Buch lesen: «Крик Эдварда Мунка, или Поцелуй сфинкса»
Эскизы предисловия
Валерия Вершинина, главная героиня серии романов «Бегство», не будучи в Германии востребованной по профессии, искала дело по душе. Да, еще такое, чтобы не прерывало опыта работы. Переехав через границу, а трудилась она до отъезда не только как галерейщица, организовывая выставки художников и поэтические вернисажи, но и была страстным исследователем. Если обобщить род ее деятельности, она добивалась скрупулезности в изначальном понимании и препарировании искусства. А потом еще и арт-терапии. Своего рода гомеопат. Как специалист – работая раньше напрямую с музеями, в том числе столичными, с лабораториями, подтверждением результатов, свидетельствами идентификаций, также и с правоохранительными органами, давала вместе с коллегами и приглашенными учеными, заключения по артефактам. Это – ее остров Сокровищ. Неразменный запас знаний. Они постепенно стали рваться наружу. Сами по себе. Будто в ее матрице образовалась труба выхода в пространство высших сфер. Многое виделось иначе. Многие процессы прошлого открывались неведомыми ранее сторонами. Так в поле ее пристрастий попал беспокойный, неистовый художник – экспрессионист, которого еще нарекали Ювелиром безумия – Эдвард Мунк. Вполне для безумного времени и сдвижения всех матриц мира подходящий момент исследования истины.
…Почему-то в Германии, чтобы признали диплом, да, и огромный опыт работы, нужно упорное подтверждение его в практически повторном обучении. Институт называют смешно: «Атабеники». Ели вареники… Да, немало каши нужно съесть, чтобы всё сдать, начиная с «А и Б»…
Изначально в решении языковых барьеров. А возрастной ценз не стоит на месте. Многие сразу остаются за бортом интеллектуальной деятельности. Это одна из нерешимых проблем интеграции. Это было и есть до сих пор… Это – на совести политиков, принимающих решения. И эмигрантов. Но все так… Кто успешнее, кто-то сразу решает ничего не делать. Так и катится, и ему еще все обязаны помогать.
В трудный момент жизни Лера взялась за написание крупного романа, предварительно изучая творчество любимого экспрессиониста – Эдварда Мунка. В его жизненном пути оказалось столько загадок, открывались сфинксы проблем и герои-«сфинксы» на пути. Даже проблемы показались похожими в чем-то на ее. И душевный разлад, неуспокоенность, поиски…
Вгрызаясь в свидетельства прошлого и совершённого недавно, не оставалось места и времени для Монстров хандры, боли и страха.
* * *
Как-то встретилась она с коллегой, Осиком Брудером, в городе на Майне.
– Лерушка, рад видеть! Ты как здесь? Ты наша Весна…
Боттичеллиевская… – кинулся в объятия.
Проходящий мимо Вячеслав Добрынин оглянулся и подмигнул ей… «Не сыпь мне соль на раны» – запомнилась песня. Может могла бы еще жизнь свою устроить, если бы направила на то усилия, уходящие в пространство.
– Ну, уж скажешь…
– Помнится, был влюблен в тебя. А ты мне все отказывала. Я в тебе видел самые светлые и превлекательные образы. Но и боялся тоже…
– Эта боязнь мужчин известна… А ты откуда, милый?
– Из Джерузалима… Здесь на пару дней.
– Так сходим в наш Штедель. Как раз выставка картин Мунка, не путать с детективом Монком, – посмеялись. Дотошного детектива все знают. Ей никогда не хотелось быть такой канцелярской крысой. А ведь приходилось.
– Вестимо. Эджвард…
Он переделывал, как обычно, слова на свой лад.
Такой себе былой Казанова-завлекатель с чубчиком, закручивающимся на лбу страстным, испанским локоном. А на лице отражения трудов праведных и соблазнов – побед и успехов у женского пола. Кажется, чем серьезнее работа, тем более накатывают желания проявить свои казановские способности…
Они шли через Ромер плац, где блистает золотом и флагами «в гости к нам» мэрия, живые скульптуры, густо осыпанные бронзой, серебрином, золотином, с коробочками перед перформансом, заняли места на постаментах.
