Изменяющий Сны

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

–– Но как он сделал это? Что именно вы видели? Вы можете рассказать наконец?

Но капеллан не спешил отвечать мне. Прищурившись, он с минуту просто смотрел на залитую солнцем гладь моря.

–– Кто знает, как это было сделано, я могу лишь только рассказать о том что видел своими глазам. Ну-у… или думаю что видел. То, что сумел рассмотреть в мутной и дождливой ночной мгле. Конечно, на палубе были какие-то огни, но при том дожде и ветре… Словом, не могу утверждать наверняка что я видел всё абсолютно точно.

И Отец Редгрейв рассказал как доктор Мюллер вышел на променад по правому борту, на открытую часть палубы. Затем он повернулся лицом вроде как на Восток. Поскольку корабль сильно раскачивался и дул сильный ветер с дождем, то было довольно трудно стоять не держась за что-то. Патеру показалось что доктор удерживал себя, вставив ногу в кнехт или в бухту кабеля, хотя он и не видел его ног. Доктор Мюллер поднял руки и стал делать сложные круговые движения руками, какие-то петли и фигуры. Его движения были похожи на часть какого-то ритуального танца или на упражнения восточной гимнастики подобные тем, которые капеллан видел в Юго-Восточной Азии много раз.

Во время шторма снаружи было довольно шумно, выл и свистел ветер, грохотали волны и шумела вода. Но всё же капеллану показалось что доктор Мюллер пропел заклинания или процитировал какие-то станцы стихов. Это длилось всего минуты две-три. Потом он остановился и на минуту замер и стоял совершенно неподвижно словно каменное изваяние. И затем, опять продолжив напевать свои заклинания или формулы, доктор поднял правую руку и начал чертить в воздухе какие-то символы, или может руны или иероглифы, а возможно и пентакли, кто знает? Доктор "нарисовал" их в воздухе при помощи полоски сверкающего металла. Но скорее всего это был кинжал или морской кортик. При этом он продолжал что-то петь или начитывать. Закончив чертить фигуры в воздухе, доктор Мюллер замолчал и с силой зашвырнул кортик в океан. Однако перед тем как покинуть палубу он опять простоял неподвижно ещё около минуты. И весь этот ритуал целиком занял пять-семь минут, едва ли больше.

–– А что было потом?

–– Укрывшись от ветра и дождя, я немного задержался на палубе, раздумывая что бы всё это могло значить. Это уже гораздо позднее, часов в девять утра, когда я посетил доктора в его каюте, он рассказал мне о ваших снах и о том что именно он сделал. И также передал и сообщения для вас. Но тогда, в предрассветные часы, наблюдая на палубе его ритуал с кортиком, я ещё ничего не знал о сновидении Джорджа…

–– А дальше?

–– Что было дальше?! Менее чем за минуту жуткий ветер и проливной дождь прекратились! За одну клятую минуту, Чарльз! Вы бы поверили в это? И через каких-то двадцать минут и гигантские волны стали постепенно уменьшаться и вернулись просто в умеренную зыбь, через которую судно шло весь день. Да и та стала затихать, и как сами видите, теперь и следа не осталось. А это вообще абсолютно невозможно! Ведь всякий знает, что штормящий океан успокаивается только за сутки-двое после прекращения дуновения ветра, ну никак не раньше!

В кармане пиджака я нащупал трубку, но уже сама мысль о курении сразу же вызвала тошноту. Я не знал что спрашивать и что думать. Сверкающим кортиком, что видел капеллан, очевидно был стилет Джеймса, которым доктор завладел ранее в кают-компании.

Я попытался представить себе доктора Мюллера стоящего на носу корабля под проливным дождем, широко расставившего ноги и размахивающего кинжалом как дирижерской палочкой. Управляющего целым оркестром стихий природы. Музыка Сфер и спектакль Богов. Только вот не случилось крещендо грома и молний в этом выступлении. Очевидно Зевс не участвовал в нем.

Но всё это выглядело нелепо как клише из грошовых комиксов и я только покачал головой. А в реальности всё было очень серьёзно.

