Лёшку наконец осчастливишь.

– Не могу я его осчастливить, Свет, – вздохнула Ленка, наливая по второму бокалу, – не мой он мужчина. Понимаешь? Я очень его люблю и отношусь к нему с трепетом, уважаю, как немногих. Но нет у меня к нему никакого влечения! И вот же, блин, сама не понимаю: высоченный красавец, умный, добрый, дай волю – на руках носить меня станет. Но не ёкает у меня при нём сердце!

– Твой Дима тебя просто в зомби превратил! – Светка закашляла.

– Ну, а как ты хотела? Единственный мужчина в моей жизни. Сравнивать не с кем. Бокал бери и давай, за нас! – подняв тост, Ленка сделала маленький глоток. – Страшно мне, Свет. Я же, кроме как перед ним, ни перед кем даже не раздевалась. Врачи не в счёт. Представить себе не могу, чтобы чужие руки ко мне прикасались. Чувствую себя ущербной.

– Не дрейфь, подруга, как только сработает химия, ты и разденешься, и разуешься, и рукам чужим волю дашь, верь мне. Стоит только успокоиться и позволить случаю свести тебя с кем-нибудь. Но Лёху я со счетов всё равно бы не сбрасывала – пригодится.

Светка залилась своим звучным смехом вперемешку с кашлем. Потихоньку потягивая игристое вино, они долго болтали, вспоминая молодость, парней, первые любови. Взахлёб смеялись, когда кто-нибудь из них рассказывал забавные истории, смешными ставшие сейчас, а тогда напоминавшие конец света. Потом Ленка достала фотоальбом, и они перебрали старые фотографии, где на многих была запечатлена юная и счастливая троица: Князева, Косьянов, Коваленко. Три буквы «К» красовались на обратной стороне этих снимков. Разглядывая их, Светлана задала неожиданный в свете текущего момента вопрос:

– Вот что ты туда прёшься?

– Куда? – не сразу сообразила Ленка.

– Да в деревню Кукуево! Что ты там делать собираешься? Там хоть интернет есть?

– Нууу, – протянула Ленка, – думаю, есть, раз тётка «Ватсапом» обзавелась. А потом…у меня будет, чем заняться – там земли восемь соток! Придумаю какой-нибудь ландшафтный дизайн, цветов насажу, газонную траву посею.

– Это только в том случае, если тётка свой супермини-гектар тебе на растерзание отдаст.

– А ещё… – Ленка потянулась за бутылкой, так как бокалы к тому моменту опустели, – пока ты на морях попу грела, я ходила на курсы парикмахеров. Прикинь?!

– Я смотрю, тебя из крайности в крайность кидает, – прикрыв глаза ладонью, сказала собеседница. – А это тебе зачем?!

– Хотела в клинике новую фишку сделать. Вот представь: подправили тебе ушки, подтянули шейку и подбородок или, на худой конец, горбинку на носу убрали. А бонусом или по купону с огромной скидкой ты ещё и причёску к новому образу добавила. Я Димке не говорила, но место для этого уже присмотрела, а тут вот, видишь, как… – Ленка сделала большой глоток.

– И что, ты бы сама стригла? – наморщив лоб, усомнилась Светка.

– Нет, конечно! То, что я теперь стричь могу, – не главное. Я пошла, поучилась, познакомилась с людьми, присмотрела себе спецов, разобралась, как всё устроено. Не могла же я заняться делом, в котором ничего не смыслю! Ну, и дополнительные умения тоже не лишние. Как приеду, как развернусь в деревеньке! Перестригу всех! – говоря это, Ленка рукой растормошила свои волосы.

– А как закончатся головы, на овец перейдёшь? – залилась смехом Светлана.

– Смейся, смейся! Но всё, что нужно для стрижки, я в чемоданчик засунула.

– Чемоданчик?! Ты, наверное, хотела сказать «чемоданище»? Я в Тай с меньшим летала. А презервативы туда положены?

– Свет, на фиг мне лишний вес? – хихикнула Ленка. – Что мне с ними там делать?

– Ты и правда чокнутая! Едешь в деревню, где, возможно, куча мужиков. А вдруг кто захочет тебя изнасиловать?

– Думаешь, смогу убедить насильника, что необходимо предохраняться?

