Οβίδιος. Тайна золотого времени

То слугам чудилось, что кто-то бьет посуду на кухне, когда все спят, то слышался им невнятный, приглушенный вой, а конюх, между прочим, видел, как кто-то крался в конюшню и перепугал лошадей. То им чудилось, будто кто-то бродит по дому и скрипит воротами, машет ставнями, а потом падает с высоты в пропасть.

Всё было куда более странно, учитывая, что слуги говорили одно и тоже или почти одно и тоже. И это не могло быть простым совпадением, тем более, Лусия сама слышала, как по дому кто-то ходит ночами.

И от этого, от обилия рассказов о привидениях, о проклятии, становилось жутко.

Да, она спрашивала Роберта Льюиса о «ночном госте», на что тот, как обычно, отвечал, что все это выдумки суеверных, необразованных людей, то есть слуг, которым нечем заняться, и что никаких таких «шагов», «бряцанья шпор», «невидимого битья посуды», «полетов в пропасть» нет и быть не может. Человеческая фантазия, по его мнению, не знает границ, а уподобляться прислуге – недостойное занятие для леди.

В отличие от сына сэр Эдвард считал, что духи существуют и могут являться живым людям. И Лусия не знала, кому верить и как себя вести. Служанка Энн рассказывала, что видела как-то не то черта, не то еще кого-то, больно похожего на прадеда Роберта Льюиса – сэра Ричарда Льюиса, выпрыгивавшего из окна. Лусия не совсем доверяла горничным, однако Энн говорила так убедительно, что волей-неволей вами бы тоже овладел первобытный, «животный» страх.

Старые истории дополнялись новыми и значительно приукрашались. Слушая в очередной раз миссис Хатсон о «ночном происшествии», Лусия, наконец, убедилась в том, что это выдумки и что слуги сами себя пугают с той единственной целью, чтобы скрасить серые будни. И перестала обращать внимание на подобные разговоры. Но…

В ту ночь Лусии не спалось. За окном шел дождь, и в ее просторной спальне было довольно свежо. Девушка никак не могла согреться в постели. Уже все легли спать, и в доме наконец воцарилась тишина. Лишь слышно было, как огромные капли дождя барабанят по крыше да порывистый ветер бьет в окна, залетает в печную трубу.

Лусия встала с высокой дубовой кровати, подошла к двери и прислушалась. Большие, расписные часы стучали в гостиной; раздавался храп дворецкого на первом этаже да мерное похрапывание несравненной миссис Хатсон в смежной комнате.

Дом напоминал усыпальницу, надо добавить, роскошную усыпальницу с тяжелыми каменными сводами, изогнутыми линиями, выложенными мозаикой полами и гобеленовыми стенами. Догорала свеча, и вот последние капли воска были съедены темнотой.

Лусии стало зябко. Девушка собиралась принести дров и угля, чтобы разжечь огонь в камине. Она хотела попросить об этом кого-нибудь из слуг и надеялась, что в доме еще не все заснули. Она могла позвонить в колокольчик, который висел у изголовья ее кровати, но опасалась, что таким образом разбудит всех и потревожит сон несравненного сэра Роберта Льюиса и ставшего по-настоящему для нее близким – сэра Эдварда Готорна. Поэтому девушка тихо вышла из спальни и на цыпочках пробиралась на кухню, где хранились запасы дров и угля. Взяв последнюю свечу в коридоре, решительно направилась по винтовой лестнице вниз.

Внизу еще было прохладнее, чем на третьем этаже, где располагалась спальня Лусии. Издали она заметила свет, блуждавший по стенам коридора и замерший, наконец, перед дверью библиотеки. Значит, не одна она не спит, – подумала Лусия и отважно двинулась в полутемноту…

Кто-то был рядом. Лусия вовремя спряталась за гобеленом, когда дух Ричарда Льюиса нырнул в библиотеку. «Господи, неужели это правда. Неужели призраки существуют?» – подобная мысль если не напугала ее, но все-таки заставила быть осмотрительнее. «Может быть, мне померещилось», – сказала она и медленно раскрыла дверь библиотеки.

Кто-то не закрыл окно, и свинцовые капли дождя тут же стали заполнять паркетный пол. Широкие тяжелые багрово-красные гардины чуть дрожали, а в камине догорали последние угольки.

