Buch lesen: «Я – Ведьма!»
Все события и персонажи вымышленные, а любые совпадения случайны…
ПРОЛОГ
Метель за окном началась как-то неожиданно. Еще несколько минут назад там царил ясный и морозный январский день, радующий прохожих бирюзовым небом и солнечными лучами. Но стоило только отвлечься на какое-то время, как ситуация в корне изменилась: всё заволокло серыми тучами, ветви деревьев стали нервно подрагивать под порывами колючего ветра, а крупные пушистые снежинки закружились в быстром хороводе.
– Ничего себе! – удивилась и одновременно расстроилась я – Ну нет! Только не сегодня!
– Мама, что случилось? – тут же раздался детский серьезный голосок из глубины квартиры, заставивший меня невольно улыбнуться.
«Такая большая стала! Предложение строит, как взрослая! И когда только успела начать так болтать?» – с удовлетворением подумала я и поспешила ответить любимой доченьке.
– Зайка, тут снег опять сильный пошёл. Боюсь, что из-за него твой папа может опоздать.
С Ульяной я всегда старалась говорить, как со взрослым человеком. Вероятно, именно поэтому она у нас довольно самостоятельная и смышлёная девочка.
«Ну или мне просто хочется в это верить», – с улыбкой думала я, слушая топот маленьких ножек.
На кухню вбежала невысокая русоволосая девочка в белом нарядном платьице, такого же цвета колготочках и с двумя небольшими бантиками на очаровательных косичках.
– Он что? Стоит в плобке? – нахмурив бровки, спросила меня старающаяся казаться серьёзной дочка.
Я прыснула от смеха, но всё же ответила.
– Посмотри в окошко. Снег пошёл. Боюсь, что он немножко опоздает.
– Ему нельзя опаздывать! – наставительным тоном, как маленькой, сказала Уля – У меня плазник! Он обещал подалить подалок!
Заметив, как медленно начинает подрагивать её нижняя губка, я быстро опустилась на колени, прижала дочку к себе и поспешила добавить:
– Конечно! Конечно, папа привезёт тебе подарок. Потому что у тебя сегодня какой праздник?!
– День лождения-я-я! – довольно прокричала Ульяна, глядя на меня своими зелёными глазами, и, освободившись от объятий, стала скакать по кухне.
– День лождения! Лождения! У Ули день лождения!
– Так, Ульяна, – строгим голосом остановила я её веселье, так как времени оставалось немного, а дел всё ещё полно – А ты сложила игрушки, как мы с тобой договаривались? Навела порядок в комнате? Помнишь, что скоро придут бабушка с дедушкой? Ты мне обещала, что поиграешь с куколками, а потом вернёшь их на место.
Маленькая лисичка, как мы иногда с мужем называем Ульяну, отвечать на вопрос не спешила и тут же выдала себя.
– Так, Уля! – Пришло моё время сурово хмурить брови. – Раз ты не убрала в комнате, как обещала, значит, я имею право выключить мультики.
– Нет! Я убелу! – тут же подпрыгнула на месте дочка и поспешила наводить порядок.
Улыбнувшись, я стараюсь тихо подкрасться к детской, одним глазом заглядываю внутрь и наблюдаю, как Ульяна с крайне серьёзным выражением лица складывает своих кукол и посудку в одну из коробок.
Не знаю почему, но эта картина меня трогает. На глазах тут же выступают слёзы умиления, и я так же тихо спешу на кухню, чтобы не отвлекать моего такого взрослого ангелочка.
– Вот дурная! Чего ты опять плачешь? Радоваться надо, – пытаюсь я успокоить себя и, оторвав бумажное полотенце, начинаю аккуратно проводить им под глазами – Блин! Ещё не хватало тушь по лицу размазать.
Вообще, слёзы по любому, самому малейшему поводу – это прям моё. Ударил кто-то, может даже и случайно, как-то обидел или несправедливо поступил, – глаза в ту же секунду наполняются влагой. Так и в детстве было, так нередко происходит и сейчас. Контролировать-то я себя, со временем, всё же научилась, не ребёнок уже, но это лишь в негативных ситуациях. А вот если происходит что-то хорошее, трогательное и милое то пиши пропало.