Я чувствовал что у самого Отца Редгрейва больше не было ответов, только одни лишь вопросы и большинство из них – его собственные. И они терзали его, обжигали внутри, нуждались в ответах…

Я просто не мог заставить себя поверить в то, что сделал доктор Мюллер, я не мог поверить в его столь выдающиеся способности, в его силу, просто абсолютно немыслимую для простого смертного человека!

Обладая весьма прагматичным умом инженера, я был озадачен уже одним только таким предположением и допущением такой возможности – изменение погоды человеком по своему желанию! А уж реальное претворение таких изменений совершенно потрясло и шокировало бы меня до глубины души. Впрочем, если бы я увидел всё это своими глазами, то так бы и случилось…

Успокоить море! Остановить ветры и разогнать штормовые тучи! Невозможно, просто невозможно!…

Я уже не знал чему верить и как упорядочить все известные мне факты, самые различные предположения и даже свои собственные впечатления, – чтобы увидеть всю картину и осмыслить этот новый угол реальности. Рациональный голос внутри меня либо кричал на меня за мою рыхлость и неспособность трезво смотреть на вещи, либо смеялся над моей глупостью легковерного олуха.

Но сонливая вялость и болезненная слабость сильно затормозили мой разум и притупили все сильные эмоции. Мое недомогание погасило отрицание и неприятие этой истории как свершившегося факта. Все мои возражения, которые ещё только могли бы возникнуть, просто не складывались ни в слова, ни в четкие мысли.

Произошли из ряда вон выходящие события и, несмотря на весь мой прагматизм, я не мог даже придумать где искать рациональные объяснения, каковые обыватели всегда ищут для всего того, чего они сами не понимают. В конце концов я утомленно махнул рукой и принял эту историю Отца Редгрейва в качестве условной правды на данный момент.

–– Э-э-э… А что говорят капитан и вахтенные офицеры?

–– А что они могут сказать? Я не знаком близко с капитаном, но и так знаю что скажут другие офицеры: необычная и неожиданная погодная аномалия, – капеллан махнул рукой, – мол, в море всякое случается.

–– И нет никаких оговорок или места для иных объяснений и других возможностей? И даже традиционных предрассудков, верований, всяких примет?

–– Пф-ф! Похоже не оставили места даже для веры в "Летучего Голландца", хотя эти корабли-призраки и отлавливают время от времени в океанах до сих пор. Увы, Чарльз, мы живем в скучнейшие времена "рационального" мышления. Слишком уж прямолинейного и отвратительно прагматичного, на мой взгляд, иногда доходящего до откровенной узколобости и непроходимой глупости!

–– Гмм… Ну если это только не один большой и длинный сон и не групповая галлюцинация, то тогда он и в самом деле спас этот корабль. Спас всех нас. Ну и… себя тоже при этом, – зачем-то я высказал то, что было и так очевидно.

Отец Редгрейв медленно повернулся и задумчиво посмотрел на меня:

–– А почему вы думаете что он спасал именно НАС?

Этот странный прямолинейный вопрос заставил меня задохнуться от удивления, и я буквально закашлялся. Я с недоумением посмотрел на патера.

–– Гкх-хм… Ну-у, не только нас… Я имею ввиду всех пассажиров судна конечно же. А какая разница?

–– Ха! Вы и впрямь так полагаете? … Но даже и здесь всё не так просто, Чарльз! Совсем не просто! Уверяю вас! Добрые чудеса заканчиваются, а страшные кошмары ещё только начинаются…

Пробило пять склянок. Отец Редгрейв вздрогнул и посмотрел на свои карманные часы. Разом нахмурившись, он стукнул по перилам с досадой и воскликнул:

–– Ах чтоб тебя! Времени совсем не осталось! Но… если вы желаете некоторых разъяснений, то следуйте за мной. Однако поспешим!

Мы быстро прошли по шлюпочной палубе вдоль надстройки. Проход по правому борту оказался перекрыт металлическим барьером, и его охраняли подтянутый младший офицер в белоснежной форме и рослый матрос, оба были вооружены. Отец Редгрейв украдкой посмотрел назад, чтобы убедиться что никого нет поблизости.

–– Вторпом Маннинг должен… – начал капеллан, подойдя вплотную к офицеру.

–– Да. Я вас помню. И меня предупредили, – перебил его субалтерн, нахмурившись. – Но вы запаздываете! У вас только десять минут, максимум двенадцать. Следующая вахта начнется уже через пятнадцать минут!

