Конструктор миров: Смысл творения. Том 5

Глава вторая. Скорый полёт

В зале он сменил свою одежду на более домашнюю. Обычная полосатая футболка, показывающая бледную кожу с маленькими шрамами на кистях от работ в приюте, строгие брюки сменяли спортивные штаны с белыми полосками. Он продолжал пить горячий кофе с тонкой струйкой дыма и смотрел на чёрное небо сквозь стекло окна. Он видел блеск железных крыш чужих домов, едва видимые силуэты подоконников, в некоторых окнах ещё горел свет. Вадим Александрович любил атмосферу своей квартиры, такая тихая и спокойная. В глухих стенах лишь звучит собственное задумчивое бормотание. На вешалке висит только собственная одежда. В шкафах на кухне посуда для одного человека, а в ванне лишь одна зубная щётка.

Никто его не отвлекал и не мешал, его не ждали после трудного рабочего дня, его не доводили звонками и вообще многие забудут про его существование, никто не придёт на его могилу, когда его не станет, он будет лишь очередным профессором филологических наук, одним из тысячи старых и будущих. И хотя это одиночество приносило удовольствие, но внутри его души лишь угнетало, заставляя вспоминать, словно старую киноплёнку, светлые моменты жизни. Он не хотел, чтобы так случалось, хотел видеть улыбку матери, гордость во взгляде отца, но видит лишь своё отражение в зеркале каждое утро. Оно стареет, кожа становится всё более дряхлой, появляются всё более заметные морщины и седые волоски.

Его смерть в одиночестве неизбежна, никто из людей, что с ним имели дело, не сможет вспомнить лица и имени его, словно в памяти он стал белым пятном, а во всём мире и вовсе исчезли любые, даже смутные, намёки на его пребывание в этом грешном мире. Как же было уместно его внезапное исчезновение в будущем, о котором он даже не догадывался в эти времена.

Дом Вадима Александровича

Из-под стола он достал маленький чемодан на колёсах. В него он сложил всё, что может пригодиться во время полёта. Маленькая аптечка, сменная одежда, провизия в контейнерах, средства гигиены. Нужные документы и билеты он положил во внутренний карман своего пальто. Чемодан был с лёгкостью закрыт, ведь его содержимое не имело огромного объёма.

Всё оставшееся время профессор провёл в задумчивости. Его кофе давно закончился, и на дне остался налёт. Но это мало его заботило, сидя на диване, он больше переживал за полёт. Вовсе он не боялся самолётов, но мысли о внезапном падении вели к мелкой дрожи по всему телу. И Вадим Александрович не волновался о смерти, он бы её принял, вот только умирать так было бы больно. Всегда профессор думал, что умрёт так же никчёмно, как и жил всю жизнь, в кровати или в кабинете. Затем же он вспомнил и о цели своего визита. Он должен посетить чужой университет. Обычная поездка в гости к коллегам по работе, чтобы дать совет или перенять что-то в систему собственного университета. Вадим Александрович знал, что прекрасно изложит в отчёте все отличия, да и чудесно покажет себя перед лицами других профессоров, его раздражал лишь факт, что он сменит одних лжецов на других.

И там и там есть льстивые улыбки, удобные слова, но Вадим Александрович хотел верить в искренность и талант других преподавателей. Он не заметил, как уснул прямо на диване. Эту ночь он провёл безмятежно, скрашивая своё существование в снах. Просыпался старый филолог в шесть, словно по будильнику, обычно рано утром он чувствовал себя превосходно, будто снова вернулся во времена своей юности. Это было похоже на такой же восход, как и за окном, яркий и тёплый среди холодного воздуха. Потом же воздух чуть нагревается, становится обыденностью жизни, но для профессора яркость жизни тухнет и превращается в существование.

