Выродок. Часть вторая

–Вот так!– шёпотом произнёс возникший из полумрака Лохмоть.– Столько переговорили, столько переуспокаивали, Кун чуть ли не половину сумки своей на него извести хотел, а он вот, спит себе…

–Он сейчас свою жизненить прядёт, – тоже шёпотом ответила эльма.– Я не могу знать, каким воином он станет, да и станет ли вообще, но я твёрдо уверена в одном. Он всегда защитит слабого, вступиться за униженного, поможет несчастному. Это было в нём и раньше, но затвердело, укоренилось там, в лесу, когда он не бросился бежать, сломя голову, под наше крылышко, а взял в руки кинжал и спас Мингу. Не себя, Лохмоть, а девочку-приблудку, как он её обзывал порой. Мужчина! – с чувством произнесла она и, поманив за собой Охотника, отошла ещё дальше в лес. Поделившись с ним своими сомнениями, эльма замолчала, ожидая, что скажет собеседник.

–Решать что-то надо, – согласился Лохмоть. – Давай так, я Шичу поспрашиваю, а ты слушай внимательно, да и за пленниками поглядывай. По тому, как они на его слова реагировать будут, многое понять можно. Пошли?

У костра уже было тихо. Шича старательно подбрасывал сухие ветки, не давая огню потухнуть. Пленные под презрительным взглядом, усевшегося напротив огра, торопливо ели выделенные им порции. Кун готовился ко сну, расстилая между корнями плащ, взятый из затайки Зубаря. Увидев возвращавшихся из леса эльму и Лохмотя, он выпрямился и проговорил: – Сейчас ещё схожу на детишек гляну. Минга-то вроде в порядке, а вот Грошик…

–Всё нормально, – успокоил его Лохмоть.– Только от них. Спят без задних ног, Грошик правда свой кусок не съел, так это бывает после такого, сам понимаешь. Ничего, завтра доест. А ты давай с нами. Ещё один рассказ Шичи послушаем.

Шича быстро понял, чего от него хотят. Вздохнув, он посмотрел в сторону спящих ребятишек и, понизив голос, заговорил:

–Зубарь не так просто нашим главарём стал. Когда он у нас в слободке появился, я ещё молодым совсем был и в этих делах не участвовал. Хотя слободские наши испокон века на острове промышляли. Так вот, в то время, во главе мразоты стоял Пишот. Угрюмый был мужик, нелюдимый, но дело крепко знал. Ещё до появления Зубаря он в слободе лавку открыл, торговать начал тем, что с Зовущего привозил. Умно было, так как остальные, кто в его кодлу входил, свою долю добычи ему же и продавали за бесценок. В Заводь, на торговища, ездить побаивались – а вдруг опознает кто платье или кинжал, к примеру? Или безделушку какую, навроде оберега? Вот и тащили свои припасы в лавку Пишоту: кто сразу, а кто через какое-то время, а всё одно – ему….

–По делу давай, – довольно резко оборвал его Лохмоть.

–Так к тому и веду, – простодушно кивнул Шича. – У Пишота двое детей было, дочка Валваль и сын-Кемач. Когда Пишот почувствовал, что пора от дел отходить, он захотел сынка на своё место поставить. Вот только Кемач и слышать об этом не желал. Его больше привлекало в Абелин мотаться и с городскими девками в кашеварнях гулять. Так что как ни бился Пишот, как ни угрожал и уговаривал – ничего не вышло. Тут-то Зубарь и подвернулся. Взял да и обрюхатил Пишотову дочку. Он-то мужик видный был, а она так себе, вот и повелась на Зубаревы уговоры. Пишот узнал об этом, поорал, поорал, а потом обженил их и успокоился на этом. Мало того, вскоре он в Зубаре стал своего преемника видеть, а затем так и поступил. Хотя до того уже Зубарь стал по чужим девкам бегать-Валваль-то обманула и его и отца – никакого ребёнка она и ждать не ждала…

–Ты побыстрее можешь? – недовольно пробурчал огр, тоже присоединившийся к ним.– Вон как про харайшина «чесал», я даже затрещину тебе врезать не успел.

–За что? – искренне удивился Шича.

–Нечего языком молоть, – проворчал Олбиран. «Пасть – во, клыки – во…» – передразнил он парня. – Ты б ещё один размер показал или не разглядел?

