Buch lesen: «Ненависть эльфа – любви не помеха»

Бал-маскарад.

Позолоченная карета, вся в вензелях и завитушках, запряженная шестеркой чистокровных белых и горделивых жеребцов, торопливо въехала во двор королевского дворца. В сумерках, преодолев внутренние массивные ворота из витого кованного железа, что выглядели в точности, как живые лозы виноградника с плодами и листьями, переплетенными между собой и расписанные золотом, экипаж замедлил ход и уже спокойно семенил по гравию, устланному по всей территории королевского двора.

– Ну и ну! Вот это, да! Это же чудо какое-то! Немыслимо! Экспрессивно! Безумно! – Восторженно произнесла юная особа, высунувшись в окно кареты на половину пухлого туловища.

Издали это выглядело столь нелепо, что напоминало крупного поросенка, не сумевшего перепрыгнуть барьер и перевалившегося наполовину через него, но только этот поросенок был одет в бирюзовое отласное платье и с ног до головы усеян рыжими веснушками, что густо покрывали алибастровую кожу. На голове же, в свете вечерних фонарей, сверкали броши, что хоть как-то пытались удержать копну скрученных в прическу непослушных рыжих завитков. И все ничего: лицо, наряд, фигура, но вот все вместе, как-то плохо сочеталось, хотя сей поросенок выглядел довольно мило из-за своих больших и бирюзовых глаз.

И эта пухлая и юная особа, которой уже стукнуло полных восемнадцать лет, уже считалась старой девой, так как ее родителям не поступало предложение о браке. И этот бал был последней их надеждой на замужество, и только с этой целью ее семья в карете отправилась в столь дальний и затратный путь, в столицу страны людей – Энторион, во дворец короля Шерпа III, что собрал под крашей своего дворца, всех высших представителей всех рас, ну и народов Аутура, для благих и очень важных дел.

Глядя во все свои большие бирюзовые глаза на роскошь и красоту, окружающую нашу героиню, та вскрикивала с удивлением и неподдельной детской радостью каждый раз, как только ее взгляд цеплялся за что-нибудь интересное, будь то выстриженные под необыкновенную форму кусты и деревья, красота дворцового фасада, статуи или фонтаны в саду. Все для нее выглядело сказочным и таким необыкновенным, что девушка, с замиранием сердца подбирала эпитеты и синонимы, чтобы выразить все то, что вызывало в ней такие бурные эмоции.

В стенах родного поместья, где жила девушка с самого своего рождения и, который она еще никогда не покидала так на долго, было просторно и красиво, но оно не шло ни в какое сравнения с королевским дворцом, его изыском, роскошью, архитектурой и пейзажем.

– Кирилла Омела – Адальская! – Строго окликнула ее мачеха и с силой дернув за руку, усадила на место, на против себя. – Тебе следовало бы быть немного сдержаннее в выражении своих чувств. В конце концов это просто неприлично. Мы же здесь не на городской ярмарке, а на балу у самого короля Шерпа III. И если ты опозоришь нас, то я запру тебя в самой высокой башне в поместье, навечно! – Не шутила маман.

Женщина заставила падчерицу накинуть на плечи свою вуаль, дабы она смогла прекрыть рябое декольте и свои округлые такие же в крапинку руки, что из-за фасона платья были навиду.

Баронесса, обладающая отменным вкусом и чувством стиля, подбирала своей приемной дочери наряд, скрывающий ее пятнистость, но, к сожалению, на ее фигуру готовых платьев нужного покроя не нашлось, а на заказ шить было дорого, так как, портные драли с заказчика двойную цену, стоило им лишь увидеть данную модель. Поэтому, за неимением лучшего варианта, мадам пришлось пожертвовать бронзовой вуалью из своего личного запаса для дочери своего мужа, дабы скрыть ее врожденный недостаток и повыгодней продать сватам.

– Да, матушка. – Обиженно выдохнула девушка и опустила веки, обрамленные густым рядом пушистых рыжеватых ресниц.