Лусия поспешно закрыла окно и зажгла свечи. Но кто-то или что-то не собиралось уходить. Она услышала гулкий звук падающей статуэтки и посмотрела на дверь. Старинная дубовая дверь закрылась сама. Девушку начало трясти, то ли от холода, то ли от страха, внезапно овладевшего ею. О чем же вчера так живо говорила горничная?!

Подавив волнение, она покинула библиотеку и – застыла от неожиданности. Дух сэра Ричарда Льюиса, точнее, его тень уплыла в сторону кухни. На какое-то мгновение тень задержалась, остановилась, как бы призадумавшись над чем-то, затем, разрастаясь все больше и больше, исчезла за стеной.

Шепча слова молитвы «Авва Отче» и осеняя себя крестом, Лусия неслышно кралась за тенью. Сделав несколько шагов в сторону кухни, она застыла в недоумении: дух испарился. Наверное, молитва помогла.

Но – не успела Лусия даже перевести дыхание – как услышала грохот летящей на пол посуды. В кухне был кто-то, кто гремел кастрюлями и бил посуду, и отрицать очевидное стало невозможно. Похоже, прислуга говорила правду, и по дому бродит привидение. Кинуться бежать, звать на помощь? Ну уж нет. Лусия была не из робкого десятка, к тому же она полагалась на здравый смысл сэра Роберта, утверждавшего, что никаких привидений в природе не существует.

Лусия толкнула дверь и стала вглядываться в темноту. Было тихо, и лишь свеча потрескивала от огня, бросая тусклый свет на холодные, покрытые мхом стены.

Девушка соскребла догоравшие угольки, лежавшие в камине, и, обернувшись, встретила живой изучающий ее взгляд. От неожиданности Лусия вскрикнула и обронила уголь. «Сгинь, нечистая», – тихо сказала она и наложила крестное знамя. Но «нечистая сила» оставалась на месте, и Лусия тоже осталась на месте, внимательно разглядывая ее. Да, конечно, портретное сходство с Ричардом Льюисом имелось, и все же это был кто-то из плоти и крови.

Лусия поднесла свечу ближе и вгляделась в объект стольких сплетен и пересудов. Это был молодой человек, точнее, мальчик лет четырнадцати – пятнадцати, с таким же испуганным, даже еще больше, чем у Лусии, выражением лица. Дрожа всем телом, он произнес:

– Мисс, не кричите, умоляю вас!

Мальчик был одет в заштопанную рубаху, в которой он прятал несколько буханок хлеба и сыр.

Лусия выпрямилась. Теперь дух Ричарда не казался ей таким страшным. Милый, полудетский профиль, правильные, красивые черты лица, напоминавшие ей черты Роберта Льюиса.

– Кто ты? – спросила Лусия.

Свеча осветила лицо с большими бегающими глазами.

– Мисс, я не могу открыться вам. Я вынужден прятаться, чтобы не обличить того, кто мне дорог больше жизни.

– И воровать?! – строго заметила девушка, указывая на хлеб, который с поспешностью прятал мальчик.

– Я просто хочу есть.

– Где ты живешь?

– Здесь, недалеко, за деревней.

– В таком случае не лучше ли было воровать в деревне?

– Я – не вор! – мальчик посмотрел на дверь, и на его лице отразилась гримаса неподдельного страха.

Лусия криком успела разбудить прислугу. Первой прибежала экономка миссис Хатсон, потирая заспанные глаза; потом появился дворецкий; потом кухарка с детьми; потом, извергая проклятия, в халате и тапочках Роберт и, наконец, сэр Эдвард в пижаме.

– Что происходит? – спросил Роберт, и его голос сотряс стены дома. Сейчас, в столь неподобающей одежде, он до смешного напомнил Лусии языческого бога-громовержца. Его серые глаза метали молнии. Заметив вора, он грозно изрек:

– Я уже тысячу раз говорил, чтобы ты не появлялся здесь! Никогда! – Потом обратился к слугам:

– Расходитесь, живо!

Недовольные тем, что их разбудили напрасно, слуги стали перешептываться, но все же, опасаясь гнева молодого хозяина, поспешно удалились. Осталась только экономка.