Шича возмущённо закрутил головой, но тут решительно вмешалась эльма.

–Потом выяснять будете, чьё достоинство больше! – съязвила она.– Шича, нам долго ждать?

Парень ещё немного посопел, смотря на Олбирана, но потом всё же продолжил: – После того как Пишот ушёл на небеса, выяснилось, что у него Предустье ещё один дом имеется. Кемач его отхватил и уехал, а всё остальное Валваль досталось. Стала она заправлять в лавке и так хорошо у неё это пошло, что вскоре забросила она все остальные дела и для начала открыла ещё одну лавку, в Заводи. Тут и Кемач за ум взялся: купил пару лодок и стал заниматься перевозом. Сейчас у него их восемь штук – и для люда и под грузы и кораблик имеется…

–А дети у него есть? – неожиданно спросил Лохмоть.

–Не слыхал, – помотал головой Шича.– Девок-то полно он испоганил, но вот чтоб какая-то от него понесла-не припомню, хоть убей…

–Живи пока, – хлопнул его по плечу Охотник.– Что там дальше-то?

–Что дальше? – пожал плечами Шича. – У Валваль времени не было домом заниматься. Уж и нескольких девок дворовых наняла, так те только по дому шастали, да чистоту блюли. Тогда она в Заводи и прикупила Рини, чтоб та по хозяйству ей помогала, на скотнике там и ещё где….

–Настоящую мать Минги? – спросила эльма.

–Ну да. А Зубарь Минге настоящий отец. Он на Рини сразу глаз положил. Она красавицей была, только прихрамывала немного, потому Валваль и удалось её купить-цена-то за увечную на торговищах маленькая.

Эльме не показалось. Говоря о Рини, Шича заговорил с придыханием, его глаза увлажнились. Ей многое стало ясно в его отношении к Минге. Дочь любимой женщины, которую он никогда уже не обнимет и не назовёт ласковым словом. Всю свою нерастраченную любовь он выплеснул на Мингу, оберегая и защищая её по мере своих сил.

–Пока Минга совсем крохой была, всё вроде ладилось,– говорил тем временем Шича, незаметно, как ему казалось, утерев глаза.– Валваль даже радовалась прибытку: дочь рабыни, тоже по законам нашим невольница и тоже денег стоит. Всё поменялось, когда она её решила заклеймить. Для этого ей надо было Мингу везти в Предустье. Староста у нас в слободе есть, а вот мага нету. Не везёт нам с ними, – шмыгнув носом, внезапно добавил он.

Кун уже открыл было рот, но Лохмоть сжал его руку и прошептал: – Потом! Знахарь согласно кивнул и стал слушать дальше.

–Нет у Минги клейма! – в этот момент сердито говорила эльма. – Я видела, своими глазами!

–Нету, – согласно кивнул Шича.– А всё потому, что Рини, когда узнала, куда и зачем её дочку везти хотят, заперлась с Мингой в сарае и в руки факел взяла. Так и крикнула Валваль через дверь: – « Или оставишь мою дочь в покое или сожгу здесь всё!» И себя, значит, и Мингу, – тяжело вздохнул парень.

–Как она узнала? – поинтересовалась Юллин.– Ты сказал?

Шича уже не скрывал слёз бегущих по его щекам.

– Я, – тихо прошептал он и наклонил голову. Затем выпрямился и глухо продолжил:– На шум Зубарь вышел. Он пил три дня без просыпу, и тогда его ещё шатало. А он когда наливался, дурным становился, как тот страж на реке говорил. Не пойму, правда, где он Зубаря такого видел? –удивился Шича.

–Потом поймёшь. Может быть, – сказал Лохмоть, быстро переглянувшись с Куном. – Ты не тяни, рассказывай…

–Какой бы тварью Зубарь не был, но узнав, что к чему, ужас как взбеленился! Две седмицы Валваль торговать не выходила, встать после побоев не могла. В общем, затаила она на Рини злобу. Хотя внешне уж такую заботу о своей невольнице проявляла, Зубарь только диву давался, да гордился своим даром убеждения. А Валваль, оказывается, лишь случая удобного ждала, чтоб Рини извести и Мингу к рукам прибрать, да только бестолку всё. Зубарь-то в дочке души не чаял и после всего этого, начал её даже на остров с собой брать, чтоб от жены своей подальше…

– Прибил бы он эту Валваль, и дело с концом,– пробурчал огр.– Делов-то.… Судя по твоим речам, она та ещё паскудница.