– По крайней мере, у нас есть надежда найти тебе достойную партию здесь, на балу, ведь именно сегодня будет весь высший свет из разных стран и континентов. Поговаривают, что на балу будут даже эльфы, гномы, морские представители королевской династии, и даже драконийцы. Из такого разнообразия женихов можно будет выбрать хоть кого-то, учитывая, что ты у нас уродилась… далеко не красавицей. – Отрапортовала баронесса, прикидывая какую выгоду от сегодняшнего бала может получить.

– Что ты такое говоришь, дорогая? Наша Кири очень красивая и добрая душа, так что не думаю, будто найти жениха для нее это целая проблема. – Озвучил барон Адальский свои мысли, улыбаясь дочери с нежностью и любовью во взгляде таких же бирюзовых глаз.

От приятного комплимента, сплошь покрытое рыжими веснушками лицо юной особы, засияло лучезарной улыбкой маленьких, пухленьких, розовых ланитов, а в глазах заискрились лучики счастья и добра.

Пухлая, пятнистая от блеклых конопушек рука отца, приободряюще легла на такие же рябые ладони дочери и одарила их теплом своего прикосновения.

– Не слушай ее, моя куропаточка, ты завидная невеста, и очень даже хороша и аппетитна, как свежеиспеченная ватрушка. Я знаю, о чем я говорю. Ты с легкостью завоюешь сердца всех юношей на балу и в королевстве. – С улыбкой подмигнул ее отец такими же добрыми, похожими на ее собственные, глазами.

– О чем ты говоришь, Кирон? Ты что ослеп на старости-то лет? И это ты называешь аппетитным? – Фыркнула жена, указывая темным веером на выпирающие складки пуза, обтянутые бирюзовым атласом. – Ты только посмотри на ее фигуру, а эти курчавые непослушные волосы, а эта уродливая рябь по телу? Да она похожа на деревенскую пастушку, но никак не на благородную девицу! Ха! – Экспрессивно высказалась баронесса, небрежно изучая свою падчерицу. – Да уж, ей есть в кого удастся… – Брызнула она на последок, не скрывая своего пренебрежения к собственному мужу, которого всю жизнь считала за уродливую жабу из-за его большого живота, что выглядел почти, что как бочонок.

Лишь из-за этого недуга, Барон Адальский получил и прозвище свое «бочонок», что называли люди за глаза, но на самом деле, барона все любили, кто был с ним знаком, особенно за понимаюмание и доброе сердечко, за теплоту души и веселый нрав. Но лишь жена чувством не прониклась к мужу с самой свадьбы, и только пользовалась его она добром.

– Ну, что ты такое говоришь, Иллиада? – Рассердился барон. – У нашей девочки отличная фигура, лучше, чем у тех костлявых особ, что изнуряют себя голодом и тугим корсетом. По крайней мере, она выглядит здоровее и веселее их всех вместе взятых и на ее щеках румянец, а ни синие обтянутые кожей скулы. А ее медные вьющиеся волосы – разве не прелесть? Многие отдали бы пол царства за такие завитки. За веснушки, я вообще молчу, ведь они добавляют свою изюминку любому, кто помечен солнечным лучом! А голос! Разве наша Кири не талантлива? Да она самая талантливая девушка в королевстве, да что там, во всем уж Аутуре не сыскать певицы лучше… И я уверен, что найдется женихов с обоз и маленькую тележку, которые полюбят нашу дочь за красоту ее доброго сердечка, а не за то, как смотрятся на ней наряды, драгоценности иль акессуар! – Завелся Барон, не терпящий, когда его любимую и драгоценную дочь принижают, особенно, как это делала его злобная жена, которая так и не узнала, что такое быть родителем, хоть и воспитывала девочку с трех лет.

За пятнадцать лет брака, баронесса так и не подарила барону ни одного ребенка, а все потому, что трусилась за свою фигуру и наследство, что по закону, без завещания, от отца переходило к сыну, но более ее страшило произвести на свет подобное дитя, как Кири, ведь наследственность никто не отменял.

