Сто моих мужей. Часть первая

Предисловие

Что заставляет взрослого человека, не имеющего никакого прямого отношения к литературе, сесть однажды перед чистым листом бумаги и попытаться кому-то всё рассказать о своей жизни? Мне думается, что чаще всего так поступают те, у кого жизнь не сложилась, не удалась. Они дают себе возможность начать всё с чистого листа. В прямом смысле этого слова. Есть искушение немного приукрасить, подправить совершённые поступки, исправить ошибки. Но не будь ошибок, не было бы раскаяния. Незачем было бы и исповедаться. Мои воспоминания – единственное наследство для моих детей и внуков. Может быть, они уберегут кого-нибудь из них от шагов, способных сломать их судьбу. В этих повествованиях – мой путь к Истине, к себе, к Богу.

С детских лет я многое знала о судьбе моих прабабушки и прадедушки, о жизни до революции и после, о военных годах. Рассказывала мне обо всём моя незабвенная, моя любимая бабуля Елизавета Никандровна вместо сказок на ночь, когда я жила у неё в деревне. Она рассказывала о своём детстве, родителях.

Наши корни по маминой линии уходят на Урал, в Пермь. Там родился мой прапрадед, человек состоятельный, имевший отношение к каретному делу и имевший большую семью. Мой прадед Никандр Сидорович служил в царской Армии, участвовал в Русско- Японской войне 1905 года. Вернувшись из Армии, не смог, по неизвестной мне причине, заниматься каретным делом. Он купил, на выделенную ему часть капитала, ветку железной дороги и управлял ею до самой революции. Его жена, моя прабабушка была из рода Пашковых, звали её Анна Гурьяновна. Подробностей о её происхождении я не запомнила. Баба Лиза рассказывала, о том, как она, её сестры и братья учились в гимназии. Мне было странно тогда слышать о Слове Божьем, которое они изучали там, наряду с другими общеобразовательными предметами. В годы становления Советской власти, мои предки были вынуждены бежать на восток. Революционная лавина унесла их в Забайкалье, где в глуши и бедности закончили они свой век. Бабуля рассказывала о своей юности, о жизни с Иваном, моим дедом. Под впечатлением этих рассказов, я мечтала о любви, большой и настоящей. Моя личная жизнь складывалась очень не просто. Не знаю точно, сколько мужчин встретилось на моём пути. Каждый был в определённый, отмеренный кем- то отрезок моей жизни. И каждый, безусловно, оставил свою отметку в моей судьбе. Вспоминая наиболее яркие события, связанные с мужчинами, с удивлением обнаруживаю, что изложить истории в одном стиле у меня не получиться по сути того, что происходило. Поэтому, дорогой читатель, вам придётся, следуя моему повествованию пройти через повести, драмы, рассказы, мистические истории. Надеюсь, что какая-то часть моей жизни станет вам интересной через форму повествования, которую мне предложит сюжет.

Глава I. Андрей, Аслан и др.

Вспоминая тот день, я каждый раз ловлю себя на мысли, что такие смятение, удивление и восторг одновременно, какие я пережила тогда, мне больше никогда в жизни не пришлось испытать.

Андрей был одет в чёрную рубашку- батник и в тёмные брюки. Светлый ремень и светлые, почти белые туфли дополняли франтовский вид. Все на нём было, как всегда начищено, отглажено до графической точности. Легкий табачно-цитрусовый запах мужского одеколона навсегда остался в памяти осязаний. Был он выше среднего роста. Светловолосый. С мелкими приятными чертами лица. Движения его были мягкие, неспешные. Голос, с приятной слуху, глухотцой.

Я в полной растерянности от неожиданной встречи и от того, что вчера побывала у косметолога по поводу удаления папиломы, и на носу теперь «красовалась» очаровательная короста. Плюс ко всему, по совету врача, ее нельзя было трогать, тем более припудривать, замазывать, одним словом, маскировать. Поэтому не трудно себе представить, какого вида был в данный момент портрет нашей героини. Наличие двух деток и отсутствие помощи от их отца, сказались и на моём более чем скромном одеянии. Кроме джинсов «lavis», приобретённых по случаю мамой, на мне была какая-то нелепая кофточка и несколько старомодные мамины туфли, никак неподходящие по смыслу к джинсам. Постараюсь, без прикрас описать свой портрет. Рост средний. Лицо привлекательное, но истощённое. Копна светлых волос в стрижке каре. Вечно вопрошающие миру серо- зелёные глаза.

