Тайная история

...моя пагубная привычка убеждать себя в том, что интересные, необычные люди — непременно люди добрые и хорошие.

В двадцать лет мне казалось, что я бессмертен.

Красота редко несет покой и утешение. Напротив. Подлинная красота всегда тревожит.

Еще ужаснее, когда с возрастом начинаешь осознавать, что ни один, даже самый близкий и любимый, человек никогда не сможет понять тебя по-настоящему.

— Ты никогда не пробовал в минуты беспокойства думать на другом языке? — оборвал меня Генри.

— Что-что?

— Это позволяет держать себя в руках, не дает мыслям разбегаться.

На свете нет ничего более одинокого и бестолкового, чем бессонница.

В груди спотыкалось сердце. Я ненавидел эту жалкую, ущербную мышцу, которая тыкалась мне в ребра, как недобитая собака.

Хотя в результате выяснилось, что конца света не будет, все прекрасно провели время и ещё долго вспоминали события той ночи с гордостью и теплотой.

Что бы ни говорили про чувство вины, несомненно одно — оно дьявольски подхлестывает воображение.

Порою, когда случается какая-нибудь беда, реальность становится слишком неожиданной и странной, непостижимой, и всё тут же заполняет собой нереальное. Движения замедляются, кадр за кадром, словно во сне; один жест, одна фраза длятся вечность.