–– Успеем! – бодро ответил капеллан и быстро взглянул на часы.

Протиснувшись мимо барьера, мы сделали всего лишь несколько шагов и Отец Редгрейв распахнул какую-то узкую боковую дверь в квотердеке. Мы вошли в какой-то маленький технический отсек.

Капеллан извлек из кармана ключ на шнурке и небольшой электрический фонарик. Протискиваясь сквозь маленькие двери и какие-то узкие проходы, и проскальзывая сквозь крошечные пространства, мы взобрались по лесенке и, в конце концов, выбрались на круглую галерею на крыше. Прямо перед нами оказался стеклянный купол зенитного фонаря, и можно было посмотреть сквозь него вниз. Отец Редгрейв показал мне жестом чтобы я снял шляпу и смотрел осторожно.

Внизу под нами оказался холл. Часть столиков и стульев были отодвинуты, чтобы освободить место в центре. Несколько столиков вдоль стен были заняты важными джентльменами, чинно пьющими кофе и читающими газеты. Пара крепких мужчин в черном выносили и складывали бронированные стальные ящики на место освобожденное от мебели. Одним из мужчин оказался гориллоподобный секретарь Джеймс. Ещё пара хмурых господ контролировали этот процесс. Один из них проверял пломбы на замках и осматривал ярлыки и маркировки на ящиках. Другой сверялся по бумагам, которые он держал в руке, и делал пометки.

Так, так, подумал я, а интересные вещи происходят на этом корабле, скрытые от глаз праздных пассажиров.

Один маленький чемоданчик был даже прикреплен цепью к левому запястью крепкого мужчины с квадратным лицом. Он сидел в кресле, угрюмо и неподвижно как мраморный памятник, расставив ноги-тумбы. Правой рукой он придерживал шляпу-котелок надетую на колено. Вот это точно настоящий Голем, решил я.

Отец Редгрейв нетерпеливо коснулся моей руки:

 

–– Мало времени. Идём. И наденьте свою шляпу.

Мы обогнули купол фонаря и прошли в самый конец узкой галереи по правому борту. Оттуда мы смогли обозревать небольшую часть открытой палубы внизу, ярдах в двадцати к корме.

Капеллан остановил меня у перил и, как-то натужно улыбаясь, наказал мне стоять и вести себя естественно и спокойно, и ни при каких условиях не лезть в карманы и не размахивать руками. Словом, никаких резких движений, если я не желаю поймать пулю. Я нахмурился, озадаченный такими зловещими инструкциями.

Отец Редгрейв кивнул в сторону группы важных господ внизу, ярдах в тридцати от нас. Для меня эти люди выглядели высокопоставленными чиновниками или банкирами, с ощутимой эманацией богатства и власти. Все упакованы в бескомпромиссные костюмы черного, синего и серого. Лорд W тоже находился здесь. Некоторые джентльмены сидели в шезлонгах. Женщин не было видно, очевидно это был сугубо 'мужской клуб'. Другие, более мрачные и гораздо менее благообразные типы, стояли образуя ненавязчивый периметр – очевидно то были агенты охраны.

В дополнение к собственной охране вдоль бортов были также поставлены четыре матроса с карабинами.

–– Возможно это вот ЭТИХ людей он изначально и хотел спасти. И их ценные ящики, – произнес угрюмо Отец Редгрейв, едва разжимая челюсти.

–– Но кто это? Так много важных шишек… И где они были всё это время?

–– Полагаю они находились в своих каютах всё путешествие. Большая часть из них, по крайней мере. Специальное крыло, левая сторона ботдека и палубы 'А'. Она сейчас прямо под нами.

–– А вон тот в темно-синем пальто? Неужели это герцог N? – спросил я капеллана, и тот кивнул в ответ. – А худой брюнет с застывшим скучающим лицом, самый молодой среди этих властных стариканов?

–– Не могу сказать точно, но из того что я подслушал в разговоре между доктором и Лордом W, я думаю что это А.Р.

"Как мило", подумал я, "Как это чертовски мило! Какой интересный контингент плывет на этом судне!"