В такой моей сентиментальности, как мне кажется, больше всего повинны родители, если так, конечно, можно выразиться. Слишком уж домашней и прилежной девочкой они меня вырастили. Платья, косички, достойное поведение, хорошая учёба в школе. Вот и выросло, что выросло.
«Хотя, может, не в них дело? Может, это я сама такая? Я ведь всегда была послушной и доброй. У меня даже в подростковом возрасте протеста не было, – размышляла я, машинально продолжая сооружать бутерброды из багета, масла, красной рыбы и тонкого ломтика лимона – И макияжем я всегда пользовалась мало, лишь для того, чтобы подчеркнуть достоинства и при этом не выглядеть вызывающе. И домой вечером вовремя приходила. Почти всегда. И даже с мальчиками до восемнадцати только целовалась да за ручки держалась. Большего и не позволяла. Так что зря я на родителей наговариваю. Хорошо они меня воспитали. Девочка и должна быть такой: доброй, послушной и воспитанной. Потом она обязательно превратится в красивую, успешную и уверенную в себе женщину».
На этом моменте я тихо усмехнулась.
«Ещё и очень скромную к тому же. Ага. С другой стороны, а почему нет? Сама ведь перед собой я могу говорить откровенно? Разве у меня плохая жизнь? Или она складывается не так, как мне всегда самой хотелось? Да нет. В этом плане всё как раз хорошо. Я получила достойное образование, нашла отличную нишу и стала неплохим специалистом в своей области. У меня приятная внешность, спортивная фигура, подтянутая после родов до нужных кондиций. Красивый и активный во всех сферах муж, который не просто работает, а достойно обеспечивает семью и думает над покупкой новой квартирой. Ну и главное моё достижение – дочь! Доченька! Моя любимая Ульянка! Красивый, умный, добрый и здоровый ребёнок! Это ли не показатель успешности для молодой женщины?! М-да, Оля, это диагноз. Сама себя не похвалишь – никто не похвалит. Нужно срочно выходить на работу!»
Закончив делать бутерброды, я достала из холодильника одуряюще пахнущую сырокопчёную колбасу из Беларуси и взялась за нарезку.
Глаза словно бы сами собой нашли небольшой тортик с надписью: «Ульяне три года», и на них вновь чуть не навернулись слёзы.
«Даже не верится! Как быстро летит время!» – думала я, а в голове мелькали воспоминания о волнительной задержке, покупке тестов на беременность, нашего первого и второго УЗИ, сложном выборе имени, непростых днях в роддоме, возвращении в украшенную пьяными мужиками квартиру, первом купании, переворачивании на живот и спину, о произнесённом слове «мама».
От воспоминаний меня отвлёк звонок мужа.
– Оля, это я! – начал быстро говорить Сергей. – Не переживай. Я всё нормально успеваю. Только что выбрался из пробки. Скоро буду дома.
– Не забудь подарок в машине, – понизив голос, ехидно напомнила ему я о недавнем конфузе на свадьбе друзей. – Она тебя сильно ждёт. Спрашивает: «Когда папа приедет?».
– Ну что ты начинаешь! – возмутился Сергей. – Это один раз было! И то я успел прежде, чем нам дали слово! Так что перестань меня подкалывать.
– Да я это так, на всякий случай сказала, – отмахнулась я и, не удержавшись, засунула колечко вкуснейшей колбасы в рот. – Всё, ладно, клади трубку и внимательно следи за дорогой. Там сейчас такая метель, что запросто можно в кого-нибудь вписаться.
– Какая метель? – удивился муж – Я со Спортивной повернул, тут ничего такого и в помине нет.
– Ага, давай, разыгрывай меня, – сказала я и, положив трубку, посмотрела в окно, где снег и не собирался прекращаться. – Думал, я поведусь.
В следующую секунду в глазах как-то потемнело, голова закружилась, а по нервам стегануло нехорошее предчувствие.