– Жду тебя! – заламывает руки скульптура, моментами оживая.
Рядом бежит с дипломатом в руках иная фигура, и замирая в неожиданных позах, намекает всем официяльным видом на раскрытую, плетенную шкатулку…
А рядом поют, играют не просто на скрипках, но уже с усилением, а то и на новых металлических сферах, внушительных размеров, извлекая космические звуки, завывания, скрипы, всхлипы мусульманско-арабского направления… Как везде в мире, где мир, жизнь бурлит всеми красками и звуками.
Делегация японцев, они тоже везде. Резво фотографируют… Почти также в других странах.
Разве не похожи замершие и движущиеся фигуры в разных странах приметой времени?!
Так и чувственная, психологическая сторона личности остается почти неизменной столетиями назад. Меняются детали, интерьеры, манеры, мода, пристрастия, направления стилей и жанров.
Окунемся вместе с героиней в экспрессионизм Эдварда Мунка, его изыски, исступленные всплески, отображения на холстах и дневниках, отчаяние, перипетии кражи и поиска знаменитых картин – «Крик» и «Мадонна».
О картине «Пепел»
«Она словно бы представляет „Метафизику сексуальной любви“ Шопенгауэра, где мужчина и женщина – это элементы, приходящие в контакт, но никогда не соединяющиеся. Женщина – загадка для мужчины, сфинкс, который ему приходится все время разгадывать».
Пол Ходин, немецкий исследователь творчества Эдварда Мунка.
Мужчина – загадка для женщины также.
О картине «Крик»
«Странное, бесполое существо на переднем плане могло быть навеяно видом перуанской мумии, которую Мунк, возможно, видел на всемирной выставке в Париже в 1889 году. Мумия, скрюченная в позе эмбриона, с открытым ртом и прижатыми к щекам руками, также поразила воображение Поля Гогена…»
Роберт Розенблюм, искусствовед.
* * *
Впервые картина «Крик» (тогда ещё под названием «Отчаяние») был представлен публике на берлинской выставке в декабре 1893 года. Он завершал собой небольшую серию картин под названием «Любовь» («Die Liebe») – после нее пришли экспрессии «Фриза жизни»: «Голос», «Поцелуй» и «Ревность», «задокументировавшие» рождение, расцвет и гибель любви, последующее отчаяние, запечатленное в разных формах – рассказала выставка в знаменитом Франкфуртском музее «Штедель». Эти основополагающие сведения важно обозначить сразу.
В них уже загадка: почему картину «Крик» крали из музея и не один раз? Кто украл на сей раз? Каковы мотивы? Кто разгадает эту загадку? Посмотрим несколько шире.
Стало известно: на картину «Крик» готовится новое покушение.
Глядя на ленту истории, вьющуюся в прошедшем пространстве, видно, что настоящие проблемы лежат и в позапрошлом веке, не говоря о ранних. Также проблемы беженцев, когда люди, известно, и раньше кочевали в поисках лучшей жизни, климата, общества.
Известное напутствие: «Упаси тебя от тюрьмы и сумы!» Кажется, чем дальше, тем больше этих животрепещущих проблем в мире. И на виду всех, благодаря интернету. В Норвегии, как во всей старушке-Европе, особенно остры и по прежнему волнуют проблемы беженцев, интеграции, кровопролитий между кланами, коррупции, нарушений прав человека.
Один норвежец Андерс Брейвик, сменивший имя на Фьотольф Хансен, чего стоит?! Осужденный в 2011 году на 21 год за двойной теракт, жертвами которого стали 77 человек, отбывает наказание. В чем повинны подростки молодежного лагеря на острове Утейя? Или пострадавшие в правительственном квартале Осло?!
Представляю, как переживал бы такие события впечатлительный Эдвард Мунк. сколько экспрессии оставил бы на живописных плоскостях.
