Buch lesen: «Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века»

Джеймс Картмелл Ридли, Джон Кромби Браун, Уильям Споттисвуд

Schriftart:

Утверждено к печати Ученым советом ИЭА РАН

Ответственный редактор академик РАН В. А. Тишков

Рецензенты:

член-корреспондент РАН А. В. Головнёв (МАЭ (Кунсткамера) РАН) кандидат филологических наук, доцент Е.Г. Власова (ПГНИУ)

Подлинные и вымышленные приключения джентльменов в российской глубинке

Девятнадцатый век – время зарождения массовых мобильностей¹, которые стали практичски всеобщими в наши дни и постоянно усложняются. В отличие от древних миграций, модерновые перемещения охватывали не отдельные популяции, а все человечество. Включенные в эту книгу сочинения трех британских травелографов² – лишь небольшая часть обширного массива работ, созданных иностранцами, совершавшими поездки по России. В XIX в. темы английских травелогов охватили весь мир, поскольку в это время географические открытия и колониальная активность приобрели небывалый размах³.

В публикуемых работах, представляющих собой рассказы о научно-познавательных и одновременно живописных путешествиях-обозрениях⁴ по Уралу, Россия выступает в качестве Другого, которое и для нас, читателей XXI в. – в большинстве своем представителей европейской культуры, тоже является

Другим. При этом мы смотрим на него не сами, а глазами иностранцев, которые по отношению к нам тоже являются Другими, т. е. объект рассмотрения – в данном случае локальные уральские культуры – является как бы Другим Других.

У всех авторов, чьи работы включены в настоящую книгу, присутствует полный набор сюжетов, характерных для литературы путешествий: аварии, стихийные бедствия, болезни, общение с попутчиками⁵. Вместе с тем всякое путешествие, особенно далеко от родины, – это поездка в иной мир, напоминающий или нет свой, поэтому каждое из публикуемых сочинений обладает собственным способом визуального восприятия и осмысления России – ведь «путешествие – не специальность и не имеет строгих правил»⁶. Ну а поездки в Россию в XIX в. для западноевропейцев вообще были настоящим приключением по причине малой популярности этого маршрута⁷. Редкие вояжи иностранцев на восток от российских столиц обычно заканчивались в Нижнем Новгороде, а тех, которые добирались до Урала и даже заглядывали дальше, вообще можно пересчитать по пальцам. Однако последующее развитие транспортных магистралей сделало эти маршруты для них возможными⁸. Именно записки трех таких смельчаков и составили настоящую книгу. Но кто были эти люди?

Один из самых выдающихся математиков и физиков своего времени, Уильям Споттисвуд являлся увлеченным путешественником и посетил ряд стран, которые тогда мало интересовали вояжеров: в частности, в 1856 г. он побывал в так называемой «Восточной России»⁹, и в 1857 г. опубликовал об этом увлекательный рассказ¹⁰, который сейчас впервые выходит на русском языке. Ученый родился 11 января 1825 г. в Лондоне и получил математическое образование. В 1870–1872 гг. он являлся президентом Лондонского математического, а в 1878–1883 гг. – Королевского обществ, был избран почетным доктором Кембриджского, Дублинского, Эдинбургского и Оксфордского университетов. Споттисвуд опубликовал свыше ста статей, несколько книг. Он скончался 27 июня 1883 г. от брюшного тифа в своем родном городе и был похоронен в Вестминстерском аббатстве. Его смерть стала большой утратой для Великобритании.

В начале 80 – х гг. позапрошлого века воображаемую «поездку» на Урал совершил шотландский эколог и лесовод Джон Кромби Браун (1808–1895)¹¹. Россия была ему хорошо знакома – в 1833–1837 гг. он служил пастором Британо-американской конгрегационалистской церкви¹² в Санкт-Петербурге. Позднее Браун занимался миссионерской деятельностью в Южной Африке, одновременно читал лекции по естествознанию, вернувшись в Шотландию, служил в церкви и вел научную работу. Он внес большой вклад в науку о лесе, издал ряд книг по этой теме – в частности, о лесах Финляндии и Карелии.

Позднее маршрут Брауна отчасти повторил, уже в реальности, шотландский металлург Джеймс Картмеллл Ридли. Он родился 25 марта (по др. данным 31 января¹³) 1844 г. в г. Ньюкасл-апон-Тайн на северо-восточном побережье Великобритании. Получив специальность инженера по обслуживанию паровозов, Ридли одно время работал техником на пароходе, позднее возглавлял ряд металлургических предприятий, а в 1871 г. запатентовал новую технологию производства чугуна и стали¹⁴. Скончался Ридли 27 декабря 1914 г. в своем родном городе в доме № 1 (он существует до сих пор) по ул. Бентинк-стрит. Предыстория его поездки по России такова. С 17 (29 н. ст.) по 24 августа (5 сентября) 1897 г. в Санкт-Петербурге проходила VII сессия Международного геологического конгресса, в работе которой приняли участие более семисот человек из двадцати семи стран¹⁵. За месяц до этого российское правительство организовало для гостей несколько «геологических экскурсий» по стране. Ридли принял участие в Уральской¹⁶ и затем выпустил об этом небольшую книжечку¹⁷. Его безыскусные путевые записки в жанре железнодорожного травелога¹⁸ – это интересный взгляд на Россию западного технократа.

К концу XIX в. Россия, во всяком случае те ее места, которые посетили три британца, уже была довольно неплохо объезжена, изучена и описана отечественными авторами. Говорить о том, что эти иностранцы открыли что-то новое, конечно же, нельзя, хотя, например, в сочинении Брауна присутствует немало занимательных историй и иных сведений, которые не представлены в литературе. Споттисвуд проплыл и проехал по довольно удаленным от Западной Европы землям, а Ридли знакомился с Россией в основном из окна железнодорожного вагона (примерно так же, только с палубы фрегата, знакомился с Японией И. А. Гончаров), но и до, и после них здесь побывали десятки исследователей. Особенно проигрывал в этом отношении Ридли – он ехал на поезде, который обычно перевозит своих пассажиров по местам, которые уже изучены¹⁹. Однако ограниченность и специфичность знаний большинства европейцев о России, отразившаяся на страницах их травелогов, позволяет увидеть, каким представлял Запад социальное пространство нашей страны²⁰.

