Buch lesen: «Там, где поют соловьи. Книга первая. Где мое место?»

Глава 1. Странный конверт

Август 1905 года, штат Небраска

Жаркий ветер, подувший со стороны Канзаса, не освежил разгоряченное работой лицо Агаты, но вызвал беспокойство. Девушка сняла с плеч и опустила на землю наполненную початками кукурузы плетеную корзину, расправила затекшую от ее тяжести спину. Она смахнула со лба прилипшие пряди темных волос, огляделась из-под ладони. Невысокого роста, в отцовских рабочих штанах, закатанных почти до колен и затянутых ремнем на тонкой девичьей талии, в клетчатой, сильно выгоревшей и просоленной потом мужской рубашке, в старой соломенной шляпе она больше походила на мальчишку-подростка, чем на барышню, хозяйку фермы.

Справа и слева от нее в зарослях кукурузы мелькали руки батраков, собирающих урожай. Слишком раскаленное для конца августа солнце клонилось к западу. Порыв ветра волной прокатился по вершинам кукурузных стеблей. Редкие облачка обманчиво-спокойно плыли высоко в ясном небе, но на юге теснились над горизонтом, словно отара овец. Агата закричала, замахала руками, привлекая внимание батраков и показывая в сторону сгущавшихся облаков. Билл, рослый мулат, считавшийся старшим в артели, оставил работу, подошел к девушке.

– Похоже, надвигается торнадо, мисс, – сказал он, вглядываясь в темнеющий горизонт.

– Да. Надо заканчивать работу, грузить корзины и поспешить к амбару, там укроемся. Где Том с повозкой? Вечно этот мальчишка застревает в дороге!

Молоденькой фермерше было всего семнадцать, однако после внезапной кончины отца груз ответственности за работы в поле вынудил ее быстро повзрослеть. Делами фермы жесткой рукой заправляла мать Агаты, миссис Барбара Свободова. Она и при жизни мужа вела все счета, договаривалась с закупщиками. Михалу или, как его здесь называли, Майку Свободе оставалось командовать батраками в поле да заботиться об урожае. Спокойный, рассудительный, он легко находил общий язык почти со всеми соседями и работниками. Агата души не чаяла в своем отце, как и он в ней. Его внезапная кончина год назад стала трагедией для семьи, от которой ни жена, ни дочь так и не оправились. Девушка порой слышала, как мать шепотом разговаривает с фотографией умершего мужа на непонятном языке. Сама Агата выросла на этой ферме в сердце штата Небраска, слышала вокруг английскую речь и языка родителей, эмигрантов из Чехии, не понимала. Впрочем, пользовались они им очень редко, только когда хотели что-то скрыть от окружающих. На вопросы любопытной девочки отвечали, что ей знание чешского ни к чему, и время на него убивать не стоит.

– А вон и Том, – Билл показал на мчащуюся со стороны фермы в облаке красноватой пыли повозку, – ишь, как торопится! Чует кошка…

– Нет, что-то не так… вон как лошадь настегивает… Уж не случилось ли чего?

Агата побежала к дороге, раздвигая упругие кукурузные стебли с жесткими листьями. Следом потянулись батраки с наполненными корзинами.

– Мисс, бегите скорей на ферму, с миссис Барбарой беда, помирает она!

Девушка в растерянности оглянулась на быстро темнеющее небо, на корзины с урожаем, выстроенные вдоль дороги.

– Быстро грузите кукурузу, везите в амбар, – крикнула Биллу, затем повернулась к Тому, – Отвезешь корзины, переждешь там торнадо, и сразу скачи за доктором в Тьювалз.

И, не тратя времени на расспросы, побежала по пыльной дороге в сторону фермы.

В глубине души Агата не поверила словам мальчишки, во всяком случае, что дело настолько плохо. Всего несколько часов назад они с матушкой вместе завтракали омлетом с кукурузными лепешками, и выглядела она вполне здоровой. Миссис Свободова вообще была женщиной крепкой, все хвори переносила на ногах, не жалуясь и не давая себе поблажек. Как-то невозможно было представить ее умирающей. Конечно, Том досочинил или напутал, и все окажется не так страшно. Уж она задаст потом этому мальчишке!