– И вы, уважаемая миссис Хатсон, будьте добры, идите спать, – более мягким, вкрадчивым голосом произнес сэр Роберт.

Миссис Хатсон, качая головой, удалилась.

Лусия ничего не могла понять. Кто этот мальчик? Откуда он взялся? Почему она ничего не знает о нем? Почему Роберт так суров с ним? Почему сэр Эдвард грустно смотрит на сына и украдкой поглядывает на вора, который сейчас и в правду напоминал привидение?

– Убирайся, а то, что стащил, верни на место, – тише, но все также грозно сказал Роберт.

И потом обратился к Лусии:

– Дорогая, идите спать. Уже слишком поздно.

Однако девушке совершенно расхотелось спать. Она должна была знать, в чем дело, кто этот «ночной гость», о котором она ничего не знала и который вызвал у Роберта чувство негодования и океан раздражения… Мальчик хотел есть, так неужели они не в состоянии «пожертвовать» буханку хлеба и сыр несчастному сироте?

Она подошла к Роберту и попросила:

– Пусть мальчик возьмет всё, ведь мы не разоримся от этого, не правда ли?!

– Нельзя поощрять воровство, дорогая.

– Я – не вор! – снова воскликнул «ночной гость». – Это вы не хотите признавать меня! Вы выгнали меня из дома, чтобы не опорочить имя Готорнов. Разве сэр Роберт Льюис может быть в чем-то уличен?! Он же так дорожит своей репутацией!

Подобного развития событий не ожидал никто, особенно Лусия. Она переводила взгляд с сэра Эдварда на Роберта, и с Роберта на мальчика. И тут ее осенило: внешнее сходство между сэром Эдвардом, Робертом и «ночным гостем» было несомненным. И то, что слуги видели духа Ричарда Льюиса, было правдой в той степени, в какой этот мальчик был в принципе похож на Готорнов. «Святая Дева, неужели у Роберта есть сын?!».

Роберт Льюис словно прочел ее мысли.

– Не смотрите на меня так! – воскликнул он.

– А как, как мне смотреть на вас? Это ваш сын, а вы… вы не хотите признавать его?!

– Какие ужасные вещи вы говорите! Как вы вообще могли подумать такое?! Вы меня сильно разочаровали!

– А что я могу думать? Что я вообще должна думать после того, что я увидела и услышала?!

– Я никогда не спал с деревенскими девками! – произнес сквозь зубы Роберт Льюис и посмотрел на отца.

Сэр Эдвард опустил голову. Он стоял понурый, словно нашкодивший мальчишка.

– Я думаю, отец, пришло время Лусии сказать правду. Она – моя будущая невеста, жена, в конце концов, и я не хочу, чтобы она думала обо мне черт знает что!

– Это мой сын, девочка. Его мать умерла во время родов, – сказав это, сэр Эдвард тихо побрел к себе в комнату.

Виновник ночного происшествия хотел тоже незаметно скрыться, но Лусия ухватила его за рукав.

– Постой, как тебя зовут?

Мальчик молчал, опустив голову.

– Дорогая, это мой сводный брат – Альберт, – ответил Роберт и тяжело вздохнул. – Я не хотел, чтобы вы знали о бесчинствах моего отца. Я говорил уже тысячу раз отцу о том, что не потерплю дома ублюдков.

– Как вы можете такое говорить?! – Лусия отскочила от Роберта, как ужаленная. Ее совсем не интересовало, откуда и как у сэра Эдварда появлялись дети, но она ничем не могла оправдать то, что Роберт так неуважительно отзывается об отце и брате, пусть даже и сводном.

Да, разумеется, Роберт Льюис, являясь представителем Палаты лордов, заботился о своей репутации. Он был у всех на виду и любое его неверное действие, неверный поступок мог стать достоянием общественности. Но разве правильно он поступал, когда упрекал отца и готов был сжить со света собственного брата?! Возможно, сэр Роберт и ее, если она сделает что-то не так, уничтожит.

Лусия похолодела. У Роберта Льюиса был такой страшный вид! Он понял, о чем думает или о чем могла думать девушка. В ее больших черных глазах отражался хаос чувств. А сейчас, накануне выборов, ему совершенно не хотелось, чтобы все узнали о том, что в доме Готорнов происходит что-то не так. К тому же ему не хотелось, чтобы сорвалась помолвка. Последнее было бы для него страшнее, чем предыдущее. Над ним тогда все будут смеяться!