«Плита!» – первым делом пронеслось в голове и я, кое-как закинув нож в мойку, сделала несколько шагов в сторону, чтобы отключить газ.
Ослабевшими руками перекрыла две конфорки и облегчённо выдохнула.
«Успела».
В следующую секунду ноги подкосились, и я безвольной куклой упала сначала на колени, а затем и на пол. Лоб тут же взорвался болью, а в глазах стало ещё темнее.
На краткое мгновение я очнулась из-за неестественно громкого крика Ульяны, её горячих слёз на моих губах, испуганных слов: «Мамочка, что с тобой? Что у тебя болит?» и маленьких тёплых ладошек, которые гладили мою щёку.
– Всё хорошо… Не плачь… Мама просто устала… Сейчас придёт папочка и принесёт подарок, – собравшись тихо прошептала я, желая успокоить ребёнка, но на этом мои силы закончились.
Перед тем как глаза закрылись, я увидела в дверях кухни расплывчатый силуэт неизвестной женщины. Её очертания странно изгибались, и мне на мгновение показалось, что она была одета в какое-то старинное чёрное платье.
Глава 1
Запах больницы – это первое, что я почувствовала очнувшись. Непередаваемый коктейль из медикаментов, средств санитарной обработки, чьего-то немытого тела и почему-то перегара, заставил меня мысленно содрогнуться.
«Фу! Что это тут так плохо пахнет?» – с недоумением подумала я, а в следующее мгновение мне стало не до этого.
Мозг осознал, что его хозяйка наконец очнулась, и поспешил передать ей сигналы о неисправности организма. По всему телу прокатилась волна сильнейшей боли, заставившая меня скрутиться калачиком и стараться не дышать лишний раз. Все остальные вопросы, не относящиеся к состоянию организма, были на некоторое время передвинуты на второй или даже на третий план.
Боль, казалось, проникала в каждую клеточку моего тела. Раскалывалась и кружилась голова, крутило живот, ломило спину, рёбра, руки и ноги. Меня трясло и едва ли не выворачивало наизнанку. Из глаз ожидаемо прыснули слёзы.
Всё, что я могла делать – это лишь тихо скулить. В голове сами собой появились вполне объяснимые мысли.
«Что происходит?! Почему так больно?»
– Заткнись, сука! Дай поспать! Под хахалем своим стонать будешь! – донёсся до меня чей-то хриплый и очень недовольный голос, заставивший испуганно замолчать и на время забыть про боль.
«Это она мне? – удивлённая столь яркой агрессией, подумала я и осознала, что нахожусь в палате не одна. – Значит, меня отвезли в больницу и определили в первое попавшееся место, и Сергей пока не успел перевести меня в одиночную палату. Теперь понятен этот неприятный запах».
– Вы не могли бы позвать врача? – каким-то дрожащим и совершенно незнакомым голосом просипела я. – Мне плохо.
На несколько мгновений в помещении воцарилась тишина, за которую я успела услышать тихий храп, едва слышные сдавленные ругательства и чьи-то недовольные вздохи.
– Я тебе что? Шестёрка?! – наконец изумлённо воскликнула хриплая, которую явно удивила просьба позвать врача. – Услышу ещё одно слово, и получишь костылём по своей тупой башке! А не поймёшь, так я тебя тоже в окно выброшу!
Храп вдруг прекратился и в палате раздался недовольный старческий голос.
– Верка! Паскуда! Ты опять напилась и спать не даёшь? Лучше заткнись! Не заставляй брать грех на душу! А то завтра, во время обхода, сдам тебя, как стеклотару! И вылетишь из отделения своей больной ногой вперёд!
– Так а что я?! Это всё она! Сначала скулит, как собака, потом пошестерить мне предлагает! – с искренним возмущением сказала женщина и, явно пародируя мой голос, как можно более тонким голосом добавила: – Уля! Уля! Уля!
