Buch lesen: «Деревенский абсурд «О том, как в одной деревне боролись за урожай»»

Schriftart:

Как же хорошо бывает по весне, особенно когда она приходит в деревню. Тепло распространяется по воздуху, проникая глубоко в землю, согревает ее и дарит волшебный шанс на рождение новой жизни всевозможным растениям. Различных маленьких подземных жителей выводит из спячки, заставляя активно копошиться, обустраивая свою жизнь. Но порой солнце очень щедро одаривает свои лучи горячим дыханием, и они раскаляют землю до температуры, которую не все растения в силах преодолеть, устраивая им тем самым серьезный неестественный отбор.

Из людей же более всех страдают те, которые связали свою жизнь с сельским хозяйством, они, бедные, находятся в подчинении у самого непредсказуемого и взбалмошного начальника. В нашей деревеньке живут две достаточно еще молодые семьи, которые занимаются фермерством, их дома стоят по соседству. Сила жара, исходящая от солнца, и отсутствие дождя влияют на их благосостояние, и это терзает им душу. Своевременно они засеяли свои участки, и, казалось, можно передохнуть, но испытание только началось.

В деревеньке, про которую пойдет речь, все вполне ухоженно: домики не отличаются большим богатством, но аккуратненькие, и дворики чистенькие. Все спокойно идет своим, заранее известным, цикличным чередом.

В один из таких домов солнце светило в окошко и все более и более размягчало кусочек масла, лежащий в блюдце на столе. Жаль, так же легко оно не могло проникнуть в душу и размягчить сердце хозяйки этого дома, Дарьи. Она была женщина требовательная, волевая, решительная и держала всех домашних в строгости, конечно, лишь настолько, насколько они могли себе позволить послушание. Распространялась власть ее хозяйская более всего на мужа Анатолия, он хоть и брыкался, разумеется только в словесной форме, но в большинстве своем все же подчинялся. Навряд ли он обдумывал и давал оценку своему поведению, но какой-то своей частью понимал, что ему необходима такая твердость характера со стороны супруги и без нее он, скорее всего, пропадет. Любил Анатолий загулять с друзьями, но не от того, что прям горький или полугорький пьяница, опустившийся человек, а от простодушия своего. Нравились ему уж очень душевные разговоры и интересные истории, звучавшие в компании друзей под рюмочку. От приличного ухоженного мужчины и до неприличного, со всеми неминуемо вытекающими последствиями выпивохи отделяла его строгость Даши. Жена стояла между этими двумя обликами Анатолия и контролировала дозировку порядочности его внешнего и внутреннего вида. Человек он был добрый, местами по-детски наивный, безотказный до глупости, так что без жены жилось бы ему на свете нелегко. А растаявшее или хотя бы чуть−чуть подтаявшее от весеннего тепла сердце Даши было ему сейчас очень необходимо для очередного намечающегося увеселения.

Календарь сообщал, что маю осталось недолго и пришли его последние дни в этом году. И на деревню, как уже известно, напала сильная жара и засуха, и как прогнозы синоптиков, так и народные приметы сходились в одном: конца ее пока не предвидится. Слезы жителей деревни по объему, может, и смогли бы поправить обстановку и немного помочь этой беде, но не в полной мере. Хотелось бы хорошего дождя на всю ночь, хотя ради такого случая можно и целым днем пожертвовать. Это и понятно, ведь у каждого здесь был огород, который очень помогал семейному бюджету и достатку в целом. Засуха могла принести людям большие потери и по осени, никого не щадя, оставить без урожая. Особенно тяжело пришлось бы нашим фермерам.

Было уже около девяти часов вечера, как стук в дверь сообщил Дарье, что у нее гости. Зашла ее соседка, благодаря территориальной близости ставшая подругой, Светлана. Она часто заходила, так что ничего удивительного поздний теперешний ее визит не предвещал.

− Привет, Дашка! Ой, не растет ничего, все пропадает, все. Что это делать? А? Я прям не знаю, − протяжным жалобным голосом проговорила Светлана, проходя через всю комнату и садясь сразу за стол, не дожидаясь ничьего приглашения.

Они, бывало, частенько сидели за этим предметом мебели, предназначенным для употребления пищи, и использовали его не по назначению, обогащая не свой живот, а свою душу разговорами о разном: кормили лакомствами свое любопытство, но чаще всего жаловались друг другу на мужей, других родственников и делились последними слухами про соседей.

− Баба Вера говорит, это потому, что мы не соблюдаем старинные обряды, те, которые наши предки нам завещали, они умные были, ближе к природе, − задумчиво проговорила Дашка, протирая белым новеньким полотенчиком красивую большую тарелку, подаренную ей на день рождения кем-то из родственников.

− Ничего себе, вот это я удачно зашла, удивила прям меня! А с каких это пор ты с бабой Верой беседы ведешь? Она уже лет десять как совсем кукухой поехала. Сколько ей уже стукнуло? Лет семьдесят пять, наверное.

− Восемьдесят недавно исполнилось, − уверенно уточнила Дарья и поставила уже натертую до блеска тарелку в шкафчик с посудой.