– Дорогая Лусия, мой отец никогда не беспокоился о благополучии нашего дома. А я считаю вполне разумным и обоснованным избегать того, что может принести нам неприятности. Альберт… Мало ли таких Альбертов было у моего отца?

– Возможно, и немало. Но вот он, живой, стоит перед нами, и он остался сиротой при живом отце и живом брате.

– Что вы хотите этим сказать?

– Признайте его.

– Это глупо.

– Нет, вовсе нет!

– Лусия, это невозможно, и вы сами знаете почему!

– Нет, это возможно, главное захотеть. Но вы не хотите. Разве может темное пятнышко пасть на безупречного во всем Роберта Льюиса?!

– Не говорите так, Лусия. Вы прекрасно знаете, какое положение я занимаю в обществе, что от меня требует общественное мнение и суд Англии.

– Вы забыли о Высшем суде!

– Лусия, прошу вас. Давайте не будем ссориться. Пусть он идет и забирает с собой все, что украл.

– Он не крал, а взял по праву!

Лусия не собиралась сдаваться. Роберт покачал головой и развернулся, чтобы уйти. Он понял, что спорить с девушкой и уподобляться ее глупостям, самому становиться глупцом. Но Лусия решительно преградила ему путь.

– Если в сейчас же не признаете его, я тут же соберу вещи, и больше вы меня никогда не увидите и не услышите. Вы этого хотите?!

Это был откровенный шантаж, и поддаться на него Роберт тоже не мог. Если бы эта, глупая девчонка, знала все… Сколько раз ему приходилось слышать угрозы в свой адрес, получать анонимные записки, письма с требованиями о чем-либо, сколько было намерений убить его! Если бы не хладнокровие, неимоверная выдержка и разум, которые были дарованы Роберту самой природой, то он давно бы погиб, а его завистники, клеветники и политические оппозиционеры ликовали. И вот теперь какая-то девчонка пытается шантажом добиться от него то, что не удавалось никому – поступиться принципами и отказаться от убеждений! Лусия не знала, что говорила.

– Вы непомерно глупы! – изрек Роберт.

– Пусть так. Тем более вы это мне говорите постоянно. Но если вы хоть немножко любите меня, если хотя бы немножко, совсем чуть-чуть я вам дорога, в чем вы меня пытаетесь уверить, то прошу вас… Подумайте, Альберт ни в чем не виноват, так почему он должен страдать?!

– Хорошо, я что-нибудь придумаю, – с тяжелым вздохом сказал Роберт и удалился…

Это был первый случай, который стал поводом для размолвки. Роберт Льюис, поддавшись на уговоры Лусии, решил на какое-то время уехать в Лондон, якобы по делам. Ему нужно было прийти в себя, чтобы не сделать еще каких опрометчивых поступков.

Глава 8

Лусия улыбалась, наблюдая, как Альберт пытается оседлать лошадь. Афродита, ее любимая чистокровная лошадка, которую подарил Роберт Льюис, оправдывала прозвище.

Лошадь – полудикое существо с живыми умными глазами, вся белая, в масть, – никого не хотела знать, кроме Лусии. Она и конюха не особенно жаловала. Гордо вскинув морду и навострив уши, Афродита следила за приближением мальчика и, как только Альберт пытался накинуть ей на спину попону, тут же отскакивала в сторону.

Когда в очередной раз мальчику не удалось это сделать, он плюхнулся на землю и опустил голову. Афродита тут же подошла к нему и стала обнюхивать его, выставляя толстые бархатные губы будто для поцелуя. «Уйди», – попытался отмахнуться от нее Альберт, но та настойчиво стала толкать его в спину.

Лусия, наблюдая за ними, была очень довольна. Роберт Льюис уступил, и теперь в доме появился еще один член семьи – Альберт Льюис Готорн. Как ей удалось убедить Роберта, она до сих пор точно не знала.

После той ночи, когда открылась семейная тайна, сэр Эдвард перенес страшный удар. Сказывалась сердечная недостаточность. Врачи были обеспокоены его состоянием здоровья и рекомендовали полный покой. Они требовали соблюдения всех врачебных предписаний, постельного режима и подчеркивали, что другого подобного удара он уже не перенесет.