Первая жена барона была доброй и искренней девушкой из разорившейся семьи дворян, и не обладала ни приданным богатым, ни наследством, но она смогла мужу подарить счастье, но жаль, что оно оказалось быстротечным, хотя, они познали счастье еще до брака, так как влюбились еще задолго до своей женитьбы и часто тайком встречались под мостом, пока Кирон не узаконил их любовь. Но так уж вышло, что возлюбленная Мэган –добрая и чистая дитя, подарив возлюбленному мужу их Кириллу, занемогла от страшной хвори и померла, когда их дочери исполнилось два года. Через год, барон женился во второй раз по наставлению своих родных на Иллиаде Бундерштрас с приданным хорошим и богатым.

Новая баронесса не особо интересовалась падчерецей, но отдать должное, и не обижала ее, как бывает в сказках. Она официально поручила воспитание девочки служанке Алетте, которая жила и работала в доме барона, еще с незопамятных времен, и с рождения и так нянчилась с дитятей. И вот, когда девчушка подросла, жена барона стала ее всем своим знакомым и незнакомым сватать, желая поскорее избавиться от своей сопернице в наследстве, стараясь продать Кири подороже, но ей на зло, все только носом воротили, ища себе красавиц по складней.

– Какую-такую изюминку ты увидел в этой непристойной ряби, Кирон? Хм? Помилуй, мать! Кто тебе сказал такую глупость? – Хмыкнула его жена, нацеленная на выигрыш в этом споре, так как очень была азартна, в ещах подобного рода.

– Кое кто, в свое время! – Ответил барон, краснея от негодования и пыхча от раздражения, зная, что с женой бесполезно бороться, ведь она начнет бередить старые раны.

– Я спрашиваю, кто? Это та твоя толстушка из Квинстена – твоя первая усопшая жена? Помилуй, мать! Это она сказала тебе? Она нагло врала! – Надменно заявила супруга, стараясь держать осанку, как можно прямее, а нос выше.

– Не смей даже упоминать ее доброе имя своим ядовитым языком, иначе… – Шикнул «бочонок», но его прервали.

– Иначе, что, Кирон? Не забывай, половина твоего состояния – это мое приданное. И где бы ты был, если бы ни я? Скажи спасибо, что я тогда у алтаря согласилась быть твоей женой, иначе щеголял бы во вдовцах по день сегодняшний, помилуй, мать!

– Я тогда и сам был еще красив и молод, один бы не остался…

– Красив? Как же ты самолюбив! Зато сейчас расплылся как… как бочонок… и если бы я знала, что так будет, то вышла бы за кого-нибудь другого.

– Так значит, ты желеешь, Иллиада?

– Все… началось… – устало выдохнула девушка, зная, что если уж родители начинали спорить, то это затягивалось надолго и как правило, заканчивалось ссорой и обидами. Бывало так, что отец и мачеха не говорили друг с другом и избегали встречь по целом месяцам, и лишь о важном перекидывались фразой.

Пока родители ругались на заднем плане, Кирилла высунула из окна кареты свое пухлое личико. Она вздернула свой маленький с рябиной носик и, с придыханием вглядывалась во всю неописуемую красоту королевского двора, фантазировала, как бы она жила здесь с красавцем-мужем и кучей детишек, чем занималась бы целыми днями и, как весело проходили бы семейные праздники. Она думала о том, чего сама была лишена, ведь ей хотелось дружной и крепкой семьи, но увы, у нее такого не было в помине, а все потому, что отец и Иллиада, просто терпели друг друга.

Неспешно шурша колесами и поскрипывая упряжью, в созвучие с конским фырканьем и ржанием, предупреждавшим эшелон наряженных лакеев о приезде важных гостей, карета стала в край длинной очереди из еще более роскошных экипажей.

– Ой, гляньте! Там карета тети Иллизиды! – С радостным возгласом сообщила Кирилла, вглядываясь, кто же выходит из знакомого экипажа.