Он опрятно оделся, если старое пальто с заплатками на локтях, чуть помятые брюки и пыльные туфли можно было таковым назвать. Ради лучшего представления, Вадим Александрович расправил складки на плечах, позаботился об обуви, теперь она блестела от лака. Проверив документы, время на настенных часах, он покинул свою мрачную обитель. Прощаться с ней было легко, ведь в ней не было того, чего нельзя заменить, или от потери которого можно загрустить. Он не волновался и о цветах на подоконнике, всё равно они питались остатками чая, когда Вадим Александрович его не допивал, а переключался на свою любимую работу.

На улице сегодня погода была солнечной и чудесной. Осенние краски под золотом солнца казались красивее и выразительно передавали скорые заморозки нагими стволами деревьев и чистой от травы почвой. Даже лужи не могли испортить этот день. Люди в такую рань ещё спали, но были и такие, которые уже спешили на работу. За профессором катился чемодан, и только он своим звуком и чувством тяжести на ладони напоминал задачу своего задумчивого владельца.

Такси до аэропорта он поймал быстро, всё-таки утром мало, кто пользуется этими услугами. Салон машины пах ароматизатором со вкусом мяты, да и сам водитель выглядел очень свежим. Он без всяких проблем и лишних разговоров довёз Вадима Александровича до аэропорта. Стоит сказать, что путь туда был неблизкий, ведь стояло это здание почти за городом, где высокие здания сменялись промышленными учреждениями и полосками леса. Старый филолог сохранял бодрость, смотря в грязное окно такси. Мутно, но он видел, как душный городской пейзаж сменялся живописными красками природы. Как филологу, Вадиму Александровичу очень нравилась разворачивающаяся перед ним картина, ничто его не радовала и не удивляла как сама природа. Он много читает журналов и статей по животным и растениям, каждый раз находя что-то новое.

Аэропорт профессору был знаком, посещал он его раз в два месяца, когда долг звал. Казалось, что его весь персонал уже знает, но Вадим Александрович никого не помнил, да и удивлялся приветливым улыбкам работников, которые узнавали старого филолога, вот только тот уверен, что они забудут и его однажды. Его рейс был только через час, а значит у него ещё есть время, чтобы пройти все нужные процедуры и ждать объявление в зале ожидания.

Сам аэропорт поражал своей формой, он имел большие купола на крыше, чем напоминал деталь из конструктора. Стены были пронизаны окнами, а также сетью из синих линий. Здесь были стажёрки с охраной, которые пропускали машины на бесплатную пятиминутную стоянку. Людей в аэропорту было всегда много, целые потоки выходили из стеклянных дверей и заходили внутрь. Вот и Вадим Александрович вошёл в здание. Оно было удивительным для туриста, но профессор знал каждый угол, поэтому, не заостряя внимания на осмотр новогодних украшений, которые постепенно вывешивают, проследовал на проверку багажа. Пол здесь был из глянцевой плитки, стены бетонные, покрашенные в нежно-бежевый оттенок, сквозь чистые и узкие окна проскальзывал свет ярчайшего Солнца.

Лампы свисали вместе с игрушечными шарами. На перилах лестниц блестела мишура, переливаясь разными цветами. Аэропорт был настоящей сетью коридоров, мелких магазинов и выходов. В этих стенах можно было найти разные кафе, купить сувениры, выйти на площадку и зал ожидания.

Вадим Александрович без проблем прошёл все проверки и уже сидел в большом зале ожидания. Здесь много было магазинов и сидений. Через колонки лилась приятная мелодия и иногда громко объявлялись рейсы. Профессор больше беспокоился о том, что его самолёт может задержаться. Причин было много, поломка, плохое самочувствие, погода. Он сидел в долгом ожидании, среди спящих людей, которые ждали свой рейс ещё с ночи, здесь были дети, подростки, старики и взрослые. Все они занимались своими делами, и тихие разговоры нарушали идеальную тишину.

