Buch lesen: «Лебеда – трава горькая…»

ГЛАВА 1. «Катя – Катерина»

… – Вот так, Катя – Катерина! – сказала, тяжело и горько вздохнув, Катина мама, поправляя на груди полы застиранного, некогда ярко-красного махрового халата. Сейчас халат выглядел ужасно, как, впрочем, и сама Катина мама, Светлана Васильевна Лебедева. Как и халат, который был сейчас на ней, Светлана знала лучшие времена. Ее опухшее от похмелья лицо еще сохранило остатки былой красоты. А спутанные светлые волосы до плеч напоминали о том, что сравнительно недавно, Света была красавицей из красавиц. Сейчас же, от многолетнего пьянства, некогда стройная и подтянутая, фигура Светлана, ссохлась почти до состояния мумии, и халат болтался на ней, как на огородном пугале. Катя – ее дочь десяти лет, стояла рядом со столом на кухне, среди полнейшего бардака. На покрытой отвратительными жирными пятнами, плите, высилась пирамида из грязных кастрюль. В эмалированной мойке, ржавой и криво сидящей в покосившейся тумбе, лежали тарелки, покрытые остатками еды. Некоторые уже зацвели зеленым пушком плесени. Линолеум на полу, некогда светло – зеленый, сейчас был в черных пятнах и жирных разводах. Стол, за которым сидела Светлана, шатался и грозился в любой момент развалиться. На столе стояла бутылка водки – единственный чистый предмет на этой страшной кухне с пыльным окном, сквозь которое, казалось, солнечный свет пробивается с большим трудом. Впечатление усиливала грязная желтая занавеска, висевшая на натянутой леске. Рядом с бутылкой водки на столе стояла банка, якобы свиной, а по факту, соевой, дешевой тушенки и полбуханки черного хлеба. Светлана время от времени отрезала тупым ножом от буханки ломти хлеба, алюминиевой погнутой вилкой накладывала на хлеб куски сои в каких-то розовых соплях, выпивала водку из эмалированной кружки с нарисованным петушком, вздыхала и закусывала. Иногда Катя, стоящая около стола, той же вилкой, доставала из банки пару кусочков тушенки и ела, отщипывая от буханки кусочки хлеба. Мама рассказывала Кате, какая красивая и озорная она была в молодости. Точнее, она рассказывала это все не дочери, а себе, вспоминая о загубленной жизни своей и Катиной, и мучаясь от пьяной вины. Когда тоска накатывала на Светлану в полную силу, она доставала из кармана халата мятую пачку дешевых сигарет без фильтра и закуривала. Катя в это время морщилась и пыталась уйти с кухни, но голод удерживал ее возле банки тушенки. Вообще, детство у Кати было вот таким – грязным, пропитанным запахом перегара, дымом дешевых сигарет и пьяными невнятными речами ее матери, которая пила уже лет пять. Единственной радостью в жизни Кати была школа, в которую она ходила с огромным удовольствием. Но сегодня было воскресенье, а значит, в школу не нужно было идти. И поэтому Катя не знала, чем заняться. Игрушек у нее не было, а из развлечений на сегодня была вот эта возможность поесть соевой тушенки с черным хлебом, запивая водой из-под крана. А еще она слушала спутанный рассказ матери, из которого узнала, что в молодости мама ее мечтала стать учительницей и даже окончила институт по специальности «Учитель русского языка и литературы», но потом вышла замуж «За этого козла винторого» и родилась Катя. Из-за этого пришлось расстаться с мечтой, пойти работать сначала водительницей трамвая, потом, из-за пьянки, контролером, а сейчас же Светлана работала техничкой в троллейбусно-трамвайном парке. Держали ее на этом месте только потому, что никто больше в миллионном городе, не хотел идти на такую работу – мыть трамваи и троллейбусы в конце рабочего дня. Жили Лебедевы в городе Пермь, в отдаленном районе под забавным названием «Второй Участок», в двухкомнатной хрущевке, которая досталась Светлане от ее матери. И вот сейчас Светлана сидела на грязной кухне, пила водку и закусывала дрянной тушенкой, жалуясь своей маленькой дочери на свою, как она выразилась, погнутую, жизнь, обвиняя в том, что жизнь получилась не совсем такой, о которой мечталось, весь белый свет: мать, за то, что умерла, и оставила одну, мужа, который был любителем нет-нет, да и изменить Светлане, Катю – за то, что родилась, и из-за которой пришлось расстаться с мечтой быть учительницей. Светлана называла дочь Катя – Катерина вот в такие вот «лирические» моменты их пасмурной жизни, но чаще она звала ее «Катушка», или «Кошка» Кате не очень нравились эти прозвища, но она терпела, так как понимала своим детским умом, что маму лучше не раздражать, когда она пьяная. А пьяной мама была почти всегда. На спине Кати еще не зажили синяки от электрического удлинителя, которым Светлана избила дочь за то, что та заигралась с подружками на улице и вернулась домой около десяти вечера. Потому что пьяная Светлана была злой, агрессивной и готовой ударить кого угодно, кто причинял ей неудобства. Чаще всего, естественно, под рукой оказывалась дочка. И поэтому Катя почти всегда ходила в синяках.