И хотя мы не разгадали тайну о предотвращенном кораблекрушении, то ли настоящем, то ли выдуманном, но уже известные нам части головоломки складывались в разные варианты решения. И эти варианты были один хуже другого.

Не особенно интересуясь ни политикой ни финансами, я тем не менее невольно знал кое-что из этих областей, потому как другие люди, в отличии от меня питавшие таковой интерес, время от времени говорили. Притом весьма знающие люди.

Всё это дело теперь выглядело мрачным и представлялось мне неправильным. Хотя я и не разбирался в биржевых делах и спекуляциях. Но все эти финансовые транзакции и перерасчеты производимые в больших масштабах, если они осуществляются втайне и под жестким присмотром больших шишек, да ещё и с военной охраной, совсем не выглядели законными и уж конечно едва ли совершались во благо простых смертных.

Совсем наоборот, всё это производило впечатление какого-то грандиозного мошенничества и финансово-политической аферы, тем более когда рынки и биржи уже и так были наэлектризованы до крайней степени напряжения.38 Кто-нибудь даже мог заподозрить в этом серьёзный политический замысел.

Я вздохнул. Веселая яркость дня внезапно отступила в холодный серый сумрак. Мне стало неуютно, холодно и тоскливо. Отчего-то я почувствовал себя маленьким и совсем беспомощным. Но зато я окончательно проснулся и стряхнул остатки вялости.

И я вспомнил Джеймса, секретаря сэра Перси. Зачем доктор обезвредил и разоружил его? Что именно тот хотел сделать? Куда он зазывал самого доктора Мюллера? И вообще, на кого на самом деле работает этот громила, псевдо-секретарь? Быть может он хотел помешать доктору спасти судно, груз и пассажиров? И самим тоже погибнуть? Да нет, не может быть! И этот секретарь не мог знать заранее про шторм и ураган. Не ясновидящие же они с лордом W в конце концов? И на кого "работает" капитан судна? Зачем он решил плыть прямо через ураган?

Вопросов только добавилось, и никаких ответов не появилось.

На лбу у меня выступила испарина и я хотел снять шляпу, но не стал этого делать. Теперь ничего этого не узнать и было бы бесполезно спрашивать капеллана.

Один из матросов заметил наше появление и теперь с тревогой поглядывал на нас. Увидел нас и ближайший охранник.

–– Довольно иронично и то, что высказывая свои страхи Джордж упомянул "Титаник", – вдруг сказал Отец Редгрейв.

–– Да? И отчего же?

–– Вы ведь знаете КТО путешествовал на борту судна когда его потопили? Именно что намеренно потопили. Несколько очень важных людей, которые просто не пришли к согласию с другими важными людьми, естественно оставшихся на берегу. Точнее не уступили им. И их судьба была предрешена. "Титаник" был обречен на гибель. И полторы тысячи неповторимых и невинных человеческих жизней безжалостно уничтожены как "второстепенные потери"! – воскликнул капеллан с негодованием, забыв об осторожности.

–– Но теперь с этим судном "Nova Scotia" ситуация иная. Хотя только отчасти…

–– Гмм! А вы полагаете что Джордж имел ввиду эту причину гибели судна, когда упомянул "Титаник"? Ведь он был изрядно пьян, – я снова почувствовал себя глупым мальчиком, потому что понятия не имел о чем на самом деле говорил капеллан. И подумал: "А откуда вообще Отец Редгрейв знает что "Титаник" потопили умышленно, да ещё и истинную причину его потопления?" 39

–– Да скорее всего просто сболтнул спьяну, – признал капеллан мое предположение, кивая головой. – Едва ли он сказал это намеренно. Хотя мне непонятно, ведь если он и вправду боялся что будут попытки потопить это судно, зачем он согласился плыть на нем? Да ещё и со своим дядей. Безумие какое-то!

Я вздрогнул. Мне показалось что теперь и капеллан тоже может читать мои мысли.

Но по-любому, для людей желающих потопить судно было бы наивно надеяться что такой большой и современный лайнер вдруг просто утонет в шторме. Или не вдруг?

–– Но почему все эти политики и воротилы вообще оказались на борту обычного трансатлантического лайнера, размышлял я вслух, люди такого положения часто путешествуют на больших военных кораблях. Крейсере или даже линкоре. А здесь такие сложности с грузом и такие риски!