–Мог бы прибить, да боялся, – опять вздохнул Шича.

–Боялся? Кого? – заинтересовалась Юллин.

–Брата её, Кемача. Около двух лет назад тот объявился. С харайшинами. Сами видели, что за страшилища. Мы поначалу даже во двор не выходили…

–Мы? – переспросила Юллин. – Ты сказал «мы»?!

–Ну да, – кивнул Шича.– Я ж приблудка. Мамка моя померла, когда мне и десяти лет ещё не было, а отца после её смерти только на два года и хватило: деревом пришибло на лесорубке. Вот и шоркался я по слободке, пока меня Пишот не приметил. Сначала я ему по хозяйству помогал, потом в лавке…

–Ты умеешь вести дела? – заинтересовался Лохмоть.

–Ну как, – неуверенно проговорил Шича. – Могу, наверное. Когда Валваль на торговище уезжает, я в слободской лавке остаюсь. Зубарь-то меня и на остров брал только по случаю, когда его жена дома. Я и книгу вёл торговую…

–Это хорошо, – как-то задумчиво протянул Лохмоть, уставившись на угасающий костёр, – о-очень хорошо.…

Было заметно, что он что-то прикидывает, решает и от этого решения во многом зависит дальнейшая судьба и Шичи и Минги.

–Так что произошло? Почему Рини умерла? – покосившись на Лохмотя, спросила эльма.

–Зверь задрал, – печально ответил Шича. – Мы в тот день на остров ушли. Зубарь Мингу с собой взял в первый раз. Валваль болела и дома осталась, да и лавку в тот день не открывали. Рини в лес пошла за листьями капары, чтоб отвар для Валваль сделать. Кашляла та сильно…

Знахарь удивлённо поднял брови, но промолчал и стал слушать дальше.

– Потом уже мы её нашли, когда с острова вернулись. Не смогла она ни убежать, ни на дерево залезть… из-за хромоты своей. Даже собрать ничего не успела, хоть и далеко зашла… – тихо проговорил Шича и замолчал.

Кун и эльма вскочили одновременно. Юллин шагнула к пленникам, с испугом уставившимися на неё. Знахарь же вышел за освещённый костром круг и тут же вернулся, держа в руке несколько невзрачных листочков.

–Что это? – спросил он Шичу.

–Сорник, – пожал плечами Шича.

–Правильно, – согласился Кун. – Так его называют здесь. А вот в Корроре или на архипелаге тебе бы сказали, что это капара, – потряс листьями знахарь.– Теперь судите сами, – обратился он ко всем. – Рини лечила рану Минге, после выстрела сайтара и лечила хорошо, судя по тому, что девочка здорова. Значит Рини, скорее всего, была знахаркой. А любой, даже начинающий лекарь, знает, что капара ни от чего не поможет – бесполезное для нас, знахарей, растеньице. Это азы. И растёт капара или сорник возле каждого двора.…Так что, идти за этой травкой в лес, да ещё и не найти… – развёл руками Кун.

–Но ведь она же пошла,… Может, ты ошибаешься? – Шича с сомнением смотрел на Куна.

–Вряд ли, – покачал головой знахарь,– если ты ничего не перепутал, конечно.

– Нам Валваль рассказала.…И Кемач тоже. И вон эти могут подтвердить, – Шича кивнул головой в сторону пленных. – Это медовник наш, Нешка и его сын. Они тогда тоже там были.

– Нешка что, мёд Валваль приносил? И ещё так много, что помощь сына понадобилась?– иронично спросил Лохмоть.

–Так у них и спросим, – вмешалась эльма, ткнув сапогом ногу того из пленников, который был постарше. – Они нам, похоже, и ещё кое-что могут рассказать. Я заметила, как они переглянулись, когда Шича про гибель Рини говорил, – пояснила Юллин спутникам своё поведение. – Ну, что, бывший медовник, а нынешний мразота, будем беседовать? Или сынишку твоего огру отдать? А то ведь ика ему лишь на один зуб.

Она наклонилась к пленникам и доверительно прошептала:– Самой страшно спать, когда рядом эта утроба ненасытная. Проснёшся, а у тебя одной ноги нет, а напротив костёр догорает и Олбиран в зубах косточкой ковыряется.