Один современный историк охарактеризовал путешествие как экзистенциальный излом, ведь «переступив порог, человек выпадает из своей привычной колеи, оказывается один на один с огромным неведомым миром»²¹. Действительно, на путешествии и рассказе о нем способ передвижения отражается не меньше, чем мотивация самой поездки, он влияет на темп и даже маршрут вояжа, тем самым сказываясь на восприятии путниками ландшафта и самих себя по отношению к нему²². Все публикуемые здесь авторы обладали возможностями достаточно объективно описать страну, поскольку перемещались (Браун делал это мысленно) исключительно по густонаселенным районам: и пароходы, и поезда были тогда тем местом, где (и это отмечают все путешественники) вступали в близкий (во всяком случае, в пространственном отношении) контакт представители различных групп населения²³, поэтому такие поездки, – особенно, если путешественник обладал хорошей наблюдательностью, – могли дать хоть и поверхностное, но в общих чертах верное представление о стране²⁴.

Авторы публикуемых в этой книге сочинений преодолевали российские просторы разными способами: Споттисвуд и Ридли – на поездах, пароходах, лодках, в конных экипажах и пешком, Браун – мысленно. Соответственно и подходы к описанию пространства были у них различными²⁵. Вернувшись к себе домой, эти авторы поделились приобретенными ими знаниями о «культуре дороги»²⁶ в России и оставили для будущих любителей поглазеть на нашу страну краткие наставления²⁷ о том, как организовать пространство, обнулив его аритмию²⁸. Споттисвуд, невольно следуя указаниям своего предшественника Д. Александера («Англичане, путешествующие по Европе, должны остерегаться, выказывая свои чувства по поводу тех общественных устоев, с которыми им приходится встречаться»²⁹), заранее предупреждает таких смельчаков: «Путешественник должен быть терпеливым и снисходительным – отчасти потому, чтобы случайно не оскорбить нравы и обычаи местного населения». Наученный горьким опытом, теперь он сам поучает: «Если, ямщик предложит дорогу получше, нужно соглашаться. Бывалые путешественники знают, что в данном случае раздумывать не стоит». «Не берите с собой ящики: от ударов об их края и углы у вас образуются синяки на спине и ногах. Лучше возьмите плоские саквояжи и мягкие сумки, положите их на дно тарантаса на слой сена, поверх бросьте тонкий тюфяк и коврик, который кладут перед камином… В заднюю часть экипажа положите две или более пуховые подушки, только закажите их заранее», – цитирует одного из своих предшественников Браун, те самым объясняя, как нужно создавать мобильную систему, объединяющую человека и вещи³⁰. Для знакомства с Москвой «не забудьте. взять с собой пару крепких башмаков», – в свою очередь наставляет Ридли³¹.

Типы пространств, осваиваемых этими тремя путешественниками в ходе своих поездок по России, были различными. Турне Споттисвуда – именно так он называет свое путешествие, на которое решился «из любопытства и ради удовольствия»³² – проходило по местам, где отсутствовали железные дороги и почти не ходили пароходы, где «все оказывается проблемой: и перемена лошадей, и удовлетворение потребности в отдыхе/сне, и удовлетворение голода»³³. И если простой обыватель в таких обстоятельствах «не испытывает радости путешествия»³⁴, то для ученого (хотя профессор Споттисвуд не ставил перед собой в этой поездке научных задач, но он же был выдающимся физиком!) это и привычно, и неизбежно, ибо ритмичность пространства, тишь да гладь только вредят исследованию, «зов неизведанного нового мира – не пугающие, а самые желанные звуки для Путешественника»³⁵, «путешествие всегда включает… разные формы удовольствия и боли»³⁶.

В XIX в. описания опасностей и страданий были обязательной стороной почти всякого травелога, тем самым усиливая его достоверность³⁷. «Трудность пути – постоянное и неотъемлемое свойство; двигаться по пути, преодолевать его уже есть подвиг, подвижничество со стороны идущего подвижника, путника»³⁸. Правда, Ридли избежал большинства этих проблем, ведь поезд, на котором он путешествовал, предоставлял пассажирам определенный комфорт. Еще меньше физических трудностей испытал Браун, «ездивший» по Уралу за своим письменным столом. И только на долю Споттисвуда выпали обычные для путешествующего по тогдашней России иностранца и многократно описанные в литературе мучения – в отличие от поезда и тем более виртуального перемещения, поездка на тарантасе обеспечивала максимальное взаимодействие вояжера с окружающим пространством³⁹. Ко всему прочему, английского математика постоянно пугали наличием на дорогах разбойников: «Одни советовали нам прервать путешествие, другие – ездить только днем, третьи – уделять особое внимание безопасности, четвертые просто излагали подробности недавнего происшествия…» – «дорога традиционно воспринималась как зона насилия, где всегда надо быть готовым к нападению и отпору»⁴⁰. Несмотря на то, что ничего подобного с путешественником не произошло (обычно рассказы о нападениях грабителей не подтверждались⁴¹, так как, скорее всего, часто имели фольклорную основу), он предупреждает своих будущих последователей: в России ухо нужно держать востро!

Как известно, практически всякое антропологическое (этнографическое) исследование основывается на свидетельствах информантов – носителей знаний об изучаемой культуре. Поэтому предпринятое Брауном воображаемое (интеллектуальное) полевое исследование, чем-то напоминающее написанный на основе опубликованных источников роман лично не знакомого с российским Востоком Жюля Верна «Клодиус Бомбарнак» или поэтическое собрание субъективных ощущений Блэза Сандрара о России «Проза о транссибирском экспрессе и маленькой Жанне Французской» (1913 г.), сегодня может показаться оксюмороном. Однако в то время этот жанр был довольно обычен и пользовался большой популярностью: достаточно сказать, что устроенный на Всемирной выставке в Париже в 1900 г. аттракцион – 45-минутная «поездка» из Москвы в Пекин на поезде, за окнами которого проплывали ландшафты, запечатленные на огромном панорамном полотне, имел оглушительный успех у публики⁴².