Стоим, крепко обнявшись в центре узкого коридора. И снующие туда- сюда жильцы в недоумении обходят застывшую в объятиях пару.

Моё сердце замирает от счастья быть рядом с ним, стоять вот так, ощущая его сильные руки, его тепло. И весь мир в этот миг уплывает от меня, искрясь и звеня розовыми колокольчиками. Я не знаю, не чувствую и не догадываюсь, зачем он пришёл ко мне.

Познакомились мы давно, в детстве, когда нам едва исполнилось по четырнадцать лет. В то лето, я с сёстрами приехала к своей тётушке Анне Антоновне в гости. Неунывающей худощавой женщине со следами былой красоты на лице. Жила она на небольшой станции, очень скромно и даже бедно, одна воспитала сына, который в то время служил в армии, работала нормировщицей на железной дороге. Жила тетушка в многоквартирном деревянном доме. Такие дома можно увидеть на многих железнодорожных станциях. Построены они были в годы строительства КВЖД. Дом был на высоком фундаменте, окрашен в тёмно коричневый цвет. На вид добротный, крепкий. Но вот условия, в которых обитали жильцы, вовсе не соответствовали внешнему виду дома. Тетя Аня с сыном жили в маленькой квартирке, состоявшей из двух комнат и небольшого коридорчика при входе. Жилые помещения были по пятнадцать квадратных метров. В первой от входа комнате, была печь, которую зимой топили дровами и углём. Здесь же был обеденный стол, холодильник, сервант с посудой. Когда приезжали гости, тут же у печи ставили раскладушку. В собранном виде она стояла в углу за сервантом. Во второй комнате нашли своё место раз и навсегда, кровать, кресло, которое на ночь превращалось в спальное место, шифоньер, стол у окна, с радио проигрывателем на нём и тумбочка с телевизором. Вся мебель стояла по периметру. Свободные пространства заполняли стулья. Но интерьер вовсе не казался унылым, благодаря роскошным, высоким, в два метра окнам, и очень высоким потолкам. В доме всегда царил лёгкий беспорядок, но стены всегда были чисто побелены известью, полы блестели от свежей краски и окна, украшенные накрахмаленными тюлем и занавесками, всегда сверкали чистотой. Воспоминания о доме тёти Ани, у меня всегда начинаются с красивых, нарядных окон. Тётушка моя была удивительным человеком – скромным, мудрым, очень добрым и немного странным. Странным мне казалось тогда её особенное отношение к людям, которых все дурачками называли. Именно не «дураками», а «дурачками». В этих казалось бы одинаковых словах таился абсолютно разный смысл. Дураками называли разных пьяниц, грубиянов, задир. А вот дурачёк – это странный, не понятный человек. В каждом, уважающем себя населённом пункте имелись такие экземпляры. В нашем посёлке таким чудом был Витя Вторушин, которого знали абсолютно все. Безобидный. Весёлый. Без возраста. Каким я его узнала в детстве, таким в точности, он был и в пору моей взрослой жизни. В несменном военном кителе, со множеством значков на нём. Менял только головные уборы. Все они были на военную тематику. Бескозырки. Пилотки. Офицерские или солдатские фуражки.

Ходил целыми днями по посёлку, радуясь чему- то своему. Никого не трогал, и его никто не обижал. Затесавшись в любую компанию, будь то молодую или взрослую он мог, одним словцом припечатать любого, кто не понравился ему в данную минуту. И уходил, оставляя присутствующих при этом, с открытыми ртами. Помню, как однажды, в нашей компании отвесил одной красотке, назовём её Юлей, льнувшей к заезжему молодцу: «Не обманывай его, врунья,– обратился он к ней, приблизившись вплотную, она отшатнулась от неожиданности, а он, заглянув ей в лицо и указав пальцем на парня, стоявшего в обнимку с ней. – Он хороший парень. Не для тебя». Развернулся и пошёл прочь от изумлённой группы молодёжи своей расхлябанной, разобранной на разные не нужные телодвижения, походкой. Кстати, не далёк был от истины. Как позже оказалось, та девушка дала согласие на брак парню, который через пару дней возвращался из долгого плавания. А брошенный парень, на которого указал Витя, долго страдал.