Однако, переступив порог дома, Агата поняла, что Том ничего не приврал. И вопрос, какого черта мальчишка делал на ферме, когда должен был работать в поле, вылетел у нее из головы. Матушка лежала на полу в столовой, около нее суетилась перепуганная служанка Мэг, мать Тома.

– Ой, мисс Агата, как хорошо, что вы быстро пришли! Давайте вдвоем переложим миссис Барбару на кровать, одной мне это не под силу.

С большим трудом женщины взгромоздили на кровать ставшую необычайно тяжелой хозяйку дома.

– Она пожаловалась, что у нее кружится голова, и вдруг упала… и забилась, – торопливо рассказывала Мэг, поправляя подушки. – Встать не может, что говорит – непонятно, хрипит… Господи, спаси и сохрани! Испугалась-то как!.. Потом разобрала, вас зовет. Я и послала Тома.

Перепуганная девушка опустилась на колени возле постели матери, взяла ее за руку. Лицо Барбары исказила странная гримаса, правая половина его выражала страдание, а левая застыла неподвижной маской, оплыла, словно тающая свеча.

– Матушка, я здесь, все будет хорошо…

Барбара мучительно пыталась что-то сказать, показывая правой рукой куда-то в угол.

– О-о-ла…

– Матушка, это я, Агата… что ты хочешь? Что-то подать?

Сильный порыв ветра хлопнул ставней, звякнуло треснувшее стекло. Девушка метнулась к окну, с трудом справилась с рамой, закрыла ставни, а когда вернулась, все было кончено. Лицо Барбары успокоилось, разгладилась тревожная складка между бровями, крупная рука с цепкими пальцами разжалась, безжизненно свесилась с кровати. Снаружи бушевала стихия, сотрясая стены дома, а в комнате повисла тишина. Только Мэг тихонько плакала и шептала слова молитвы. Дочь сидела у кровати ошеломленная случившимся, еще не веря, еще надеясь.

Доктор, позже привезенный Томом из Тьювалза, констатировал смерть от апоплексического удара. Агата осталась совсем одна, без защиты в этом неласковом мире.

Похоронили Барбару на холме, рядом с могилой мужа. Народу на похоронах было совсем немного: фермеры с двух ближних хозяйств да сезонные работники. Семья Свободовых не была общительной. А уж родни в этих краях у эмигрантов из Чехии не было вовсе.

После поминок, когда соседи уже ушли, Билл замялся в дверях.

– Я насчет завтрашнего дня…

– Ах да, завтра… кукурузу надо срочно убирать, перестояла уже, зерно осыпается, уж только на фураж и сгодится, – вяло отозвалась новая хозяйка фермы.

– Да я это… не ждите нас, короче, – Билл топтался в дверях, мял в заскорузлых от работы руках кепку. – Мы это… там, неподалеку, на поле Шакли работать будем.

– У Бена Шакли? Почему? Вы же столько лет работаете на нашей ферме!

– Я помню, мисс. Но поймите, нам надо свои семьи кормить. А Шакли обещал заплатить поболее. И потом, если начистоту… вряд ли столь юная мисс справится с фермой одна. Не сумеете продать урожай, и останутся наши дети голодными.

– Если вы меня сейчас бросите, то я точно не справлюсь, а вместе-то почему не справимся? У нас есть постоянные покупатели, помогите только собрать урожай.

– Не, мисс, не выйдет… Я видел, как мистер Шакли разговаривает с мистером Дюком, вашим закупщиком… Вы уж на нас не сердитесь, рассчитайтесь с нами по-честному… Кто, кроме нас, позаботится о наших семьях?

– А я? Что будет со мной? С фермой, на которой вы столько лет работали? Ведь мы вместе засевали эти поля! По-честному, говорите? А вы со мной по-честному поступаете? Мне-то что делать?

Билл мучился, топтался в дверях, страдальчески вздыхал, пряча взгляд.

– Ну, я не знаю… Мы так решили. Вы уж не держите обиду… Наймите других работников.

– Да где же я, в разгар страды, других работников найду?! Вы же мне прямо нож в спину… Ну хорошо, давайте я вам заплачу столько, сколько этот шакал Шакли обещал. Сидел тут, на поминках, сочувствовал!

– Не, мисс, вам не потянуть. Мы уж это с ребятами обсудили. Да и совестно вас обдирать.