Она говорила это так серьёзно и убедительно, что сын Нешки тихонько заскулив, стал рывками передвигаться подальше от страшного огра. Олбиран, понявший замысел эльмы, неожиданно плотоядно облизнулся и с милой улыбкой людоеда уставился на остолбеневшего медовника. Сказки об ограх, которые столетиями гуляли по всем населённым землям, играли сейчас на руку Юллин. Забитые слободчане, никогда не выезжавшие никуда дальше Заводи и Предустья, вряд ли раньше так близко видели этих гигантов и уж совсем точно никогда не общались с ними. Поэтому они искренне верили во всю ту чушь, которая разносилась от одного рассказчика к другому, обрастая всё новыми жуткими подробностями.

–Сохрани нас небеса!– вдруг завопил Нешка.– Всё одно помирать, так хоть честно, от железа ратного, а не в жадном брюхе! Не от зверя рабыня сгинула! Её харайшины порвали!

Прокричав всё это, он внезапно всхлипнул и стал заваливаться на своего отпрыска. Тот завизжал от страха, и от этого звука его отец пришёл в себя. Ошалело оглянувшись, он увидел мрачные лица своих пленителей.

– Тихо оба! – тяжело бросил Лохмоть. – Упаси вас небеса детей разбудить!

–Успокойся и рассказывай, – негромко произнесла эльма, – только всё рассказывай, без утайки.

–Он нас прибьёт, – дрожащим голосом проговорил Нешка, указывая на Шичу.

–Говори, – пошевелился тот.– Не бойся, не трону…

Нешка неуверенно посмотрел на сына, съёжившегося за его спиной, потом на остальных и, вздохнув, заговорил:

–Я должник Валваль. Давно уже, очень давно, – он сокрушённо помотал головой и посмотрел на Охотника.– Почему так вышло, тоже рассказывать?

–Не обязательно, – поторопил его Лохмоть. – Про Рини говори.

Медовник ещё раз вздохнул и продолжил:

–Мы с сыном в тот день в лес собирались, дупла сотовиков поискать. Но тут к нам Кемач прибежал, сказал, что Валваль кличет. Пошли мы, куда ж денешься. Рини во дворе лежала, погрызенная вся. Не дышала уже. Харайшин не было, видать их Кемач отвёл с глаз подальше. Валваль нам велела взять тело и отнести в лес, в самую чащобу, чтоб не сразу нашли. А потом подтвердили, что рабыня сама в чащобу ушла, за травами. Мы так и сделали. Так-то вот… Валваль нам за это часть долга простила.

–Отомстила, выходит, – задумчиво произнесла эльма.– Зверь она у вас. Похлеще того же харайшина будет.

–Она хотела рабыню под брата подложить, – внезапно подал голос сын медовника. – Сама говорила, мол, с Мингой не вышло, так с другим её ублюдком получиться. И никакой Зубарь не поможет, так как дитё не его будет, а Кемача.

–Значит вот, что она задумала, – медленно проговорил Шича и стал подниматься.– Похоже, расходятся теперь наши пути. Дело у меня важное возникло. Вы уж о Минге позаботьтесь, как сумеете. Прощайте!

–Быстрый какой, – проворчал Лохмоть и так дёрнул Шичу за пояс, что тот не удержался на ногах и вынужден был снова сесть. – Ты, значит, побежишь шею себе сворачивать, а мы вслед ручками помашем? Не получиться….

–Так всё равно пока Валваль жива, Минге покоя не будет, – заупрямился Шича. – У лавочницы запись имеется о том, что Минга – дочь рабыни. И рабыня та – собственность Валваль. Сам ту запись видел! Так что объявит она её в поиск…

–Запись не твоя забота, – спокойно проговорил Лохмоть.– Тебе надо мыслить, как дальше жизнь устраивать. И про Мингу тоже.

–Ты что-то придумал? – спросила его Юллин.

–Да, – коротко ответил Охотник. – Но об этом завтра. А сейчас выспаться надо, сил набраться. Я думаю, нам никто не помешает в слободку заглянуть? К « заботливой» лавочнице Валваль? Вот и я думаю, что никто, – улыбнувшись, сам себе ответил он, увидев утвердительные кивки со всех сторон.