У тети Ани в посёлке такой чудилкой была Маруся, женщина без возраста, непонятно откуда появившаяся и также непонятно куда исчезнувшая. Всё время носила с собой огромную сумку, наполненную чем- то увесистым. Зимой и летом ходила в одной и той же, казалось, одежонке, с тёмным платком на голове, от времени и длительной носки имевшим совершенно неопределённый цвет. Светлые её глаза, видимо казавшиеся такими от того, что лицо было тёмным, как- будто смотрели сквозь тебя. Она задавала всем вопросы на своём непонятном детском языке. Все старались обходить её стороной. А тетушка моя в дом приглашала, чаем поила. Кормила. Мы водили носом, фыркали и фукали в её сторону, а она нам: «Не смейте так к ней относиться. Она – Божий человек». В доме тётушки неожиданно могло появиться любое мало-мальски знакомое лицо. Она каждого, как дорогого гостя приветит, уважит, накормит, и если надо и на ночлег оставит.

В моей жизни тётя Аня появилась не сразу. Мне лет десять было, когда я впервые увидела её. Позже, из рассказов родных выяснилось, что дорога в наш дом была закрыта ей по той причине, что мой папа в молодости ухаживал за тётей Аней. А потом предпочёл ей мою маму. Кто восстановил общение сестёр, мне не известно. Но я не представляю своей жизни без моей странной тети. Ещё бы не странной? Взять и взвалить на себя на целый месяц обузу из трёх подрастающих девчонок, когда у самой каждая копейка на счету. Никаких излишек у неё, никогда не было. Родители мои, кроме как денег на проезд, не могли ей ничего дать. Я рассказываю, как раз о том времени, когда узнала Андрея. В отличие от строгой мамы, издёрганной от постоянных пьянок отца и срывающей на нас свою злобу, запрещающей нам многое из того, что позволялось сверстникам, тётушка разрешала нам делать буквально всё. Мы могли пользоваться косметикой. «Краситься», как говорят у нас. Мы с неистовой удалью красили ресницы, губы, ногти. Тетушка спокойно относилась к нашим мини. Мы в один вечер, как могли, укоротили платья до неприличной длины. Наш отец увидев нас в этом, сразу бы отрезал:«Сними немедленно. Вся ж…на голе». А с каким удовольствие мы распускали волосы, а не плели их в надоевшие косы. Но самой запретной и от того, самой желанной – была возможность проколоть уши. Как только мы поведали тётушке о своём желании, так буквально в тот же вечер к нам пришла знакомая тёти Ани с намерением это сделать. Валентина, так звали тётушкину приятельницу, работала медсестрой в поликлинике. Я страшно боялась уколов, но увидев Валентину, красивую, яркую, как кинозвезду, безропотно доверилась ей. Она долго растирала уши мягкими пальцами, затем обработала тройным одеколоном и, наконец, вонзилась иглой в мочку. Жгло и щипало страшно. Я старалась держать себя в руках, чтобы не расплакаться. Сёстры Вера и Наташа смотрели на меня во все глаза. И я попыталась даже изобразить на лице некое подобие улыбки. На процесс прокалывания ушей сёстрам, я уже смотреть не смогла. Мне стало дурно, и я вышла на улицу отдышаться. Недели две мы ходили с ниточками в ушах и страшно этим гордились. Когда пришла пора вынимать из ушей нитки, тётя Аня повела нас в универмаг за покупкой серёжек. Подвела к витрине с бижутерией и произнесла волшебное: «Выбирайте». Выбрать оказалось очень непросто. Столько красивых украшений сверкало разноцветными вставками из стекла и искусственных камней! В ту пору мы представления не имели ни о драгоценностях, ни о золоте и серебре. Украшения из простого металла казались несметным сокровищем. Тётя Аня терпеливо ждала, когда мы сделаем свой выбор.

К вечеру снова пришла Валентина, вынула из ушей нитки и аккуратно вставила на их место выбранные нами серьги. Радоваться нам пришлось недолго. С серьгами нам с сестрой удалось походить, только пока мы были в гостях. По возвращению домой, мама заставила нас снять украшения и проколы заросли.