Отец Редгрейв пожал плечами, но терпеливо ответил на мои рассуждения:

–– Да, обычно это так. Но в данном случае есть причина для такого решения. Вы однако не очень внимательны для опытного путешественника. Если вам так важно знать, то какой-то крейсер уже тащится за нами три дня. Днем ползет сзади, но каждую ночь он выдвигается вперед и идёт прямо перед лайнером. Вчера перед штормом крейсер был совсем рядом, и шел параллельным курсом. Сейчас идёт на дистанции сзади. Его можно увидеть отсюда, он маячит на горизонте.

–– Так далеко сейчас? Но какой в этом смысл? Отстал только потому что мы уже так близко к британскому берегу? Но близость родного берега не спасла, скажем, ту же "Лузитанию"! 40 – возразил я.

–– Не спасла. Но тогда они знали о грузе "Лузитании", тогда как особенности этого рейса "Nova Scotia" вероятно остаются неизвестными, – заметил Отец Редгрейв.

–– В самом деле! А конвой военного корабля не выдает нас с головой?

–– Гмм. Может вы и правы! – лицо Отца Редгрейва омрачилось. – Ах чтоб их! Как мне это не пришло в голову! Старею, как видно… А ситуация гораздо хуже чем я думал. Это значит что крейсер здесь совершенно по другой причине!

Я не понял, что он имел в виду, но промолчал. Всё было уже довольно сложно и запутано и без дополнительных вопросов и тем более без расплывчатых ответов, которые только окончательно смешали и спутали бы всю картину.

С таким большим количеством людей было бы невозможно держать это путешествие в секрете даже и без флотского конвоя. Я также подумал о целой толпе охранников, и о том насколько они неэффективны. На корабле такого размера и с таким количеством пассажиров на борту в качестве потенциальной угрозы, они были почти что бесполезны. Никакой реальной защиты от воздушной или подводной атаки тоже не было. И глухой ночью даже самый простой минный заградитель мог легко протянуть гирлянду морских мин прямо поперек курса корабля.

Я вздохнул и в тысячный раз подумал с грустью о хрупкости и трагичной уязвимости человеческой жизни.

–– Так вы думаете это может быть настоящим мотивом, реальной целью сотрудничества между лордом W и доктором Мюллером? – высказал я новую догадку.

–– Нет. Не думаю, – капеллан отверг это предположение. – Это было бы слишком просто, как-то мелко… для доктора Мюллера. Не может быть такого! Он не опустится до жалкой роли охраны и защиты каких-то там банкиров и олигархов! Зачем ему это?

Я пожал плечами и не стал продолжать эту линию. В конце концов я ведь знал доктора всего несколько часов. Но я и сам не особенно верил в такую версию. Роль нанятого сопровождающего никак не вязалась с образом доктора Мюллера.

–– А сам он где-то здесь, Падре? Среди них?

–– Я не знаю точно. Но я так не думаю. И даже если он и спас НАС… или ИХ, – капеллан слегка кивнул головой в сторону важных господ на палубе. – Да и вообще всех пассажиров на этом судне. Вопрос в том что спасены ли мы на самом деле?

Отец Редгрейв взглянул мне в лицо, вопросительно поднял бровь и добавил бесстрастно:

–– Или же мы просто оставлены в этом мире страдать и дальше?

–– Страдать?! Почему страдать? Звучит очень безрадостно и пессимистично. Странно. Погодите-ка, вы что, уже готовы были совсем уйти и теперь огорчены необходимостью продолжать жить? – я был немного озадачен столь нехристианскими настроениями патера. Чепуха! Но неужели он настолько склонился к восточным учениям?

–– Падре, вы… вы что же это полагаете… что возможно мы все должны были погибнуть сегодня ночью по божественному провидению – от руки Господа, а… доктор Мюллер оказался достаточно дерзок чтобы вмешаться в Божественный план и расстроить его?

–– Да. И эту версию тоже следует принять во внимание.

Всё это уже начало нервировать и раздражать меня – чем больше мы говорили, тем больше возникало вопросов. Ни на один из них не было получено удовлетворительного ответа, и мы совсем не приблизились даже к какому-либо разумному объяснению, не говоря уже об истине.