Ленка еле сдерживала смех. Светка спрыгнула со стула и подошла к дивану, где лежала её сумочка. Достав пачку с надписью «Дюрекс», она бросила её на барную стойку со словами:

– Держи всегда при себе, в самом доступном месте!

Кухня снова наполнилась смехом. И так, продолжая разговоры и подтрунивая друг над другом, они не заметили, как свет в окнах стал розово-серым. День клонился к закату, а на полу возле стойки красовались уже две пустые бутылки. Светлана решила, что пора прощаться, на что её подруга возражать не стала – обе изрядно захмелели, обеих клонило в сон. Они вызвали такси, которое в считанные минуты подъехало к дому. Стоя у порога, Ленка вдруг расплакалась.

– Ну, что ты, не нужно слёзы лить, – Светлана обняла её и прижала к себе. – А хотя… конечно… плачь. Такая утрата очень ощутима. Дай себе возможность пережить это и не волнуйся, что со слезами, – имеешь право.

– Я из-за своих проблем даже не спросила тебя, как твои дела. Эгоистка! Всё о себе и о себе, – Ленка хлюпала носом.

– Всё нормально у меня, Лен, не беспокойся. Всё по накатанной. С ребёнком вот только не вижусь практически. Но, раз он решил жить с папой, пусть будет так. Не маленький уже, нужно учиться отвечать за свои поступки.

– Спасибо тебе, что приехала. Я очень тебя люблю.

– И я тебя люблю.

– Ой, Свет, ключи возьми. Если будет время, заглядывай хоть иногда цветочки поливать.

Разжав объятия и сунув ключи в карман, Светка открыла дверь и вышла, а хозяйка дома поплелась убирать беспорядок с барной стойки.

Глава пятая

Закуска была не съедена и, упакованная в полиэтиленовые пакеты, всё же отправилась в холодильник. Телефон зазвонил как раз в ту минуту, когда пустые бутылки занимали почётное место в мусорном ведре. Ленка взяла трубку, на экране высветилась надпись: «Косьянов». Раньше контакт обозначался: «Димася», но несколько дней назад его переименовали. Слегка трясущейся рукой Ленка нажала на «ответить».

– Привет! – тихо сказала она.

– Здравствуй, Лен. Я к тебе по делу. Ты только выслушай меня, не перебивай. Хорошо? – голос у Димы был взволнованным.

– Хорошо, – ответила Ленка, садясь на стул и включая громкую связь, чтобы не держать мобильник возле уха, поскольку разговор, как ей показалось, будет долгим.

– Речь о Лёшке. Он мне сегодня заявление на увольнение принёс… – Дмитрий остановился, но комментариев не последовало – выполняя договор, Ленка сидела молча, закрыв глаза. Тогда он продолжил: – Ты понимаешь, почему он так сделал? Этот идиот сказал мне, что раз тебя в клинике больше нет, то и ему тут не место! Причём говорил это так, как будто я теперь его заклятый враг! После стольких лет дружбы! Я, конечно, всё понимаю, ты для него всегда была особенной, но причём тут работа и наши отношения? Я не хочу, чтобы из-за тебя всё разваливалось. Лёшка замечательный хирург, и моя клиника – это то место, где он может реализоваться. Прошу, поговори с ним, образумь. Я точно знаю, если он кого и послушает, так только тебя.

Всё время Ленка сидела неподвижно, беззвучно роняя слёзы, которые продолжали её мучить с момента прощания со Светкой, и набрали силу при этом звонке: выражения «из-за тебя» и «моя клиника» скальпелем прошлись по сердцу. Она понимала, что нужно что-то ответить, но сил произнести хотя бы одно слово у неё не было. Слёзы душили. Из носа текло. Внутри всё клокотало. Единственное, что ей пришло на ум и что она ещё могла сделать, – это нажать «отбой». Ей нужны были эти несколько секунд, чтобы перевести дух, высморкаться и подышать. И она пользовалась ими до момента, когда Дмитрий снова перезвонил.

– Я не понял сейчас, что это было? – грубо начал он.

– Связь прервалась, – соврала она.

– Так ты поговоришь с ним?

– Дима, а что я должна ему сказать? Он взрослый мужчина, сам для себя решает, где и с кем ему работать. У меня нет права лезть к нему со своими советами.