Средств на косметику у нас, конечно, не было. Помада алого цвета на дне колпачка досталась нам от другой тёти, которая жила у нас. Тетя Люда была самой младшей из братьев и сестёр моей мамы. В восемнадцать лет она приехала из деревни в наш посёлок и стала жить с моими родителями. Они устроили её на завод, где она до пенсии работала крановщицей. В семье моих родителей из застенчивой девчонки она превратилась в миловидую девушку. У неё-то мы и позаимствовали одну из помад. Косметика хранилась у неё под замком в серванте, вместе с фотографиями киноактёров, письмами и фотоальбомом. Тайком от мамы и тёти мы красили ею губы, пока она почти не закончилась. Прихватили эту помаду и в поездку к тёте Ане. Роль теней для век выполняли мелки, обычные мелки, зелёного и голубого цвета. Что бы лучше и ярче они смотрелись на глазах, мы смешивали их с кремом для лица. Можете себе вообразить, как три девчонки двенадцати-четырнадцати лет, в коротких до предела платьях, с распущенными волосами и невообразимым раскрасом на лицах вышли в «свет»? «Свет» -это поход в магазин или выход в кино.

Три красотки произвели фурор на всю округу, и вскоре во дворе дома тёти Ани было такое количество пацанов, что страшно было выходить на улицу. Мальчишки пытались разными способами завести знакомство со столь необычными особами. Представьте себе картину: небольшой тесный двор деревянного дома на несколько семей, огороженный штакетником. Напротив дома- сараи. Прямо под окнами одной из квартир, на небольшом пятачке парнишка лет двенадцати виртуозно подбрасывает мяч ногой. Чуть в стороне, мальчишки, трое на трое играют в футбол, бегают босыми, обувь используется в качестве ворот. Чуть поодаль, на тенистой завалинке, какой- то подросток, в белой тканевой фуражке, исполняет песню под гитару гнусявым, ломающимся голосом: «Девчонка ну как ромашка, как тоненький стебелёк, Наташка, моя Наташка, ну кто же тебя привлёк…» Симпатичный, веснушчатый с кучерявым чубчиком Санёк, взбирается на верхушку тополя, росшего под окном. Кто-то в толпе отчаянно матерится, сплёвывая сквозь зубы, полагая, видимо, что это самый взрослый и мужской поступок, достойный нашего внимания.

Мы с сёстрами абсолютно ошеломлены такой внезапно свалившейся на нас популярностью. Мы – это я, четырнадцатилетний девочка- подросток, моя сестра Наташа, младше меня на пару лет, и Вера- тринадцати лет от роду. Наташка- симпатичная девчонка с огромными карими глазами в пушистых ресницах, с вьющимися темными волосами, отчаянная и смелая. Вера – наша двоюродная сестра. Дочь маминого брата. Шатенка с приятными чертами лица, скромная и осторожная. Среди этой распустившей хвосты шпаны, был симпатичный мальчишка Стасик Прутков, самый маленький и милый, со смешными выступающими вперёд двумя передними зубами. Он отличался от всех спокойным нравом и воспитанностью. Читал много книг и пытался удивлять нас рассказами о приключениях книжных героев и разными своими фантазиями. Показывая рукой в сторону сопки на окраине посёлка, говорил, что там под ним находится динозавр. Понятно – не живой. Его останки. С ним было очень интересно общаться. В один из вечеров, когда мы, сидя у костра, слушали песни под гитару, Стас потянул меня за рукав и, заговорщически, шепнул, в самое ухо: «Лен, с тобой хочет познакомиться Андрюха Новиков. Классный пацан». И для убедительности показал, кулак с поднятым вверх большим пальцем. Разомлевшая от тепла костра, задушевного пения под гитару, я лениво пожала плечами:«Давай». В этот же вечер, после того как вся ватага проводила меня и сестёр домой, я спросила у тёти Ани про Андрея. Оказалось, что он был из очень обеспеченной семьи. Отец работал начальником на крупном предприятии по переработке сельхозпродукции, мать- там же бухгалтером. Их семья имела огромный дом, скотину. Старший сын учился в Москве.