– Уля, – тут же прошептала я, вспомнив об оставленной дочке, а в голове пронеслось: «Зайка, надеюсь, ты не сильно испугалась»
– Я же говорила! – хрипло рассмеялась моя недоброжелательница и повторила номер на бис. – Уля! Уля!
Но этого, как и последовавшей затем перебранки я уже не слышала. Всё моё естество заполонил страх за дочку, оставшуюся наедине с бессознательным телом мамы.
Мысли о том, что пережила Ульяна в этой ситуации, заставили моё сердце обливаться кровью. Хотелось выть, драть на себе волосы. Душевная боль оказалась намного ярче физической.
«Где она? Что с ней? Она сильно испугалась? Как быстро домой приехал Сергей? Как они там без меня?» – постоянно задавала я себе эти вопросы.
Не знаю, сколько времени я провела в подобном состоянии. Пару минут или несколько часов, но когда ко мне пришло понимание, что ни родителей, ни мужа, на которого я привыкла опираться последнее время, рядом нет, то я отбросила природную скромность и решила действовать. К этому времени все в нашей палате уже спали. Ну или как минимум злая, грубая и недалёкая Верка. Вычислила я это достаточно просто, по сильному раскатистому храпу из дальнего конца палаты, которого раньше не было.
«Так, Оля! Соберись! – сказала я сама себе и поморщилась от прострелившей затылок боли. – Может быть, физических сил для того, чтобы что-то предпринять у меня сейчас нет, но мозги-то, несмотря на удар об пол, у меня вроде остались, и ответить на часть заданных вопросов я могу. Это не так сложно, как может показаться».
Обнадёжив себя, я взялась за дело и тут же успокоилась.
«Итак, на главный вопрос: "Что с Улей?" ответить довольно легко. Она сейчас с Сергеем. В крайнем случае, с Николаем Николаевичем или Людмилой Васильевной. Свекровь – пенсионерка и будет рада понянчить внучку, пока я буду находиться в больнице», – подумала я, вспомнив, как мама мужа на добровольных основах часто забирала маленькую Ульяну на несколько часов, позволяя мне немного отдохнуть, сделать домашние дела или забыться глубоким сном.
Понимание этого факта словно сняло камень с души.
«Доченька точно будет под присмотром опытного и проверенного человека».
Ответ на второй вопрос тоже нашёлся легко, он заключался в первом.
«Уля с Сергеем или свёкрами. Моих родителей можно исключить, к сожалению, они живут в Самаре, за девятьсот километров от Москвы и из-за принятой относительно недавно пенсионной реформы всё ещё продолжают работать. Взять внучку к себе для них будет обременительно, да и не нужно это, если по-честному. За Улей есть кому присмотреть. А вот ко мне в больницу они наведаются в обязательном порядке. Возьмут отгулы и примчатся. Уже представляю, как мама влетит в палату со своими борщами, куриными котлетками, салатиками и полными слёз глазами. Это в неё я такая плакса».
Осознание того, что есть люди, которые меня сильно любят, оставило в душе теплоту и приободрило, однако третий вопрос вновь заставил моё настроение опуститься на уровень плинтуса и наполнить глаза влагой.
Я не обольщалась. Улька испугалась, и испугалась очень сильно. Не знаю, сколько времени прошло с момента моего падения, но стоило только пожелать, и крик беспомощного маленького ангелочка вновь стоит в ушах, а щека словно чувствует нежные прикосновения тёплых детских ладошек.
От этого воспоминания слёзы покатились градом, и я зашлась в беззвучных рыданиях. Всегда, когда дочь ударялась, я прижимала её к себе и гладила по пострадавшему месту. Вот и она, поняв, что с мамочкой что-то не так, стала меня гладить, желая помочь мне таким вот образом.
Осознание этого и разрывало мою душу.
«Какая же она у меня всё же хорошая».
Выплакавшись и вновь успокоившись, я продолжила прерванное занятие. Нужно было понять, как быстро вернулся домой Сергей, и не могло ли случиться что-нибудь плохое, пока, за время его отсутствия, а я была без сознания.