– А бросить не совестно? И отец, и матушка были к вам добры, и с деньгами не обманывали, всегда честно рассчитывали.

– Это да. Что правда, то правда. Но их ведь нет больше, а вам, мисс, уж не обижайтесь, нипочем не справиться. И сами разоритесь, и нас без денег оставите. Короче, не ждите нас завтра.

Билл махнул рукой и вышел. Агата проводила глазами его крупную, сутулую фигуру, размахивающую при ходьбе длинными, словно вытянувшимися от многолетней тяжелой работы руками. Новая беда тяжким бременем легла ей на плечи.

С рассветом молоденькая фермерша была уже в поле. В глубине души она надеялась, что работники все же придут, не бросят ее в такой нелегкий момент. Но никто не появился. Агата в одиночку упрямо ломала початки, таскала тяжеленные корзины к дороге, откуда их увозил Том. Мэг осталась на ферме, в поле выходить отказалась, сославшись на больные ноги. К вечеру девушке стало ясно, что на одном упорстве ей ферму не спасти от разорения. Всю ночь она ворочалась без сна, мучимая тяжкими мыслями и страхами, а утром велела Тому заложить повозку и отправилась к Бену Шакли.

Переступив порог просторного приземистого дома, окруженного крытой галереей, Агата застала семейство Шакли за завтраком. Рядом с Беном за столом сидели его сыновья Джон и Луис, все трое рослые, с одинаково жестким взглядом широко расставленных серых глаз. Жена Бена, молчаливая, рано постаревшая женщина, за стол с мужчинами не садилась. Миссис Шакли обычно настолько старалась быть незаметной, что Агата даже не смогла вспомнить ее имя. Поставив на стол блюдо с тыквенным пирогом, она скрылась за дверью, едва кивнув в ответ на приветствие соседки. Бена появление Агаты ничуть не удивило, казалось, он ждал гостью, широким жестом пригласил ее к столу. Но девушке было не до церемоний и угощений, она сразу приступила к делу.

– Мистер Шакли, вы ведь, кажется, были дружны с моим отцом?

– Да-а, немало нами было выпито пива в «Зеленой свинье», хе-хе.

– И мы всегда были добрыми соседями?

– Ну-у… почти всегда.

– Так почему сейчас вы делаете все, чтобы разорить меня, его дочь? Ведь вы знаете меня с раннего детства!

– Ты ошибаешься, детка. Я вовсе не хочу тебя разорить. Сочувствую твоему горю и готов помочь. Чем смогу.

– Но вы же переманили у меня рабочих в разгар страды! Переманиваете закупщика… Скажете, не так?

– Конечно, не так! Просто урожай в этом году отличный, мне нужны дополнительные рабочие руки, я готов платить хорошие деньги и могу снизить закупочную цену на кукурузу. Почему я должен терять свою выгоду? Это жизнь, детка. А тебе я зла не желаю. И даже готов дать дельный совет.

– Да? И какой же?

– Тебе, девчушке, одной не справиться, ферме мужские руки требуются, хозяин. Замуж тебе надо, вот что я тебе скажу. Вот, погляди: Джон… Луис… чем не женихи? Выбирай, который больше по сердцу. Из обоих справные хозяева получатся, знают толк в работе. Объединим фермы, кто нам противостоять сможет? Сами порядки устанавливать будем!

Агата, не ожидавшая такого поворота в разговоре, растерялась. Взглянула на сыновей Бена, оба продолжали невозмутимо жевать, словно не о них шла речь. Вспомнила, как в детстве дралась с ними, спасая кошку, которой братья устроили казнь. И кошку не спасла, и самой нос расквасили. Представить кого-то из них своим мужем? Только не это!

– А еще варианты есть? Что-то мне кажется, что ни один из ваших сыновей не мечтает стать моим мужем.

– Это не препятствие, как скажу, так и сделают. Но есть еще вариант, если этот не годится. Я могу подумать о покупке твоей фермы. Вы с матушкой, конечно, хозяйство запустили, чего ждать от баб… Теперь ферма не больно-то лакомый кусок… столько в нее вложить сил и денег надо, чтобы порядок навести. Но так и быть, куплю за хорошую цену. По старой дружбе. Кто ж еще тебе, сироте, поможет?