− Ну то, что она лет на пять моложе выглядит своих лет, еще не делает из нее ведьмы или не дает повод для записи ее в старообрядцы. Или кем она там себя возомнила под старость годов? Бедная. Мне даже стало ее жаль. Так чего это ты у нее забыла?

− Она мне советы разные дает, ну, скорее, не советы, − Даша замялась, не зная делиться такой деликатной информацией с подругой или все-таки оставить одну тайну между ними нераскрытой, но, немного помолчав, продолжила: − а травы подсыпать Толику в суп или чай.

− Чего? Не верю своим ушам! Дашка, ты-то куда? Неее, я слышала, конечно, слухи ходят о том, что она таким промышляет. И что это там за рецепты такие она тебе дает? Приправу волшебную, небось, у себя под забором берет? Как удобно. И когда это ты стала вестись на такую ерунду?

− Можешь не верить, я тоже раньше на смех поднимала такое. А помогает, я точно тебе говорю. Неделю назад она мне дала травы своей заговоренной, я по щепотке каждое утро подсыпаю, так Толик с каждым днем все ласковее и добрее становится. А за последние два дня и совсем не узнаю, все делает без пререкания, что ни попрошу. А сегодня утром…с цветами пришел. И Даша перевела свой задумчивый взгляд с подруги на подоконник, где стояла вазочка с цветами.

− Не знаю, стоит ли считать ландыши проявлением чуда и на основании этого присвоить бабе Вере статус великой колдуньи?

Светка посмотрела на вазочку и ее содержимое, так потрясшее Дарью. Это была сборка из всех попадающихся под руку цветов, которые можно было встретить, свернув с главной дороги по тропинке в ближайший лесок. В основном в букетике преобладали ландыши, но с ними по соседству легко уживалось и несколько одуванчиков, и еще другие незамысловатые и совершенно не букетные цветки, больше похожие на сорную траву, да и самой травой утрешний флорист не побрезговал, и она торчала поверх букета и, казалось, просто попала под руку второпях.

− Ой, не знаю, развод какой-то. Вот, вроде бы, умная ты баба, Дашка, а поверила во все это. Насмешила ты меня, конечно, на ночь глядя. Хорошо, что зашла, могла такое пропустить. Ладно, увидимся завтра.

Света встала из-за стола и пошла к себе домой, улыбаясь и не веря в то, чему сама стала свидетелем. Расскажи ей кто со стороны такое про Дашку, не посчитала бы правдой ни за что на свете, а к рассказчику подобного перестала бы питать доверие навсегда.

Светлана считала, что она очень удачно зашла, как и поспешила прямолинейно сообщить об этом, но не представляла, как ошиблась на этот счет. Если бы она пришла ранним утром или хотя бы днем, то, может, слова Даши не задержались бы надолго и вылетели сразу же из ее белокурой головы, не вызвав никаких других чувств, кроме смеха. Но она зашла вечером, и это-то и сделало свое дело: уж очень некоторые становятся впечатлительными именно в такое загадочное время суток, которое усиливает все чувства, а душа становится восприимчива ко всему происходящему.

Пока Дарья делилась своими тайными методами воздействия на мужа и способами его приручения, в то же самое время во дворе того же дома шел другой разговор. Состоялся он между «подопытным» Толиком и мужем зашедшей подруги, Валерой, пока еще спокойно живущим и не подвергающимся подобным испытаниям. Он облокотился на деревянный забор, предупреждавший своего владельца об окончании права на собственность, и крикнул соседу:

− Ну что, Толян, к рыбалке готов?

− Делаю все возможное и уже очень близок, осталось только удочку любимую найти, − произнес Толик и растянулся в самодовольной улыбке человека, невероятно гордящегося собой за какие-то свои большие достижения. − Уже с того понедельника начал Дашку задабривать, что ни попросит − все делаю, слова ей поперек не говорю и во всем с ней соглашаюсь. Да, неприятно, а что делать? Надеюсь, разжалоблю ее, так и не против будет.

− Ну, смотри, на пять дней едем, так что старайся хорошо, нигде слабину не дай. В ножки кланяйся и исполняй любую прихоть, а то вдруг прогневаешь свою царицу в последнюю минуту – и что унижался, то зря, − не скрывая насмешки, потешался сосед над бедным, но стойким в своем решении Толиком.

− Давай, смейся, смейся, а потом моя Дашка меня отпустит, да еще сумочку с собой соберет, а ты дома сидеть останешься.

− А что предлагаешь? Твоему совету следовать? Ага! Сейчас! Для меня мужское достоинство важнее.

− Вот и сиди со своим достоинством дома, пока я на рыбалке водочку буду пить да шашлычком закусывать, − хвастливо проговорил Толик и даже стал демонстративно причмокивать.

− А я и ждать не буду, так сегодня и скажу: еду – и все тут! − решительно заявил Валерка.

− Да, давай, давай, как же, особенно после последней нашей поездки, так оно и будет, наивный человек. Ладно, темнеет, домой я пойду, чтоб Дашку не злить.