«Да не должно было, – наконец пришла к выводу я, пытаясь вспомнить малейшие детали того неприятного момента. – Опасность ребёнку грозила от ножа и томящихся на плите блюд. Первый я сумела закинуть в мойку, а конфорки выключила, это точно».
На миг меня даже гордость взяла за такую скорость реакции. Мол, молодец я, быстро поняла, что нужно делать. Но, как это уже сегодня бывало, следующая мысль опустила меня с небес на землю.
«Плохо только, что моё бессознательное состояние могло её очень сильно напугать. Не дай бог из-за этого случая заикаться начнёт или вообще разговаривать перестанет!»
На глазах вновь проступили слёзы, но я усилием воли постаралась себя успокоить.
«Это ничего, это бывает со всеми. Кого-то и собака так может напугать или паучок. А Сергей у меня хороший, умный и сообразительный. Догадается, что делать в подобной ситуации. Ну или с Людмилой Васильевной посоветуются. Они найдут правильные слова. Отвлекут. Скажут, что мама устала и просто легла поспать… – На этом моменте я вновь чуть не разрыдалась, но усилием кое-как смогла себя успокоить. – В крайнем случае, Ульяшу покажут профильному специалисту. Ну или в церковь к батюшке отведут, а может, и к бабке-ведунье какой-нибудь сводят».
Последняя мысль была не очень приятной. Меня всегда удивляла вера образованной, здравомыслящей и опытной свекрови во всякие сверхъестественные чудеса. Также я, как ни старалась, не могла осмыслить существование одной системы, в которой может одновременно находиться как священник, исцеляющий силой молитвы, так и всякие чудотворцы, ведьмы и экстрасенсы. Ведь церковь отрицает их существование и способности!
Неприятные вопросы со скрытой иронией иногда крутились в моей голове и требовали выхода. Например, в те моменты, когда Людмила Васильевна настаивала на скорейшем крещении внучки и не позволяла ей смотреться в зеркало. Мол, это может быть чем-то опасно для невинной и незащищённой души ребёнка. Хотелось фыркнуть, указать на несостыковки в подобных умозаключениях и напомнить, что в двадцать первом веке ретроградные ритуалы потеряли свою актуальность. Правда, я себя сдерживала. Не люблю конфликты, да к тому же и ненужные. Повод ведь, по сути, ничтожный. Да и не доказала бы я ничего. Только обидела бы хорошего человека, который искренне желает помочь.
А свекровь, словно ощущая мои сомнения, проникновенным голосом говорила.
– Можешь не верить, Оля. Ничего страшного в этом нет. Как проживёшь с моё, так и сама всё поймёшь. Жизнь научит.
Осознав, что по большому счёту ничего страшного Ульяне не грозит, я облегчённо выдохнула. С моей души словно бы камень свалился, но в то же время вернулась притупленная страхом боль.
Пульсация в некоторых местах достигала такой силы, что я, не сдержавшись, вскрикнула.
«Вот это да, – поморщилась я от неприятных ощущений по всему телу и попыталась локализовать самые острые источники. – Это как нужно было за Улю испугаться, чтобы забыть про такую сильную боль? Что вообще происходит? Я просто лбом ударилась или меня машина сбила? Разве такое состояние бывает после банального падения? А может, – я нервно хохотнула про себя, вспомнив слова мужиковатой Верки, – меня действительно в окно выбросили?»
Незатейливый юмор в сложной ситуации придал немного сил и был словно глоток свежего воздуха, который позволил идентифицировать сигналы, посылаемые мозгом.
Особенно ярко пульсировала голова, а если быть точнее, то затылок, по которому словно молотком ударили. Лоб тоже болел, но почему-то с правой, а не с левой стороны, которой я приложилась об пол. Да и вообще, часть лица казалась чем-то инородным, чужим, словно на неё налепили какой-то грим. Не радовал и нос, частично забитый какими-то тампонами, вызывающими ассоциации с переломом. Но тогда возникал справедливый вопрос о качестве работы врачей, ведь при таких травмах воздух через нос не должен был проходить вообще. А я, вообще-то, чувствую запахи. Может, тогда всё не так и плохо? И я зря себя накручиваю?