После такой информации о нём, я пожалела о том, что дала Стасу согласие на знакомство. Я понимала, что мой уровень жизни совершенно не соответствует тем, условиям, в которых родился и вырос мой незнакомый друг. Наша семья жила на такой же маленькой железнодорожной станции в двух часах езды на пригородном поезде. Мама и отец работали на заводе подъёмно-транспортного оборудования. Отец пил по причине того, что в семье не было сына. «Род остановился»,– причитал пьяный глава семьи. Мама еле-еле сводила концы с концами, поднимая трёх дочерей. Кроме Наташи, которую я уже упоминала, была ещё Саша. Геннадий Пантелеймонович, мой папа, дал ей мужское имя от обиды, что снова не сын родился. Мне было пять лет, когда появилась младшая сестра. Я хорошо помню то время, когда он стал поздно приходить с работы с запахом алкоголя, начал дёргать и обижать разными словами маму, начались скандалы и даже драки. Сашенька росла очаровательным ребёнком. Вьющиеся тёмно русы волосы, шоколадного цвета глазки, как бусинки. Не помню в каком возрасте, Саша, как то само собой, оказалась под моей постоянной заботой и опекой. Я забирала её из сада, гладила её одежду, купала, собирала в школу, проверяла уроки. Характер у сестрёнки с самого детства был не из покладистых. Думаю, что во много он был обязан обстановке, в которой она росла. Я как могла, старалась заботиться о ней. Она платила мне своей чистой и нежной привязанностью. Всю жизнь я нет-нет да задумываюсь над тем, что было бы, если мама родила сына…

Жизнь в нашей семье шла от пьянки до пьянки. Мы жалели маму и себя. Именно поэтому, вырвавшись в то лето из этой обстановки, готовы были выпрыгнуть из собственной шкурки от счастья и свободы. Кроме длинных, светлых, густых волос, которые дома мне приходилось носить в косе или косах, никаких достоинств у меня не было. Что привлекло во мне Андрея? Отчего он решил познакомиться со мной? Точно, что не боевая раскраска и мини. Мне очень захотелось узнать этого парня, о котором, взахлёб, рассказывали все наши новые друзья. Я понадеялась, что Андрей ничего не узнает о моей семье и решилась на знакомство.

Настал тот день, когда должна была состояться встреча. Накануне того события, ночь была бессонной. Я с трудом представляла себе, как вообще происходят эти самые знакомства. Мне до сего дня ни разу не приходилось это делать. С самого рождения мы обитали в привычном окружении, и знакомиться ни с кем не приходилось. Утром меня вновь охватило сомнение во всей этой затее со знакомством, я уже была почти уверена в том, что вовсе не следует это делать. Стараясь, скрыть тревогу от сестёр, кое – как позавтракала, привела себя в порядок. Одела синее в цветочек платье и соорудила на голове хвост. За подготовкой к встрече и волнением, не заметила, как наступило время знакомства. В окне, краем глаза зафиксировала несущегося со всех ног Стаську, отдернула штору и увидела, что за ним идёт рослый симпатичный парень с длинными светлыми вьющимися волосами. Он спокойным и уверенным шагом, немного вразвалочку, двигался, в направлении нашего дома. Я заметалась по дому и, не понятно почему, выскочив в коридор, забилась в какой-то угол. Сейчас вспоминаю, что это был угол между стеной и, заставленным вёдрами и тазами, столом. Затаилась и отчего-то даже закрыла глаза. Почти в тот же миг услышала, как в дверь постучали и открыли, без разрешения войти. Я, казалось, не дышала, в своём спасительном уголочке. Пришла в себя от толчка. Стас с выпученными глазами схватил меня за руку и потащил на улицу. На улице было жарко, а меня начал колотить озноб, зуб на зуб не попадал. Прямо перед крыльцом стоял парень. В светлой рубашке расстегнутой почти до пояса, видимо по причине жары, и брюках клёш.

– Привет,– просто и обыденно произнёс он, как будто мы сто лет были знакомы и протянул мне руку,– Андрей или просто- Дюша.

–Лена,– ответила я, не узнав своего голоса, и быстро выдернула руку из его ладони. Парень, щурясь от яркого солнца, бесцеремонно рассматривал меня с ног до головы. Я злилась на себя за свою растерянность, с которой никак не могла справиться. Очень кстати выскочили мои любопытствующие сестрички, немного разрядив затянувшуюся паузу.

– Ну что, девчата, речку нашу вам ещё никто не показывал? Хотите позагорать?– спросил Андрей, и, не дождавшись ответа, добавил – В три часа мы за вами заедем, будьте готовы.