Ночь прошла спокойно. Утром они обнаружили пару крупных пулонок – плохо летающих птиц, оттого вьющих свои гнёзда низко над землёй. Они обычно всегда были настороже, и своими крепкими клювами и мозолистыми ногами могли нанести серьёзное увечье хищнику, решившему полакомиться ими. Но тактика грайса была пулонкам не знакома. Поэтому Гарлин довольно легко добыл несколько особей, поев сам и принеся добычу на стоянку. Усадив невыспывшихся пленников ощипывать птиц, спутники, умылись и, приведя себя в порядок, отошли в сторону. Усевшись на древесник, все уставились на Лохмотя.

–Слушай очень внимательно, Шича, – начал тот. – Как мы уже поняли ни ты, ни Минга не можете возвращаться в слободку. Поэтому вы отправитесь в Заводь.

–Куда? – переспросил ошарашенный Шича, а Юллин довольно кивнула головой. Опять их с Лохмотем задумки совпали, и от этого стало как-то легко на душе.

–В Заводь,– спокойно повторил Лохмоть. – А точнее на Дальнюю пристань, в кашеварню «Сивоусый Сом». Там вы поселитесь. На следующий день, ты отправишься на Приовражное торговище. Среди доглядчиков найдёшь призрачника, откликающегося на имя Холодок. Это мой должник. Шепнёшь ему, что ты от меня и долг пора возвращать. Он должен сделать так, чтобы тебя взяли в кодлу нового старшего Дальней-Переплюя. А вот дальше действовать будешь сам. Ты умеешь писать и читать, знаешь торговое дело. Но что самое главное – ты умён. Ненавязчиво попробуй подкатить к старшему. Подкинь пару идей, а если не выйдет сразу, не торопись. Создай проблему для Переплюя и помоги ему её решить, но так, чтобы он понял, чего ты стоишь.…Понял?

Шича кивнул головой, но было видно, что у него на языке вертятся вопросы.

–Спрашивай, – улыбнулся Охотник.

–А нас поселят в этого… «Сома»? Вдруг там мест не будет?

–Будут и много, – опять улыбнулся Лохмоть. – Хозяина зовут Касам, он личность жадноватая. Дашь ему полторы цены и вселишься. Жаль, в затайке Зубаря толлей немного было… ну да ничего, на первое время тебе хватит. Хотя, скорее всего и этого не понадобиться. С вами такой проводник будет, что в кашеварне вас с распростёртыми объятьями примут! Грошик, иди-ка сюда, – окликнул он.– И Мингу с собой прихвати.… Ещё вопросы есть? – снова повернулся он к Шиче.

–Есть,– кивнул Шича. – А вдруг Холодок не поверит, что я от тебя? Или того хуже, дружкам своим меня сдаст?

– Даже и не думай, – успокоил его Лохмоть – Про тот долг знаем только мы с ним. И если ты призрачнику про него скажешь, он сразу поймёт, что ты от меня. А долг этот из тех, что вряд ли когда забудется. За то, чтобы его вернуть, Холодок всю Заводь перережет, если ты ему такое предложишь. Так что не волнуйся. Ага, вот и ребятня подоспела…

Следящие за готовящими завтрак пленниками ребятишки подбежали к взрослым.

–А как же…? – начал было Шича, указав рукой на медовника.

–Да куда они денутся, – поморщился Лохмоть. – Ты их сейчас выгонять будешь-не уйдут. Для них Валваль страшнее даже кровожадного огра, – подмигнул он Олбирану. – Но о них потом, без вас уже,…им тоже поручение будет.… Значит так, Грошик. Твой поход заканчивается. Отправишься с Шичей и Мингой к родной тётке под крышу. Соскучился, поди? – спросил Лохмоть и улыбнулся, увидев, как нахмурился подросток.

–Так надо, Грошик, – положила ему на плечо руку эльма. – Шича будет там нашими глазами и ушами. Кто будет ему помогать? Кто обережёт Мингу? Ты! На Касама сам знаешь, какая надежда. Только помни-сначала думать, а потом делать! – строго сказала она.– И ещё, – эльма взяла детишек за руки и отвела от остальных.– Грошик, если Ивия ещё там, – тихо проговорила Юллин,– скажешь ей, что у Литы всё хорошо. И, у её… мужа тоже, – запнувшись, сказала она, посмотрев в сторону Лохмотя, что-то опять растолковывавшего Шиче.

