Иван Бунин. Жизнь наоборот

Иногда у меня как-то так выходит, что я начинаю не с функций, а с их производных. Например, книга Басинского про «Анну Каренину» была у меня раньше романа Толстого, записки о героях Джейн Остин – до того, как я прочитала пару романов этой леди, «Мой Пушкин» Цветаевой – пусть не до, но точно в предвосхищении понимания и несомненной влюбленности в Пушкина.

И вот теперь книга Дмитрия Воденникова о Бунине – неожиданно, а может, как раз и ожидаемо - до Бунина. На самом деле до нее был еще «Белград», где Бунин – почти случайный персонаж рядом с Чеховым, и именно эта какая-то ускользаемость и нездешнесть его меня вдруг привлекла.

Воденников пишет чудесно. Это та самая «проза поэта», которую можно любить и ценить больше даже его стихов. Я бы сравнила с Цветаевской – не стилем, не манерой, не настроением даже, а вот, пожалуй, способностью поймать точные формулировки, вписать их в дыхание, сделать тонкое, чуткое, живое эссе, которое читается на одном вдохе. Собственно, вся эта книга – такое эссе. Но если у Цветаевой - это эпизоды, которые сама жизнь и поэзия, то у Воденникова за эссеистским подходом скрывается тщательное исследование. Факты биографии, цитаты, мнения современников, стихи...

И да. «Жизнь наоборот» - потому что книга написана от смерти к рождению. Тем, кто ищет тут именно биографии – лучше взять что-то более классическое, наверное. Формат специфический, и в любом другом случае я бы сказала, что это желание пооригинальничать, но здесь, как ни странно, это неестественное движение от конца к началу протеста не вызывает. Тем более, автор часто сбивается с ритма «текст двоится, троится, пытается улизнуть на боковые тропинки – текст любит такие фокусы. А жизнь любит рифмы».

Рифм здесь тоже много. Не только бунинских. Всяких. Тех, что попали в настроение, в смысл, всплыли в памяти, попались в черновиках.

Дождь прошел. Уж не трепещет

Тучка молнией-грозой.

Посмотри, как небо блещет

Сквозь деревья бирюзой!

От кустов ложатся тени,

А цветы полны водой;

Пахнет свежестью сирени,

Сладко пахнет резедой.

Это Бунин. И тут же Ахматова:

Я на солнечном восходе

Про любовь пою,

На коленях в огороде

Лебеду полю.

И здесь же история о том, как тонко чувствовал Бунин запахи, как нашел тут самую резеду в чужом саду - выиграл пари. А вот Ахматова и не знала (сама призналась), как лебеда вообще выглядит.

Книга начинается со смерти, и в ней вообще много теней и смерти. А еще – зазеркалья. И как бытия вне рамы, и как подаренного маленькому (4-5 лет0 Ване Бунину собственного туалетного столика с зеркалом:

Да, несомненно, в зеркале было все, что было и здесь, вокруг меня – и стены, и стулья, и пол, и солнечный свет, и ребенок, стоявший среди комнаты... Нас было двое, удивленно смотревших друг на друга! И вот один из нас вдруг закрыл глаза – и все исчезло: остались только светлые пятна, закружившиеся в темноте... Потом снова открыл их – и снова увидал все то, что уже видел... Не странно ли только, что комната в зеркале падает, валится на меня?

Может потому она и с конца. Эта книга.

Второе, что стоит сказать о книге (и что меня очень впечатлило) – это бесконечная уважительность, с которой она написана. Замечу – не обожание, не поклонение, а именно уважение. Здесь нет критики, нет оценок, нет ярлыков. Есть – внимание и принятие. Даже тогда, когда приводятся достаточно ядовитые отзывы Бунина о своих современниках.

В скобках Воденников замечает, что это стало почти мемом:

«я пишу книгу про Бунина, а у меня как раз кран потек», – продолжаю жаловаться я. «А, это тот, который всех поливал?» – вдруг радуется продавец».

И действительно.

Перечитываю Куприна. Какая пошлая легкость рассказа, какой дешевый бойкий язык, какой дурной и совершенно не самостоятельный тон.

