Buch lesen: «Отрицательное поведение потерпевшего и Уголовный закон»

© Э. Л. Сидоренко, 2003

© Изд-во «Юридический центр Пресс», 2003

Уважаемый читатель!

Вы открыли книгу, входящую в серию работ, объединенных общим названием «Теория и практика уголовного права и уголовного процесса».

Современный этап развития уголовного и уголовно-процессуального законодательства напрямую связан с происходящими в России экономическими и политическими преобразованиями, которые определили необходимость коренного реформирования правовой системы. Действуют новые Уголовный и Уголовно-исполнительный кодексы, с 1 июля 2002 г. вступил в силу Уголовно-процессуальный кодекс РФ.

В этих законах отражена новая система приоритетов, ценностей и понятий, нуждающихся в осмыслении. Появившиеся в последнее время комментарии и учебники по данной тематике при всей их важности для учебного процесса достаточно поверхностны. Стремление познакомить читателя с более широким спектром проблем, с которыми сталкиваются как теоретики, так и практики, и породило замысел на более глубоком уровне осветить современное состояние отраслей криминального цикла. Этой цели и служит предлагаемая серия работ, посвященных актуальным проблемам уголовного права, уголовно-исполнительного права, криминологии, уголовного процесса и криминалистики.

У истоков создания настоящей серии книг стояли преподаватели юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Впоследствии к ним присоединились ученые Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры Российской Федерации, Санкт-Петербургского университета МВД и других вузов России, а также ряд известных криминалистов, обладающих большим опытом научных исследований в области уголовного права, уголовно-исполнительного права, криминологии, уголовного процесса и криминалистики.

В создании серии принимают участие и юристы, сочетающие работу в правоохранительных органах, других сферах юридической практики с научной деятельностью и обладающие не только богатым опытом применения законодательства, но и способностями к научной интерпретации результатов практической деятельности.

С учетом указанных требований формировалась и редакционная коллегия, которая принимает решение о публикации.

Предлагаемая серия основывается на действующем российском законодательстве о противодействии преступности и практике его применения с учетом текущих изменений и перспектив развития. В необходимых случаях авторы обращаются к опыту зарубежного законотворчества и практике борьбы с преступностью, с тем, чтобы представить отечественную систему в соотношении с иными правовыми системами и международным правом.

Подтверждением тому служат следующие вышедшие из печати работы Б. В. Волженкина «Экономические преступления», В. И. Михайлова и А. В. Федорова «Таможенные преступления», Е. В. Топилъской «Организованная преступность», М. Н. Становского «Назначение наказания», В. Б. Малинина «Причинная связь в уголовном праве», Д. В. Ривмана и В. С. Устинова «Виктимология», В. М. Волженкиной «Нормы международного права в российском уголовном процессе», Р. Д. Шарапова «Физическое насилие в уголовном праве», М. Г. Миненка и ДМ. Миненка «Корысть. Криминологические и уголовно-правовые проблемы», С. Д. Шестаковой «Состязательность в уголовном процессе», И. Ю. Михалева «Криминальное банкротство», Г. В. Овчинниковой, М. Ю. Павлика, О. Н. Коршуновой «Захват заложника», А. Н. Попова «Преступления против личности при смягчающих обстоятельствах», О. В. Старкова, С. Ф. Милюкова «Наказание: уголовно-правовой и криминопенологический анализ», А. Л. Протопопова «Расследование сексуальных убийств», С. А. Алтухова «Преступления сотрудников милиции», В. Г. Павлова «Субъект преступления», Ю. Е. Пудовочкина «Ответственность за преступления против несовершеннолетних по российскому уголовному праву», И. М. Тяжковой «Неосторожные преступления с использованием источников повышенной опасности», В. М. Борисенко, К. И. Егорова, Г. Н. Исаева, A. В. Сапсая «Преступления против военной службы», А. А. Майорова, B. Б. Малинина «Наркотики: преступность и преступления», Г. В. Назаренко «Невменяемость: уголовно-релевантные психические состояния», Б. В. Волженкина «Преступления в сфере экономической деятельности (экономические преступления)», 2-е изд., дополненное и расширенное, А. А. Струковой «Невозвращение из-за границы средств в иностранной валюте: уголовно-правовая характеристика», С. С. Тихоновой «Прижизненное и посмертное донорство в РФ: вопросы уголовно-правового регулирования», А. В. Мадъяровой «Разъяснения Верховного Суда РФ в механизме уголовно-правового регулирования», М. Л. Прохоровой «Наркотизм: уголовно-правовая характеристика», Л. А. Андреевой, П. Ю. Константинова «Влияние жестокости преступного поведения на уголовную ответственность», И. В. Александрова «Налоговые преступления», Л. С. Аистовой «Незаконное предпринимательство», и др., в которых анализируются современные проблемы борьбы с преступностью.