Профессор смотрел то на свои часы, то на табель в стене. Секунды складывались в минуты, минуты в часы, а часы в вечность. Его рейс один раз отложили на тридцать минут, и это сильно огорчило старого филолога, если отложили один раз, могу и второй. Разные мысли мешали успокоиться, ведь в голове уже был составлен график всех его действий, а из-за накладки он находиться под угрозой.

Благо волнение прошло, стоило Вадиму Александровичу вступить на взлётную площадку. Асфальт здесь был мокрым от дождя, пахло сыростью и холодной свежестью. На голубом небе плыли медленно пышные облака, ветер гнал лишний сор. Очень скоро профессор смотрел на мир через маленький иллюминатор самолёта, готовясь к долгому двенадцатичасовому полёту. За это время он может написать пару отчётов, составить новый график, а также морально подготовиться к новым знакомствам. В Узбекистане он был лишь раз, в далёкой молодости, страна понравилась своей архитектурой и народной едой, так в обязательный рацион профессора вошёл плов и лагман, но главное, что воспоминания были светлыми и хорошими, пусть и скрывались под толстым слоем льда.

Чемодан был сдан в багаж, остались лишь документы и маленький пакет с контейнером для пищи, который он достал в последний момент. В самолёте стояли восторженные разговоры, но Вадим Александрович не обращал внимания, погружаясь в лёгкую дрёму. Восторг от взлёта он никогда не испытывал, да и окрылённого чувства, и свободы пусть и были очень соблазнительными, но ощутить в полной мере так и невозможно.

Всего за 3 часа и 40 минут беспрестанного полёта на металлической птице, как сказали бы философы, Вадим Александрович прибыл в Ташкент. Этот город был столицей Узбекистана, но не его конечной остановкой. Как бы Ташкент не пленял своей древней архитектурой и историей, но профессору нужно было прибыть в Ферганскую область. Его направили в Ферганский государственный университет, но по ошибке или по причине нехватки мест выбрали отель в городе Маргилан, неподалёку от самой Ферганы. Но и город Маргилан обладал далеко не меньшей культурной значимостью для местного населения со своей 2 000 летней историей.

Вадим Александрович прибыл в аэропорт имени Ислама Каримова – первого президента Республики Узбекистан, по своему описанию этот аэропорт был также красив, как и на Родионе профессора, но это мало заботило филолога. Как оказалось, чтобы добраться до Ферганы из Ташкента ему придётся совершить очередной перелёт уже внутри государства, благодаря чему, ему и был предоставлен второй билет со стороны декана. В итоге, доктору наук пришлось подождать три-четыре часа, за которые он успел пообедать и решил осмотреть город.

В Ташкенте было много знаменитых разных достопримечательностей, среди которых можно было отметить площадь Независимости, площадь Амира Тимура, музей Тимуридов, цирк Закировых, самых различные институты и многие другие. Но времени на весь их обход было мало и старый филолог имел малый интерес для траты этих мгновений на старые минареты, мозаику и орнаменты, которыми славилась вся узбекская архитектура. Хотя пообщаться с коллегами и ознакомиться с произведениями народной литературы поближе и лично он бы точно не отказался, но второй рейс скоро будет, поэтому он не мог сделать исключение.

После сытного быстрого обеда рядом с аэропортом, он уже не обращал внимания на большое количество разных кафе, которые подавали вкусные народные и иностранные блюда, пусть после долгого полёта хотелось где-нибудь остановиться и подумать в тихой обстановке, но пока Вадим Александрович не приблизиться ближе к Фергане и Маргилану, он не сможет вздохнуть спокойно.

Людей в Ташкенте было много, встречались и туристы, но большинство шли плотным потоком, зная куда идти. Вот профессор не знал дороги, ему приходилось смотреть на документы, которые ему оставили в конверте, хоть о маршруте позаботились. Профессор останавливался в тени переулков, чтобы не мешать людям, и рассматривал карту, адрес. Стоит сказать, что погода в Узбекистане была очень тёплой. Там, где в России уже была минусовая температура, в Ташкенте встречались незначительное похолодания, которые по своей сути были комфортны для присутствующих. Вадим Александрович же от как ему казалось, жары не мог скрыться, даже холодный ветер казался душным, только поэтому он снял своё пальто, оставаясь только в белой рубашке и галстуке присев на одну из скамей местного парка.