Естественно, как любящий сын, Роберт Льюис окружил заботой отца и даже, как это не удивительно, оставил на какое-то время бесконечные поездки в Лондон. По распоряжению Роберта, Альберт поселился в их доме, хотя он пытался убедить всех в том, что это временно, пока не поправится отец.

В знак примирения с Лусией Роберт подарил девушке лошадь. Это был очень щедрый подарок, учитывая, что Роберт знал цену деньгам. И Лусии стало казаться, что Роберт по-настоящему любит ее.

Он заказал из столицы швей, чтобы сшить его «дорогой, несравненной невесте» платье; не скупился на подарки и каждый день дарил что-нибудь: серьги, броши, браслеты и иные драгоценности.

Лусия могла бы сказать, что она счастлива, если бы не Роберт. Он по-прежнему избегал с ней встреч.

Что чувствовала она к нему? Ей сложно было это понять, ведь Роберт не мог не нравиться. Высокий, стройный, он напоминал античного бога. В Палате лордов, когда он выступал, он был подобен Марсу. Дома – Зевсу. Хотя, конечно же, подобные сравнения его бы убили. Он не переносил никаких сравнений в свой адрес и уж тем более терпеть не мог, когда речь заходила об античности. «Дикие времена, дикие нравы, люди – животные», – говорил он.

Хотя Роберт и не был циником, но живые человеческие чувства слабо проявлялись в нем. Он был очень замкнутым, и чтобы вывести его из равновесия, нужно было сильно постараться. Экономка миссис Хатсон подчеркивала, что в этом виновата мать Роберта, которая не сумела окружить мальчика заботой и нежностью. Элизабет Готорн была сосредоточена исключительно на своей персоне, и Роберт стал ее точной копией. При этом миссис Хатсон добавляла, что если Лусия хочет стать счастливой, то должна сама сделать первый шаг. Но как разбудить в Роберте чувства и эмоции, миссис Хатсон не говорила…

Лусия вновь посмотрела на Альберта. Все-таки удивительно, как он внешне похож на Роберта! Лусия теперь знала, как выглядел Роберт в четырнадцать лет. И все же Альберт был другим: живой, добродушный, открытый, глаза его излучали свет и тепло.

Альберт так и не сумел оседлать лошадь.

Когда Лусия вышла из дома, Афродита весело заржала и галопом понеслась навстречу. «Господи, как же устроен мир, что даже этому существу нужна ласка и забота!» – думала Лусия, гладя животное. Афродита смотрела на нее большим черным глазом, хрумкала принесенные Лусией сухари и будто бы говорила: «Ничего, всё пройдет. Жизнь прекрасна» …

Вскочив на лошадь, Лусия пустила ее в галоп. Афродита стрелой помчалась по дороге, ведущей в лес. Распугав птиц, перепрыгнула через изгородь и понеслась, подобно ветру. Лусия не сдерживала лошадь: она знала, что Афродита не сбросит ее. Они чувствовали друг друга так, как бывает не чувствуют друг друга близкие люди.

Когда Лусия так неслась на лошади, миссис Хатсон приходила в ужас и отчаянно причитала, что так и шею свернуть немудрено…

На лесной опушке, озаренной солнечным светом, было очень тихо. Лусия спрыгнула с лошади и опустилась на траву. Осенние солнечные лучи не обжигали, а ласково блуждали по лицу девушки.

Лусия на какое-то мгновение закрыла глаза. «Господи, как же все-таки хорошо жить!» – подумала она. И мысленно унеслась в детство, когда она также убегала в лес, и кормилица Каталина плакала и причитала, и жаловалась ее отцу. Теперь Лусия выросла и скоро станет женой английского лорда, как и предсказывала Франческа.

Любит ли ее Роберт Льюис? Она не знала, и как-то спросила об этом Эдварда Готорна. «Роберт любит вас, но не умеет ярко выражать чувства… Мальчик еще», – сказал ей сэр Эдвард. Ну да, сложно было не согласиться с тем, что Роберт Льюис фантастически выдержанный человек, но Лусии также с трудом представлялось, что можно назвать мальчиком сорокалетнего мужчину.