– Да ты понимаешь, что он из-за тебя рушит свою жизнь и карьеру? – он перешёл на крик.

– Не из-за меня, а из-за тебя, – очень спокойно парировала Ленка. – Ты, пожалуйста, вещи своими именами называй. Не я устроила всё это. Твоё решение, твои действия привели к таким последствиям.

– Значит, ты мне не поможешь?

– Я думала, что ты просишь меня Лёше помочь, а оказывается, тебе? – она остановилась на секунду, а затем почти шёпотом сказала: – Я пока даже себе не могу помочь, Дим, что уж про других говорить.

Услышав это, Дмитрий оборвал разговор. А Ленка ещё долго сидела в раздумье, как же ей поступить. Затем она встала, убрала со столешницы оставшийся мусор, прямо на кухне умылась и, достав чистое посудное полотенце, вытерла со своего зарёванного лица остатки влаги. Потом снова села за стойку, взяла телефон, отыскав в недавних звонках Лёшкин номер, нажала на вызов. Казалось, её звонка ждали, потому что в трубке молниеносно прозвучало: «Алло».

– Ещё раз привет! Видишь, я выполняю своё обещание, не забываю, звоню, – она старалась, чтобы голос звучал как можно спокойнее и беззаботнее. – Скажи, мы можем поговорить?

– Конечно, я тебя внимательно слушаю, – отозвался Алексей.

– Не думаю, что это телефонный разговор, не могли бы мы увидеться? Сегодня уже поздновато, да и я не в том состоянии, чтобы куда-то ехать. Может, завтра утром перед моим отъездом встретимся в кафе? Я могу подъехать, куда скажешь.

– Слушай, если для тебя уже поздно куда-либо выезжать, давай я сам подъеду? Через час с копейками могу быть на месте.

Ленка задумалась. Ей, конечно, не хотелось завтра с утра тащиться через весь город, чтобы потом возвращаться обратно по пробкам в сторону выезда. Но, во-первых, вид у неё был, мягко говоря, помятый. Во-вторых, хоть она и сказала Лёшке, что дом её для друга всегда открыт, принимать его у себя сейчас было как-то странно. В-третьих, её поразило, с какой лёгкостью он отозвался на разговор, даже не попросив намекнуть, о чём этот разговор будет.

– Алло, Леночка, ты там уснула, что ли? – вернул он её к трубке.

– Нет. Я просто думаю, как лучше сделать.

– Ты смотри сама, если тебе не удобно, так и скажи. Он что, такой срочный, разговор этот? До твоего возвращения не дотянет?

«Он мысли мои читает?» – удивилась Ленка, но в слух сказала:

– Боюсь, что не дотянет. Ладно, если тебе не сложно, приезжай сегодня. Адрес, надеюсь, помнишь?

– И адрес, и этаж, и номер квартиры – всё помню.

– Хорошо, тогда жду тебя.

Ленка положила трубку. Было не так много времени, чтобы привести себя в порядок, поэтому она пулей влетела в ванную, скинула одежду и залезла под душ. Вымыв голову и недолго постояв под прохладной водой, почувствовала, что немного отрезвела. Потом, завернувшись в полотенце, наложила на веки успокаивающие кожу патчи и высушила волосы. Передвигалась по дому в ритме вальса. Это позволило довольно быстро навести порядок и устранить оставшиеся следы дневных посиделок. Презервативы со стойки переместились в рюкзак. «Ну, Света! – воскликнула Ленка и улыбнулась. – Живите, резиночки, пока тут». Следующий шаг – косметика, с помощью которой её лицо приобрело надлежащий вид. К тому времени, как в домофон позвонили, Ленка была уже во всеоружии, но не знала, что такого ей нужно сказать Алексею, чтобы он передумал уходить с работы.

Конечно, Димка был прав, клиника сулила Лёшке много перспектив, больше могло быть, если только Лёха сам своё дело начнёт. Но, зная характер друга, она понимала, что этого никогда не случится. Все десять лет он плечом к плечу трудился вместе с Ленкой и Дмитрием. За счёт компании Лёшку много раз отправляли на различные стажировки и конференции. У него вся жизнь вертелась вокруг операционных столов в их здании и вокруг пациенток, которых он на этих столах оперировал. Чтобы попытаться сохранить для Алексея и место, и друга, она и решилась позвонить ему.