В воображаемом путешествии информаторами обычно становятся книги или иные источники. Но насколько объективными могут быть сведения, добытые таким способом? Французский литературовед и психолог Пьер Байяр ответил на этот вопрос довольно провокативно: «Нет никаких доказательств того, что, именно путешествуя, мы можем лучше узнать город или страну, с которыми до того были незнакомы. Наоборот, все наводит нас на противоположные мысли, в том числе и опыт многих писателей: бесспорно, лучший способ рассуждать о далеких краях – делать это, не выходя из дома». Порой описания земель, где авторы никогда не бывали, «оказываются куда реалистичней, чем тексты писателей, которые сочли своим долгом отправиться в эти места лично»⁴³.

Хронотоп повествования Брауна многомерен и существенно отличается от воображаемой поездки по России, которую в XVIII в. «совершил», в частности, француз П.-Ш. Левек⁴⁴. У обычного путешественника событийный ряд имеет прямое линейное построение, обусловленное необходимостью рассказывать о перемещениях повествователя «и событиях, с ним происходящих, в хронологическом порядке. Повествователь в этом жанре не имеет права переходить из будущего в прошлое и наоборот, произвольно менять порядок событий. Он "обязан" вести читателя за собой строго по маршруту»⁴⁵. Но Браун последовательно описывает свой «маршрут» только в начале, а по «достижении» уральских предгорий его «поездка» становится нелинейной.

Воображаемое путешествие наглядно подтверждает вывод Эйнштейна о локальности времени, его привязанности к конкретной системе наблюдения и измерения. Странствуя по Росси в годы, когда основным средством передвижения по ней был не поезд, а пароход и гужевой транспорт, ментальный исследователь Урала Браун передвигается в пространстве быстрее современных авиалайнеров и космических кораблей. Он делает это с помощью мысли, а железнодорожными рельсами и руслами судоходных рек ему служат книги, рассказы друзей, информаторов и бывших сослуживцев (псевдоинклюзивное включение их в действие является у него элементом авторской экспрессии⁴⁶), причем не только периода «поездки» – у брикольера (а Браун, несомненно, является таковым) все идет в дело⁴⁷. Кстати, благодаря использованию одновременно нескольких литературных жанров (повествования, воспоминаний, анекдотов, преданий, публицистики, нон-фикшн, эпистолярных вставок и т. д.), что, по мнению исследователей, является обязательным для текстов путешествий⁴⁸, травелог воображаемого путешественника приближается к художественному произведению. Впрочем, большинство таких сочинений в XIX в. были не только научными, но и литературными конструкциями⁴⁹.

Применяя метод «передоверенного путешествия», т. е. выстраивая свои «воспоминания» на основе чужих круизов⁵⁰, шотландский лесовод «перемещается» по Уралу не из одного географического пункта в другой, а присутствует сразу во всех (ср. принцип квантовой суперпозиции), и в его книге одновременно наличествуют образы биографического, исторического, космического, календарного и суточного времени. Пространство как таковое в этерналистском по сути сочинении Брауна исчезает, оно обнуляется, и пространственно-временной континуум разрушается⁵¹. В реальности такое невозможно⁵². Брауна мало интересует сам путь и переживание расстояния – их у него нет. Его, как и реальных путешественников новейшего времени, больше заботит не сам маршрут, а отдельные точки на нем, места остановок, где можно произвести исследования⁵³. «Неполноценность» сконструированного Брауном пространства⁵⁴ способствовала субъективности его суждений, и это не связано со спецификой воображаемого путешествия (такое может случиться и с реальным вояжером-разиней): просто автор использовал достаточно узкий круг источников.

У воображаемого путешествия Брауна имеется тот же набор элементов, что и у реальной поездки. Вояжер присутствует в своем сочинении, у него есть реализаторы маршрута: корректирующие путь перевозчики, проводники/экскурсоводы (письма его друзей и записки предшественников – путеводителей как таковых тогда не было⁵⁵), функцией которых является интерпретация локального текста, исполняющие роль случайного фактора в реализации экспедиционной программы друзья-«попутчики» (многочисленные рассказчики), и, наконец, автохтоны (местные информанты) – творцы и хранители локальных мифов⁵⁶.

Ридли и Споттисвуд не имели того бэкграунда, которым обладал Браун, – ранее они не бывали в России. Ридли посетил царскую империю в годы, когда ее территория стремительно покрывалась сетью железных дорог, обладавших несомненным преимуществом перед параходом и тарантасом в отношении скорости передвижения. Однако общение автора с местными жителями в силу обстоятельств происходило в основном в рамках его профессиональных интересов (правда, технических аспектов в своих записках он не касается⁵⁷), поэтому собеседниками англичанина чаще всего выступали инженеры, геологи, естествоиспытатели и чиновники. Наблюдения Ридли над бытом остального населения России – очень поверхностные и мимолетные, они, как правило, сделаны из окна поезда (уже и так сжимавшего пространство и устранявшего из него значительные фрагменты⁵⁸), с палубы парохода или с дрожек. Вне своей профессиональной среды автор книги более или менее подробно рассказывает только о той категории россиян, с которой ему пришлось непосредственно и постоянно общаться в течение трех месяцев, проведенных в поездке, – кучерах⁵⁹.