Глава 1
Год 1884. Норвегия. Кристиания
Необычайное буйство красок в ночном небе за Полярным Кругом дает художникам простор для творчества. Из года в год происходит солнечно-ветренная феерия. Северное сияние, иногда называемое полярным, возникает из-за столкновения потока заряженных частиц, «солнечного ветра» с магнитным полем Земли. В результате этого на фоне звезд появляется свечение зеленого и розового цветов. Оно дает уникальную возможность запечатлеть северное сияние, находясь даже на более южных широтах. Вот лишь малая часть чудес, которые украшают, как инсталляции огромных, колышущихся, цветовых пластин, небо над Норвегией.
Молодой художник Эдвард Мунк в постоянном поиске…Славянского склада лицо. Русые волосы. Длинноватый тонкий нос с чувственными ноздрями. Удлиненный овал лица, по-детски припухлые губы и выдающиеся, рвущиеся за пределы овала уши, чутко улавливающие тончайшие полутона и шорохи не только в тишине мастерской.
Утонченный и заметно очень эмоциональный, музыкальный и непредсказуемый. Ему – 21 год! Упоительный этап зрелости. Он – трудоголик. Чутко всматривается в окружающий мир и свою натуру. Всё вдохновляет: фьорды, тяжелая, как амальгама, поверхность воды. Его отражения в разных позах и состояниях. Он – часть огромного, бурного мира. И он, втекая в него, перетекает потом в красках на полотна. Но…ох, нет, как не удачно… нужно иначе… Нужно переписать… Все, что появляется на полотнах не удовлетворяет. Отбрасывает, вышвыривает картоны, режет с остервенением чуткую бумагу. Его душа, столь ранимая, что признали уже знаменитым меланхоликом, увлечена. Живопись, акварели, графика, особые ракурсы в изображении окружающей действительности, в переработке его тонкого внутреннего мира, дают нечто новое, столь же эфимерное. Был ли он меланхоликом на самом деле, как считается? Только ли мрачные, мистические полотна оставил? О чем вещают его символы? Без них и записок в дневниках, сопровождающих по жизни, это не Мунк. Он оставил еще немало свидетельств своей неуемной, ищущей натуры.
Уже появились первые картины маслом. «Девушка у печи», выполненная в тонах, заимствованных у земли-матушки, принесла неудержимую… критику. Не положительную, нет. Разве можно понять сразу оригинальные замыслы молодого автора. Смелый размах руки. Невыписанность деталей. Символизм и экспрессию, вырывающиеся из «тела» первых уже холстов и кричащих будто о своем появлении:
«О, это я, внимайте мне! Мое явление! Поймите и примите!»
Нет. Никак. Не так просто. Хотя первое произведение не так сразу и дается. Будто само норовит «в печь» прыгнуть, факты поджарить, переборщить, насолить, подсластить, да такого заварить…
Но он – художник! Должен терпеть! Она (резкая критика) сопровождала дальше по жизни. (Как впрочем, всех потом великих.) Все попытки создать свое, новое, непревзойденное с самого начала приносят неудачи. Впоследствии он даже начинает общаться виртуально со своим критиком. Мысленно спорит с ним, оппонирующим не столько с желанием принести усовершенствование, сколько преследующим его самые яркие, как он был убежден, и смелые новаторства. Его творческая натура находится в поиске. И как благодарность, возможно, спускается с небес восхительное чувство. Очевидно, невидимый дирижер указывает на его ждущую отдохновения душу.
Эдвард познает любовь. Бурную, взрывную. В этом возрасте она кажется чем то особенным, небывалым, как ни у кого. Она ведет его к поискам нестандартных изображений прекрасных дам, природы в особом ее видении, столь же удивительной и чувственной. По-южному жаркой. Контуры фьордов, волнистые очертания, вязаные кружева природы, переходили впоследствии на его холсты неровными, рваными линиями. Завихрения в природных проявлениях транспорировались в подсознании и оттуда прямиком следовали на плоскости холстов или картонов в столь же немыслимых, сложных конфигурациях и моделях.