Мужчина стоял на пороге с букетом ирисов. Одетый в распахнутое серое полупальто, чёрные джинсы и небесного цвета водолазку, он был похож на модель с обложки журнала. Высокий, красивый, с богатой тёмной шевелюрой и посеребрёнными висками, чисто выбритый, Лёшка производил впечатление «баловня судьбы», у которого есть всё и даже больше и кому успех улыбается каждый день. Мало кто знал, что на самом деле Алексей довольно замкнут, спокоен и бескомпромиссен, правда, чувство юмора имеет отменное, но блистает им только в кругу друзей. Увидев его с цветами, Ленка слегка смутилась. Она замерла у двери, сначала с ног до головы разглядывая визитёра, потом остановилась на упакованном в прозрачную плёнку фиолетово-зелёном шедевре. И смотрела бы дальше, если бы Алексей не прервал ход её мыслей:

– Мне можно пройти, или мы в подъезде поговорим? – он загадочно улыбнулся и протянул ей букет.

– Ой, конечно, извини, задумалась. Входи, Лёш, – пригласила она, и мужчина прошёл внутрь, поцеловав её в щёку, вручил букет. – Спасибо! Цветочки чудесные и мои любимые.

– И о чём таком ты задумалась? – спросил он, снимая обувь и тыча пальцем в огромный чемодан. Глаза его при этом округлились.

– Ты очень хорошо выглядишь, – она не стала юлить, сказала, как есть. – И вот, ещё подумала, что очень жалко будет завтра оставлять такую красоту, – Ленка кивнула на подарок.

– Не переживай, это же ирисы, они до завтра завянут, и ты со спокойной душой выкинешь их в мусоропровод.

– Успокоил, – Ленка грустно улыбнулась. – Умеешь ты одну печаль другою перекрыть. Давай пальто, на плечики повешу.

Он передал ей одежду и, пока она убирала вещи в шкаф, а после ставила цветы в вазу, прошёл в гостиную и расположился на диване. Свет в комнате не был включён, лишь на кухне, с которой гостиная была совмещена, светилась пара софитов. В полумраке его фигура казалась монументальной: сидя в угловой части дивана, положив одну руку на мягкий подлокотник, другую по верхним подушкам, вытянув свои длинные ноги вперёд, он отбрасывал причудливую тень, которая, сливаясь с его силуэтом, поражала своим видом и размером. Ленка вошла в комнату и, увидев эту картину, подумала, что её мебель слегка маловата для него.

– Будешь коньяк, или ты за рулём?

Ленка знала, что, кроме этого напитка, он ничего из спиртного не пьёт.

– Буду, если ты меня поддержишь. Я на такси приехал.

– Могу поддержать тебя яблочным соком. Мне на сегодня достаточно.

– Кто-то был в гостях, или сама куда ходила?

– Светка приезжала, посидели чуть-чуть, – говоря «чуть-чуть», Ленка скорчила гримасу.

– Ну, тогда не нужно ничего. Я сегодня тоже чуть-чуть выпил. Лучше скажи, о чём поговорить хотела.

Он похлопал рукой по дивану, приглашая её приземлиться с ним рядом. Ленка подошла и села очень близко, развернувшись к нему всем корпусом и соприкоснувшись коленом с его вытянутой ногой. Она ощутила исходящий от него еле уловимый запах спиртного, а вместе с тем, приятный запах его одеколона, который у неё давно ассоциировался с Алексеем. «Пьёт только коньяк, пользуется одним и тем же парфюмом, с женщинами встречается не дольше месяца, если меняет старую машину, то новая от того же производителя, носит обувь только одной марки, и так во всём – консерватор до мозга костей», – подумала она. Именно эта черта отличала его от всех мужчин, известных ей лично. Об Алексее она знала всё. Так ей казалось. Ленка положила свою ладонь на его руку, лежащую поверх подушек, и очень тихо произнесла:

– Вполне возможно, мои желания и слова не имеют для тебя какого бы то ни было значения, – остановилась и, чуть помедлив, выпалила: – Я не хочу, чтобы ты уходил из клиники.