–А я сразу поняла!– проговорила Минга, перехватившая её взгляд.– Только вы воюете сейчас, поэтому не до нежностей. У нас тоже так, – печально вздохнув, добавила она, в свою очередь, посмотрев на Грошика.

Юллин рассмеялась. Стремление Минги во всём подражать взрослым иногда переходило все мыслимые границы. Уверовав в то, что между Лохмотем и эльмой есть некая сердечная связь, она тут же придумала и себе нечто подобное, сделав своим избранником Грошика.

–Не торопись взрослеть, – она ласково потрепала девчушку по волосам. – Будь самой собой, единственной и неповторимой. Сделай себя такой, чтобы не ты подражала кому-то, а кто-то подражал тебе. И тогда всё придёт. Само. Понимаешь?

Увидев неуверенный кивок девочки, она достала из своего мешка срезы и протянула их Минге.

–Держи. Вот этот, – она показала рисунок пристани, – можешь повесить на стену в комнате. Этот, – эльма взяла портрет Ивии, – лучше никому не показывать…

–Можно? – подошедший Кун, протянул руку и взял срез. Немного посмотрев на него, он вздохнул и вернул его эльме. – Правильно делаешь, что отдаёшь. У нас такая развесёлая жизнь последнее время, что можем и не сохранить. А там, в Заводи, им самое место будет. Пока мы не вернёмся…

–Вы ж вернётесь? – спросил Грошик, внезапно ухватив знахаря за рукав. – Обещайте, что вернётесь! Иначе, я сам пойду вас искать!

–И я!– сквозь слёзы вторила ему Минга. – Вместе пойдём, да? – она взяла Грошика за руку, и тот не выдернул свою, как сделал бы ещё день назад, а крепко сжал её ладонь, будто уже зовя её в дорогу.

–Конечно, вернёмся! – огромный огр вырос над ними. – У меня там дело осталось. Какими бы не были Йорро, они были воинами. И такой поганой смерти не заслужили. Надо за это спросить кой с кого…

–Ну, а мне сами небеса велели, – усмехнулся вышедший из-за спины Олбирана Лохмоть. – На службе как-никак…

–А ты? – спросила Минга эльму.

–Куда ж я денусь! – улыбнулась ей эльма. – Вы ж там без меня таких глупостей натворите! – под общий смех добавила она.

Почувствовав, что-то в руке Юллин опустила взгляд и увидела третий срез, который она ещё не отдала Минге.

–Держи,– протянув его Минге, сказала эльма. – Этот пусть просто у тебя лежит…

Минга неожиданно убрала руки за спину и отрицательно закрутила головой.

–Не возьмёшь? Почему? – удивилась Юллин.

– Не нравится. Там люда нет, – ответила девчушка.

–Так на рисунке пристани тоже никого нет…

–А вот и неправда. Там сразу никого не было. А здесь? Был люд – и нет люда. Одна цепь осталась….

–Что?! Что ты сказала?!! – встрепенулся Кун и ухватил Мингу за плечо.

–Я про картинку, – растерянно посмотрела на него девочка.

–Да, да про картинку! Повтори!

–Нет на ней никого. Пустая она какая-то. Только цепочка…

–Вот!!! – заорал Кун и, схватив эльму свободной рукой, вдруг неожиданно запрыгал по древеснику, увлекая за собой остальных.

–Что с тобой? – смеясь, прокричала эльма.

–Не понимаешь? – так же смеясь, ответил ей знахарь. Он также неожиданно остановился, приблизил лицо к эльме и прошептал: – Вспомни слова Минги. Вспомни, где живёт ниммон. И вспомни, что мы ищем. А теперь сложи всё вместе.…Догадалась?

–Да! – с замиранием сердца, прошептала эльма и, всё ещё не веря себе, боясь ошибиться, почти беззвучно проговорила. – Цепь-в Безлюдье!

Клеймо

Валваль была не в духе. Уже два дня она не открывала лавку, хотя и не ездила торговать в Заводь. Слободчане, потоптавшись немного у закрытой двери, расходились, а она так и сидела у окна, глядя на пустынную дорогу. В придомной громко смеялись Таверь и Тит, двое слободских парней, которым Кемач поручил охранять сестру. В другое время Валваль наорала бы на них, но сейчас её голова была занята другим. Мысли вертелись вокруг того богатства, которое должно было свалиться на неё в виде затайки Зубаря, Минги и выродка-арлая. К сожалению, всё, что Кемач найдёт у беглецов, он заберёт себе. Лишь на таких условиях, он согласился пуститься в погоню.