Надеемся, что найдем в Вас взыскательного читателя, если Ваша принадлежность к юридико-образователъной или правоприменительной деятельности вызовет интерес к этой серии книг.

Редакционная коллегия

Март 2003 г.

Предисловие

Преступность в России за последние годы приобрела угрожающие масштабы. При этом значительно возросло количество преступлений против личности. Этот процесс идет по нарастающей, и, к сожалению, нет объективных оснований для изменения ситуации к лучшему.

Качественные и количественные изменения в состоянии преступности отразились на характере и уровне виктимизации населения. Ежегодно последствия преступных посягательств ощущают на себе около 10 млн человек.

Однако государство остается равнодушным к проблеме потерпевших. Статистика жертв преступлений в отчетности правоохранительных органов отсутствует. Основные направления борьбы с преступностью фактически не связаны с задачей обеспечения личной безопасности граждан.

Между тем сложившаяся виктимологическая ситуация требует обратить особое внимание на проблему жертвы преступления. Значимость данной проблемы для научной и практической работы трудно переоценить.

Во-первых, признаки, характеризующие поведение потерпевшего, помогают установить наличие или отсутствие в действиях обвиняемого состава преступления.

Во-вторых, они влияют на типовую степень общественной опасности преступного деяния и лица, его совершившего, и поэтому учитываются при дифференциации ответственности.

В-третьих, полный объективный учет данных о личности и поведении жертвы при индивидуализации наказания способствует назначению справедливого индивидуализированного наказания, а это позитивно влияет на общую и частную превенции.

Заслуживает повышенного внимания проблема отрицательного поведения потерпевшего в процессе дифференциации ответственности и индивидуализация наказания виновному. Как показывают проведенные исследования, в 66 % убийств и в 60 % случаев причинения тяжкого вреда здоровью жертва своим отрицательным поведением сама провоцировала преступление.

Провозглашенный в УК РФ 1996 г. принцип справедливости требует принятия мер, направленных на защиту интересов не только потерпевшего, но и преступника. Игнорирование «вины жертвы» приводит к ошибочной квалификации деяний в сторону ужесточения ответственности субъекта преступления. Он становится не только жертвой обстоятельств и своей «несдержанности», но и жертвой правоприменительной системы. А это негативно сказывается на уровне индивидуального и общественного правосознания.

На сегодняшний день созданы благоприятные условия для глубоких научных исследований уголовно-правовых и криминологических аспектов отрицательного поведения жертвы. Виктимология накопила большой эмпирический материал относительно природы аморального и противоправного поведения потерпевшего, а уголовно-правовая доктрина долгие годы занимается вопросами уголовной ответственности, ее дифференциации и индивидуализации.

Пришло время на основе значительной научной базы и в соответствии с практическими задачами выработать определенные рекомендации по учету данных о поведении потерпевшего и его влиянии на ответственность и наказание виновного. Особенно актуальной данная задача видится в свете реформы уголовного и уголовно-процессуального законодательства РФ, тем более что в УК 1996 г. игнорируется даже уголовно-правовая природа потерпевшего.