В слабом свете факелов и эфирных фонарей, первым показался из кареты козырек шляпки с плюмажем и брошью, затем, из-за каретной двери, медленно выплыла тонкая рука в пурпурной перчатке и легла в руку обходительного юноши, в белом с завитками парике и лакейском красно-золотом камзоле. Как только теткина тонкая фигура, на которой пурпурное платье раскачивалось, как на вешалке, покинула карету, оттуда выпрыгнули еще две фигурки в пышных платьях ей под стать, но они были куда шустрей, чем почтенная мадам.

– Ох, это же Шарлотта и Лотта! – Громко, с восторгом заявила дочь барона, затем снова высунувшись из окна своей кареты, очень энергично и радостно стала махать им рукой, дабы привлечь их внимание. – Девочки, привет! Я тоже здесь!

Все гости короля, что высаживались из карет или просто отдыхали и прогуливались у фонтана на свежем воздухе, обратили на девушку свои удивленные глаза, а некоторые из них, с усмешкой, тихо укорили девушку в невежестве.

Кузины узнали Кириллу и засмеялись, они предпочли сделать вид, что не знакомы с ней и вовсе, и, под строгим надзирательством своей ворчливой старенькой маман, поспешили за слугой во дворец, перешоптываясь и обсуждая свою нерадивую кузину, которую не воспринимали, как родственницу или их подругу, а вот Кири в них видела чуть ли неродных сестер и очерь радывалась их редкому общенью.

– Насчет башни я не шутила! – Рявкнула баронесса и сильно шлепнула падчерицу по спине своим ажурным веером, что девочка всхлипнула от боли. – Помилуй, мать! Сколько не учу тебя хорошим манерам, а все без толку! Ты точно, как твой отец! Вы позор семьи! – Прошипела она между зубов, с крайним раздражением.

– Иллиада! – Негодовал барон.

– Молчать, Кирон! – Заткнула она своего слабохарактерного мужа, рявкнув на него.

Барон повиновался и, виновато посмотрев на дочь, отвел взгляд, насупился, притих.

Баронесса, как заведенная продолжила критиковать свою падчирицу, как это делала б с родным ребенком, ведь относилась к ней, как к неотъемлемому члену их семьи и даже в редкие моменты проникалась к малышке добротой:

– Все время держи осанку и не сутулься, ты не в свинарнике. Не говори без спросу или громко, не забывай прикрывать веером рот, когда улыбаешься и при улыбке не показывай зубы, как лошадь в стойле. Веди себя так, словно ты мышка и не набивай рот всякими сластями. Голод пойдет тебе только на пользу, по крайней мере для фигуры точно! Еще, не вздумай первой начать разговор с кем-либо и держись в стороне – это предаст тебе загадочности или хотя бы скромности. Не суй свой нос, куда тебя не просят и… поминуй, мать! Стряхни уже с платья эти крошки…

Милая толстушка, кажется, и половины не усвоила из всего того, в чем ее наставляла мачеха и просто кивала головой.

– Но, как я найду себе жениха, если мне нельзя говорить, улыбаться и знакомиться. Для чего я должна все время прятаться? – Возмутилась Кирилла, не разделяющая взгляды матери.

Следующий хлесткий удар пришелся по лбу девушки, от которого она ойкнула и быстро зачесала лоб, чтобы притупить болевые ощущения.

– Что я сказала? Не говорить, пока тебя не спросят! – Фыркнула баронесса на Кириллу и с усталью прошептала «помилуй, мать».

Баронесса одарила дочь барона змеиным взглядом, от которого по телу девушки пробежал холодок. Кирилле пришлось смериться, ведь спорить с мачехой было все равно, что биться с камнем, поэтому девушка выбрала свой излюбленный вариант, а именно кивнула головой, словно все поняла, хотя ни одно наставление мадам, не заципилось у нее в мозгу. Но девушка все же уважала мнение женщины, что заменила ей мать, ведь Иллиада всегда была с нею откровенна и честна, и говорила все, как есть, не юля и не боясь обидеть.

Дождавшись своей очереди в шеренге экипажей, карета четы Адальских подьехала к широким мраморным ступеням, ведущим во дворец. Лакеи синхронно отворили двери и подали руки новоприбывшим гостям, склоняя головы в учтивом поклоне, затем, поприветствовав, проводили во дворец, помогая взобраться по высокой лестнице пожилым или тем, кому ступеньки могли показаться непреодолимым препятствием на пути во дворец.