– А если я откажусь и от этого варианта?

– Хм… Сгниет твоя кукуруза под дождем. Ферма захиреет и никому уже будет не нужна. Тогда уж я тебе помочь ничем не смогу. И никто не поможет.

Выйдя от Шакли, Агата отправилась прямиком на свое поле. Она сидела на меже на перевернутой корзине и под царапающий шелест кукурузных листьев обдумывала ситуацию. Выйти замуж за одного из сыновей Бена? Ни за что! Продать ферму? Но это единственное, что у нее есть, ее дом, ее кусок хлеба! Где и как она будет жить? Ведь она только и умеет, что работать в поле. Пытаться в одиночку отстоять свою ферму от жадного соседа? Мало шансов выиграть эту войну. Кто даст ей дельный совет? Дельный совет… Ну конечно! Единственный человек, с которым стоит посоветоваться, это нотариус, мистер Эванз. Как она сразу о нем не подумала?! Отец доверял этому человеку все свои дела, значит, и она может ему довериться.

Агата услышала шум раздвигаемых листьев и скрип сапог. Оглянувшись, заметила над кукурузным морем соломенную шляпу Джона Шакли. Он остановился в паре шагов от девушки, молча рассматривая ее взглядом сверху вниз. Затем опустился на соседнюю межу.

– Упрямая ты… Неужели думаешь в одиночку свои поля убрать?

– А это не твое дело. Сколько уберу, все мое будет.

– Эт верно. Эт так… А давай, помогу тебе? В охоточку! Кто больше и сноровистей, а?

И, не дожидаясь ответа, вскочил, схватил пустую корзину и начал ломать початки. Агате ничего не оставалось, как присоединиться. Они работали все азартнее, подшучивая друг над другом, ревниво поглядывая, как наполняются корзины. Наконец Джон остановился.

– Эй, смотри, сколь я набрал! Почти вдвое против твоего. Вишь, что значит мужская сила! Со мной не пропадешь, девка!

Агата не успела понять, что происходит, как оказалась притиснутой к его груди, ощутила разгоряченную плоть сквозь мокрую от пота одежду, запах лукового пирога и сидра.

– Ну, не упрямься… Я ведь того… жениться…

Она попыталась оттолкнуть его, вывернуться из стиснувших ее рук, но куда там! И тогда она, что было сил, вцепилась зубами в его мясистый нос. Джон взвыл, отшвырнул ее в сторону. Агата вскочила, извернувшись, как кошка, и побежала к дороге, к своей повозке. Следом, чертыхаясь, тяжело бежал ее обидчик. Впопыхах он запнулся о наполненную корзину. Початки высыпались на межу, ноги запутались в корзине. Девушка успела добежать до повозки, вскочить на козлы и схватить кнут. Хлестнула по ухватившимся за борт рукам Джона. Второй удар кнута пришелся по крупу лошади, и та рванула с места так, что спавший в повозке Том едва не выпал на дорогу.

Влетев во двор своей фермы, Агата выскочила из повозки, бросив в ней ошалевшего спросонья мальчишку, вбежала в дом и заперла дверь на засов. Зачерпнув железной кружкой воду из ведра, Агата залпом выпила несколько глотков, остальное плеснула себе в лицо. Это помогло ей прийти в себя. Слушая заполошное кудахтанье служанки, Агата думала, что ни Мэг, ни Том не смогут защитить ее. А что Джон Шакли, подбадриваемый отцом, окажется настырным, она не сомневалась.

Через час крытый тарантас с Томом на козлах остановился перед конторой нотариуса на пыльной главной улице городка Тьювалз. Из тарантаса вышла Агата, умытая и тщательно причесанная, одетая в приталенный серенький в тонкую лиловую клетку костюм. Голову покрывала соломенная шляпка с траурной черной лентой вокруг низкой тульи.

Мистер Эванз встретил ее приветливо, внимательно выслушал просьбу девушки. Несколько раз в задумчивости прошелся по кабинету, прежде чем дать совет.