От подобных мыслей Лусию разбудило ржание лошади. Лошадь была чем-то взволнована. Лусия прислушалась и услышала выстрелы. Где-то стреляли, близко стреляли. Снова раздался выстрел, и шальная пуля пролетела совсем близко от Лусии, оказавшись в стволе дерева, под которым сидела девушка. Что это? Кто-то охотится в лесу, не спросив разрешения Готорнов?

Снова засвистел кусок свинца, зарывшись в землю почти под копытами лошади. Афродита с бешеным ржанием встала на дыбы и умчалась в только ей известном направлении.

Лусии ничего другого не оставалось, как пешей возвращаться домой…

«Неужели меня хотел кто-то убить?» – думала между тем девушка. – «Хотя вряд ли… Целились в лошадь».

Лусия поздно вернулась в замок. Миссис Хатсон переполошила весь дом, когда лошадь прискакала без седока. «Я же говорила, говорила…», – причитала экономка и не смела поверить глазам, когда увидела живую Лусию. Но девушка, вместо того, чтобы рассказать, что же все-таки произошло, молча прошла в столовую…

* * *

Лусия решила дождаться Роберта, чтобы рассказать ему о случившемся. А пока… пока она погладила Феликса, к которому успела привязаться. Роберт Льюис хотел выгнать его из дома, поскольку терпеть не мог ни кошек, ни собак. «Скотине не место в доме», – говорил он. Но рыжий кот был такой милый, пушистый, ласковый, что Лусия тайком держала его в спальне и кормила тем, что ела сама.

Экономка миссис Хатсон, конечно же, знала о присутствии в доме «скотины», но молчала, потому как сама любила кошек и часто приносила ему что-нибудь вкусненькое.

Феликс расположился на коленях Лусии и мурлыкал, успокаивая девушку. У него были грязные лапы и взъерошенная шерсть. Мокрый хвост казался облезлым, и брюшко – брюшко, как и подобает «скотине», было не рыжего, а грязно-серого цвета. Феликс гулял по мокрой от дождя черепичной крыше, теперь же, когда Лусия вернулась, оказался у нее в кресле.

«Ах ты, проказник!» – беззлобно побранила его девушка, и еще крепче прижала к себе. Феликс по-кошачьи выражал счастье громким мурлыканьем.

В дверь постучали.

– Я принесла вам обед, – сказала экономка, обращаясь то ли к Лусии, то ли к коту.

Миссис Хатсон неодобрительно покачала головой. Роберт Льюис будет недоволен, ведь роскошная обивка нового кресла изодрана и перепачкана грязью.

Экономка поставила поднос на стол, а налила немного молока в миску коту. Феликс тут же соскочил с колен и принялся лакать молоко.

– Мисс, вы не забыли, что скоро приедет модистка?

Да, Лусия совсем забыла об этом.

Столичная модистка – мисс Иоанна Сноурсон – была очаровательной незамужней женщиной лет сорока. Ее роскошные рыжие волосы были собраны всегда в пучок, зеленые глаза скрывались за пенсне, но в ней было что-то, что делало ее «чаровницей», как бы сказала кормилица Каталина. Одевалась Иоанна всегда очень элегантно; в то, что отвечало самым модным пристрастиям того времени. Выбранные ею модели как нельзя лучше соответствовали формам и типу лица, а изысканный парфюм завершал образ.

Платье, которое сперва выбрала Лусия, было сразу же забраковано Иоанной, ведь то, что она предложила взамен, вполне соответствовало вкусам Роберта Льюиса и требованиям моды. Платье было нежно-абрикосового цвета с множеством кружев, оборок, складок, с глубоким декольте. Единственное, что оставила за собой Лусия, – это право не вшивать корсет с китовым усом. Она терпеть не могла корсеты, и Иоанна согласилась, что можно сделать платье без корсета с китовым усом. К тому же, как заметила модистка, разглядывая Лусию в пенсне, у девушки идеальные формы. Тонкая талия и упругая девичья грудь не требовали жесткого корсета.

Теперь же Иоанна приехала, чтобы полюбоваться своим шедевром. Остались небольшие нюансы: подправить рукава, воротник, вымерить окончательно длину…

Роберт приехал как никогда рано и застал Лусию в новом платье, разглядывавшую себя в огромном зеркале.