Мунк пишет много эскизов.
Но и в картинах усматривают эскизность изображения, игнорируют его манеру не прописывания деталей.
Считают их незаконченными. Он останавливает под своей кистью такие мгновения, далекие от спокойствия, что никак невозможно это передать обычными спокойными мазками, заглаженной поверхностью, стройностью и непоколебимостью линий. Лессировка, как гладкие гусарские лосины, претит ему. Он эксперементирует. Не только главные фигуры полотен, но и окружение передают психологические нюансы и взаимодействие живущих в природе.
Его живописные пазлы, – да, да, в некоторых произведениях очень похоже на них, – потом на одном из позднейших автопортретов особенно заметно так выписано, контрастируют, рефлексируют каждой клеточкой. Его свет и тень не спутаешь ни с чьими другими. Художник наносит краски на холст и в несколько слоев так, что они проникают друг в друга. Сливаются, играют, фантазируют, любят со всей силой красочных вибраций. А рождают потом соответствующие ощущения: Озарение, Страсть, Любовь, Отчаяние.
А потом словно разлетаются в воздухе в спецэффектах части полотен с посланиями дальше. Метафоричность и символизм, противопоставление сильных чувств, игра эмоций. Все это влечет за собой. Тревожит. Не дает успокоения.
Тогда и возникла у него любовь к Милли Илен Таулов. Быстро загоревшись, Милли обдала его жаром страсти.
– Милли, ты моя Милли до конца дней! – шептал на ухо, обжигал удивительной горячей волной свою возлюбленную Эдвард. Он ее такой еще никогда не видел. Она открылась с неожиданно прекрасной стороны. – Скажи мне, мы с тобой до конца наших дней, скажи, – добивался от любимой молодой художник.
Вот они в просторной мастерской в Кристиании, увешенной уже накопившимися полотнами, картонами, рамами. Художник хочет показать все, на что способен. Куда рвется его воспаленная, утяжеленная страданиями юности, душа. Ему хочется получить взамен душевную поддержку и внимание. Милли хороша! В длинном сине-лиловом, цвета дымки над фьордами платье с яркой орнаментной вышивкой. Волнующая, высокая грудь в глубоком разрезе, затянутом у ворота витым кожаным шнуром, исподволь привлекает взгляд. Широкий пояс на тонкой талии, маленькая ножка в кожанном сыромятном башмачке. Выразительный, проницающий вглубь взгляд. В ее одежде умело сочеталось фольклорное начало с модерновым уже для того времени стилем. Он не мог оторвать глаз.
– Я буду писать твои портреты. Твои изображения увидят все!
– Успокойся, Эдвард, не столь эмоционально. – Вскоре стала отстранять его Милли, избранница его любви. Она не смотрела на мир столь возвышенно и не видела такие краски, как художник. Ее душа не пела, это точно.
– Мы повидаем с тобой весь мир. Отправимся в дальние страны и путешествия. А потом будут снова написаны новые картины, новые графические посвящения нашей любви. Я вижу их, вижу! – захлебывался в страстных порывах восторженный молодой человек.
Просторная мастерская Эдварда, стоящая особняком в саду у дома, увидела процесс создания новых романтично-экспрессивных полотен. Будто высеченные из льда звезды, заглядывающие с любопытством в его ателье, светили ночами, когда он застревал возле них, родимых. Они светили ему мягким, теплым светом. Ветер обдавал, завихрялся по углам, проветривал насквозь продуваемое помещение. Художник, задерживаясь до поздна, особенно в зимние периоды кажущейся вечной, темной ночи, усиливал их свечение поднесенным близко-близко канделябром с зажженными свечами. Иногда они проливали воск и закапывали холсты. Застывали причудливыми сталактитами, тщательно очищаемыми потом. Иногда даже ставили на холстах особые пометы – магические разводы, конфигурации. С годами они утончались, открывая путь возникновению «черных» дыр. А с удивительных плоскостей отражались будто замешанные на грубой муке, расцвеченные спектральными красками, взятыми у простой природы: красные, синие, зеленые, оранжевые, фиолетовые, коричневые «макаронины», впрыснутые будто большим шприцом в картины «нетронутые», от земли идущие рельефы. Уже здесь начинается его экспрессия, как художественный метод. Возбуждение автора передается красочными потоками энергии. Его мысль ищет способ отражения тонких, предельных, спектральных нюансов чувствования. Плоскости запестрели, забороздили, вспенили страсти. Для него в неописуемом восторге пролетели шесть лет. Спокойная прелюдия сменилась бурным адюльтером: они стали близки. Страстный любовный роман. Конец 1880-х.