С лёгким недоумением отметив специфические знания по подобным повреждениям, почерпнутым неизвестно откуда, я продолжила разбираться с собственными ощущениями.
Болью отдавали рёбра, лопатки с поясницей, локти и, неожиданно, несколько пальцев на правой руке.
К сожалению, лишь этими местами всё не ограничивалось. Боль словно бы была везде, в каждой клеточке организма. Будто я не просто потеряла сознание и упала на пол, а попала под град ударов нелюбящих меня людей.
«Да как это вообще возможно?! – жалея себя и одновременно злясь на судьбу, думала я. – Меня что? С носилок уронили? Или скорая в аварию попала? Других объяснений подобных травм просто нет. Нужно открывать глаза, вставать и разбираться, что со мной происходит!»
Проблемы начались с первого пункта плана, его удалось выполнить лишь частично.
«Божечки! Мне что, выбило глаз?!» – с ужасом подумала я и, едва ли не плача, поднесла руку к правой стороне лица. Пальцы тут же наткнулись на какую-то огромную неприятную на ощупь припухлость, покрытую рыхлой коркой. Лёгкие прикосновения тут же принесли болезненные ощущения, и я поспешила отдернуть руку.
«Это что? Гематома?! Такая огромная? Но как она вообще у меня появилась?» – думала я, не зная радоваться сохранению глаза или расстраиваться из-за новых открытий.
Сердце выбрало второй вариант. Мысли о том, во что превратилось моё лицо, заставили слёзы вновь градом покатиться по щекам.
«За что?! За что мне это всё? – думала я, машинально отмечая фиксирующую повязку, наложенную на нос. – В какое угрёбище я превратилась?!»
Однако долго лить слёзы не получилось. Мысленно я всё ещё жалела себя, но частично восстановленное зрение активно поглощало информацию и с каждой секундой подкидывало вопросов ещё больше, чем было у меня до этого.
Дело было в обстановке, которая меня окружала. До того, как открыть глаза, я полагала, что палата будет представлять собой аккуратное помещение с ровными стенами, выкрашенными в персиковый или светло-зелёный цвет, с современными светильниками и мебелью. Словом, примерно в такой, в которой я лежала во время родов.
Реальность же не только разрушила мои ожидания, она словно желала свести с ума своим постапокалиптическим антуражем. Первым делом в глаза бросились старомодные лампы с потрескавшимися металлическими плафонами в форме тарелок. Затем внимание перескочило на желто-серый, в каких-то бурых разводах потолок с частично осыпавшейся и вздувшейся побелкой. Не ускользнул от моего внимания ни какой-то тёмный грибок у алюминиевого вентиляционного отверстия, ни отвратительная, какая-то вся обшарпанная, потрескавшаяся и покрытая нецензурными надписями стена, с местами обвалившейся штукатуркой.
«Это что за клоповник?! Где я нахожусь?! Это что вообще за место такое? Зона отчуждения Чернобыльской АЭС? Полевой госпиталь бенгальских вооружённых сил? Что за трущобы?! – шокировано думала я, пытаясь понять причины, по которым больница в двадцать первом веке может так ужасно выглядеть. – Да тут развитие закончилось не в девяностых с развалом Советского Союза, а в пятьдесят третьем! Сразу после смерти Сталина, наверное!»
Как ни старалась, но ни одного внятного объяснения своего нахождения в медицинском, прости господи, учреждении подобного типа я не нашла.
«Ну не может этот барак находиться в вылизанной и современной Москве! Ну не верю я в это! – рассуждала я – Другой вопрос, как из нашей славной столицы я переместилась сюда? Скорее всего, куда-то в область. Может, действительно правы те москвичи, которые считают, что за пределами МКАД жизни нет?!»
Рассуждения на бытовую тему на некоторое время меня отвлекли, но всё же нужно было продолжить прерванное занятие, для чего я попробовала немного приподняться на локтях и осмотреться.