Положения и выводы настоящего исследования могут оказаться полезными в законодательной и правоприменительной деятельности. Так, предложения, касающиеся уголовно-правового и процессуального понятия «потерпевший», а также вопросы уголовной ответственности за эксцесс обороны и аффектированные преступления могут быть восприняты законодателем при внесении изменений в УК и УПК РФ. Надеемся, полезными в правоприменительной деятельности окажутся рекомендации по дифференциации уголовной ответственности и индивидуализации наказания в случаях, когда имело место отрицательное поведение потерпевшего.

В данной работе рассмотрены лишь основные вопросы, связанные с криминологической и уголовно-правовой значимостью отрицательного поведения потерпевшего. К сожалению, многие проблемы рассмотрены лишь в общих чертах, поскольку требуют к себе особого внимания и самостоятельного научного исследования. Часть вопросов, опосредовано связанных с рассматриваемой темой, осталась за рамками настоящего исследования.

Положения и выводы работы отражают авторскую позицию. Они не бесспорны и поэтому могут вызвать дискуссии, в связи с чем будем признательны всем за конструктивную критику.

Глава 1. Потерпевший и преступник: уголовно-правовой, виктимологический и криминологический аспекты

1.1. Понятия «потерпевший» и «жертва» преступления: уголовно-правовой, процессуальный и виктимологический анализ

По данным уголовной статистики, ежегодно в России совершается свыше 30 тыс. убийств, 45 тыс. умышленных причинений тяжкого вреда здоровью, 40 тыс. разбойных нападений, 120 тыс. грабежей, 10 тыс. изнасилований¹. С ростом преступности стремительно увеличивается количество потерпевших. Только официально их регистрируется до 1, 5 млн человек в год². Процесс виктимизации в России развивается стремительными темпами, и необходимость борьбы с данным явлением стала очевидной для всех. Между тем законодатель и правоприменитель к этому фактически не готовы. Свидетельство тому – масса вопросов, связанных не только с проблемой сокращения числа потерпевших, но и с самой терминологией.

В отечественной науке, наряду с «потерпевшим», употребляется также термин «жертва». При этом возникает вполне справедливый вопрос: какой из этих терминов предпочтительнее использовать и стоит ли вообще развивать их конкуренцию. Ответ на данный вопрос требует тщательного анализа понятий.

В доктрине уголовного права совершенно справедливо выделяют материальную и процессуальную природу потерпевшего³. Согласно ст. 42 УПК РФ, «потерпевшим является физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу и деловой репутации. Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора, суда».

Анализируя уголовно-процессуальную норму, П. С. Дагель и другие ученые признавали понятие «потерпевший» общим для уголовного и уголовно-процессуального права, исходя из того, что «первое предложение дает именно материально-правовое понятие „потерпевший“, а второе предложение определяет, при каких условиях потерпевший становится участником уголовного процесса, приобретает процессуальные права и обязанности».

С данной позицией трудно согласиться. Статья 42 УПК призвана, на наш взгляд, определить только процессуальное понятие «потерпевший», и ключевым положением данной нормы является порядок признания за лицом данного процессуального статуса.

Материальная же природа потерпевшего должна быть закреплена в уголовном законе.

Несмотря на то, что личность и поведение потерпевшего учитываются законодателем при конструировании многих уголовно-правовых норм (ст. 61, 76, 107, 113 и др.), столь необходимое практике понятие отсутствует. Наблюдается абсурдная ситуация. УК безмолвствует, а УПК РФ указывает на некоторые материальные признаки потерпевшего, хотя по логике вещей процессуальная фигура потерпевшего производна от его материально-правового статуса. Несмотря на очевидность данного положения, в науке оно нередко подвергается критике. Свою позицию авторы аргументируют тем, что «вопрос, причинен ли преступлением вред определенному лицу, суд решает при постановлении приговора. Утвердить ответ на этот вопрос и означает признание лица потерпевшим в материально-правовом смысле данного понятия. Таким образом, если признание потерпевшим в материальном смысле является некоторым этапом доказывания и имеет место, когда факт причинения вреда данному лицу доказан достоверно, признание потерпевшим в процессуальном смысле является одной из предпосылок участия данного лица в доказывании и имеет место при наличии оснований предполагать причинение преступлением вреда данному лицу»⁴.