Казалось бы, норвежский холод не мог породить столь восторженное чувство в молодом художнике. Но порождает! Эдвард Мунк с затаенной страстью запечатлевает Милли в самых различных позах. Она предшествует его Мадоннам, откровенно взывающим, манипулирующим вниманием, заставляющим сжиматься все чакры внутри. Запрокинута голова, вокруг образно и кричаще – красный ореол, – распластаны по плечам шевелящимися змеями завлекающие может даже в преисподню черные, горгонные волосы, приоткрыты влажные губы, кажется беспрестанно облизываемые, тянутся к поцелую. Его чувство разговаривает с поверхности холста. Он эксперементирует красками, формами, знаками. Он предшествует экспрессионизму, вобрав в себя импрессию и наивность натурализма. Он не только влюблен в свои картины, а в нее, ее облик. Хотя она для него не модель, а просто любимая, желанная женщина. Только в конце жизни у художника будут две реальные модели. И то очень не долго. Тогда Милли затмила собой остальной мир. Снова прекрасная Муза художника! Ему нравится в ней все. Даже особая дерзость и независимость. Он пишет ее образ. Она не позирует ему. Она следует за ним и ее облик приходит каждый раз вместе с прекрасной Музой, как мудрой Совой, сидящей на плече. Он, однолюб, готов быть с ней до конца своих дней. Не уставая настаивать на этом и отдавать ей столько нерастраченных романтических чувств. Экспрессия уже рвется из своих пределов, пытаясь покорить страстными порывами возлюбленную.
Вначале их роман развивается спокойно, затем взорвался бурными эмоциями, будто дремлющие соки зимой, в одночасье расцветили окружающее буйным весенним цветом с тем, чтобы вскоре…отпасть сморщенными лепестками. А появятся ли крошечные зародыши настоящих плодов, реальных, сочных, вкусных, животворящих?… Милли воспринимает все не так, не так… ах, снова несовпадение!..
Глава 2
История картины
Как только не называли художника Эдварда Мунка: ювелир безумия, страстный отшельник, отчаянный экспрессионист. Его имя было поставлено в один ряд с Сезанном, Гогеном и ван Гогом. На грандиозной парижской выставке «Истоки XX века» великого норвежца Эдварда Мунка признали одним из ведущих европейских художников двадцатого века.
Все его картины несли особую карму. Сопровождались эсктраординарными событиями. Об одной истории более подробно.
Картина «Крик» художника Эдварда Мунка.
Картина «Крик» художника Эдварда Мунка была похищена в 1994 году.
Картина «Крик» художника Эдварда Мунка была похищена в 1994 году и похищалась вторично.
Картина «Крик» художника Эдварда Мунка была похищена в 1994 году и похищалась вторично, потому что в ее создании заключалась загадка. Разгадав ее, можно приблизиться к пониманию: кто и что за этим стоит.
Стало известно: на картину «Крик» готовится новое покушение.
Информация: по фьордам известий
1994 год. Всего за 50 секунд два преступника вскарабкались по лестнице, выбили окно, сорвали картину «Крик» Эдварда Мунка из Национальной галереи в Осло ценой 75 млн. долл. и исчезли. Так «ознаменовали» открытие зимних Олимпийских игр в Норвегии. Три месяца спустя агенты Скотленд-Ярда, выдав себя за покупателей, арестовали грабителей. Один из преступников был бывшим профессиональным футболистом. Случай в Осло стал самым громким выступлением представителя летнего вида спорта (только назвать этот спорт уже можно иначе, может «кражболл»!?) на зимней Олимпиаде.