«-Ну и пусть!» – думала Валваль. «В мужниной затайке тоже кой – чего найдётся. Мингу клеймить и на торговище сразу, за молоденькую девку предустьевские богатеи много толлей отвалят. А Падшего воина властям в Абелине сдать. Тоже не поскупятся, небось. Тогда можно и в Предустье насовсем перебраться. В Заводь неохота, уж больно там тягот денежных много. Ничего, в Предустье тоже торговища есть и Кемач поначалу поможет, если что. Знакомства – то полезные, поди, остались. А потом и сойтись можно с каким-нибудь купцом побогаче. Вдова как-никак…»

Она усмехнулась, вспомнив, как околпачила Зубаря, да и своего отца тоже. Невысокая, но с ладной фигурой, она была не дурна собой и отбоя не знала от женихов. Однако местные не привлекали её. Хотелось чего-то другого, незнакомого, даже в чём-то опасного и для неё и для остальных. Всё это она нашла в Зубаре. От него прямо веяло загадочностью и какой-то скрытой жестокостью, как будто внутри него дремал кровожадный зверь. ( Уже потом она узнала, что в Обители, он дезертировал из войска Властителя, а затем убил стража и был вынужден бежать в Заречье, где примкнул к кодле её отца.) Быстро отвадив других, она стала прикладывать все силы, чтобы приманить Зубаря к себе, но он только смеялся, глядя на её усилия. Но и он сдался, когда Валваль сообщила ему, что ждёт ребёнка. Это не было ложью. Но портить свою фигуру родами она не собиралась. Перед глазами стояла её расплывшаяся, вечно всем недовольная мать, и Валваль очень не хотела становиться похожей на неё. Поэтому тогда она вытравила плод. Но теперь…теперь уже пора. Заманить купчика в сети и родить наследника, которому достанется всё. И даже больше, чем всё, учитывая, что Кемач тоже до сих пор был одинок. Пусть и остаётся таким, она уж об этом позаботиться…

Испугавшись последней мысли, она вздрогнула и, обернувшись, прислушалась. Нет, всё было по прежнему: также гоготали её балбесы охранники, раздавалось сопение аноп, стоящих в стойлах и клёкот домашней птицы, разгуливающей по двору. На слободку постепенно опускался вечер, вот уже и Мирюшка, вечный поводырь рогалей, показался на Песчаннике, гоня впереди своё разномастное воинство. Валваль опять усмехнулась. Большая часть стада принадлежала ей, хотя всего три рогалихи и два могучих рогаля были именно её. Остальные были залогом в лавке, и у многих уже давно вышел срок. Но Валваль пока не требовала привести животину к ней в скотник. Пусть прежние хозяева сами покормят свою скотинку, но вот молоко, которое давали рогалихи, делилось из расчёта кружка – бывшим хозяевам, три кружки – Валваль. Каждое утро к ней заезжал салинский маслобой и скупал все излишки. Да и приплод от рогалих тоже был её. Именно мясом она и торговала в Заводи. Конечно, не последнее место в её денежных вливаниях занимали товары, привозимые с Зовущего. Но теперь, похоже, этому прибытку пришёл конец. Что натворили на острове выродок с товарищами неизвестно (и натворили ли вообще), но по лицам бывших приспешников Зубаря, Валваль поняла, что соваться на остров большого желания ни у кого больше не было. « – Ничего», – думала лавочница. – «Возьмём за шкирку этого Падшего и потрясём. Выложит всё как миленький. Может, и нет на Зовущем никакой опаски. Тогда подумать,… крепко подумать придётся, кого оставить на этом промысле. Эх, жаль, Выпи нет больше,…и за это выродок тоже ответит. Никто ж не говорил, что Падших воинов нужно приводить к властям живыми и здоровыми, можно, поди, и покалеченными сдавать».