Получилось не очень. Болевые спазмы сковали тело, затылок прострелило болью, под рёбра словно спицу загнали, и я вновь опустилась на кровать.
«Нет, Оля! Так не пойдёт! Нужно вставать!» – сказала я сама себе и с третьего раза не только приподнялась, но и полноценно села на скрипучей кровати.
Голова тут же закружилась, во рту появился мерзкий привкус желчи и лекарств, а рёбра стали пульсировать болью, но не острой, а какой-то тупой. Наверное, именно поэтому я всё же удержала себя в уже занятом положении и осмотрелась.
Несмотря на ночное время суток, видимость была неплохой. На миг я даже удивилась тому, что так хорошо всё вижу, а потом за старыми и потрескавшимися, но всё же частично заклеенными окнами, заметила аномально большую луну. Её свет падал на меня и словно бы дарил силы и уверенность в себе.
В прямоугольной вытянутой палате находилось шесть видавших виды железных кроватей на колёсиках. По три с каждой стороны. Пять из них были заняты, а одна, рядом со мной, свободна. Всем пациентам сего медицинского учреждения также полагалась кривая тумбочка со скошенной дверкой без ручки. У кого-то она запиралась на изогнутый гвоздь, прибитый каким-то доброхотом.
У дальней от меня стены, между окнами, расположился небольшой стол и несколько табуреток. А с моей стороны, с противоположной, обнаружился чугунный умывальник; крепкая дверь с большим окном над ней, покрытая несколькими слоями краски; видавший виды шкаф, на удивление ровный и холодильник марки «Минск».
Но больше всего внимания я уделила умывальнику, с не до конца закрытого крана которого медленно капала одна капля за другой.
«Вода!» – тут же подумала я и ощутила сильную жажду.
Первая попытка встать с кровати по уже сложившейся традиции завершилась неудачей. Одеяло-то я откинула легко, но вот попытка поставить ноги на пол оказалась ещё большим испытанием, чем приподнимание на локтях. Голова кружилась, меня мутило, и еда грозилась вырваться наружу, слабое тело болело, а ноги были какими-то особенно ватными. Спустя некоторое время я всё же сумела принять вертикальное положение, коснулась голыми ступнями холодного пола и пару минут сидела так, привыкая к такой стойке и борясь с волнами подступающей тошноты.
Наконец, собравшись с силами я, держась за тумбочку и стену, начинаю идти вперёд. Медленно, шаг за шагом, приближаясь к своей цели.
В другой ситуации я бы, наверное, осталась лежать на кровати. Пробовала бы вызвать дежурную сестру. Жалела бы себя и ждала утра. Но сейчас всё было по-другому. Я была одна, мне не на кого было опереться, да и жажда была столь сильна, что просто невозможно её терпеть.
«Это ещё хорошо, что кровать располагается рядом с умывальником, в иной ситуации поход сюда мог запросто превратиться в непреодолимую полосу препятствий», – думала я, медленно поворачивая доисторический кран.
Вода появилась тут же и я, повинуясь инстинктам, опустила корпус вниз, чтобы тут же припасть к живительной влаге. Благо мозги всё же сохранились, и мне удалось напиться, не дотронувшись губами до гусака.
«Мало того, что он грязный, так ещё и Верка могла здесь пить воду до меня».
Ещё только что у меня во рту было сухо и мерзко. На языке ощущался гадкий привкус желчи и лекарств. Ноги не желали идти. Сейчас же я словно почувствовала прилив сил. Даже тошнота прошла. Правда, благодаря этому, я заметила, что умывальник у нас чёрный и ржавый, плитка вокруг него частично отвалилась, а в месте примыкания к стене поселилась зелёная плесень.
«Брр. И это больница?» – содрогнулась я, а затем, наконец решившись, подняла взгляд на небольшое замызганное зеркало. Нужно было посмотреть, во что же превратилось моё лицо и понять, что со всем этим делать.
Увиденное заставило сердце испуганно замереть, а задрожавшие губы прошептать.
– Нет. Этого не может быть…