Кстати, турне Ридли и Соттисвуда методом «галопом по Европам» – вовсе не проявление их легкомыслия, а восходящая, в частности, к Ф. Бэкону британская концепция путешествий по незнакомым странам. Знаменитый английский философ наставлял потенциального вояжера следующим образом (и, судя по всему, публикуемые в настоящей книге авторы строго придерживались этих указаний): «Пусть не медлит подолгу в одном городе, а уделяет каждому столько внимания, сколько тот заслуживает (но не чересчур много), и, даже находясь в одном городе, пусть переезжает с квартиры на квартиру в разных его концах: это отличный способ заводить знакомства. Пусть не ищет общества соотечественников и столуется там, где есть хорошее общество из числа местных жителей. При переездах же с одного места на другое пусть добывает рекомендательные письма к тамошним знатным особам, дабы заручиться содействием в том, что он захочет узнать или осмотреть. Таким путем он сможет с большой пользой сократить срок своего путешествия. Что касается знакомств, которых надлежит искать в путешествиях, то наиболее полезны знакомства с секретарями и чиновниками при посланниках, ибо таким образом, путешествуя по одной стране, можно получить сведения о многих. Пусть также посещает всякого рода именитых людей, прославленных за рубежами их родины, дабы убедиться, насколько заслужена их слава»⁶⁰.

Воспринимая Россию как Другое, авторы публикуемых в настоящей книге произведений постоянно – напрямую или косвенно – сравнивают ее со Своим⁶¹, ведь травелог – «это всегда личный сюжет, диалог авторского "я" или героя с местом, с городом, со своим прошлым, со своим настоящим, со своей историей, культурой. Это не только хронология поездки, но и рефлексия и переживания увиденного»⁶². Споттисвуд и Ридли снисходительно оценивают российское социальное пространство, не слишком применяя к нему собственные представления о подлинной Цивилизации – они просто его наблюдают и относительно беспристрастно описывают. Но если эти два автора стремились попасть в российский Хаос⁶³(впрочем, Ридли к нему едва успел прикоснуться), чтобы его изучить, то Браун как истинный британский интеллектуал, для которого «любое "иное", особое, непохожее не просто рассматривается по отношению к норме, т. е. соответствующему британскому образцу, как несовпадение с ней, недоразвитость, отклонение, ошибка»⁶⁴, старался это не-пространство ментально колонизировать, преодолеть путем преобразования в Цивилизацию, в Космос, запустить негэнтропию, т. е. вести дела честно, добиваться разоблачения и наказания взяточников, казнокрадов, нерадивых работников и лентяев. Его заботит не только состояние лесоводства в России⁶⁵, но и экология ее «души» – он ведь был христианский миссионер! Разумеется, все его усилия в этом направлении оказались тщетными, демиурга из шотландского Дон Кихота не получилось, русский Хаос так и не превратился у него в английский Порядок. В своей книге автор приводит множество примеров того, как его соотечественники в условиях российской действительности сами архаизировались, варваризировались и, приняв существовавшие правила игры (вплоть до использования практик крепостного права), в итоге проиграли в противостоянии Хаосу, будучи не в силах сопротивляться энтропии, постоянно выделяемой российским обществом⁶⁶. Так что если с экзогенным влиянием на технологическое развитие, в частности, уральской индустрии дело обстояло относительно неплохо⁶⁷, то социальные, культурные и ментальные изменения в стране происходили гораздо медленнее.

Характеристика Российской империи, которую представили своим читателям эти три путешественника, существенно отличалась от представлений, утвердившихся в Западной Европе задолго до XIX в. В массовом сознании западноевропейцев Россия часто выступала как гомогенная культурная общность, а ее природно-географические особенности целиком укладывались в характеристику климатических условий Сибири, описываемых топофобными пейоративами. Считается, что такое представление о нашей стране сложилось в эпоху Просвещения⁶⁸, при этом французские, английские и немецкие академические публикации, утверждавшие обратное, видимо, оставались уделом довольно узкой части общества, ибо властителями дум образованной западной публики были сочинения маркиза де Кюстина и его последователей. Для опровержения этих географических стереотипов все три публикуемых путешественника постоянно обращаются к географии. В частности, Урал у них, как и в синхронных русских травелогах, характеризуется триединством горы, леса и реки с особым выделением горных заводов⁶⁹: с одной стороны, активное использование знакомых западноевропейскому читателю символов⁷⁰ снижало в его глазах степень алогичности и враждебности российских пространств, а с другой – демонстрировало, что эти земли вовсе не безлюдны и в какой-то мере уже цивилизованы. Споттисвуд, Браун и Ридли решительно разрушали бытовавшие на Западе суждения о России как исключительно холодной и мрачной (а в политическом отношении деспотичной) стране⁷¹, убеждая публику, что на самом деле империя царей состоит из множества природно-географических зон, природная среда и климат которых не так уж и сильно отличаются от британских.

Следует заметить, что в текстах Споттисвуда и Ридли (у Брауна по понятным причинам – реже), как и у многих других европейских путешественников, присутствует не только тщательная фиксация всех отрезков маршрута (это было очень важно для правильного определения своего местоположения, поскольку в России того времени дорога как один из важнейших параметров этого находилась вне культуры⁷², практически отсутствовала в привычном для европейца виде⁷³), но и точная (у Ридли – вплоть до минуты) хронология нахождения в узловых точках пространства⁷⁴. Разумеется, это было не случайно – у большей части населения нашей страны «время разумелось цикличным, растяжимым, процессуальным. Крестьяне придерживаются официального времени в рамках календаря, когда выходят из своего микромира во внешний для них. Но и в разносторонних контактах с ним, когда дело заходило о событийной стороне жизни, крестьяне опять погружались в "свое" время, как бы встроенное внутрь официального, государственного»⁷⁵. На Урале простые люди зачастую определяли время суток по тени от палочки, вставленной в середину доски⁷⁶.

Огромные расстояния, дефицит или фактически отсутствие европейской хронологической системы таили в себе опасность почти полного растворения европейца в чужом для него мире, несли угрозу «одичания». Поэтому постоянное напоминание о времени и температуре воздуха в привычной нам метрологии разграничивает у авторов космологический и исторический способы описания, является одним из важнейших маркеров цивилизации, служит защитой собственной идентичности, ограждает путешественника от деевропеизации в условиях иной культурной среды, предотвращает угрозу возврата в собственное далекое прошлое, ведь «путешествия в пространстве – это и перемещения во времени»⁷⁷. Поскольку в мифопоэтическом мире путешествия не действуют законы физики, прибытие вояжера туда, где присутствуют традиционные культуры, позволяет ему опровергнуть гипотезу С. Хокинга о защищенности хронологии, математически не допускающую перемещения в прошлое, и оказаться во вселенной К. Гёделя, в которой такая миграция возможна. Менее последовательно авторы придерживаются единообразия в обозначении расстояний: в своих текстах они используют как английские ярды и мили (а также метрические километры), так и русские версты, – известно, что Порядок и Хаос, цивилизация и варварство обычно находятся в динамическом единстве.