Алексей рассмеялся, как ребёнок. Причём это был действительно искренний смех взахлёб. Сгрёб в охапку свою собеседницу и, прижав к себе, он сказал:

– Как же Дима предсказуем! Сначала сделает гадость человеку, потом его же просит разрулить ситуацию! Леночка, милая, ну зачем ты всю жизнь на это ведёшься? Ну как же вы, женщины, странно устроены! Почему своими влюблёнными глазами вы не видите ничего вокруг, кроме предмета своего обожания?! Он полжизни тебя использовал, потом бросил, а ты всё равно идёшь у него на поводу и просишь за него!

– Лёш, что ты такое говоришь?

Она рывком разомкнула объятья и слегка отстранилась, чтобы в полумраке разглядеть выражение его лица.

– Я говорю правду, Лен. Горькую, никому ненавистную правду. Ты всегда мнила его героем. Никогда сама не сомневалась и никому не давала сомневаться в том, что Дима твой – исключительный человек. Благодаря твоей вере он дорос до того уровня, на котором сейчас пребывает. Ты не видела, вернее, ты не хотела видеть, через скольких людей он переступил, чтобы соответствовать твоим представлениям о нём! И меня бы он давно под зад коленом пнул, будь у него в постоянном штате ещё один толковый хирург и… если бы… ты не относилась ко мне так, как относишься. Всё прозрачно, как божий день. Ты жила с манипулятором! Порадуйся же освобождению, а не пытайся ему помочь и, пожалуйста, не беги из города!

– По-моему, это гадко – так говорить о человеке, с которым ты столько лет дружишь, – Ленка поёжилась, обхватив себя руками.

– Почему?! Потому, что я говорю это тебе сейчас, когда вы расстались? Типа, поклёп? И почему я не сказал этого раньше, раз видел и знал? Да потому, что ты бы меня не стала слушать! Решила, что я пытаюсь разрушить твою любовь, твою жизнь! Да я просто берёг тебя! – он отдышался, прежде чем продолжить. – И себя берёг. Потому что, если бы ты решила, что разрушитель – это я, то последняя моя надежда на пребывание, хотя бы поодаль, но всё же не так далеко от тебя, умерла бы в одночасье. А я не хотел стать тебе совсем чужим. Всё надеялся, что ты сама поймёшь, что Дима не тот, за кого ты его принимаешь. И, не будь тебя рядом с ним, он бы уже давно не был моим «другом»… Только ты и связывала нас… понимаешь?!

Он остановился, запустил обе пятерни себе в волосы и полминуты сидел, наклонив голову. Потом резким движением поднялся с дивана и, направившись в сторону кухни, не оборачиваясь, спросил:

– Где у тебя коньяк? Я всё-таки выпью.

Ленку колотила мелкая дрожь – она сидела на диване и тряслась, как в лихорадке. Злилась на Алексея, была обескуражена, практически раздавлена тем, что он говорил. Его слова и их тон, казалось, просто не могут принадлежать этому человеку. Они вызвали в ней такой ступор, что просто не находилось сил произнести что-либо.

– В барном шкафу, справа под стойкой, – наконец, выдавила она.

Он зажёг на кухне полный свет, достал бутылку, взял со стойки пару коньячных бокалов и подошёл к дивану. Налив немного коньяку в переливающиеся на свету сосуды, один из них протянул Ленке, неотрывно смотрящей в пол. Алексей видел, что она дрожит.

– Лен, ты прости меня за резкость. Прорвало просто. Столько лет держался, что самому странно сейчас слышать то, что говорю. Сделай глоточек, нужно хоть немного успокоиться.

– Я же собиралась пить сок. Уже поздно, а мне с утра за руль, – произнесла она как-то отстранённо, но её рука потянулась к спиртному.

Ленка пристально посмотрела Алексею в глаза и залпом осушила бокал. Поморщившись от выпитого, она встала и направилась к холодильнику. Достав блюдце с маслинами, которые ею и Светкой остались практически не тронутыми, Ленка вернулась к дивану и протянула закуску Алексею.

– Лимона нет, не ждала сегодня гостей, употребляющих горючую жидкость. Вот это могу предложить, или, если хочешь, есть ещё мясная нарезка и рыба.

– Я не голоден, маслин будет достаточно, – сказав это, он взял одну. – Леночка, прошу тебя, не расстраивайся из-за того, что я тут тебе наговорил. Мне просто казалось, что ты и сама давно это видишь или хотя бы чувствуешь, что в королевстве датском кое-что подгнило. Ну, разве смерть Димкиных родителей не натолкнула тебя ни на какие мысли? Вернее, то, как он изменился после этого.