На небе плыли белоснежные облака, Солнце иногда скрывалось за ними, но после сверкал ясными лучами. Не было намёка на дождь, вообще на улице было сухо и чисто. Такой зной действовал на Вадима Александровича, словно наступило лето, не очень хорошо, всё же холод в родных краях был ему милее. Не стоит забывать и о ветре, что пусть и гнал с лица хмурость, но действовал как минутное удовольствие, даря прохладу, а затем её насмешливо забирая.

Профессор заметил, что люди вокруг мало чем отличаются от людей на его Родине, возможно, причиной этому служил факт его нахождения в столице. Но всё же одежда их не отличается, поведение терпит крайне мало каких-либо изменений, они так же бесцветно существуют, ходят по тротуару, разговаривают на только им известные темы, совсем забывая о времени.

Он вспоминает про те разрушения, что несут люди, как они убивают друг друга, обманывают и делают всё в своих интересах. Вадим Александрович, будучи лишь филологом, не имеет права высказываться, не имеет также права на собственное мнение, другим оно не интересно, но как человек, как гражданин своей страны, он не может пройти мимо этой темы, этих бесчеловечных деяний против чужой жизни. Нет, старый филолог не сможет повлиять на решения объединений, его голос будет заглушён миллионом других выкриков против, его голос будет исковеркан настолько, что сам хозяин никоим образом не сможет узнать его.

Вадим Александрович может лишь бессильно сжимать кулаки и слиться с серой толпой, не мешая большим людям на арене, не становясь посмешищем наивным желанием мира и спокойствия всем. Поэтому он может давиться только этими мыслями, а это превращается в дремучий лес хмурого профессора, прохожие даже не понимают какие чувства одолевают этого человека, который видел очень много, даже дыхание смерти и огонь войны лично.

В таких мыслях он забывался надолго, они рано или поздно превращались в весы, в которых его никчёмность и бесполезность перевешивала надежду и веру. Когда железные чаша от веса плохого в душе стукалась о дно, профессор приходил в себя. Совсем скоро пришло время для очередного полёта. Хотелось бы поблагодарить декана факультета за дальновидность, но тот был слишком тщеславным человеком и от одной похвалы его раздутое до неприличия эго могло бы превысить размер самого университета. Старый филолог хмыкнул от своих размышлений.

Прошло лишь 50 минут их славного полёта, за время которого Вадим Александрович продолжал свои самые разные умозаключения. На мгновенье он оглянулся по сторонам и его лицо исказилось в отвращении, приходили мысли о том, что люди вот-вот готовы посмеяться над учёным, которые лишь после небольшой тирады пропадали, смеясь новым потоком мыслей.

Когда же доктор наук вышел из аэропорта города Ферганы, он словно из-под толщи льда, вспомнил прошедшие часы. Он вспомнил небольшое красивое видео про их маршрут, презентуемый фирмой аэропорта, поток воспоминаний об этом фрагменте привёл его к моменту в такси, когда узкие улицы сменились на длинную трассу. Поток машин будто летал, с какой скоростью они передвигались. Городской пейзаж из высоких домов плавно перетекал в обширные равнины и пустошь.