– Выходить ли вам, мисс, замуж за одного из Шакли, решать только вам, тут я не советчик. А вот насчет продажи фермы… пожалуй, это лучшее решение. Что вас ждет в этой глуши? Непосильная каждодневная работа, от которой вы рано состаритесь. Я знаю вас с тех пор, как вы верхом на деревянной лошадке скакали по двору, – нотариус улыбнулся собственным воспоминаниям, – и помню, как вы хотели учиться, как тянулись к книгам. Если бы ваша матушка не была против, вы бы могли получить неплохое образование. Головка-то у вас светлая! Продавайте вы эту ферму. Только не слушайте Бена, а выставляйте на торги, так вы выручите за нее куда большую сумму. Ферма-то в хорошем состоянии, что бы ваш сосед ни говорил. Уж я-то знаю. А чтобы Шакли не наложили на нее свою волосатую лапу, давайте оформим доверительное управление на меня, до тех пор, пока вступите в свои наследственные права по закону. Это их отрезвит. Как только продадите ферму, большую часть денег положите в надежный банк под проценты, а на остальные поезжайте в Омаха. Там в Медицинский центр штата Небраска, насколько я знаю, принимают на учебу девушек. И будет у вас совсем другая, интересная жизнь. В большом городе и судьбу свою легче встретить.

– Вы думаете, у меня получится? Страшновато…

– Не сомневаюсь. Решайтесь, мисс!

Прошло несколько месяцев. Миновала холодная, но малоснежная зима. Вступив в права наследования и оформив с помощью мистера Эванза бумаги, мисс Свободова выставила ферму на продажу. Покупатель нашелся быстро и цену дал хорошую.

Готовясь к отъезду, Агата разбирала вещи. В сундуке под образами, где хранились скатерти, вышитые полотенца, отрезы тканей, столовое серебро, то, что копилось годами и предназначалось ей в приданое, она наткнулась на запертую шкатулку. Ключа не было. Агата вспомнила, что на шее у матери всегда висел на шнурке маленький ключик, наверное, тот самый. Ей помнилось, что она сняла этот ключик перед похоронами и убрала его куда-то на полку. Вот только на какую? После недолгих поисков ключ был найден. В шкатулке лежали акции Пенсильванской железной дороги, банковские облигации и самодельный конверт из оберточной бумаги. Он был тщательно заклеен. Вскрыв его, Агата обнаружила потертый на сгибах, пожелтевший от времени листок с частично выцветшей фиолетовой печатью. Документ был на незнакомом языке. Прочитать его девушка не смогла. Покрутив в руках странную бумажку, она сунула ее обратно в конверт и бросила на кучку ненужных вещей. А шкатулку с ценными бумагами уложила на дно своего саквояжа.

Последняя ночь в родительском доме. Агата долго не могла уснуть, в голове роились мысли о том, сколько могут стоить найденные ею акции, что делать с облигациями и какая жизнь ждет ее в Омаха. О том, что совсем скоро в родных стенах будут жить чужие люди, и она никогда не сможет сюда вернуться, девушка старалась не думать. Сквозь долгожданную дрему она услышала, как ветер хлопнул ставней, в памяти вдруг ясно всплыли подробности того ужасного августовского дня. Словно вновь увидела, как мать пытается что-то сказать и показывает рукой куда-то в правый угол комнаты, а потом кладет руку на грудь. Тогда Агата решила, что умирающая показывает на образа, просит подать ей икону. А ведь сундук, в котором она нашла шкатулку, стоит как раз под образами! А ключ от шкатулки матушка носила на груди… Она хотела сказать о ценных бумагах? Или… Она произнесла непонятное «О-о-ла»…

Агата вскочила, сунула босые ноги в ботинки, накинула поверх ночной сорочки платок и выбежала во двор. Втащила по снегу в дом мешок, приготовленный для повозки мусорщика и, порывшись в нем, отыскала странный конверт. При свете керосинки еще раз вгляделась в загадочный листок бумаги. Похоже на какой-то документ… Вот слово, начинающееся с заглавной «О», одинаковой во всех языках, а дальше несколько непонятных крючочков… Может быть, это чешские буквы? А может, этот документ и есть то, о чем пыталась сказать перед смертью матушка? Выходит, эта бумага важнее акций? Какую тайну она хранит? Агата бережно вложила листок в конверт и убрала в свой саквояж.