Тётушка, конечно, нас отпустила, прочитав небольшую нотацию по поводу осторожности. И, в первый раз в жизни в компании парней, на мотоциклах, мы поехали на речку. Та речка, как и большинство Забайкальских рек, текла прямо посреди равнины, тихо и неторопливо. По берегам густо рос тальник. Так в наших краях называют вербу. Невысокие кусты, росшие на подмытых берегах, образовали затенённые уголки. Ребята определили наиболее удобное для большой компании место и предложили располагаться. Кое-как преодолев смущение, мы разделись до купальников и дружно стали плавать и резвиться в воде. Потом грелись под солнцем на мягкой, пахнувшей землёй траве. Я тайком наблюдала за Андреем. Он ловко плавал. Я видела, как он скользил по воде, попеременно двигая руками. Когда одна рука появлялась над водой, он слегка сгибал её в локте. Появляющееся над водой тело было вытянуто в струнку. Я внимательно следила, как он ухом ложился на плечо, лицо выныривало из воды, и он смотрел в сторону вытянутой руки, которая в это время уходила под воду. В этот момент он шумно вдыхал, потом разворачивался, менял руки, и, пока лицо оказывалось под водой, делал выдох. Впервые в жизни я рассматривала тело парня. И это пугающе завораживало. После купания он смешно стряхнул с себя воду, попрыгав на одной, а потом на другой ноге, наклоняя головы то к одному, то к другому плечу. Затем, сложив руки ладонями вместе, он «нырнул» между мной и сестрой. Меня обожгло его холодное напряжённое тело, оказавшееся рядом. Он шумно дышал, устраиваясь поудобнее на покрывале, а я пыталась сделать вид, что нисколько не смущена его поведением. Мне было трудно дышать, но я продолжала лежать, почти не шелохнувшись, уткнувшись лбом в сложенные перед собой руки. Я не могла двигаться от охватившего меня волнения. Наконец, успокоив своё дыхание, Андрей стал смотреть на меня. Он лежал, так же как и я, на животе, пристроив голову на сложенные руки и повернувшись ко мне. Я не видела его лица, но чувствовала его взгляд. Мне не хватало воздуха и я, резко встав на колени, поднялась, и демонстративно стараясь не смотреть в его сторону, пошла на берег. Там Стас и Игорь, его старший брат, друг Андрея, жарили на костре хлеб. Я натянула поверх ещё мокрого купальника сарафан и стала помогать им, нанизывать на очищенные от коры веточки, кусочки хлеба. Мы с сёстрами, по неопытности, ничего съестного с собой не прихватили. А пацаны оказались более предусмотрительными. Кроме хлеба была припасена соль, отварные яйца, морс в бутылке, заткнутой свёрнутой газетой. Еды на всех не хватило, но перекусить, всё же, удалось на славу. Я ловила на себе изучающий взгляд Андрея. Меня это очень смущало. Оттого я была неловкой и неуклюжей.

С речки мы приехал к вечеру, загоревшие, весёлые и страшно голодные.

Все, оставшиеся до отъезда дни, мы провели вместе с Андреем. Ездили в лес, на речку, просто катались на мотоцикле, обозревая природу. Почти каждый вечер мы в компании друзей проводили на «пятачке». Пятачок– это место, вдали от жилых домов, где мы жгли костёр и пели песни под гитару. Так, впервые в жизни я стала встречаться с парнем. Меня захватили и переполнили до того незнакомые чувства. То чудесное лето запомнилось мне яркими красками, теплом, запахами земли, воды, камней и абсолютно бесшабашной безмятежностью. И всё это подарил мне обычный парнишка, мой ровесник, с которым мне было спокойно и легко.

За пару дней до отъезда произошла одна поразительная история. В то утро я с особым нетерпением ждала, когда появится мой друг. В назначенное время Андрей лихо подкатил на своём «Урале». День был прохладный, ветреный. У меня был повод в очередной раз надеть узкие брючки из джинсовой ткани, синие парусиновые туфельки на шнурках и зелёную трикотажную кофту с белым орнаментом. Я очень любила эти вещи из своего довольно скромного гардероба. Волосы усмирила заколкой, улыбнулась отражению в зеркале и выскочила на улицу. Андрей, как лихой наездник гордо восседал в «седле» железного коня, в руке держал мотоциклетный шлем.

– Привет. Какой план на сегодня? – спросил он.