Однако сторонники данной позиции не учитывают того, что потерпевший как уголовно-правовая категория порождается реальной действительностью и представляет собой объективное следствие вредопричиняющего деяния виновного (а не результат доказывания в судебном процессе).

Появление потерпевшего в процессуальном качестве связано исключительно с производством определенных следственных действий. Именно поэтому УПК РФ должен решать лишь вопрос о необходимости участия объективно существующего потерпевшего в судопроизводстве в качестве субъекта уголовно-процессуальной деятельности, но не давать его определения.

Несоответствие природы появления потерпевшего в уголовном праве и процессе не могло не породить определенные трудности в правотворческой и правоприменительной деятельности. В. И. Каминская в связи с этим справедливо отметила: «Исходя из подчиненной роли уголовно-процессуального законодательства по отношению к уголовному, представляется, что логика законодательства не допускает такого положения, чтобы при употреблении в процессуальном законе уголовно-правового понятия ему придавалось иное значение по сравнению с уголовным законом либо же чтобы в процессуальном законе конструировались или просто употреблялись какие-либо уголовно-правовые понятия, отсутствующие в самом уголовном законе»⁵.

Поддерживая позицию автора, мы считаем, что, во-первых, в диспозиции ст. 42 УПК РФ не должны содержаться уголовно-правовые признаки потерпевшего. Во-вторых, назрела острая необходимость в формулировании в УК РФ материального понятия «потерпевший». С нашими выводами согласилось свыше 90 % опрошенных практических работников.

Потерпевшим в уголовно-правовом праве должно быть признано физическое или юридическое лицо, которому непосредственно преступлением причиняется определенный вред.

Наше определение соответствует дефиниции, закрепленной в ст. 42 УПК, за тем исключением, что мы считаем необходимым указать на признак непосредственности и несколько изменить виды причиняемого вреда.

В русском языке непосредственный – «прямо следующий после чего-нибудь, без посредствующих звеньев, участников»⁶. Иными словами, потерпевшим признается непосредственно пострадавший от преступления, а не его родственник или законный представитель. Косвенным подтверждением нашей позиции может служить ст. 107 УК РФ, согласно которой уголовная ответственность предусматривается за убийство, совершенное в состоянии аффекта, вызванного насилием, издевательством или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего… В данном случае потерпевшим в материальном смысле будет являться убитый человек, что, на наш взгляд, вовсе недопустимо для процессуальной фигуры.

Однако в случае введения в уголовный закон понятия «потерпевший» придется столкнуться с новыми проблемами. Дело в том, что реализация нашего предложения на практике нарушила бы один из принципов толкования законов – применение в различных частях законодательства одного и того же термина в одном и том же значении. Действительно, разграничение понятий «потерпевший» в материальном и процессуальном значении явно недостаточное. Именно поэтому в науке предлагается определять лицо, понесших ущерб в результате совершения преступления, различными, сходными по смыслу терминами: в уголовно-правовом смысле термином «пострадавший», а в уголовно-процессуальном – «потерпевший».

Стоит заметить, что подобное разграничение уже воспринято правоприменителем. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 20 октября 1994 г. «О некоторых вопросах применения судами уголовно-процессуальных норм, регламентирующих производство в суде присяжных» (п. 9), сделана попытка развести материальные и процессуальные категории: «…гражданин, пострадавший от преступления, признан потерпевшим»⁷.