…2004 год, апрель. На Аничковом мосту старший следователь Следственного комитета Санкт-Петербургской прокуратуры Анастасия Рыжова, прибыв по сообщению, обнаружила тело пожилой женщины, которая стала жертвой разбойного нападения. Пострадавшая находилась без сознания. Преступники скрылись.
В это время в Осло в Норвегии готовилось повторное покушение на известную картину Эдварда Мунка «Крик».
Самая загадочная и страшная картина прошлого века привлекала внимание преступников своей эмоционально-кармической сущностью.
Глава 3
Санкт-Петербург
Это письмо было написано за день до происшествия:
«Сегодня ездила на Сенатскую площадь, прошла мимо Исаакиевского собора с реставрированными и вернувшимися на место ангелами, мимо Медного Всадника, мимо гостиницы „Астория“ и асторского садика, где впервые поцеловалась после выпускного вечера, обогнув здание Астории, прошла до Невского проспекта по улице Герцена, ныне Малой Морской, какие красивые отреставрированные здания предстали предо мною, каждое – просто произведение искусства, какая же, ребята, красота окружает петербуржцев, как нежно и ажурно, невызывающе украшен Невский проспект, и Кони Клодта заняли свое место после прошедшего „лечения“, и погода сегодня моя любимая – мокрый снег с дождем и сильным ветром, а настроение чудесное! Приезжайте к нам!!! Всех приглашаю!!!»
А весна этого года запоздала. Во всем мире после устойчивой борьбы с потеплением, природа решила отыграться: сдавать позиции теплу не собирается. Она сама умная – знает, что делать. Первые взносы международного сообщества на поддержание климатических проектов сданы. Ставки сделаны, господа! Что дальше? Климат укротить не так просто. Все времена года стараются превысить свои полномочия. От- орваться. Надругаться порой над живущими. Но и на них влияют производители, потребители цивилизации. Как заставить придерживаться предписаний высоких структур тем, кто нарушает их в целях обогащения?
Несмотря ни на что в апрельском воздухе разливался стойкий аромат расцветающей медуницы и ольхи. Серый слякотный день быстро превращался в свою пародию: тени сгущались, людей становилось меньше, кони Клодта резче взбивали копытами, противясь будто какому-то препятствию, слабо отражаясь в Фонтанке на пересечении с Невским проспектом. По Аничкову мосту, шла Алефтина Дмитриевна, погруженная в свои мысли. Что-то сегодня не здоровилось, еле смену закончила. Консьержка в одном из домов-парадиз. Живут же там люди, не то что она! Одинокая…
Нет-нет, и взгрустнется, и всплакнется одной. Что-то не так сделала, видно, что нужно теперь одной все преодолевать. Правда, не совсем одной. Муж у нее все же есть. Появляется, как ясно солнышко. Такой же рыжик, кругленький и ей под стать. Она сама ниже среднего роста. Удобно. Когда раньше шила сама себе платья, много материала не нужно было покупать. Сейчас редко себе шьют. Все норовят готовое, привозное. А что в этом хорошего?!.. Никакой индивидуальности. Ей, правда, уже не до того. Все равно что на себя одеть, лишь бы по сезону.