Несмотря на то, что большинство западноевропейских исследований XIX в. носят крайне этноцентрический характер, в которых незападные народы почти неизменно находятся на низких уровнях в иерархии культурного развития⁷⁸, а начиная с середины века в их классификации все больше проникал расизм⁷⁹, у Споттисвуда, Брауна и даже изучавшего Россию в основном из окна железнодорожного вагона Ридли наша страна показана как сложная в культурном, социальном и географическом отношениях территория. Это достигалось ими с помощью создания на страницах своих сочинений «сложноподчиненного синтаксиса природного и культурного пространства и многомерной системы ориентиров»⁸⁰. Такая репрезентация России выглядела в тогдашней Англии весьма необычно, являлась маргинальной⁸¹ и не оказала решающего воздействия на образ нашей страны, сложившийся к тому времени в обыденном сознании англичан, – отчасти потому, что проигрывала стереотипам, господствовавшим в более массовой литературе⁸².

Споттисвуд путешествовал по царской империи вскоре после окончания Крымской войны 1853–1856 гг., в которой Великобритания являлась противником России, но русофобские настроения, доминировавшие в то время в английском общественном мнении и прессе, совершенно не сказались на записках этого искателя приключений: он сразу предупреждает читателя, что не будет касаться вопросов политики, потому что «за столь короткое время объективно оценить политическое и общественное устройство России и ее экономику невозможно», и его «как простого путешественника прежде всего интересовали… особенно малоизвестные места». Что ж, британская политика по отношению к России всегда отличалась прагматизмом, и сотрудничество двух стран имело место даже в периоды их военного противостояния⁸³, о чем также упоминает Споттисвуд.

Браун, изобретая свою Россию, опирался на публикации, рассказы (зачастую субъективные) друзей и обобщал в рамках тогдашнего западного дискурса собственный опыт, полученный вне Урала (на основе «посещения» которого делал широкие выводы): известно, что «на построение травелога большое влияние оказывают и предшествующие путешествия по тем же самым местам. Последующие травелоги наследуют ту систему авторской ритмизации природного и первично окультуренного пространства, которую предприняли в своих травелогах путешественники-авторитеты, и кажутся (а часто и являются) пересказом и литературной обработкой предшествующих. В результате. в общественном сознании формируется определенный образ пространства, ритмические и аритмические признаки которого могут быть довольно далеки от реальной действительности»⁸⁴. На примере Урала, которого он никогда не видел, Браун сделал попытку охарактеризовать российскую цивилизацию в целом. Отдельные антироссийские коннотации в его книге, очевидно, были вызваны внешнеполитическими факторами⁸⁵, но при этом не приобретают у автора патологических форм. И все же в созданном им образе России пропорции и расстояния в сравнении с реальностью искажены, из него изъяты целые пласты (преимущественно, положительные) – напомним, что «травелог далеко не всегда адекватно отражает реальное пространство путешествия, в особенности его природные и первичные культурные ритмы и аритмию»⁸⁶.

По-своему стремясь достичь достоверности при описании чужой культуры, Браун намеренно концентрирует внимание на негативных сторонах русской жизни⁸⁷, зачастую делая на их основе широкие обобщения, а при рассказе о тех или иных бытовых явлениях часто прибегает к экспрессивным номинациям, в чем-то напоминая Кюстина, знаменитое сочинение которого он не мог не знать. «Взгляд путешественника – всегда взгляд чужака, который способен увидеть то, что слишком привычно для аборигенов и потому не замечается ими самими. С другой стороны, он свободнее в своих оценках (хотя, разумеется, свобода оценок не означает беспристрастности) и может позволить себе быть нелицеприятным. Поэтому образ внимательного и вдумчивого путешественника является весьма подходящей маской для критически настроенного автора»⁸⁸. Для того, чтобы Продукт (итоговый отчет) Путешествия был востребован своим обществом и отвечал на его физические и метафизические запросы, он должен быть создан на языке Своей культуры⁸⁹, поэтому Браун не выходит за рамки многовековой традиции восприятия нашей страны на Западе как азиатского царства варваров, несущего угрозу Цивилизации. Кстати, этим объясняется и то, что все три публикуемых нами автора в той или иной мере подспудно ощущали определенную потенциальную опасность, исходящую от империи царей. К тому же на аксиологии книги Брауна сказался вектор его «путешествия». Все реальные европейские путешественники попадали из Цивилизации в Дикость и Варварство с запада, ведь до появления современных средств сообщения до отдаленных мест приходилось добираться через «цивилизованные» территории. Напротив, воображаемый путешественник может начать свой путь откуда угодно и совершать в пространстве произвольные перемещения, поэтому, в отличие от Споттисвуда и Ридли, шотландский лесовод в основном «двигался» из Хаоса в Цивилизацию.

1.Thompson C. Nineteenth-Century Travel Writing // The Cambridge History of Travel Writing / N. Das, T. Youngs (eds.). Cambridge, 2019. P. 108.

2.Термин был предложен О. Балла (см.: Балла О. Нефотографизмы: преодоление травелога // Homo Legens. 2013. № 4).

3.The Cambridge History of Travel Writing. P. 7.

4.Об используемой нами типологии травелогов см.: Милюгина Е. Г., Строганов М. В. Травелог // Текст пространства: материалы к словарю / авт. – сост. Е. Г. Милюгина, М. В. Строганов. Тверь, 2014. С. 317–319; Власова Е. Г. Маршруты путешествия и особенности формирования образа пространства в уральском травелоге конца XVIII – начала XX в. // Лабиринт: журнал социально-гуманитарных исследований. 2015. № 1. С. 59.