Несомненно, данное предложение не лишено смысла и логики. Между тем мы предлагаем иной выход из ситуации. Во избежание возможных противоречий необходимо исключить из ст. 42 УПК РФ указание на материальные признаки потерпевших и сформулировать статью следующим образом: «Потерпевшим в уголовном процессе признается потерпевший от преступления, а в случае его смерти (физическое лицо) либо прекращения существования (юридическое лицо), его родственник либо правопреемник. Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора и суда».

Такое решение проблемы позволило бы избежать многих трудностей. В частности, оно фактически бы разграничило материальную и процессуальную фигуры потерпевшего, наполнило бы их новым смыслом. В случае введения в УК РФ понятия «потерпевший» предлагаемая нами редакция процессуальной нормы позволила бы избежать тавтологии. Более того, она бы свела на нет все дискуссии о процессуальных правах родственников непосредственной жертвы преступления.

В теории уголовного и уголовно-процессуального права долгое время считалось, что лицо, понесшее вред или убыток вследствие нарушения прав другого лица, к потерпевшим причислено быть не может. Так, по мнению В. М. Савицкого и И. И. Потеружи, родственники погибшего должны участвовать в процессе в качестве представителя потерпевшего⁸. Как отмечают авторы, «близкие родственники жертвы не могут быть признаны потерпевшими не потому, что преступлением им не причинен вред, а потому, что вред этот, как правило, большой и непоправимый, причиняется им действиями преступника не прямо, а косвенно. И признание их потерпевшими противоречит общепринятому пониманию потерпевшего как лица, которому преступлением непосредственно причинен вред»⁹. Данная позиция представляется нам спорной ввиду того, что авторы отождествляют материальную и процессуальную сущности потерпевшего и на этой основе делают определенные выводы.

По мнению М. С. Строговича, близкие родственники погибшего являются и представителями потерпевшего и самими потерпевшими¹⁰.

В. П. Божьев полагает, что они вообще не должны допускаться к участию в процессе ни в качестве потерпевших, ни в качестве их представителей, «так как на это родственники никем не уполномочены»¹¹.

Другие авторы также отрицают возможность перехода прав потерпевшего к членам его семьи и в связи с этим утверждают, что последние могут принимать участие в деле только в качестве гражданских истцов¹².

Н. Я. Калашникова, напротив, признает близких родственников убитого потерпевшими¹³.

Интересную позицию занимает В. Е. Квашис. По его мнению, в случае убийства претерпевание родственниками убитого последствий смерти есть прямое следствие преступления, и, следовательно, они являются непосредственно потерпевшими от преступления в уголовном праве. Потерпевшим же в уголовно-процессуальной деятельности он предлагает признавать одного из таких родственников, определяемого в согласительной форме между последними¹⁴.

Разделяя позицию автора по последнему вопросу, мы не можем согласиться с утверждением, будто преперпевание определенного вреда родственниками убитого является прямым следствием преступления. Анализ причинных связей позволяет сделать вывод, что моральный, а в некоторых случаях материальный вред, причиняемый родственникам, является непосредственным следствием не убийства (умышленного причинения смерти другому человеку), а самого факта смерти (как преступного результата).

Другие ученые решение рассматриваемого вопроса ставят в зависимость от характера ущерба. Так, если потерпевший, у которого похищено имущество или которому причинен моральный ущерб, к началу процесса умер, то его родственники становятся правопреемниками и, следовательно, должны быть признаны потерпевшими. Но смерть потерпевшего не может быть основанием для признания его родственников потерпевшими от преступления¹⁵.

Интересное решение проблемы предлагает В. Г. Ульянов. По его мнению, в Уголовно-процессуальный кодекс необходимо ввести понятие «правопреемник потерпевшего» и обозначать им всех тех лиц, которые не являются потерпевшими в уголовно-правовом смысле¹⁶. Остается неясным, каковы будут правомочия нового участника уголовного процесса и чем они будут отличаться от прав и обязанностей потерпевшего. Более того, неизвестно, как должны соотноситься между собой уголовно-процессуальное и гражданско-правовое понятия «правопреемник»: совпадают ли их значения, и если не совпадают, то в чем состоит различие.