Семейство Адальских, не произнося ни слово более друг другу, вступило на порог и Кирилла была готова влететь по нему вверх, как горный ветерок между скалами, дабы быстрее оказаться внутри дворца и своими глазами узреть, сходятся ли ее фантазии, что представляла она, с реальным величием королевского архитектурного шедевра. И только Кирилла увеличила темп и вбежала на три ступени вверх, поравнявшись с матушкой, как называла Иллиаду, как злобно выпученные черные глаза баронессы зыркнули на нее, давая понять, что это последнее, что она сможет сделать в своей жизни.

Плавным движением своей тонкой руки, продолжением которой был длинный темный веер, под цвет лилового платья и капора, баронесса, сохраняя вселенское спокойствие, задвинула девушку за себя, одним лишь взглядом приговаривая падчерицу к гильотине за ее дерзкую выходку.

Кирилла все поняла по одному лишь виду постного лица матушки и более не смела выбегать вперед. Понуро, лишенная всякой улыбки, она пошла позади своих домашних и остальных гостей, украдкой разглядывая их изысканные, необычные наряды и сверкающие украшения на теле и одежде.

Адальские взбирались по, казалось бы, непреодолимой лестнице, без лишних усилий, ведь благодаря широкому основанию ступеней это было куда проще сделать, чем думалось им. Но все равно, при восхождении, к главе семьи, видя, как ему сложно поднимать собственный вес, несколько раз подбегал лакей, протягивая руку помощи. Барон стоически отказывался, делая вид, что он настоящий мужчина и, что такая высота для него не больше, чем камешек на дороге, но достигнув вершины, отдышался и продолжил путь пошатываясь от усталости. Баронесса только могла пренебрежительно говорить «помилуй мать» и подкатывать глаза вверх, видя, как ее супруг вытирал платком пот со своего раскрасневшегося рябого лица. А вот младшая Адальская, даже не почувствовала усталости, так как вращая во все стороны свою голову и разглядывая красоту возвышавшегося над ней бело-золотого дворца-гиганта с его мраморными титанами в место колон, поддерживающих крышу, заглядевшись, спотыкалась о каждую ступеньку, задерживая других поднимающихся и сбивая их с пути.

Весь этот сказочный дворец, со своими затейливыми рельефами, скульптурами, арочными окнами – витражами, обрамленными золотыми вензелями и плетущимися по ним плющам, колоннами-титанами, кажущимися живыми, вызывал у девушки дикий восторг и немоту, так как она даже не представляла, какими словами можно выразить всю эту роскошь и красоту, что ей давелось увидеть лично. Ей казалось, что она лилипут, попавший в страну гигантов, так как многоярусный дворец с колоннами на каждом ярусе, уводил пик здания под самые облака.

Разинув рот от удивления и ослепленная ярким светом, что вырывался из дверей и окон дворца, Кирилла врезалась в высокое и твердое препятствие. Подняв вверх глаза она увидела невиданной красоты мужчину с длинными, мирцающими серебром волосами и ясными как небесная лазурь глазами.

Мужчина был таким необыкновенным, что казалось, сами звезды упали с неба, чтобы сиять возле него и восхвалять его божественную красоту.

Ангельской красоты блондин бросил на девушку холодный взгляд своих необыкновенных глаз, своим разрезом похожих на глаза восточных рас и не имеющих на верхних веках складки. Он фыркнул в ее сторону и стал оттряхивать свой белый камзол, расшитый золотой и голубой нитью, в месте соприкосновения, словно боялся вымазаться или подхватить какую-либо болезнь от касания с такой особой.

Нелепая и неуклюжая девчушка хотела извиниться, но она заметила необычно длинные и острые уши. Все слова тут же пропали в ее голове, сменившись внутренним восторгом.