Рано утром бывшая хозяйка фермы наскоро попрощалась с Мэг и постаралась как можно быстрее покинуть дом. Уезжая, не позволила себе оглянуться на ферму, где прошли ее детство и юность. Как только тягостный момент миновал, мысли Агаты переключились на будущее.

Глава 2. Омаха

Февраль 1906 года, штат Небраска

Вокзальные часы показывали восемь вечера, когда Агата сошла с поезда на крытый перрон вокзала Омаха. Нагруженная тяжелым, довольно громоздким багажом, она старалась не отстать от других пассажиров, вместе со всеми прошла через здание вокзала и оказалась на улице. Здесь людской поток распался, смешался с прохожими, и девушка в растерянности остановилась. До этого дня ездить дальше Тьювалза юной фермерше не приходилось. Впервые она попала в большой город и с любопытством глазела по сторонам: огни уличных фонарей, обилие ярко освещенных витрин, улица, похожая на русло реки, по которому текли потоки экипажей, спешащих людей. Изредка, гудя клаксонами, проносились авто, обдавая пешеходов парами бензина. Но больше всего удивили дома, это нагромождение этажей, окон. В Тьювалзе домов выше двух этажей не было, а здесь она насчитала и четыре, и пять! «Как же в них люди живут? Страшно, наверное, жить так высоко, – думала она, глядя на освещенные окна верхних этажей. – А внизу и того страшнее: жуть столько камня над твоей головой!»

Вдоль улицы дул пронизывающий ветер. С неба, казавшегося черным по сравнению с искрящимся под фонарями снегом, сыпалась и сыпалась колючая снежная крупа. Девушка зябко поежилась, отыскала в кармане бумажку с адресом отеля, которую вручил ей перед отъездом мистер Эванз, каждый раз, приезжая в Омаха по делам, он останавливался именно там.

В свете фонаря прочитала: «Проехать от вокзала на трамвае пять остановок до отеля «Favorite». Дуглас стрит, дом…». Оглядевшись, увидела, что по рельсам, проложенным вдоль улицы, катится освещенный вагон. И внутри, и на крыше, куда вела винтовая лесенка, сидели люди. Догадавшись, что это и есть трамвай, Агата торопливо похватала свои вещи и кинулась к нему наперерез. Рядом раздался вскрик. Она почувствовала резкий рывок назад, поскользнулась, упала. Мимо, отчаянно сигналя клаксоном, промчался автомобиль. Мужчина, выдернувший Агату из-под его колес, помог ей подняться. Лицо его под козырьком низко надвинутой кепки было сердито.

– Эй, мисс, вам что, жить надоело? Куда под машину кидаетесь? Смотреть по сторонам надо. Тут вам не двор вашей фермы, а город!

– Так мне на трамвай сесть надо! Ну вот, уехал…

Агата чуть не плакала, отряхивая подол.

– Чтобы сесть в вагон, надо дойти до остановки. Вон она, слева от вокзала. Посреди улицы трамвай не останавливается.

– Спасибо. А как вы догадались… ну, насчет фермы?

Мужчина только хмыкнул в ответ и, подняв повыше воротник тужурки, торопливо пошел прочь.

Ждать следующий трамвай пришлось довольно долго. С трудом забравшись со всеми своими вещами по неудобным ступенькам внутрь, Агата замешкалась. Вагон тронулся, пол дернулся под ногами девушки, и она, не удержав равновесия, ткнулась лицом в спину стоящего впереди джентльмена. И вновь заслужила сердитый взгляд. В вагоне было тесно и холодно. Нет, этот город, такой неприветливый, полный опасностей, ей определенно не нравился. Занятая своими мыслями, Агата забыла считать остановки. Сколько она проехала? Одну? Две? Которая остановка пятая? Наконец решилась выйти.

Она оказалась на темной пустынной улице, зажатой между мрачными домами из красного кирпича. Здесь не было такого количества фонарей, как в районе вокзала, большая часть улицы тонула в темноте. Снегопад усилился. Ветер крутил поземку, из-за которой мостовая и все окружающие предметы теряли четкие очертания. Никакого отеля поблизости не наблюдалось. Кажется, она сошла не на той остановке. Проехала? Или не доехала? В какую сторону идти? И спросить не у кого… Улица в этот довольно поздний час была пустынна. Только освещенные окна подтверждали, что город обитаем. Там, за этими стенами, жили люди, много людей, но им не было дела до заблудившейся в каменных дебрях замерзшей девушки.