На мосту ветер пронизывал, казалось, каждую клеточку натруженного тела и срывался в этот день особенно злобно и яростно. Но она привыкла и любила все времена года. Она истинная петербурженка… Вот и мост, по которому столько ходила в разные годы, мира и войны. Мост столько повидал на своем веку за свою беспокойную служивую жизнь. Вначале деревянную и вполне скромную с виду. В 1841 году его возвели как караульный, для проверки документов въезжающих в бывшую столицу. Рядом в здании кордегардии проверяли паспорта. Вот бы и оставили за ним такую функцию! Охранник спокойствия… Реставрируя и украшая, превращая мост в каменное чудо света с композициями скульптур, символизирующих укрощение человеком дикой, необузданной силы, напоминая мифические легенды о близнецах-Диоскурах и божественное начало всего, мост становился все прекраснее. А сам подвергался разрушительному влиянию времени. Есть подобные скульптуры коней и в Вене, и в Милане, и во многих странах. Это были ее кони. С ними шла по жизни. Но и сильные кони Клодта не выдерживали, давали трещину. Их возили на реставрацию и торжественным шествием возвращали на места. Иногда казалось ей вот-вот кто-то стремный совершит нападение на бронзовые скульптуры и, желая поживиться, причинит им зло. Вандалам все с руки. Алефтина Дмитриевна вместе с ними пережила блокадный Ленинград, когда скульптуры коней с возничими спасали от фашистов, закопав во дворе Аничкова Дворца. Теперь она радовалась, видя красавцев на месте.
Обычно приближаясь к первой паре, она поднимала голову и смотрела на сильные фигуры. Вначале вздыбленный, дикий, несущий конь вот-вот разтопчет поверженного юношу. Или ее любимая композиция: укротитель поднялся на колено и уже с трудом сдерживает разъяренного коня. Кажется она слышит его возгласы. Она уважает силу и старается сама держаться на плаву своей скромной жизни. Пройдя дальше, часто приходит к ней этот образ, ей представляется фигура на мосту с картины Эдварда Мунка «Крик». Почему именно в этом месте к ней приходит в память эта картина? Может потому, что она запала в душу в первом совместном путешествии с мужем, с которым она жила теперь через границу. Чего не бывает в жизни! А через мост они в юности часто ходили вместе, гуляли… Вот бы такой да через границу с Германией, где Марк живет сейчас, скоростной, надежный…
«Крик» теперь часто виделся ей. Как наваждение какое-то. Предопределение судьбы, возможно. Она не верила, считала сама, ни в какие такие бредни. Но часто слышала скрытый в гортани, невыходящий наружу, от ужаса запертый в безвоздушном пространстве крик.
«…А – …» Даже кричать не получается, задохнулась…
Боже, что это?! Часто просыпалась от такого наваждения. Все пересохло в горле, дышать нечем. А уж если начинала кричать, то казалось этот Крик оживал, становился ее преследователем и казалось похож на единицу с длинными, как кувалда руками. Вот-вот её схватит и начнет душить. А потом размазывать по стенам выжатую кровяную жидкость угрожающими письменами. Ей становилось так страшно! От такого пробуждения долго потом не могла отойти. Пожилую женщину не могло не тревожить, что на старость осталась одна, но ничего поделать пока не могла. И то хорошо!.. Не каждый может ездить к мужу в гости, (она умудрилась «на всякий случай» развестись с ним, что потом внесло множество непредвиденных, усложняющих обстоятельств для воссоединения семьи, которое не хотят признавать в Германии). Сейчас на старости лет они примирились с этим, путешествуют вместе по Европе. Так она смогла своими глазами повидать в музее Мунка известную картину! Она и потом не забывала об этом супер-экспрессивном полотне выдающегося норвежца. Интересовалась его биографией, собирала скупую информацию, когда уже одна вернулась домой.
Самое скандальное и вопиющее само по себе полотно. А его история заставляет задуматься: сколько преступных планов ангажировала эта картина! Будто создана как предмет, соблазняющий темные силы, потенциальное вещественное доказательство.
Что же предшествовало рождению картины «Крик»? Что Эдвард Мунк вспоминал об истории ее создания? Её это тоже интересовало. Что-то определенно было заложено в основу в момент ее создания. Ведь мистика какая-то. К его картинам повадились «черные» артдилеры…Чаще, чем к другим. Раз уже крали, снова выбор падает на эту картину. Спокойную Норвегию постоянно трусит от криминальных артнабегов. Что дальше?! Существуют разные версии.
Повернем назад циферблат виртуальных часов.