«Это же эльф! Не уже ли? Да, да, он самый, настоящий эльф! Нет, они точно эльфы все до единого, это однозначно! Что же мне ему сказать?» – Мысленно вскрикивала она от восторга, прибывая внешне в немом исступлении, разглядывая небольшую группу подобных ему мужчин и женщин, общающующихся между собой на террасе дворца.

– Какие же эти людишки все-таки хамы! Вытаращилась на нас, как на стадо огров цирковых, при этом даже не соизволив извиниться! – Заговорил на эльфийском тот, в кого врезалась девушка и, закончив с камзолом, брезгливо махнул своей рукой, как бы прогоняя девушку, если бы она была назойливою, жирной мухой.

Кирилла не поняла ни слова из того, что говорил ей эльф, но все так же, открыв рот, с удивлением продолжала разглядывать мужчин и женщин, так резко отличающихся от простых людей, не только ростом, но и привлекательной, почти божественной внешностью. До этого, Кирилле доводилось видеть эльфов только в иллюстрациях книг, но никак не лоб – в лоб, в живую.

– Не обращайте на него внимание, миледи, он всегда угрюм и колючь, как ежик. Он на вас нисколько не сердится. Правда ведь, Мэлинар? – Засмеялась эльфийка помоложе на человеческом языке и хлопнула своего старшего товарища по спине.

Дважды ударенному эльфу это не понравилось и он, цыкнув и обнажив раздраженно клыки, отдернул руку девушки, что чем-то по внешности была с ним схожа, но была куда уж миловидней за счет плавных очертаний лица, маленького носа, больших глаз и самого лицевого овала, тогда, когда у жертвы нападения было больше проявлений мужественных черт в лице, косаемо скул и подбородка. Но не смотря на жесткость и угловатые линии и формы фасада беловласого мужчины, он приглянулся Кирилле больше всех, стоящих перед ней эльфов, потому как источал силу, властность и красоту всей своей харизмой. А та девушка, что защитила Кири, больше напоминала юношу, и если бы не ее тонкая фигура с осинной талией, то ее точно можно было принять за парня, а все потому, что на ней был мужской костюм: лосины, комзол и сапоги, лишь отличавшихся от мужского наряда женскими аксесуарами и подвеской из белых искрящихся бриллиантовых крупиц на лбу.

– Я не говорил, что извиняю ее, ведь не слышал и слова извинения. Кто только впустил эту простолюдинку, не знающую манер во дворец? – Снова фыркнул высокий эльф по-эльфийски.

– Быть может она сюда пробралась зайцем? – Пошутил, кто-то из толпы и разразился хохотом, подтрунивая остальных.

– Да, нет! Она скорее всего немая. Видишь, как она открывает рот, а оттуда ни словечка. – Снова послышалась незнакомая речь, за которой последовала новая волна смешков.

– Прошу прощения, господа! Для нее все впервые! – Вмешалась баронесса с кривой неловкой улыбкой на озадаченном лице и, ухватив падчерицу за руку, поволокла за собой, затем пройдя несколько метров, остановилась с краю ковровой дорожки, ведущей в бальный зал и, с разъяренным выражением лица, отдернула дочь мужа. – Я что тебе говорила? Ты копия своего отца, такая же глупая растяпа! Будь внимательнее! Надеюсь, они тебя не запомнили. – Озиралась по сторонам баронесса, боясь, что кто-то из знакомых богачей заметит ее, отчитывающей неуклюжую падчерицу, которую сама же и воспитывала.

Стоящий у стены еще один лакей, которых было на празднике, что звезд на небе, вынул из крайнего сундука две маски на палочках и предложил даме с девушкой. Баронесса, недовольная поведением своей названной дочери и обладающая высокомерным характером по своей натуре, вырвала из рук королевского слуги обе маски и с таким же неприязненным рвением всучила одну из них Кирилле.

– Вот надень ее скорее и не снимай, пока куранты не пробьют полночь, – сказала она и протянула маску с птичьим клювом и разноцветными перьями. – Поменьше говори и, ради всех богов и Великой матери… помилуй, мать! Не ввязывайся в неприятности! – Рыкнула она раздраженно. – Куда делся твой глупый отец? Наверняка осушает очередной бокал бурбона… – Вертелась баронесса, разыскивая плотную фигуру с апельсиновым цветом волос и в синем атласном сюртуке. – Поверить не могу, что именно сегодня муж и его дочь решили опозорить меня перед всем высшим светом! – Сквозь зубы, зло прошипела матушка, хлопая руками по бедрам.