– Лёш, не говори загадками. Ты уже намекнул, что во время совместной жизни с Димой я плохо соображала, поверь, сейчас не лучше. Это ещё усугубилось алкоголем и неожиданностью открытия, что мой друг, то есть ты, считает, что я столько лет тупила, как идиотка.

– Я так не говорил.

– Так или по-другому, но смысл очевиден.

Ленка протянула свой пустой бокал, требуя добавки. Мужчина вопрошающе взглянул на неё:

– Ты уверена?

– Лей, давай, что уж теперь. Поеду позже. Просто без рюмки, боюсь, оставшуюся информацию мне не пережить. Итааак…. Я вся – внимание!

– Лен, мы не на спектакле, – со всей серьёзностью произнёс он и взял её за руку, приглашая сесть.

– Хорошо, я сяду, и ты расскажешь мне без декораций, чего же я, на твой взгляд, всю жизнь не замечала.

Ленка быстрым движением руки отправила в рот маслину. Коньяк подействовал успокаивающе, и она, немного расслабившись, плюхнулась на диван рядом с другом, которого ещё пять минут назад готова была пристрелить, будь у неё пистолет.

– Ну… – не зная, как начать, протянул он, – это не просто, Лен. Я… даже не совсем понимаю, как тебе это рассказывать, чтобы ты поняла. И не убила меня ненароком, – при этих словах грустная улыбка появилась на его лице, и он вздохнул. – Я Димку знаю дольше, чем ты, и, наверное, мой взгляд на те отношения, которые существовали в их семье, будет очень разниться с твоим. Но ещё со школы, когда мы были в средних классах, у Димы с его мамой началась какая-то непонятная война, – он остановился, поднес бокал к губам, сделал маленький глоток и после продолжил: – Ты ведь и сама знала, что Анна Тимофеевна, да будет ей земля пухом, была очень властной женщиной. И, если её муж однажды смирился с этим, то Димон всегда и во всём шёл наперекор. Я не помню ни одного случая, чтобы он согласился с ней хоть в чём-то. За это, кстати, она очень часто наказывала его. И ремнём ему доставалось не раз, и на горох коленками его ставили, и денег его лишали – это уже когда мы перестали быть детьми. То, что Димка пошёл по стопам отца, было прогнозируемо. Медицина ему и самому нравилась. Но, заметь, кардиологом он не стал, как настаивала Анна Тимофеевна. Короче говоря, если мама Диме говорила: «Надень белую рубашку!», Дима обязательно надевал чёрную, причём демонстративно. Но это хотя бы было безобидно. А когда мама начала Диме будущую жену подбирать, вот тут и началось самое печальное. В общем-то, были среди претенденток и хорошие девчонки – умницы, красавицы. Димон всех их доводил до белого каления и избавлялся при первом же удобном случае. Ему же искали не просто жену, барышня должна была быть уж если не из известной, то хотя бы из состоятельной семьи. Сама знаешь, фамилия Косьянов на слуху не только в медицинских кругах. Но Дима ведь решил, что по-маминому никогда не бывать и…

– И поэтому появилась я? – не дав Алексею закончить, тихо спросила Ленка. – Хорошо помню, как первые несколько лет Анна Тимофеевна ко мне относилась, – горько ухмыльнувшись, она продолжила: – Если бы не Николай Семёнович, она бы меня со свету ещё в первый год сжила. Но он как-то так твёрдо встал на мою защиту, да и Дима всегда на моей стороне был… – при этих словах Ленка запнулась. – А потом мы были так заняты, что мне даже думать об этом некогда было. А ещё позже показалось, она смирилась с тем, что Дима меня выбрал, и мы более-менее нормально общаться стали. Однажды она даже спросила, когда мы им внуков подарим.

Ленка замолчала, и продолжал уже Алексей:

– Лет через пять или шесть вашей совместной жизни она стала постоянно Димку изводить, что, несмотря на то, что ты ему не пара, но, раз уж он с тобой так долго живёт, то ему пора жениться на тебе, а тебе пора рожать детей.