5.Шачкова В. А. «Путешествие» как жанр художественной литературы: вопросы теории // Вестн. Нижегородского ун-та им. Н. И. Лобачевского. 2008. № 3. С. 280.

6.Майга А А. Литературный травелог: специфика жанра // Филология и культура. 2014. № 3 (37). С. 256.

7.Sakowicz I. British travelers’ impressions of the Russians during the reign of Alexander II // Studia Litterarum. 2016. Т. 1, № 1–2. С. 212.

8.Власова Е. Г. В контакте с пространством: образ Урала в литературе путешествий XIX – начала XX века // Литературное краеведение в школе [Электронный ресурс]: сб. науч. – метод. материалов. Пермь, 2018. С. 179.

9.В то время «Восточной Россией» западноевропейцы называли восток Европейской части нашей страны, за которым следовала Сибирь, которую они географически (но, конечно, не политически) Россией уже не считали (ср. восприятие границ Сибири в русской беллетристике: Коршунков В. А. Путь сквозь века и земли: дорожная традиция России. М., 2020. С. 522–530)..

10.Spottiswoode W. H. A Tarantasse Journey Through Eastern Russia in the Autumn of 1856. London: Longmans, Brown, Green, Longmans, & Roberts, 1857. 258 p.

11.Brown Croumbie J. Forestry in the Mining Districts of the Ural Mountains in Eastern Russia. Edinburgh: Oliver and Boyd, Tweeddale Court; London: Simpkin, Marshall, & Co., and William Rider & son; Montreal: Dawson Brothers, 1884. 182 p.

12.Одно из основных направлений в кальвинизме, предполагающее абсолютную автономию каждой религиозной общины (конгрегации).

13.Proceedings of the Institution of Mechanical Engineers. 1915. Vol. 88, Issue 1. P. 437.

14.Journal of the Iron and Steel Institute. 1915. Vol. 91, No. 2. P. 464.

15.Подробнее см.: Колбанцев Л. Р. К истории VII сессии Международного геологического конгресса. Санкт-Петербург, 1897: библиографический обзор. СПб., 2019.

16.Подробнее см.: Кричевский В. Я. Экскурсия членов VII геологического конгресса на Урале // Урал. Екатеринбург, 1897. № 201.
Для участников поездки был заранее издан на французском языке (такая практика существовала до 1913 г.: Колбанцев Л. Р. К истории… С. 19) путеводитель «Guide des excursions du VII Congres geologique international» (SPb., 1897), в котором давалась подробная геологическая характеристика мест, по которым им предстояло проехать. В этом издании помещены фотографии видов населенных пунктов и природных объектов, которые описывает Ридли. Они могут служить дополнением к его сочинению. См. разделы указанного справочника: Nikitin S. De Moscou a Oufa (Vià Miatchkowo, Riazan, Penza, Syzran, Samara); Tschernyschew Th. A partir de la ville d’Oufa jusqu’au versant oriental de l’Oural; Arzeuni A. Die Mineralgruben bei Kussa und Miass; Karpinsky A. Versant oriental de L’Oural D’Ourjom à Ekathérinebourg; Clerc O. La ville D’Ekathérinebourg et quelques – uns de ses environs, remarquables au point de vue d’archéologie préhistorique; Le chemin de fer de L’Oural dans les limites des districts miniers de Taguil et de Goroblagodat; Krasnopolsky A. Chemin de fer de L’Oural; Stuckenberg A., Nikitin S. et Amalitzky W. De Perm a Nijny – Novgorod.

17.Ridley Cartmell J. Reminiscences of Russia: The Ural Mountains and Adjoining Siberian District in 1897. Newcastle-upon-Tyne: Andrew Reid and Co., 1898. 100 p.

18.Перечень российских сочинений такого рода см.: Власова Е. Г. Урал из окна вагона: средства коммуникации и травелог // Вестн. Пермского ун-та. Рос. и зарубежная филология. 2018. Т. 10, вып. 2. С. 66.

19.Ward S. Trains // Literature of travel and exploration: an encyclopedia / J. Speake (ed.). Vol. 3. New York; London. 2003. P. 1189.

20.Замятин Д. Н. Путешествие: пространство, образ, реальность // Лабиринт: журнал социально-гуманитарных исследований. 2015. № 5–6. С. 66–67. Применительно к Великобритании об этом см., например: Szamuely H. British Attitudes to Russia: 1880–1918. D.Phil. Thesis. Oxford, 1982; Зашихин А. Н. «Глядя из Лондона»: Россия в общественной мысли Британии, вторая половина XIX – начало XX в.: очерки. Архангельск, 1994; Тараторкин Ф. Г. Английская Россика конца XIX – начала XX века в системе историографического диалога: авт. дисс… канд. ист. наук. Томск, 1999; Михальская Н. П. Образ России в английской художественной литературе IX–XIX вв. 2-е изд. М., 2003; Зашихин А. Н. Британская Rossica второй половины XIX – начала XX в. Архангельск, 2008; Королёва С. Б. Миф о России в британской культуре и литературе (до 1920-х годов). М., 2014; Sakowicz I. British travelers’ impressions.

21.Борисов Н. С. Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья. М., 2010. С. 174.

22.The Cambridge History of Travel Writing. P. 13.

23.Шенк Ф. Б. Поезд в современность: мобильность и социальное пространство России в век железных дорог / авторизованный пер. с нем. М. Лавринович. М., 2016. С. 13, 18, 302–305, 308–330.