– Если ты так не любишь папу и считаешь его глупым пьяницей, то почему же вышла замуж за него? – Спросила Кирилла, не зная, как еще защитить своего доброго и любимого отца.

Мачеха оценивающе посмотрела на Кириллу.

– Потому, как он на тот момент был самым богатым и завидным женихом в Виксинбурге. Понятное дело, я должна была заполучить его себе и перещеголять свою сестрицу, которая собиралась замуж за герцога Фриндгольда. – Ухмыльнулась баронесса, снимая свой строгий капор и протягивая его лакею.

Девушка приставила к лицу пеструю попугаичью маску и поправляя волосы, снова задала вопрос:

– Но как же любовь? Не уже ли, матушка для вас, настолько важно положение?

С усмешкой баронесса вспрыснула руками:

– Я тебя умоляю… Не будь такой наивной дурочкой, дочурка. Конечно же в наше время все решают деньги и статус, а любовь – это не более, чем деревенские сказки, которыми крестьяне кормят своих нищих дочерей, зная, что те в свое время выйдут за таких же голодранцев, как они сами. – Махнула рукой баронесса, удивляясь, как у нее – расчетливой хищници, воспитывающей Кириллу, чуть ли не с младенчиства, могла вырасти такая несообразительная наивная простушка, вместо того, чтобы поучиться у нее премудростям счастливой и роскошной жизни.

– Но нянюшка Алетта рассказывала мне, что… – не унималась Кири.

Мачехе надоело, что падчерица постоянно пытается с ней спорить, копируя норов своего отца и поэтому, быстро прервала ее речь, не дослушав до логического умозаключения.

– Мне плевать, какими бреднями кормит тебя эта старая, выжившая из ума карга. Ее дело следить за тобой, а не рассказывать всякие враки. – Осадила уже строже баронесса и, схватив Кири за руку, потянула ее в зал, причитая по пути и поучая сердечным наукам. – Для тебя мы найдем самого перспективного жениха, поэтому можешь сразу выкинуть свои романтические фантазии из головы. Брак – это выгодная сделка, так что не нужно питать лишних надежд, если хочешь так же выгодно устроится в жизни, как я. Задача любой женщины – выйти замуж за богатого вельможу и поскорей родить наследников ему, чтобы обеспечить себе место в обществе и в его наследстве, на тот случай, если он того… помилуй, мать! – Выдохнула баронесса, наигранно задрав глаза и уложив руки в жест моленья.

Кирилла, спотыкаясь об край собственного бирюзового платья, которое специально выбрала для этого события, чтобы подчеркнуть свои глаза, следовала за мачехой в зал, где собственно и проходил весь маскарад.

– Ну уж нет! – Буркнула девушка, пытаясь стоять на своем. – Вот когда у меня появится муж, я буду любить его и сделаю все, чтобы моя семья была счастлива, а не такой сумасбродной, как у вас с отцом!

Слова девушки заставили мачеху рассмеяться искренне и в голос.

– Ты можешь делать все, что пожелаешь, но для начала попробуй не распугать мужчин и выйти замуж поскорее, а там дело твое – стать жертвой брака или быть счастливой самой. Главное, чтобы тебя потом не вернули домой, иначе я не выдержу такого позора. – Снова запричитала баронесса, театрально подкидывая свое заломаное запястье ко лбу и также по-актерски выдыхая «помилуй, мать!»

Звуки веселой музыки, доносившиеся из центрального зала, стали громче, а у рельефных створок дверей, которые достигали потолка, собралось не мало представителей разных рас со всех земель и континентов Аутура.