− Толик, а Толик, а ты в дом заходишь или сразу на коленках заползаешь? − И тут уже Валерка не выдержал и залился своим громким смехом.

Толик только махнул на него рукой и пошел молча, у него была намечена четкая цель и план действий по ее достижению. Он был доволен своей ролью в данной ситуации, главное, что она приближала его к заветной, так манящей посиделке у берега, да еще и не на один день, а на целых пять. Ух, он, казалось, готов был на все ради такого.

Обычно он бил не очень сильным своим кулаком по столу, да и, честно говоря, бил не очень сильно, так как стол был самодельный, а он не имел склонности переоценивать свои способности плотника. Затем ставил жену в известность насчет своих незамысловатых и не отличающихся большим разнообразием планов, а дальше исполнял то, что решил. Но в этот раз как-то мучительно ему было представлять последствия такой выходки, хотелось, чтобы все прошло более безболезненно, чем обычно, и с меньшими потерями. Может, с годами все это тяжелее и неприятнее стало переноситься или ему самому весеннее тепло что-нибудь растопило и размягчило в душе. И, как-никак, он любил жену, хоть и не сильно ей это показывал. Вообще, взаимное признание в своих чувствах не практиковалось, как будто это была большая тайна, которую надо беречь и ни в коем случае не рассказывать о ней никому и уж тем более друг другу. Конечно, если бы был какой особый случай, они нарушили бы этот негласный постулат – и тайна раскрылась. Но его не было, все шло без каких-либо происшествий, заставляющих людей обнажать душу.

Оба соседа разошлись по домам каждый со своим мнением насчет действий в отношении будущей поездки. Валерка пришел домой и исполнил то, чем хвастался, сразу же, недолго думая, пока не растерял свой пыл и презрение к Толику.

− Слушай, Светка, я думаю на рыбалку поехать через неделю, мужики собираются, у них еще два места есть. Мы с Толяном поедем с ними.

− Ну, Толян, может, и поедет, потому что Дашка нарадоваться на него не может, – она немного задумалась, но потом добавила: − а ты, в общем-то, тоже можешь поехать.

− Правда? Ты не против?

Вот так просто, без обычных перебранок. Валерка больше был удивлен, чем обрадован.

− Да. Поезжай, только в одну сторону, а потом там и оставайся.

− А нет, показалось, все как обычно, − вздохнул Светкин муженек. − Ну чего ты? Рыбы привезу, уху сделаем, нажарим.

− Знаем, проходили. Обычно с такой поездочки только одна полудохлая рыбина возвращается, которая поглощает всю следующую неделю столько воды, сколько все ваши караси за год не выхлёбывают из того озера, на которое вы ездите.

− Да не будет, как в тот раз.

Но, увидев уже злые и сверкающие глаза жены, Валера решил пока не продолжать разговор, а оставить до более выгодного момента. Ну, по крайней мере, одну удочку он уже забросил в этом деле, просто пока ничего не клюнуло. Для заядлого рыбака это не повод для расстройства, не все же броски удачные должны быть, так даже и неинтересно будет.

Долго в эту ночь Светлана не могла заснуть и все ворочалась с боку на бок. Постоянно просыпалась на обрывках разных снов и слов в них же. Не давали ей покоя внезапно приобретённое семейное счастье подруги и сумасшедшая колдунья баба Вера. Все путалось в голове, крупицы мыслей смешивались с клочками снов и наоборот, образовывая единое нелепое покрывало, сотканное из вечерних впечатлений и совершенно не связанных с этим отстранённых воспоминаний. Оно болезненно тяжело ложилось на ее разум, да и на все тело, сильно прижимало и давило, аж трудно было дышать.

Провела она всю ночь, как в бреду, да еще и эта жара, способная усугубить и неизвестно к чему привести даже самую безобидную мысль.

Наконец ночь закончилась, но наступило такое же неспокойное утро, отличалось оно от ночи только тем, что в сердце Светы глубоко впилась пиявкой отравляющая зависть к соседскому благополучию. «И даже цветы подарил», − все повторялось в не отдохнувшем и перегретом за ночь мозгу. «Никогда, значит, ни цветочка, а тут целый букет». И вспоминался, и рисовался в памяти не нелепый разношёрстный вчерашний букетик, а букетище самый великолепный и шикарный, который только можно себе представить.

Жили, значит, все это время: у одной ─ непутевый простофиля, у другой – ничуть не уступает, соревновались между собой в глупости, вырываясь по очереди вперед, но, к счастью, не удерживая первенство на длительный срок. И все хорошо было. А тут на тебе … букетик, так и этого мало, еще и слушается во всем! Ну разве можно такое пережить? Нет, такая несправедливость сильнее здравого смысла. Баба Вера же каким-то чудесным образом из сумасшедшей старухи превратилась во вполне себе вменяемую престарелую женщину с причудами, даже одаренную способностями и несущую в себе весь накопленный опыт поколений. Потрясающий макияж ей сделало воображение и недосыпание, преобразив до неузнаваемости.

Der kostenlose Auszug ist beendet.