24.В связи с этим вряд ли можно согласиться с выводом пермского исследователя Е. Г. Власовой, будто бы этнографизм поездки на пароходе «носит вторичный характер: в своем рассказе путешественник пересказывает прочитанные накануне книги» (Власова Е. Г. «Дорожные дискурсы» уральского травелога XVIII – начала XX вв. // Вестн. Пермского ун-та. Рос. и зарубежная филология. 2010. Вып. 6(12). С. 118), а «путешествие на пароходе не предполагает физического контакта с окружающим» (Власова Е. Г. В контакте с пространством. С. 183). Взгляд путешествующего на речном судне отнюдь не был прикован исключительно «к линии берега», а пространство группировалось не только «вдоль оси реки» (Власова Е. Г. В контакте с пространством. С. 184), макрокосм не поглощался микрокосмом – например, пароход, на котором плыл Споттисвуд, был заполнен «русскими почти со всех восточных губерний, татарами из Казани, немцами из-под Саратова, персами и армянами из Астрахани, бухарцами и бухарскими евреями из Оренбурга, были и люди, направлявшиеся в Ташкент», т. е. представлял собой настоящий Ноев ковчег, настоящий культурный микрокосм востока и юга России. Вместе с тем справедливым представляется утверждение, что «пространство берега предстает неким складом артефактов местной жизни. Вглядываться не позволяет скорость путешествия, и это, безусловно, накладывает отпечаток на характер восприятия» (Власова Е. Г. «Дорожные дискурсы»… С. 118; Она же. В контакте с пространством. С. 184).

25.Власова Е. Г. В контакте с пространством. С. 179.

26.Об этом термине см.: Щепанская Т. Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX–XX вв. М., 2003. С. 8–9.

27.См.: Плавина А. А. Жанровые характеристики травелога в англоязычном дискурсе: динамический аспект // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2019. Т. 12, вып. 3. С. 76.

28.Милюгина Е. Г., Строганов М. В. Ритм/аритмия пространства // Текст пространства: материалы к словарю / авт. – сост. Е. Г. Милюгина, М. В. Строганов. Тверь, 2014. С. 267–268.

29.Александер Д. Россия глазами иностранца / пер. с англ. А. Базилевича. М., 2008. С. 10–11.

30.Урри Дж. Мобильности / пер. с англ. А. В. Лазарева. М., 2012. С. 140.

31.О трудностях и опасностях путешествий по России см.: Борисов Н. С. Повседневная жизнь. С. 100–118; Коршунков В. А. Дорожная традиция России: поверья, обычаи, обряды. М., 2015. С. 164–175.

32.См. в этой связи: Урри Дж. Мобильности. С. 119–120.

33.Милюгина Е. Г., Строганов М. В. Ритм/аритмия пространства // Текст пространства. С. 265.

34.Там же.

35.Иванова А. Н. Путешественник как личность с потребностью в новизне и самотрансценденции // Вестн. Томского гос. ун-та. 2015. № 400. С. 54.

36.Урри Дж. Мобильности. С. 136.

37.Thompson C. Nineteenth-Century Travel Writing. P. 117, 122.

38.Топоров В. Н. Пространство и текст // Топоров В. Н. Исследования по этимологии и семантике. М., 2004. Т. 1. С. 76.

39.Власова Е. Г. В контакте с пространством. С. 180.

40.Щепанская Т. Б. Культура дороги… С. 219.

41.Борисов Н. С. Повседневная жизнь. С. 114, 130, 309; Коршунков В. А. Путь сквозь века и земли. С. 394–403.

42.См.: Шенк Ф. Б. Поезд в современность. С. 97.

43.Байяр П. Искусство рассуждать о странах, в которых вы не бывали / пер. с фр. А. Поповой. М., 2014. С. 8, 9, 25.

44.Левек П. – Ш. История народов, подвластных России / пер. с фр. Л. Ф. Сахибгареевой под ред. И. В. Кучумова. СПб., 2016.

45.Шачкова В. А. «Путешествие». С. 280.

46.Об этом см.: Шадрина М. Г. Эволюция языка «путешествий»: автореф. дис. докт. филол. наук. М., 2003. С. 44.

47.Леви – Строс К. Первобытное мышление / пер., вступ. ст. и прим. А. Б. Островского. М., 1994. С. 126–127, 131.

48.Шачкова В. А. «Путешествие»… С. 281; Майга А. А. Литературный травелог… С. 256.

49.Thompson C. Nineteenth-Century Travel Writing. P. 116.

50.Байяр П. Искусство рассуждать. С. 41.

51.Ср.: Щепанская Т Б. Культура дороги. С. 78–79. Поскольку Браун был не только ученым, но и миссионером (соответствующие теологические пассажи в русском переводе его сочинения опущены), а такое сочетание для тогдашней Европы не было редкостью (см.: Thompson C. Nineteenth-Century Travel Writing. P. 118), то способ его «поездки» на Урал можно рассматривать и в контексте богословских представлений о времени и пространстве (ср., в частности: Торранс Т. Пространство, время и воплощение. М., 2010. С. 103–111).

52.Милюгина Е. Г., Строганов М. В. Статический/динамический текст пространства // Текст пространства. С. 291–292.

53.См.: Милюгина Е. Г., СтрогановМ. В. Путешествие // Там же. С. 260–261.

54.В «полноценном» его описании обязательно должна присутствовать связка «здесь-теперь» (Топоров В. Н. Пространство и текст. С. 60).

55.Борисов Н. С. Повседневная жизнь. С. 119.

56.Ср.: МилюгинаЕ. Г., СтрогановМ. В. Путешествие // Текст пространства. С. 254.

57.Батищев С. Д. Записки иностранцев об Урале XIX века: обзор современных публикаций источников // Magistra Vitae: электронный журнал по историческим наукам и археологии. 2019. № 1. С. 118. Более «профессиональным» является доклад об Уральской геологической экскурсии 1897 г., сделанный 20 апреля 1898 г. в Институте Франклина (один из старейших научных музеев США, находится в Филадельфии) крупным американским минералогом Д. Ф. Кунцем (1856–1932): в нем бытовые наблюдения сведены к минимуму – в частности, Кунц рекомендует ездить по России в тарантасе, упоминает об использовании жителями Нижнего Тагила изготовленных из тончайших листов железа визиток и сообщает, что одному английскому горному инженеру проникшиеся к нему уважением башкиры еще при жизни зарезервировали место на мусульманском кладбище (см.: Kunz G. F. A Trip to Russia and the Ural Mountains // Journal of the Franklin Institute. 1898. Vol. 146, Issue 3. P. 193–214). Библиографию остальных подобных описаний по итогам экскурсии по Уралу см.: Колбанцев Л. Р. К истории. С. 29 (№№ 35, 37), 31 (№ 44), 32 (№ 50), 34 (№ 60), 36 (№ 72), 42 (№ 92), 44–45 (№№ 104, 107).