Кирилла быстро забыла о том, о чем спорила с Иллиадой и, огромными вытаращенными глазами цвета морской волны, уставилась на гостей, разглядывая их во всех мельчайших подробностях. Девушка всякий раз ахала и охала, когда ей удавалось вблизи разглядеть бледнокожих северян в их мрачных костюмах с мехом м песцовыми хвостами вместо плащей, обвешенных сверкающими драгоценностями южан, драконийцев в их чешуйчатых одеждах, у которых на голове были шиповые наросты, длина которых зависила от возрата представителя данного народа, и вообще всех, кто хоть чем-то отличался от жителей Энториона – страны людей. Ей было настолько все в диковинку, что девушка, позабыв про этикет, совершенно неосознанно смущала всех своим открытым любопытством.

– Кирилла, хватит таращиться! Ты меня позоришь! – Отдергивала ее мачеха, ведя под руку в зал и, произнося свою речь сквозь зубы, вуалируя это все натянутой улыбкой, которой она одаривала оглядывающихся на них гостей. – Наконец – то, хоть какие-то знакомые лица. – Уже добрее сказала она, завидев толпу благородных дам ее круга, собравшихся у цветочного фонтана.

Среди толпившихся герцогинь, графинь и баронесс, обсуждавших изысканный вкус, с которым была выполнена цветочная экспозиция в дворцовых вазах, Иллиада Адальская заметила своих племянниц и сестру, с которой соперничала с самого своего рождения. Баронесса, будь то другой случай, и не подумала приближаться к ехидной сестре, но она не могла упустить той возможности, чтобы похвастаться новым платьем и той причиной, собственно, по которой на бал прибыла чета Адальских.

– А теперь веди себя тихо и чтобы не звука. – В полголоса гаркнула баронесса на приемную дочь и потянула ее в гущу, состоящую из леди высших сословий.

Прикрыв свое постное лицо маской черной лисы, которая очень ей подходила, баронесса, выпустила из своей мертвой хватки Кириллу и подплыла к дамам.

– Леди. – Поприветствовала она дам. Очень учтиво, но в тоже время гордо, держа свою голову на одном уровне, баронесса склонилась в реверансе и, разогнувшись, подошла к сестре с племянницами. – Иллизида, рада тебя видеть, дорогая. Племянницы и вам, привет! – Чмокнула она сестру в каждую щеку, как положено поступать при встрече с родственниками и очень близкими друзьями, хотя ей хотелось плюнуть им всем троим в лица, что так ей мазолили глаза и теребили душу своим существованием, что ей порою снилось, как она душит всех троих. – Как твое здоровье? До меня дошли кое-какие слухи о твоем плохом самочувствии, но вижу, что ты прибыла на бал, а значит мне, не о чем беспокоиться, сестрица. Не так ли?

– Не дождешься! Я еще тебя переживу! – Фыркнула на нее сестрица, прикрывая за маской обезьяны свое недовольное лицо от встречи с нелюбимой родственницей, к которой испытывала взаимные чувства зависти и злости. – Можешь не беспокоиться… с моим здоровьем все в порядке, а вот тебе не стоит доверять каким-то слухам – они всегда обрастают ложью, прежде, чем дойти до твоих ушей.

Баронесса Адальская под маской расплылась в коварной улыбке, так как заметила темные круги под глазами сестры, которые та тщетно пыталась скрыть под толстым слоем пудры и белил. Иллиада в своих мыслях решила, что маска обезьяны, как никогда кстати подходила сестрице, так как сама, за глаза, называла ее старой мартышкой.

Шарлота и Лотта – дочери герцогини Фрингольд и кузины Кириллы, заметили приближение рыжей толстушки в бирюзовом и, взявшись за руки, со смехом ускакали подальше в зал, где, чокнутая, по их мнению двоюродная сестра, не сможет их найти.

– Давай скорей, пока эта пятнистая хрюшка нас не увидела, а то мы от нее не отвяжемся! – Хихикала старшая из девушек.

– Ага, – соглашалась младшая, – если нас увидят вместе с ней, то женихов нам точно не видать, как Кирилле собственной задницы!

Обе девушки рассмеялись.

– Она всех разгонит своей бесполезной болтовнёй. – Усмехалась Лотта и сестра ей вторила.