Вместо отеля Агата заметила трактир, расположенный в полуподвальном помещении. Она спустилась по щербатым каменным ступеням и толкнула дверь. Внутри было тепло, накурено и шумно. Компания крепко подвыпивших мужчин играла в карты. Мимо Агаты пробежал лакей, едва не задев ее подносом, уставленным кружками с пивом.

– Эй, мисс, желаете выпить? – из-за барной стойки вошедшую посетительницу окликнула хозяйка заведения. Весь вид женщины говорил о том, что она уже пропустила кружку-другую пива, а то и чего покрепче.

– Я заблудилась. Вы не подскажете, как мне найти отель? – Агата подошла к стойке, протянула барменше бумажку с адресом.

– «Фаворит»? Что-то я не слышала о таком… Поблизости точно нет. Эй, Джони, ты слыхал что-нибудь об отеле под названием «Фаворит»?

От компании наблюдающих за игрой отделился невысокий парень, нехотя подошёл к стойке.

– Фаворит… Фаворит… Это на Дуглас стрит? Знаю. Только это далеко.

Вскоре Агата выяснила, что уехала от вокзала не в ту сторону. И теперь ей надо вновь ехать на трамвае в противоположном направлении. Вокруг девушки начали собираться любопытствующие. Ей стало не по себе. Хозяйка заведения поняла ее испуг по-своему:

– Джони, проводи-ка мисс на остановку, да посади в вагон. Вишь, девушка деревенская, боязно ей одной на темной улице.

Парень сдвинул кепку на макушку, подмигнул товарищам:

– Отчего же не проводить такую телочку, отбившуюся от стада? А то кабы волки не утащили.

– Да ты не бойся Джони, – усмехнулась хозяйка, заметив растерянность в глазах посетительницы, – он балабол, но парень безобидный.

Когда уставшая путешественница вошла, наконец, в холл отеля, стрелки часов подходили к одиннадцати. Дома в этот час она бы уже спала под перинкой из утиного пуха.

Вестибюль освещался только желтым светом абажура над стойкой дремлющего портье.

– Недорогой номер? Сожалею, мисс, но свободных номеров сейчас нет. Ни дешевых, ни апартаментов. Поищите другой отель.

Вновь в темноту, холод, неизвестность? Ну уж нет! Хорошо этому мистеру давать советы, находясь тут, в тепле! В Агате проснулось упорство фермерши, она решительно направилась к мягкому дивану, возле которого шатром раскинула глянцевые листья пальма, сняла пальто, расположилась поудобнее, достала из корзины сверток с остатками пирога, бутыль с молоком, разложила все это на низком столике, отодвинув кипу газет и журналов, и приступила к запоздалому ужину. Рядом возник удивленный портье.

– Мисс, что вы делаете? Здесь так нельзя! Извольте покинуть отель.

– Я никуда не уйду. Нет свободного номера? Значит, я буду ночевать на этом диване.

– Но… мисс, вы не на своей ферме, у нас молодые девушки так себя не ведут. Я вынужден вызвать полицию.

Вместо ответа Агата убрала в корзину остатки ужина, легла на диван, укрывшись пальто, и закрыла глаза. Честно говоря, она испугалась угрозы, провести ночь в каталажке ей совсем не хотелось, но оказаться вновь на вымороженной ночной улице незнакомого города было еще страшней.

В этот момент на лестнице послышались приглушенные голоса, в холл спустились двое: мужчина и женщина. Следом за ними беллбой¹ тащил новенький громоздкий чемодан с блестящими металлическими уголками. Мужчина в дорогом пальто с меховым воротником выглядел настоящим джентльменом. Дама была ему под стать. Портье переключил свое внимание на эту пару. Через несколько минут, проводив солидных гостей, он вновь возник возле дивана.

– Мисс, проснитесь, у меня хорошие новости. Сейчас освободился один номер. Правда, он не дешевый, но и не самый дорогой. Вам только придется подождать полчаса, пока горничная там приберется.