За размышлениями она не заметила, как пролетело время. Светило уже почти скрылось за верхушками лесных деревьев. Кемача и остальных пока не было. Она шуганула Тита, зашедшего с зажжённой лампой, и, дождавшись пока тот выйдет, стала готовиться к ещё одной беспокойной ночи. В её снах толли звенели, падая из набитых мешков, коленопреклонённый люд целовал подол её платья, но всё это было каким-то зыбким, расплывчатым и постоянно норовило исчезнуть, заставляя Валваль, всполошено вскакивать, унимая бешено стучащее сердце. Вот и теперь очередной морок растворился у неё перед глазами, и она проснулась. Присев в постели, Валваль потянулась к кувшину с холодным, горьковатым, немного хмельным напитком, что приносил ей Нешка, местный медовник в зачёт своего долга. Но её рука дрогнула на полпути и Валваль замерла, вся превратившись в слух. Прямо за окном кто-то ходил. Вскоре к шагам прибавилось бормотание. Вслушавшись, Валваль почувствовала, как волосы на её голове встают дыбом. -Оставь мою дочь в покое,-простонал тот, кто скрывался в ночи. –Иначе сожгу…жгу…жгу…

Вжавшись в угол, Валваль закрыла глаза. Шаги за окном затихли, а потом стали медленно удаляться. Вместо них возник какой-то потрескивающий звук. Стуча зубами, Валваль прокралась к окну и осторожно выглянула в щель в закрытых на ночь ставнях. Её затрясло, когда она разглядела, что творилось на улице.

Стояла глубокая ночь. Светляк ровным светом освещал Песчанник, по которому, заметно прихрамывая, удалялась женская фигура, закутанная во всё чёрное. Прямо перед окном Валваль в ограду был воткнут зажжённый факел. Это он потрескивал, порой роняя яркие горючие капли на устилающий двор песок. Неожиданно уходящая остановилась и, повернувшись к дому Валваль, погрозила пальцем, а затем призывно махнула рукой. Раздался скрип воротинки и со двора вышла ещё одна фигура. По росту, ширине плеч и, главное, тёмному, почти чёрному плащу, с накинутым наголовником, Валваль сразу узнала ночного гостя. Это был Зубарь! И в его руке была плеть! Та самая плеть, которой он охаживал её тогда, когда она впервые решила заклеймить Мингу! Она сразу узнала её по блеснувшей в свете факела вставке и белёсой нити, вплетённой в длинный прочный хлыст. Остановившись, Зубарь повернулся к окну и поманил Валваль, при этом противно щёлкнув плетью. Тихо завыв, Валваль отпрянула от окна и свалилась на пол. Ей хотелось спрятаться, забиться куда-нибудь, но что-то словно подталкивало её наружу. Полежав мгновение, всё также подвывая, она проползла по полу до двери и толкнула её. Дверь послушно распахнулась. – Тит! Таверь! – хотела крикнуть Валваль, но смогла лишь прошептать их имена. Собравшись с силами, она кое-как приподнялась на ноги и, пошатываясь, потащилась в придомную, всё также шепча имена своих охранников. Дом отвечал ей мёртвой тишиной, и лишь толкнув дверь, ведшую во двор, она увидела их. Две длинные цепи с железными ошеями, внутри которых зловеще торчали длинные загнутые шипы, оставшиеся после ушедших с Кемачем харайшин, вновь обрели хозяев. Полуодетые охранники, стояли на четвереньках, оскалившись друг на друга. Из– под ошей сочилась кровь, оба уже были мертвы, но непонятная сила не давала Титу и Таверю упасть. Объятой ужасом Валваль даже послышалось рычание, исходившее из разорванных шипами глоток её послушных слуг. Застонав, она обессилено опустилась на крыльцо и тут же почувствовала жуткий холод, пробирающий её до костей. Руки и ноги начали коченеть. Оставаться на месте означало верную смерть и она, подобно своим охранникам, встала на четвереньки. Что-то бессвязно мыча и мотая головой со спадающими до земли волосами, Валваль поползла к воротинке, где ждал её неумолимый мертвяк. Плеть опустилась ей на спину, как только она подползла к его сапогам и погнала вперёд, туда, где на дороге стоял ещё более страшный для Валваль ночной гость. Но Рини не стала ждать, когда Зубарь подгонит её убийцу. Прихрамывая, она заспешила вперёд, протянув в сторону руку. Неожиданно из придорожных кустов выпрыгнула маленькая вёрткая фигурка, тоже закутанная в чёрное, и счастливый детский смех огласил окрестности. Мертвяк Минги вцепился в руку своей матери и зашагал с ней прочь по дороге. Валваль потянулась было к ним, моля о пощаде, но ещё один, обжигающий, страшный по силе удар плетью, заставил её распластаться на пыльной дороге.