Наша позиция по данной проблеме уже раскрывалась. Повторим лишь, что материальная и процессуальная категории потерпевшего близки, но не совпадают. Если под первую категорию подпадают лица, вред которым был причинен непосредственно преступлением, то вторая может включать в себя родственников либо представителей потерпевшего.

Несмотря на отсутствие в УК РФ должного материального определения, нельзя сказать, что проблема потерпевшего в уголовном праве игнорируется. Как справедливо отмечал И. С. Ной, «понятие «потерпевший» по существу своему принадлежит к материальному праву, ибо вытекает из представления о вреде, причиненном кому-либо тем или иным преступлением»¹⁷.

В доктрине уголовного права проблема потерпевшего рассматривается в двух направлениях: через определение его понятия, а также с позиции «вины потерпевшего». «Вина потерпевшего» будет рассмотрена в последующих параграфах. Сейчас же остановимся на определении понятия «потерпевший».

А. Н. Красиков понимает под ним «физическое лицо, в отношении интересов которого совершено оконченное или неоконченное преступное посягательство»¹⁸. На наш взгляд, автор необоснованно ограничивает круг возможных потерпевших лишь физическими лицами. Экономическое развитие страны вызвало необходимость уголовно-правовой и процессуальной защиты прав различных организаций. Признание юридического лица потерпевшим (пусть даже в УПК РФ) явилось позитивным и своевременным шагом законодателя. А тот факт, что организация по природе своей не может являться непосредственным потерпевшим от определенных преступлений (например, против личности), еще не дает основания для отказа ей в этом статусе.

По мнению П. С. Дагеля, «потерпевший – это лицо, которому причинен физический, имущественный (материальный) или моральный вред… Это лицо, которому вред причинен преступлением; если нет преступления, то нет и потерпевшего в уголовно-правовом смысле этого слова»¹⁹. На наш взгляд, автор совершенно справедливо делает акцент на том, что лишь преступление «порождает» уголовно-правовую категорию «потерпевший».

Несомненно, вред может быть причинен лицу не только преступлением, но и общественно опасным деянием малолетнего, невменяемого, он может быть причинен также при обстоятельствах, исключающих преступность деяния (крайняя необходимость, необходимая оборона, обоснованный риск и т. д.). Но коль скоро мы рассматриваем уголовно-правовое понятие «потерпевший», мы должны ориентироваться на УК РФ, задачами которого является «охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности… от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений». Как мы видим, целям уголовного закона не отвечает защита человека от общественно опасного деяния, не являющегося преступлением. Именно поэтому определение потерпевшего в уголовном праве как «лица, которому причинен тот или иной вред общественно опасным деянием»²⁰, представляется нам ошибочным.

Г. И. Чечель и В. С. Минская полагают, что «основными базовыми элементами уголовно-правового понятия «потерпевший» являются: то, что потерпевший – субъект права, участник охраняемых законом общественных отношений; факт наличия вреда в виде фактического ущерба или реальной возможности его нанесения; запрещенность причинения вреда именно той правовой нормой, за нарушения запрета или веления которой виновный привлечен к уголовной ответственности»²¹. Как нам представляется, к данным признакам следует добавить еще один – наличие прямой причинной связи между деянием, причиняющим вред, и появлением пострадавшего (непосредственность).

Несмотря на серьезные различия в подходах, все авторы солидарны в том, что материальная фигура потерпевшего и наступивший вред тесно взаимосвязаны.

Под «вредом» обычно понимается «порча, ущерб»²²; «последствия всякого повреждения, порчи, убытка, нарушение прав личности или собственности, законное и незаконное»²³; «неблагоприятные изменения в охраняемом законом благе»²⁴, «всякое умаление охраняемого законом материального и нематериального блага»²⁵; «социально опасные изменения охраняемых законом общественных отношений, наступающие в результате преступных деяний»²⁶.