Оставшись, наконец, одна в номере, едва сняв пальто и ботинки, Агата упала на кровать и разрыдалась. Этот город, чужой, равнодушный, непонятный, пугал ее. Как здесь жить?! Ее затопчут, раздавят как букашку, и никто даже не спохватится, не пожалеет о ней! Вокруг столько людей, но никому нет до нее дела. Здесь она даже более одинока, чем на своей ферме! Там хоть были Мэг и Том. И мистер Эванз. Ах, зачем она его послушалась! Зачем продала свою ферму? Она бы все сейчас отдала, лишь бы снова очутиться в родном доме, в своей теплой постели, услышать, как Мэг, тихонько напевая, моет посуду после ужина, как знакомо мычит корова в сарае и тикают старые ходики… ходики… тикают…

Так и закончился этот бесконечный, трудный день. Девушка не заметила, как заснула в одежде, поверх шелкового покрывала, обняв мокрую от слез подушку.

Утро разбудило чьим-то голосом в коридоре, быстрым топотом ног. Агата села на постели, огляделась.

Номер был довольно просторным, обставленным непривычно, по-городскому. На письменном столе из темного дерева уютно горела настольная лампа под массивным абажуром. В ее свете поблескивал боками хрустальный графин с водой, стоящий на чайном столике. Рядом, возле окна, глубокое кресло. У противоположной стены резной шкаф с огромным, в рост, зеркалом. Над широкой кроватью балдахин из тонкого полотна. Все вокруг выглядело дорого и солидно. Вскочив с постели, девушка раздвинула бархатные портьеры на высоком окне. Разгоралось утро, тихое и ясное, словно не было вчерашней метели. Выпавший за ночь снег еще не успели затоптать, и он лежал ровный, белый, словно чистый лист бумаги. Вот проехал один экипаж, оставляя темные следы, за ним второй. Новый день начал свою летопись.

Быстро собравшись, свежая и отдохнувшая, Агата отправилась на поиски Университета Крейтон, к которому и относился Медицинский центр штата Небраска. Задача оказалась нелёгкой, она плутала по незнакомому городу довольно долго, прежде чем нашла студенческий кампус. Аллея привела ее от ворот мимо церкви со стрельчатыми сводами к серому зданию с высокой средней частью и длинными боковыми крыльями. С трудом приоткрыв массивную дверь, девушка скользнула внутрь, в полумрак фойе. Широкая лестница вела на галерею, опоясывающую центральную часть холла. В свете, падающем из окон второго этажа, она увидела компанию молодых людей, спускающихся по ступеням. Агате они показались едва ли не небожителями, сходящими с Олимпа. В руках они несли кто сумки, из которых выглядывали книги, кто просто связки учебников, перетянутые ремнем. Среди студентов были две девушки. Они держались свободно, так же громко разговаривали, смеялись. Агата смотрела на них во все глаза. В Тьювалзе было принято, чтобы порядочные девушки помалкивали в присутствии мужчин. Появляться в общественных местах прилично было только в сопровождении кого-либо из родственников. Кажется, здесь, в городе, иные правила.

Компания студентов остановилась посреди фойе, между ними завязался спор. Одна из девушек достала тетрадь, перелистнув, нашла нужную страницу. Все сгрудились над тетрадкой, слушая ее пояснения. Затем один из парней сказал:

– Нет, я уже ничего не воспринимаю. Есть хочется. Пошли обедать!

– Да, хватит. Пойдем. Куда сегодня? В кондитерскую Эшли? – поддержали его остальные.

Шумная компания прошла мимо Агаты, дверь за молодыми людьми захлопнулась. Девушка проводила их взглядом с чувством легкой зависти. Как бы ей хотелось быть одной из них! Такой же свободной, независимой, окруженной друзьями.

В прежней жизни весь круг общения Агаты ограничивался родителями и работниками на ферме. Отец по утрам привозил её на тарантасе в Тьювалз в школу. После уроков он же встречал и увозил ее домой. Девушек в классе было мало, держались они отдельно от юношей. А у тех было принято высокомерно-снисходительное отношение к одноклассницам. Так же относился к своим ученицам их учитель, мистер Джобсон. Хотя девушки, за счет своего прилежания, часто показывали лучшие результаты в учебе, он искренне считал, что им точные науки ни к чему, и снисходительно ставил ученицам «удовлетворительно», не вслушиваясь в их ответы.