– Соответственно, ни о кольце на палец, ни об аисте с пелёнкой в клюве не могло быть и речи? – у Ленки по лицу потекли слёзы, она вспомнила свою беременность и аборт. – Лёша, он что же, совсем меня не любил?

– Не знаю, Лен. Мне кажется, тебя невозможно не любить. Да и разве можно было столько лет вместе провести в нелюбви? – Алексей снова отпил часть содержимого своего бокала и посмотрел на Ленку. – И видел он прекрасно, как много ты делаешь для него. Просто любовь эта какая-то странная была. Мне казалось, он даже не понимает, каким чудом в твоём лице обладает и кого он лишился сейчас… – немного помолчав, он продолжал: – Когда родители погибли, Димон приехал ко мне через день после похорон пьяный в зюзю и сказал, что не понимает, что ему делать. Что теперь, когда нет никакого сопротивления с маминой стороны, всё потеряло прежний смысл и что он ничего больше не хочет. Дима одно время подумывал клинику продать. Ты знала об этом?

– Нет, – тихо сказала Ленка, – но я видела, как он мучается. Его просто на куски рвало. Мне приходилось всё тянуть на себе. Спасибо, что ты был рядом и помогал, – она снова продемонстрировала мужчине, что спиртное у неё закончилось. – Налей мне ещё чуть-чуть.

Алексей потянулся за бутылкой, стоящей на полу возле дивана, и наполовину наполнил оба бокала.

– Скажи, а Ирочка – это первая его любовница или были другие, да я не знала? – беря спиртное и устраиваясь поудобнее, спросила Ленка.

– Об этом меня не спрашивай, обсуждать такие темы не стану.

– Значит, не первая, – грустно усмехнулась она. – Выходит, я правда слепая дурочка. Ну, тогда скажи хотя бы, кто Ирке операцию делал? Это мне хоть можно узнать?

– Он сам делал.

– О как! Пигмалион, значит, самостоятельно зафигачил своей Галатее пару вёдер силикона и в неё же влюбился. Хотя, что я говорю, сначала влюбился, а потом подрихтовал фигурку, –Ленка хихикнула, видно было, что она уже очень пьяна. – И ведь никаких клятв не побоялся! А если бы что-то пошло не так? Испортил бы свою любовь собственным скальпелем! Смело, Дима! Очень смело. Браво! – она сделала ещё глоток.

– Он просил меня с Серёгой оперировать, но мы отказались. Поругались даже. У Ирки и так всё было нормально. Не понимаю, зачем он повёлся на её уговоры, – объяснял Алексей.

– А чего ты другу не помог-то? Ай-яй-яй! Лёша, Лёша! Хотя, да, забыла, ты же сам привык спать с теми, кого чикаешь, а тут неувязочка, – Ленка закатилась смехом.

– Ты пьяна, дорогая. Несёшь такую ахинею!

– Да не злись, ты же правдолюб, вот тебе и моей правды кусочек. Все же знали, что ты тёток менял, как медицинские перчатки. И почти все они сначала на операционном столе перед тобой полежали, а уж потом на твою койку переползли. Это так не-гип-по-кратично.

– Вот только не надо меня клятвопреступником считать, – с грустью в голосе возразил Алексей. – Я никого в свою постель не тащил, сами на шею вешались и, заметь, уже не будучи моими пациентками. А не скрывал я этого специально. Всё надеялся, что ты когда-нибудь ревновать начнёшь. Но тебе, видимо, приятнее потешаться надо мной.

– Прости, – прошептала она и погладила его по руке. – А вообще, это неправда. Я сейчас не над тобой смеюсь, а над собой, – говоря это, Ленка вытянула ноги вдоль сидения и опёрлась спиной о плечо мужчины. Сделав ещё глоток, она продолжала: – Ты только подумай! Семнадцать лет человек жил со мной не потому, что я была для него лучшей, любимой, про единственную уже промолчу, а потомууу, что я была члеееном подпольной ячееейки сопротивления его матери! Как это мило! И ведь не я одна считала нас клёвой парой! Как такое может быть?! Я не понимаю.

Она залпом допила свой коньяк, и её тело стало медленно сползать с его плеча, вытягиваясь вдоль дивана, пока голова не очутилась рядом с Лёшкиным бедром. Опустив на пол бокал, она двумя руками обхватила его ногу, превратив её в импровизированную подушку, и, тихо засопев, провалилась в сон.