Тут мне вспомнились слова доктора о групповой карме людей, временно связанных обстоятельствами и ввиду этого возможно вынужденными разделить общую судьбу. Пассажиры этого судна?! Гмм… Однако и это предположение ничего мне не разъяснило.

И я никак не мог понять и принять метания Отца Редгрейва. Я взглянул на него и мне стало грустно. Откуда вдруг взялись все эти сомнения и такое неверие? Возможно это неожиданно проявились его старые привычки и специфичное отношение ко всему и всем оставшееся со времен его службы младшим дознавателем в военной прокуратуре? Ещё только вчера капеллан представил нам доктора Мюллера добрым и внимательным, очень сострадательным, светлым человеком. Но уже сегодня предполагает что тот может быть чуть ли не врагом Господа Бога. С каждым новым предложением Отец Редгрейв только ещё больше запутывал общую картину.

 

–– Тогда КТО ОН, падре?… Может вы знаете? КТО он вообще такой?!

Отец Редгрейв не сразу ответил, и продолжал смотреть на спесиво-надменные, скучающие лица людей на палубе внизу.

–– Я не знаю, Чарльз… Я и в самом деле не знаю!

Он сжал обеими руками поручни перил, и стиснул кулаки так сильно, что костяшки побелели. "А ведь капеллан знает его много лет", подумал я, "но теперь и он был совершенно сбит с толку и смущен даже больше чем я".

Сверившись с часами я убедился что нам уже давно следовало вернуться. Мы сильно задержались. Да и охрана внизу наконец-то решила действовать. Один из агентов в штатском послал вооруженного матроса проверить кто мы такие и что мы делаем в закрытой зоне. Другой матрос снял карабин с плеча и приготовился к огневой поддержке.

Плавучий тир открыт, и роль мишеней в нём играют дураки. Не хватало ещё быть подстреленным как какой-нибудь тетерев! Я невольно подался назад от перил. Капеллан заметно расслабился и широко улыбнулся. Он медленно поднял правую руку и осенил воинственного матроса и агентов охраны двумя пальцами – жестом благословения Христа. Медленно пятясь и держа руки сложенными у груди, он отступил от перил и подал мне знак следовать за ним.

–– Уходим. И побыстрее! – Отец Редгрейв поторопил меня и мы очень проворно отправились в обратный путь.

–– Если мы натолкнёмся на матроса с винтовкой, Чарльз, вы просто улыбайтесь и молчите, а говорить буду я. В крайнем случае, если он так просто не отвяжется, то привлечем Сэра Перси в свою защиту.

Но когда в одном из проходов надстройки я услышал топот, то схватил патера за руку и дернул назад. Мы мгновенно втиснулись в какую-то крохотную щель за трубой, причем я встал на ноги капеллану и сильно вжался назад. Патер выдохнул сдавленное возмущение. Я наклонил голову вперед, закрывая лицо полями шляпы. В полумраке матрос быстро проскочил мимо, едва не задев меня прикладом карабина. Я с удивлением заметил что совершенно неосознанно отвел назад правую руку сжатую в кулак – для короткого встречного удара. Хотя нокаутировать матроса я вроде бы и не собирался. Это было бы совершенно бессмысленно и чревато скандалом и дальнейшими осложнениями. Какая нелепость! Однако нервы у меня уже совсем сдают…

Когда мы выскочили на палубу, у барьера стояли те же самые субалтерн и матрос. Отец Редгрейв просто кивнул офицеру, когда мы быстро проскользнули мимо поста. И дальше мы уже просто пошли неспешным прогулочным шагом по променаду палубы.

–– Извините за оттоптанные ноги, падре. Но с войны не люблю неожиданные и оттого непредсказуемые встречи с возбужденными вооруженными людьми. Особенно когда я сам безоружен. – извинился я. Мне стало неловко за своё неразумное импульсивное поведение.

Капеллан рассеяно кивнул в ответ и продолжал идти понурив голову.

Я думал о докторе Мюллере, о том как тот провел много часов на палубах второго и третьего класса, помогая пассажирам и облегчая их дискомфорт и страдания, вызванные морской болезнью и другими недугами. Ведь и прошлой ночью, расставшись со мной у лестницы, он тоже поспешил вниз – на палубу 2-го или 3-го класса – вероятно для оказания медицинской помощи людям нуждающимся в ней.