Полоски гущ растительности были видны не так часто, за полями и холмами порой скрывались деревни или промышленные здания. За чистым стеклом машины из видео мало что можно почувствовать, поскольку чистый поток воздуха, запах дерева и дух природы в общем нужно ощущать всем телом, а не томиться в крайне душной машине, словно птица в клетке. Вадим Александрович давно заметил, что всё его существование похоже на долгое заключение в стенах темницы, только он волен идти туда куда захочет, и никто не спросит куда именно и зачем…

Глава третья. Прибытие в Маргилан

Вот бы наполнить жизнь смыслом, жить ради чего-либо, например, ради учеников и университета, но ни за кого профессор не мог там поручиться, положиться и встретиться вне работы, все были словно тени для него, которые приходят и уходят, как он для них просто существует. Тогда можно вспомнить о своём детище – некогда замечательной идее, убитой перед защитой его докторской диссертации и которое сейчас пылиться на дальних полках в доме, но и оно не способно пробудить желание творить дальше, все его попытки попросту бессмысленны. Тогда что же держит профессора, за какую тонкую ниточку существования? Возможно, это красота мира, да, он сер и бесцветен для его глаз, но старое сердце сжимается с больной тоской от вида родных краёв. Так красота чужой природы привела к мыслям о родных полях и холмах, которые были в его деревне, но сменились каменными домами города.

Люди здесь были немного иными, чем более знакомые представители общества. Они по своей сути были более просты, в них выражалось гостеприимство, частые вопросы о состоянии родных и близких, а также самого собеседника при каждой беседе. Обращения здесь были также отличительны, что было свойственно этому народу. Но за этим иногда существовала наигранность, а иногда настоящая искренность, но она слишком проста и не способна к собственной эволюции, хотя может представать как красивая мечта. Национальная одежда, почитаема многими и является красивым предметом искусства, но лишь изредка популярна среди большой массы людей.

Выйдя из аэропорта, Вадим Александрович вновь ознакомился с картами и поняв, что ему необходимо попасть в Маргилан обратился к ближайшему такси. Не знание иногда даже русского языка огорчало, но, к счастью, люди успели быстро найти среди своих коллег таксистов, которые владели данным языком, как и большое количество населения города Ферганы, в отличие от Маргилана, что только предстояло узнать филологу. Когда они покинули аэропорт, то таксист решил показать филологу город, проведя маршрут через основную дорогу.

И вот он здесь, у порога отеля, где будет жить целых пять дней. Существует легенда о появлении названия города, связанная с прибытием некого великого человека. Местные жители, узнав о намерении этой личности посетить их город, приготовили для него красную дорожку. Один из старейшин города предложил встретить гостя курицей и хлебом. После застолья этот человек спросил:

– Как же называется это блюдо?

– Мурджинон – ответили ему, что означает «курица и хлеб».

На обратном пути он снова попробовал это блюдо, а потом назвал это место «Мурджинон». С тех пор прошло много времени и уже теперь город носит название Маргилан. Маргилан с древности является центром производства шёлковых тканей. В городе действуют сувенирные фабрики и знаменитая фирма «Атлас». Есть много мастеров-ремесленников, работающих на дому, а также создающие свои новые предприятия. Экономика города сконцентрирована, в основном, на крупном оптовом вещевом базаре и продуктовом рынке.

Очень развит частный сектор. Жители города, в основном, заняты куплей-продажей и ремеслом, многие работают в государственных учреждениях. В годы советской власти в городе построили шёлковый комбинат, художественно-швейную фабрику, ремонтно-механический, трактороремонтный, деревообрабатывающий, чугунолитейный и молочный заводы. В самом городе улицы были достаточно свободными, имели длинные площадки с большими плитами и специальным рядом для различных растений в лице небольших ёлок, кустарников, цветов и другой растительности с обязательными водными каналами рядом с ними – арыками.

Здесь имелись рынки с густым потоком людей. На рынках были возведены палатки, освещаемые ясным тёплым солнцем. На улицах между тротуаром и дорогой всегда росла зелёная полоска травы с деревом, постриженным под конус, наряду с самыми различными другими видами деревьев. Вообще Маргилан был достаточно зелёным городом, несмотря на свою богатую структуру полной строительных объектов, а также сетью больших дорог и различных зданий.