58.Подробнее см.: Урри Дж. Мобильности. С. 215, 217, 219; Thompson C. Nineteenth-Century Travel Writing. P. 108–109. См. также: Власова Е. Г. В контакте с пространством. С. 186–187.

59.Несколько шире и глубже с Россией в дни геологического конгресса успел познакомиться американский химик, геолог и религиозный деятель Джеймс Эдвард Талмедж (1862–1933), печатавший в течение 1898 г. в детском религиозном журнале свои путевые записки (см.: Колбанцев Л. Р. К истории. С. 46, № 109).

60.Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. Т. 2. 2-е изд. М., 1978. С. 391.

61.Кулакова Е. А. Сочинения британцев о путешествиях в Россию второй четверти XIX века // Диалог со временем. М., 2012. Вып. 39. С. 82, 90.

62.Рокина Г. В. Травелог как исторический источник // Запад – Восток. 2016. № 9. С. 5–6. См. также: Толстиков А. В., Кошелева О. Е. Homo viatorc // Одиссей: человек в истории. 2009: Путешествие как историко-культурный феномен / [гл. ред. А. О. Чубарьян; сост. С. И. Лучицкая]. М., 2010. С. 6.

63.Конечно, российское общество вовсе не являлось неструктурированным, и в данном контексте оно характеризуется как хаотическое, инаковое всего лишь с точки зрения цивилизации, к которой принадлежали английские путешественники.

64.Тараторкин Ф. Г. Британское научное россиеведение XIX-ХХ вв.: особенности становления и этапы развития // Исторический вестник. 2014. Т. 10, № 157. С. 139–140.

65.Об этом со ссылками на сочинение Д. Брауна см.: Nriagu J. O. Mining and Environment in the Urals during the 18 th and 19th Centuries // I. Linkov, R. Wilson (Eds.). Air Pollution in the Ural Mountains: Environmental, Health and Policy Aspects: Proceedings of the NATO Advanced Research Workshop on Air Pollution in the Ural Mountains (Magnitogorsk, Russia 26–30 May 1997). Dordrecht [etc.], 1998. P. 12–19.

66.См.: Шрёдингер Э. Что такое жизнь с точки зрения физики? М., 2009. С. 124.

67.Подробнее см.: Диффузия технологий, социальных институтов и культурных ценностей на Урале (XVIII-начало XX в.) / отв. ред. Е. В. Алексеева. Екатеринбург, 2011. С. 106–144.

68.Барабаш В. В., Бордюгов Г. А., Котеленец Е. А. Образы России в мире: курс лекций. М., 2010. С. 86–87.

69.См.: Власова Е. Г. В контакте с пространством. С. 181–183.

70.О важности этого обстоятельства см., в частности: Голд Дж. Психология и география: основы поведенческой географии / пер. с англ. С. В. Федулова. М., 1990. С. 152, 213, 219.

71.SakowiczI. British travelers’ impressions. С. 213.

72.Щепанская Т. Б. Культура дороги. С. 35–37.

73.Более того, дорога в русском фольклоре является метафорой болезни и смерти, в доме, построенном на дороге, гибнут дети, скот и птица. С дороги приходят болезни, которые называются ветреными (происходящимии от ветра, с ветру, т. е. извне), в частности оспа, холера, тиф (Щепанская Т. Б. Культура дороги. С. 40–41, 43; индоевропейские параллели см.: Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: образ мира и миры образов. М., 1996. С. 274), вот и в записках Споттисвуда дом, в котором умирала от холеры черкешенка, «находился недалеко от дороги».

74.Все даты, встречающиеся в публикуемых в данной книге сочинениях, приводятся по григорианскому календарю.

75.Швейковская Е. Н. Русский крестьянин в доме и мире: северная деревня конца XVI – начала XVIII века. М., 2012. С. 249–250.

76.Чагин Г. Н. Окружающий мир в традиционном мировоззрении русских крестьян Среднего Урала. Пермь, 1998. С. 64–64.

77.The Cambridge History of Travel Writing. P. 16.

78.Ср. неоднократно издававшуюся в первой половине XIX в. «Нравственно-политическую карту обитаемого мира» английского картографа У Вудбриджа, на которой земли, на которых побывали Споттисвуд, Браун и Ридли, обозначены как «варварские» (Woodbridge W. Atlas on a New Plan: Exhibiting the Prevailing Religions, Forms of Government, Degrees of Civilization, and the Comparative Size of Towns, Rivers, and Mountains. Hartford, 1833).

79.См.: Thompson C. Nineteenth-Century Travel Writing. P. 117.

80.Милюгина Е. Г., Строганов М. В. Травелог. С. 313.

81.См.: Thompson C. Nineteenth-Century Travel Writing. P. 117.

82.См.: Тараторкин Ф. Г. Британское научное россиеведение. С. 146.

83.Ермакова О. Противники или союзники? Крымская война и британско-российское техническое сотрудничество на Урале // Quaestio Rossica. 2015. № 3. С. 75.

84.Толстиков А. В., Кошелева О. Е. Homo viatore. С. 271–272. См. также: Замятин Д. Н. Путешествие. С. 66.

85.См.: Меттан Г. Запад – Россия: тысячелетняя война. М., 2016. С. 249–251.

86.Милюгина Е. Г., Строганов М. В. Ритм/аритмия пространства. С. 271.

87.Батищев С. Д. Записки иностранцев об Урале XIX века. С. 122.

88.Толстиков А. В., Кошелева О. Е. Homo viatore. С. 8.

89.Иванова А. Н. Возвращение – важная часть Путешествия: анализ структуры Путешествия как формы eамотранeценденции // Вестн. Томского гос. ун-та. Философия. Социология. Политология. 2016. № 4(36). С. 158.