– Нет, нет и нет! – воскликнула Иоанна, пытаясь выпроводить Роберта. – Еще не окончено. Вы не должны видеть.

– Оставьте, всё это глупости, – сказал он и уставился на Лусию.

Девушка смотрела на его отражение в зеркале, и вдруг ей показалось, что взгляд Роберта заметно потеплел.

– Я должна с вами поговорить, – тихо сказала Лусия, не смея повернуться. Иоанна обложила ее булавками и иголками.

– Завтра, я сегодня очень устал.

– Разумеется, завтра. Завтра вы опять уедете, а когда вернетесь, неизвестно.

– Я сказал завтра.

– Меня хотели убить!

Роберта Льюиса передернуло от подобных заявлений. Это Лусия увидела в зеркале. Он резко выпрямился, поправляя воротник рубахи, словно он жал ему шею, глаза его полезли на лоб, а на губах застыла кислая улыбка, словно он съел лимон.

– Мисс Сноурсон, оставьте нас ненадолго, – сказал Роберт, обращаясь к модистке.

Иоанна, собрав нитки, иголки, булавки, послушно удалилась.

– Почему вы так думаете? – спросил он. На его губах по-прежнему играла кислая улыбка.

– Я была в лесу… Там стреляли.

– Возможно, кто-то охотится без нашего разрешения. Придется проследить за этим.

– Нет, меня хотели убить! Стреляли в меня!

– Боже мой, вы опять говорите глупости! Ну, кто, кто в вас мог стрелять? Кому вы нужны?! И кто это вообще без нашего разрешения позволяет охотиться?!

Роберт Льюис обнял ее за плечи, пытаясь то ли успокоить, то ли встряхнуть.

– Ну хорошо, дорогая… Чтобы вас успокоить, мы завтра же поедем вместе в лес. Договорились?

Лусия кивнула и уткнулась носом в широкую грудь Роберта.

– Я надеюсь, вы никому больше не рассказывали о покушении?

Вытирая слезы, девушка покачала головой.

– Вот и умница. Завтра все выясним.

* * *

Рано утром Роберт постучался в дверь. Лусия только проснулась. Девушка открыла дверь, полагая, что на пороге миссис Хатсон. Лусия случайно вчера закрыла дверь на замок.

– Вы, – начал Роберт, но закашлялся. Глаза его округлились, когда он увидел Лусию в ночной сорочке.

– Я зайду позже. Постарайтесь собраться, как можно быстрее, – сказал он и поспешно удалился…

Роберт внимательно исследовал место вчерашних событий. Он напоминал сыщика, точнее, собаку сыщика, с такой тщательностью исследуя каждый дюйм лесной поляны. Он изучал стволы деревьев, кустарники, изучал землю…

– Дорогая, вы могли бы точно сказать, где вы были?

– Да, конечно. Афродита была вон там, а я сидела, кажется, под этим деревом.

Лусия озиралась по сторонам, ища дерево…

– Наверное, это или это…

– Дорогая, здесь нет ничего, что напоминало бы описанные вами события, – заключил Роберт Льюис.

– Я не знаю… Мне кажется, что это та поляна… Но здесь столько пней! Их не было вчера.

– Вот, и я о том же… В лесу кто-то охотится, а крестьяне тайком вырубают лес… Придется поехать в деревню и ужесточить дисциплину…

Потом Роберт приобнял Лусию и с улыбкой спросил:

– Дорогая, вы еще будете доказывать мне, что в вас кто-то стрелял?

– Нет, я точно помню, что была здесь! Я каждое утро бываю здесь. И здесь не было вчера этих пней!

– Ерунда. Дровосеки могли срубить деревья, крестьяне могли рубить без нашего ведома, да кто угодно… И потом… Дрова нам все-таки нужны, не так ли?!

– Да, но…

– Дорогая, я не нахожу ничего, что могло бы подтвердить ваши опасения.

– Вы думаете, я всё это придумала?!

– Я этого не говорил. Возможно, вы, действительно, слышали выстрелы где-то в лесу, и вам могло показаться, что стреляли в вас. А, может быть, дровосеки рубили деревья, и вам показалось что-то такое…Вы ведь такая мнительная!