Я пытался собрать известные факты, свои ощущения и впечатления и разные предположения Отца Редгрейва, и связать всё в единый и воспринимаемый образ: в целостную личность без нелепых противоречий и несовместимых действий. И я не смог.

Что-то было не так и вся картина расползалась, образ доктора казался неуловимым, а формы событий распадались на части. Смысл ускользал. Я чувствовал что был близок к пониманию, к тому моменту истины, когда всё станет ясно. Если бы я только мог найти тот ключевой элемент, который поможет мне расположить и закрепить все факты и впечатления в надлежащих, правильных местах! Хотя справедливо оценивая своё понимание ситуации и свои знания, я предполагал что к этому "моменту истины" скорее доберется Отец Редгрейв, а не я.

Заметив свободные места на длинной палубной скамье, частично занятой двумя дамами и шумным ребенком, я жестом пригласил патера присесть. Если опять не получится сесть и отдохнуть, то вернусь в свою каюту, решил я. И если сонливость давно прошла, то накопившаяся ещё со вчерашнего вечера усталость никуда не делась. Бродить по палубе, да и просто стоять для меня было крайне утомительно. Но Отец Редгрейв покосился на капризного мальчика и отрицательно покачал головой.

–– Так и будем ходить как перипатетики41 в поисках расплывчатых ответов на свои неразрешимые вопросы?

–– Почему бы и нет? – улыбнулся священник. – Может так и добредём до правды!

–– Ну вообще-то они не особо много реальных знаний нашагали в своё время. – проворчал я.

Может действительно и не зря доктор Мюллер так долго распространялся о карме и ее законе? Ведь с его слов это – один из наиважнейших механизмов определяющих жизнь всей планеты, жизнь каждого человека, и причем в длинной цепи многих перерождений.

Вполне возможно что доктор руководствовался именно этим законом. Быть может на этом судне находится кто-то, перед кем у доктора большие неоплаченные долги? И этот так называемый 'кармический долг' настолько уже велик, что его необходимо было закрыть именно сейчас?

Я знал ничтожно мало о предмете, чтобы оценить возможность такого варианта. Хотя это и сомнительно. И здесь явно не одна причина, а несколько из большого множества всевозможных причин.

В голове у меня продолжала крутиться назойливая мысль, что я упускаю что-то существенное. Что-то скользило по самой грани памяти и сознания. Совсем рядом. Какое-то имя или факт, упомянутый доктором среди всего прочего вчера вечером. Что-то важное.

Отец Редгрейв придержал меня за локоть и мы остановились. У стойки с напитками мы взяли себе по бокалу холодного оранжада.

–– Возможно вы правы, Чарльз, – тихо сказал капеллан. – Если не озадачиваться всякими мрачными предположениями, то изначально доктор спасал всё-таки людей, обычных пассажиров этого судна, а не тех зловещих персонажей с их проклятыми кофрами.

–– И скорее всего это самое правильное и естественное объяснение! – согласился я.

–– И я, и вы… Ведь именно так мы и думали с самого начала. Каждая человеческая душа бесценна! А спасённая тем более! – твёрдо произнес капеллан, но затем вздохнул. – Но дело в том что… я не совсем уверен теперь что доктор мыслит этими категориями. Он вполне мог бы руководствоваться и логикой 'больших чисел'. Как и многие решительные и дальновидные люди. Пожертвовать малым – чтобы спасти большее… Ведь неизвестно сколько людей может пострадать позднее и сколько всяких бед может произойти впоследствии, оттого что эти ящики и… их владельцы НЕ утонули сегодня ночью!

Наверное капеллана смутили его же собственные слова. Прикрыв глаза и сложив ладони вместе, он прошептал слова короткой молитвы.

–– Гмм. Сомневаюсь, – не согласился я. – Это скорее логика военных стратегов или политиков. Но можно ли спасение этих олигархов назвать случайным?