Статуя Эркина Вахидова

Вадим Александрович сам расположился в отеле напротив большого парка с цветущими цветами и деревьями. Как же был раз доктор наук, когда узнал, что это тот самый парк имени знаменитого узбекского поэта Эркина Вохидова, чей памятник встречает каждого прибывшего, в том числе и Вадима Александровича. Ранее филолог читал пару строк из его работ, но больше всего ему нравилась его знаменитая «Ода о человеке», что даже сегодня доктор наук помнил её наизусть.

 
На этой Земле и выше,
Ты единственный, о, Человек!
В этом мире и за его пределами
Настоящий король, о, чудо!
В мире вечного движения
Дом тебе надёжный дан,
Ты в песках миров погонщик,
Ты же сам и караван.
 

Сколько же смысла было в этих строках, помнил ли эти слова хоть один из представителей земной цивилизации? Человек ведь обязан быть эти королём, этим чудом, он же и погонщик, он же и караван.

 
Ты один во всей Вселенной
В целом мире ты один,
Сам себе палач и пленный,
Сам себе ты – Властелин.
Путь сумей пройти достойно,
Создан был из глины ты,
Не обжечь планету в войнах,
А взрасти на ней сады.
 

Как же не задыхаться от нехватки понимания и воздуха, в эти моменты философу? Может ли выжить математик, осознавая верность этого единства? Сможет ли это представить физик, детально понимающий эти слова? И хватит ли ума у человека, чтобы не только слышать, но и слушать этот ярык крик гения?

 
Ты унижен и возвышен,
Ты в венце, и в рабстве ты,
Соловей и тот же филин,
Скорбь и торжество мечты.
Жизнь как лес, и все создания,
Смотрят, кто им жертвой дан,
Здесь казнить – простое дело,
Ты – гиена, ты – джейран.
 

«Он же раб, он же и царь, он же стоит на высоте, он же себя под своими ногами топчет» – был готов сказать профессор в миг, когда вспоминал эти строки, продолжая мирно проходить под деревьями и иногда бросая взгляд в сторону безмолвного памятника. Он смотрел на юных парней и девушек, которые выходили из «Союза молодёжи», из различных кружков и «школ». Они были якобы рады и счастливы. Ключевое слово – якобы, они лишь притворялись, что понимали смысл этих слов, но ничего не предпринимали, даже не старались идти по нужному пути, устраивая лишь «шоу».

Профессор видел всё это, даже не зная никого из проходящих, для него это было открытой книгой, которую он читал и сокрушался. Если бы он смог увидеть хоть один честный и искренний взгляд человека, любящего познание, а не догматизм, материальные богатства, плотские утехи и своё тщеславие. Коль же останавливаться на желании Человека, то нет, это было далеко не тщеславие, как может показаться – это самая настоящая справедливая гордость!

 
Ты Земли вкушаешь яства,
Ты в кольце её защит,
Острим в неё вонзаясь,
Ты – стрела, но ты и щит.
Ты бросаешь вызов Марсу,
Твой к Венере путь лежит,
Просыпайся ж, просыпайся,
Сон свой бросить надлежит!
 

Как же хотелось крикнуть им «проснуться», но они не могли бы этого сделать, ибо были уже мертвы, планета была порабощена! Бедная Земля, сколько же мук и страданий она испытывала и терпел, продолжая держать на себе весь народ? А ведь уже давно человек должен был достигнуть новых высот, он бы не покинул свою Землю, нет-нет, он обязан прибывать на новые планеты, искать там способы для реализации своих идей, созданию чего-то нового и прекрасного!

 
Ты на свет родился, значит,
Мало просто есть и пить,
Ты в сады и Рай цветущий
Должен Землю превратить.
(…)
На этой Земле и выше
Ты единственный, о, Человек!
В этом мире и за его пределами
Настоящий король, о, чудо!
На планете этой вечной,
Ты живёшь, о, Человек,
Достоянию Вселенной
Ты – властитель, ты – султан…
 

Учёный покидал этот чудеснейший парк, где витала эта идея, но так и не находила для себя приемника, того, в кого она могла поселиться и это было печальнее любой тирады, особенно для учёного. Но подобно врачу, который не имеет права быть пессимистом, учёный не имеет права бросать надежду на самое светлое будущее!