– Мне – всё равно, – бесшабашно ответила я, готовая идти за ним хоть на край света.

– Хорошо, поедем туда, где мы с тобой ещё не были… Продолжим знакомство с, так сказать, достопримечательностями.

– Согласна.– кивнула я.

Он водрузил мне на голову шлем, помог сесть в коляску, придерживая под локоть, заботливо прикрыл чехлом. Обойдя мотоцикл, он прыгнул за руль, дал газу, и мы помчались по улице, радуясь тому, что снова вместе. Ехали долго. В лесу, по известной Андрею дороге, добрались до места, которое называлось «Бурятский камень». Место очень странное и таинственное. Среди леса на поляне лежал огромный валун со странными письменами на нём. Вокруг, в радиусе десяти – пятнадцати метров, все кусты и деревья, были увешаны цветными ленточками. Казалось, что мы попали в другой мир. Вокруг камня большим многолетним слоем лежали монеты. Андрей, сказал, что по преданию, здесь захоронен шаман, имевший большую силу. Столь странное место упокоения было определено другими колдунами, обратившимся к духам предков. Существует поверье, что любой человек, может загадать желание, стоя у камня, и оно обязательно сбудется. В знак уважения памяти шамана, нужно повязать ленточку на дереве и оставить монеты у камня. К моему изумлению, выяснилось, что брать с этого места ничего нельзя, духи могут разгневаться и наказать.

– С пустыми руками тоже нельзя сюда приходить, – продолжал Андрей.

– Как же нельзя? У меня нет ничего с собой. Я же не знала, – выслушав подробный рассказ моего экскурсовода, залепетала я, почувствовав вдруг особенную ауру этого места.

– Не переживай, я всё прихватил, – деловито ответил мой спутник и вынул из кармана спортивной куртки две полоски из ткани и горсть монет.

– «Загадывай желаыэ» – держа в зубах одну тряпичную ленточку, крикнул Андрей, привязывая тем временем свою. Я глазом не успела моргнуть, как он оказался почти на вершине густо украшенного дерева. «Загадала», – глухо снизу ответила я. Не могла же я признаться ему в том, что желаний вдруг оказалось так много, что они одно за другим наперебой втискивались в мою голову и так и не обрели чёткую лаконичную форму. Спрыгнув с высоты, Дюша отсыпал в мою ладонь монеты, сосредоточенно подумал о чём-то и аккуратно положил свои у камня. Я повторила ритуал. Желание, одно единственное, загадать не удалось. Просто подумала о том, как мне сейчас хорошо. Поведение Андрея меня удивило, никогда не думала, что мальчишки могут верить в какие-то сказки. Тогда я не верила в высшие силы и была далека от мистицизма. На обратном пути мы сбились с дороги и мой друг заметно нервничал. Я даже краем сознания успела подумать, что это шаман гневается на меня за неверие. Долго плутая по лесу, мы нашли, наконец, одну не тупиковую дорогу, которая вывела нас в какой-то посёлок. По размерам он был достаточно большим. Кругом, сколько охватывал взгляд, стояли длинные деревянные бараки. Где-то вдалеке гулко стучал оборудованием завод.

– Где это мы? – крикнула я Андрею.

– Это – Орловск. Здесь тюрьма и поселение для заключённых. Кирпичи на заводе делают и ещё какие-то стройматериалы, – разобрала я из уносящейся на скорости речи. Ехали мы очень быстро. Вдруг впереди я увидела двигающуюся нам навстречу огромную толпу людей, в чёрном. Меня охватил панический страх. Заключённые шли нестройными рядами, впереди, сзади и по бокам огромной колонны, двигались конвоиры с собаками и автоматами. Шагавшие впереди конвоиры попросили нас остановиться у края дороги. Мимо нас на расстоянии полутора метров медленно шла, стуча кирзовыми сапогами тёмная, пугающая толпа людей. Я ловила на себе любопытные, удивлённые, внимательные, насмешливые, завистливые и злобные взгляды. От волнения и страха меня била дрожь и я готова была с головой спрятаться в коляску и укрыться чехлом. Чёрный людской поток казался жутким и бесконечным. Внезапно я почувствовала тёплую ладонь на своей руке и только сейчас заметила свои посиневшие пальцы, вцепившиеся в поручень. Я подняла лицо и встретилась с глазами Андрея, он с высоты своего сиденья спокойно смотрел на меня и, улыбнувшись, подмигнул, как будто ничего не происходило вокруг. И от этого взгляда вдруг такое тепло растеклось по моему телу. И так мне вдруг стало легко, и радостно, что детская моя душа воспарила в миг над этой жуткой толпой и не такими уж зловещими стали казаться мне лица устало бредущих людей.