–– Нет. Я бы посчитал это простым совпадением, если бы только доктор не был знаком с Лордом W, наверное и с другими тоже. И они не просто 'случились' на борту этого судна, – угрюмо кивнул священник. – Скорее наоборот. Думаю что если бы они плыли на частной посудине или хоть на том военном крейсере, что тащится сзади, а не на большом и полном народа океанском лайнере вроде этого, то вероятность того что их потопили и причем сразу, не дожидаясь никакого шторма, была бы крайне высока!

Я встретился взглядом с капелланом и внутренне содрогнулся от этой мысли. Было даже противно предполагать у пассажиров секции 'A' столь гнусные мотивы и такой цинизм при выборе транспорта. Но это вполне возможно. Я только вздохнул и промолчал. Думать об этом мне совсем не хотелось. Возразить и сказать тут было нечего.

Мы молча побрели обратно к корме судна. На палубе заметно прибавилось пассажиров. Теперь можно уже и не надеяться найти свободные шезлонги. У противоположного борта мелькнула фигура долговязого Крэнстона. Джорджа с ним не было. Я смотрел на прогуливающихся и сидящих пассажиров и как-то лениво и вскользь подумал о том, почему же никто из них не удивлен внезапному полному штилю и такой тихой безоблачной погоде. Может у них так хорошо в ИХ реальности, что всё проходит без вопросов и противоречий? Совсем иные сны и иная явь… Гмм, иные сны?

–– А почему бы доктору Мюллеру не изменить ИХ сны?! – воскликнул я, опять думая о политиках и банкирах. Эта простая идея поразила меня своей очевидностью.

–– Так, чтобы результат их деяний пошел на пользу всем? Всеобщее Благо, так сказать. Как вы полагаете, падре, он смог бы это сделать? – спросил я, невольно развивая эту фантастическую идею в своей голове и размышляя о заманчивых перспективах и о возможных результатах такого действия. О том сколько разных важных проблем можно было бы разрешить!

Хотя мне было трудно представить, как именно всё это вообще возможно сделать, принимая во внимание такой неустойчивый "источник" как сновидения с непонятными исходными параметрами и зыбкими переменными. И которые могут привести к очень разным результатам и весьма непредсказуемым последствиям. Да, и скорее всего с такими людьми понадобится не пара ночей, а целые месяцы напряженной работы. И вероятно потребуются не один а десятки Мюллеров или даже сотни.

–– Я уже подумал об этом, – фыркнул капеллан.– Так ведь "всеобщего блага", мой дорогой мечтатель, да и вообще какого-либо блага не достигнуть стараниями политиков, бизнесменов и уж тем более банкиров!

Отец Редгрейв покачал головой, его лицо приняло кислое выражение.

–– Да-да, понимаю что вы говорите лишь о некотором вкладе их усилий в общий процесс, и тем не менее…

Я не стал возражать, хотя подумал что легко смогу привести несколько примеров именно такой помощи – когда обладающие властью и богатством люди принимали большое и активное участие в жизни своих соотечественников. Впрочем, может это действительно были просто редкие исключения.

38'Великая Депрессия', началась 24 октября 1929 года с биржевого краха в США и продолжалась до 1939 года, самая острая фаза: 1929-1933.
39Одна из версий затопления 'Титаника' в 1912 году утверждает что судно было потоплено для устранения трех пассажиров – миллионеров Джейкоба Астора, Исидора Страуса и Бежамина Гугенхайма (Jacob Astor, Isador Straus, Benjamin Guggenheim), которые противостояли созданию Федерального Резерва США.
40Лузитания – RMS 'Lusitania', британский трансатлантический лайнер, 31500 тонн, 2100 пассажиров, судно было потоплено в 1915 году двумя торпедами с немецкой подводной лодки всего в 11 милях от южной части Ирландии. По сведениям германской разведки во время 1-ой Мировой Войны (подтверждено Британским адмиралайтеством в 1984г) 'Лузитания' тайно перевозила боеприпасы и вооружения из США в Англию. На момент потопления в трюме судна было более 170 тонн боеприпасов.
41перипатетики – ученики и последователи Аристотеля (384—322 гг до НЭ), происходит от названия школы Аристотеля 'Перипатос' (Прогулка), другое название 'Ликей'. Название школы возникло из-за привычки Аристотеля прогуливаться с учениками во время чтения лекций и диспутов. (Прим: В настоящее время имеются и другие объяснения названия школы, не связанные с прогулками).