Смысловое значение данного понятия отражает также следующее определение: вред – это «не сами по себе изменения, производимые в результате преступного воздействия, а некоторого рода их оценка, отражающая значимость данных изменений для людей»²⁷. Ни в УК РФ, ни в УПК РФ не дается определение понятия «вред». Однако в ст. 42 УПК перечисляются его конкретные виды: физический, имущественный и моральный.

Под физическим вредом в уголовном праве понимают совокупность объективно происшедших изменений в состоянии человека как физического существа или создание угрозы таких изменений – телесные повреждения, расстройство здоровья, физические страдания, боль. Действующее уголовное законодательство для определения физического вреда использует понятие «вред здоровью», оговаривая критерии его тяжести. Это понятие точнее отражает объективный характер изменений в состоянии человека как биологического существа. При этом последствия, на наш взгляд, могут выражаться не только в непосредственном вреде здоровью человека, но и в последствиях психического характера, опосредованно влияющих на здоровье.

В традиционном понимании имущественный вред, во-первых, всегда реален, поскольку вызывает неблагоприятные последствия в имущественной сфере лица; во-вторых, связан с нарушением правомочий собственника или иного владельца; в-третьих, выражается в денежной форме; в-четвертых, находится в непосредственной связи с преступлением; в-пятых, порождает уголовную и имущественную ответственность правонарушителя²⁸. Имущественный вред понимается также как «причинение непосредственного ущерба лицу, совершенное путем уменьшения его наличного имущества, повреждения либо уничтожения такового»²⁹.

При подобном рассмотрении становится очевидным, что понятие «имущественный вред» не может охватить все возможные случаи. Требуется более широкое понятие. И таковым, на наш взгляд, является понятие «материальный вред». Оно позволяет признавать потерпевшим физическое или юридическое лицо независимо от того, причинен ли вред наличному имуществу, либо произошли иные изменения в его материальной сфере (например, упущенная выгода).

За замену термина «имущественный» на понятие «материальный» вред высказалось 64 % опрошенных представителей судебно-следственных органов.

Понятие морального вреда раскрыто в ст. 151 ГК РФ, где оно определяется как «физические или нравственные страдания». При этом употребление термина «страдание» предполагает, что действия причинителя вреда должны найти отражение в сознании потерпевшего, вызвать определенную психическую реакцию, как правило, в форме ощущений или представлений. Широкое толкование морального вреда дал Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда»³⁰, где определил его как «нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие человеку от рождения или в силу закона нематериальные блага или нарушающими его личные неимущественные права, либо нарушающими имущественные права гражданина. Моральный вред, в частности, может заключаться в нравственных переживаниях в связи с потерей родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причинением увечья, иным причинением вреда здоровью либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий и другое».

В. М. Савицкий и И. И. Потеружа моральный вред понимают более узко. Они указывают, что «его причинение означает такое нарушение субъективных прав гражданина, которое оскорбляет его честь, роняет достоинство в глазах других людей, дискредитирует его и в связи с этим причиняет нравственные страдания»³¹. Иными словами, авторы не признают физические страдания разновидностью морального вреда. Кроме того, они необоснованно сводят нравственные страдания к уголовно наказуемым оскорблению и клевете. Поддерживает эту позицию и Д. Б. Булгаков. В частности, он утверждает, что «моральный вред выражается в нарушении чести и достоинства граждан (например, нанесение оскорблений, распространение заведомо ложных сведений)»³².

На наш взгляд, сужение значения морального вреда недопустимо и даже опасно для правоприменительной практики, поскольку может привести к существенному ущемлению прав пострадавших граждан. Мы совершенно согласны с мнением Л. Д. Кокорева, который утверждает, что «под моральным вредом понимается не только умаление чести и достоинства граждан, но и причинение иных страданий лицу, против интересов которого было совершено преступление»³³.