Домой мы вернулись достаточно поздно. Тётушка начала ворчать, но увидев мою счастливую мордашку, махнула рукой. В ту ночь я не сомкнула глаз, всё думала и думала, вспоминая и запоминая каждую минуту этого удивительного дня. Две недели промчались, как один миг и настал последний день, последний перед отъездом вечер. Днём мы планировали съездить на речку, но погода грустила вместе со мной, с утра шёл нудный моросящий дождь и до вечера не прекратился. Андрей, в течение дня приезжал несколько раз. В длинном брезентовом плаще, чтобы не промокнуть, он был не похож на себя. Вечером, когда наконец, закончился дождь, мой друг примчался аккуратно одетый и пригласил меня к себе домой. Я долго сопротивлялась, но он был настойчив, и мне пришлось поддаться уговору. Родителей дома не оказалось, но был накрыт стол с печеньем, конфетами и вареньем. Дом его родителей выделялся среди всех на улице. Я имела представления о частных домах, у нас говорят «свой дом». А были ещё «казённые дома» Так вот у них был «свой дом». Дом был добротным, с большим двором, летней кухней, баней, хозяйственными постройками, огородом и садиком под окнами. В доме было очень мило. На стенах висели ковры, говорящие о достатке в семье. Мебель сверкала полировкой. Ноги ступали на мягкие дорожки. Было очень чисто и уютно. Я чувствовала себя неловко. Андрей, стараясь разрядить обстановку, с шуточками- прибауточками, усадил меня за стол, и мы стали пить чай. Я, правда, почти ни к чему из угощений, не притронулась. После чая Андрей провел меня в свою комнату, включил магнитофон и мы стали рассматривать альбомы с фотографиями, которые мой друг забавно комментировал. Сидели мы близко друг к другу, и эта близость волновала меня. Неожиданно вернулись родители. Андрей представил нас друг другу. От смущения я даже не запомнила их лиц. Общение как- то скомкалось, я стала собираться домой. Мама Андрея, тётя Маша, предупредила, что на улице сильный дождь. Дюша одел лёгкую куртку от дождя, такую же набросил мне на плечи. За пределами уютного тёплого дома было холодно и сыро. К бесконечному дождю прибавился ветер. Стало совсем темно. Свет из окон домов едва пробивался под косыми струями дождя и немного освещал дорогу. Куртка всё время сваливалась с меня, и Андрей поправлял её на моих плечах. И, как бы невзначай, оставил на них свою руку. Мы брели, обнявшись, под холодным дождём и молчали. На крыльце тётушкиного дома мы остановились, откладывая минуту прощания. Мой друг видел, что я продрогла, и сам он тоже ёжился от холода и промозглой сырости, но проститься не хватало духу ни мне, ни ему. Он застегнул пуговицы на моей куртке прямо поверх рук. Мы стояли под дождём и, не отрываясь, смотрели друг на друга. Капли стекали по моему лицу, и Андрей вытирал их большим пальцем, придерживая меня за шею и затылок.. За дверью звякнул замок, видимо, тетя Аня услышала, что мы пришли. Я отступила к двери, освобождаясь от его рук, но он схватил меня за плечи и томительно и сладко прильнул к моим губам. Теперь мне ни капельки не хотелось освободить свои руки из плена. И Андрей, держа в ладонях моё лицо, щекоча усиками, жадно целовал глаза, брови, нос, губы. Бесконечные струи дождя серебрились от падающего на них света от фонарей, находящихся в ста метрах на железнодорожной станции. Пахло мокрой древесиной и железной дорогой. За дверью послышалось тётушкино ворчание, он отпустил меня, расстегнул пуговицы на куртке и подтолкнул к двери. Ночь снова прошла без сна. Я вспоминала каждую минуту, каждое мгновение сегодняшнего дня и вечера, запоминая волшебные ощущения первого в жизни поцелуя, волнующего и самого-самого настоящего.