В тот день профессор расположился в отеле, завтра же ему было пора поехать в университет. Заметив парк имени Эркина Вахидова, он не смог сдержаться и посетил это место, после чего решил лично установить путь до завтрашнего места назначения, заказав такси. Так профессору удалось посетить специальный мемориал, посередине довольно пышной растительности.

В самом центре этого мемориала располагается строение с зелёным куполом и коричневыми колоннами. Под ним же находился большой и замечательный памятник бесценному хранителю науки – книге. Над маленькими зданиями возвышается один огромный храм, который можно было увидеть ещё вдалеке. По форме он напоминал куб, но по углам располагались минареты – высокие колонны с орнаментами, а главный вход был оформлен глубокой аркой с зелёными краями, внутри были не только орнаменты, но и узоры мозаикой, сзади него имелась такая же арка, но выше. Рядом с этим зданием были видны другие здания, но уже с голубыми куполами, сами купола имели узоры в виде кругов. Стены же обладали глубоко посаженными окнами и рельефом, словно волны они перетекали в форму многоугольника.

Всё это Вадим Александрович лицезрел, не сказать, что ему не понравился вид солнечного Маргилана, город словно сам улыбался гостю, но профессор просто не имел сильного желания греться, также в его душе всё ещё было это недоверие, этот холод ко всему человеческому.

Когда же профессор успел ознакомиться с маршрутом, но не решил посещать сам университет, а вернулся в отель, то в первую очередь ему передали письмо. Поблагодарив, он направился в свой номер, где и распечатал конверт. Как оказалось, это была программа мероприятий, которые должен был посетить Вадим Александрович, наряду с остальными коллегами из различных стран. Часы показывали уже позднее время, а Василий Николаевич кажется уже прибыл и расположился в своей комнате, изначально доктор наук хотел посетить товарища, но не решился потревожить его.

На следующее утро, когда Вадим Александрович покинул свой номер, когда он выходил рука опустилась на плечо, глаза взрослого мужчины источали искры детского задора.

– Доброго вам утра Вадим Александрович, простите, что заставил ждать! – улыбнулся Василий Николаевич.

Он был одет в строгие чёрные брюки и белую рубашку с галстуком, чёрные туфли блестели на солнце. Весь вид мужчины выдавал уверенность и расслабленность.

– И вам также, Василий Николаевич. Ничего страшного – поспешил заверить профессор.

– Как вы отдохнули коллега? – жестом попросив следовать дальше говорил Василий Николаевич.

– Превосходно…

Продолжая свою совместную беседу, они вместе отправились в пункт назначения. Ферганский государственный университет состоял из центрального корпуса, которых начинался от ректората – довольно пышного здания, напротив которого был большой стадион, а сзади начинался небольшой сад со своими аллеями, завершаемые спереди факультетом математики и информатики, а также физико-техническим факультетом в одном зданий.

С правой стороны и ближе к самому ректорату была расположена столовая, напротив которой в стороне некогда физико-математического факультета находилась большая библиотека, чаще называемый информационно-ресурсным центром. С левой стороны от этого корпуса находился ещё один из факультетов, после которого шла центральная аллея, соединяющая два корпуса. Второй левый корпус состоял также из 4 зданий, где было угловое удлинённое здание с нижней стороны, а с верхней, напротив неё – общежития, наряду с правым зданием, который был расположен напротив факультетов естественных наук.

В центре же этого корпуса с правой стороны после входа в него был малый стадион. Но университет также имел дополнительные факультеты за пределами общей территории, к примеру, рядом с большим стадионом был расположен военный факультет, а напротив столовой и библиотеке, за ограждением, через дорогу можно было увидеть удлинённое здание филологического факультета…