– Нет, я точно помню! Афродита испугалась и…

– Лошади боятся каждого шороха. У них отличный слух и обоняние.

– Нет. Я точно помню и это дерево, и то, где я сидела, и то, откуда раздавались выстрелы. Я сама видела, как пуля пролетела надо мной!

– Милая, несравненная, дорогая Лусия, вы заблуждаетесь! Никто не хотел вас убить. Разве можно думать о плохом, когда такое великолепное утро, такая отличная погода и через день наша помолвка?! – Роберт Льюис взял Лусию за руку и повел к лошади. – Думаю, нам здесь нечего больше делать.

Лусия в последний раз обвела взглядом лесную поляну. Кто-то намеренно затер следы, ведь даже копыт лошади не было! Но разве докажешь это Роберту? Теперь ей ничего другого не оставалось, как послушно взобраться на лошадь и последовать за Робертом.

И всё же Лусию не покидала мысль, что кто-то хотел ее убить, тем более, что следов на месте происшествия не оказалось. Она так сильно переживала, так волновалась за последние дни, что слегла в горячке. Сказалось нервное напряжение, в котором она пребывала в последние месяцы.

Врачи подозревали у девушки воспаление.

Так помолвку пришлось перенести, из-за чего был ужасно расстроен Роберт. Мало того, он был почти взбешен! Столько денег было выброшено на ветер! Роберт ходил недовольный из комнаты в комнату и не мог спокойно работать.

В Лондоне его уже разыскивали, и ему пришлось отписаться, что у него семейные проблемы и вернется он не ранее середины октября. Застой в работе он компенсировал тем, что читал газеты, которые присылали каждую неделю. Из газет он узнавал все столичные и мировые новости. На первых страницах газет помещали статьи о политических дебатах в Парламенте, что ему было так важно.

К Лусии Роберт боялся заходить, поскольку ужасно боялся всяких болезней, особенно простуды. Когда ещё мальчиком он подхватывал насморк, он тут же ложился в постель и стонал, требуя срочной врачебной помощи. И вот сейчас, уже целых две недели он не подходил к девушке, а новости о ее самочувствии узнавал или от миссис Хатсон, или от Альберта, или от отца. Каждый час он посылал слуг выяснить, всё ли нормально, есть ли улучшения самочувствия и не надо ли чего еще…

Между тем во время болезни Лусия видела одни и те же сны. Ей снова снилось, что она с отцом плывет в какую-то чудесную страну, где всегда лето, всегда тепло. Она видела пустыни, странных животных, перед ней вырастали огромные гробницы, но их корабль шел дальше и дальше, устремляясь к солнцу. Она смотрела на небо; солнце же светило так, что нестерпимо больно становилось глазам. По небу плыли облака, как какие-то замки, и где-то далеко-далеко раздавался крик хищной птицы, то ли коршуна, то ли ястреба…

Лусия медленно приходила в сознание.

В кресле спала миссис Хатсон. Пожилая женщина была так добра к ней, так внимательна, заботлива, и тем напоминала Лусии кормилицу Каталину. Уж та за ней носилась, как курица за цыпленком! И теперь миссис Хатсон взяла на себя обязанность опекать Лусию.

Девушка приподнялась на кровати, и экономка, потирая заспанные глаза, пробормотала:

– Наконец-то вы очнулись, мисс. Мы все так переживали за вас, так переживали! Что же вы, голубушка, заболели? Ведь и помолвка не состоялась. Бедный сэр Роберт весь истомился, на нем лица даже нет!

Лусия в ответ закашлялась. Она очень похудела за время болезни, лицо осунулось и напоминало белую погребальную маску.

– Вам принести что-нибудь поесть?

– Да, если можно, – ответила Лусия, ища глазами Феликса.

Кот, свернувшись в клубок, сладко спал на кровати. Девушка взяла Феликса на руки, и тот благодарно замурлыкал.

Экономка покачала головой.

– Ваше увлечение кошками до добра не доведет, – сказала она. – Если сэр Роберт узнает о Феликсе, то нам с вами не сдобровать.

– Дорогая миссис Хатсон, если сэр Роберт даже узнает об этом, я сделаю всё возможное, чтобы Феликс и дальше оставался с нами. Он же такой милый, хороший!