Кончил «Восемнадцатый год» А. Толстого. Перечитал? Подлая и почти сплошь лубочная книжка. Написал бы лучше, как он сам провел 1918 год!

Дочитал Гиппиус. Необыкновенно противная душонка, ни одного живого слова, мертво вбиты в тупые вирши разные выдумки. Поэтической натуры в ней ни на йоту.

В 1944 году Бунин перечитывает Гоголя и пишет о нем в дневниках резкое:

Нестерпимое «плетение словес», бесконечные периоды. «Портрет» нечто соверш[енно] мертвое, головное. Начало «Носа» патологически гадко – нос в горячем хлебе!

С другой стороны, пожалуй, именно на примере Бунина становится отчетливо ясна та ненависть, которую многие его современники испытывали к новой России. Те, кто привык к хрусту францухской булки" и так много потерял в старой – имения, крестьян, деньги, положение в обществе. Кто-то смирился, кто-то пережил, кто-то адаптировался, кто-то возглавил. А Бунин – не смог.

...Был в именье сестры, а потом случился у нас пожар – сожгли-таки! Пока дело ограничилось погоревшими лошадьми, свиньями, птицей, сараем, людскими избами и скотным двором, но, вероятно, запалят еще разок, ибо волнуются у нас мужики сильно и серьезно, в один голос говорят, что ни единому человеку из помещиков не дадут убрать ни клока хлеба. Приходится, значит, решать, как быть, куда удирать всей семьей – с детьми и стариками...

Присужденная Бунину (далеко не самому читаемому русскому писателю) нобелевская премия – отдельный эпизод. Прекрасно об этом написала Цветаева:

Я не протестую, я только не согласна, ибо несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужнее – Горький. Горький – эпоха, а Бунин – конец эпохи. Но – так как это политика, так как король Швеции не может нацепить ордена коммунисту Горькому... Впрочем, третий кандидат был Мережковский, и он также несомненно больше заслуживает Нобеля, чем Бунин, ибо, если Горький – эпоха, а Бунин – конец эпохи, то Мережковский эпоха конца эпохи, и влияние его и в России и за границей несоизмеримо с Буниным, у которого никакого, вчистую, влияния ни там, ни здесь не было.

А вот Горький думал иначе:

«Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится живого радужного блеска и звездного сияния его одинокой страннической души».

Удивительная, чуткая, нежная, поэтичная книга. Наверное, теперь можно взяться и за Ивана Алексеевича.

Хотя Воденников не только стихи пишет, а Бунин прежде всего автор гениальной прозы, но роднит их, конечно, поэтическое восприятие мира. Эта близость душевная, наверное, и вдохновила современного поэта написать эту книгу. Главный лейтмотив в ней - любовь к творчеству русского классика.

Внимательно, с пониманием и тактом присматривается и рассказывает автор о проявлениях сложной натуры писателя, о переплетениях и отражениях событий бунинской жизни и прозы. Без малейшего налета пошлости касается он отношений Бунина с женщинами его жизни, душевно чутко и точно догадываясь о мотивах поступков своего героя. Во всяком случае, ничего не вызывает недоверия или отторжения в авторских комментариях. Бунин даже более понятен в треугольнике с супругой и Галиной Кузнецовой, чем дамы.

Выбранный автором ход повествования - от конца жизни к началу - , скорее всего, не случаен и интуитивен. Пытаясь глубже понять любимого писателя, рассмотреть истоки его гениальных взлётов, он идёт от известного к неизвестному. Ведь именно о последних десятилетиях  жизни Бунина (в эмиграции) мы знаем больше.

Множество лирических отступлений, авторских размышлений, поэтических цитат (не только бунинских) нисколько не запутывают общую линию жизни героя. Цитаты из высказываний, писем, воспоминаний  добавляют много интересных штрихов к портрету.

У  Воденникова получилось создать цельную, прозрачную, гармоничную,  яркую картину жизни Бунина. Благодаря прекрасному языку, очень личной, искренней интонации, книга читается на одном дыхании.