К чести Светланы, нужно отметить, что Катя не была похожа на девочку из неблагополучной семьи – Светлана все-таки старалась, как могла, чтобы дочь ее выглядела, как говорится, «не хуже других». В школу Катя ходила в чистой, выглаженной форме, с аккуратными косичками. Казалось, таким образом Светлана извинялась перед своей маленькой дочкой и за побои, и за нехватку еды, порой, на их столе, и за то, что у Кати не было настоящего беззаботного детства с яркими игрушками и обычными для детей развлечениями. Она даже водила Катю в парк на карусели, в минуты просветления и искренне радовалась, когда видела, как светится личико Кати от счастья. В эти мгновения Светлана переставала быть похмельной уборщицей трамваев, а превращалась в хорошую, заботливую и любящую мать. И она очень нравилась себе в такие минуты. Любила ли Светлана свою дочь? Скорее всего, любила, но какой-то странной, извращенной пьянством и озлобленностью на весь белый свет, любовью. Катя была очень красивой девочкой. У нее были светлые, как у Светланы, волосы с аккуратной челкой и двумя косичками. Большие черные глаза делали бледное лицо Кати каким-то не по годам мудрым. У нее была ладная, чуть худоватая фигурка, в которой уже сейчас угадывалось то, что, когда вырастет, Катя станет настоящей красавицей. Да, Катя не была гадким утенком, а, как говаривала иногда Светлана своим подругам – собутыльницам не без гордости, «Кошка у меня сразу красивой родилась! Вырастет – мужиков будет с ума сводить пачками!» Училась Катя очень хорошо, учителя, зная обстановку в семье Лебедевых, удивлялись, как у такой матери растет такая ответственная, умная и жадная до учебы, дочь. Среди одноклассников Катя выделялась своей красотой, добротой и особой какой-то мягкостью. Она была похожа на сказочную маленькую принцессу, эта бледная худенькая девочка с большими черными глазами и блондинистыми косичками. Возможно, поэтому одноклассники относились к Кате хорошо. Ее любили, с ней хотели дружить, к ее словам прислушивались. А так как она была отличницей, ее за глаза называли «Катька – заучка», а иногда – «Катька – профессор». У Кати была лучшая подруга – Лиля Шпигель – красивая черноволосая девочка с узким лицом, большими, чуть навыкате, глазами темно – карего цвета. За эти глаза у Лили была в классе кличка «Рыбий глаз». Катя часто бывала у Лили в гостях, восхищаясь тем, как, оказывается, могут жить люди – в чистоте, в порядке, в спокойном, доброжелательном общении. Родителям Лили Катя нравилась, а мама Лили всегда старалась накормить Катю. Но Катя все понимала и ей было стыдно за свою маму, за то, что мама Лили считала Катю нищей и голодающей. В таком юном возрасте Катя вдруг поняла, что не стыдно быть бедным, а стыдно быть нищим. А они с мамой были именно нищими! Катя очень стеснялась этого и ей было неудобно, когда мама Лили – красивая стройная Сара Шпигель, начинала расспрашивать, как они живут с мамой. Отец Лили был музыкантом, и Катя иногда, как зачарованная, смотрела, как Борис Шпигель играл на большой концертной гитаре ярко-алого цвета что-то невообразимо красивое и нежное. И однажды Борис, заметив эту тягу Кати к музыке, предложил с ней заниматься и учить играть на гитаре. Катя с огромным удовольствием согласилась. Тут же Сара достала из кладовки маленькую желтую детскую гитару, которую Сара и Борис когда-то купили для Лили, надеясь, что та тоже станет музыкантом, и торжественно вручила эту маленькую гитару Кате. Так Катя стала учиться играть на гитаре. Светлана была не против, в глубине души даже обрадовавшись, что кто-то взял на себя заботу о кате. Светлана понимала, что мать она не очень, мягко говоря, хорошая и неоднократно, напившись до полуобморочного состояния, просила у бога прощения за то, что была плохой матерью для Кати – Катерины. Но после этого, зачастую, срывала злость на дочери, избивая ее всем, что попадало под руку. И снова, едва оправившись от похмелья, Светлана мучилась угрызениями совести за то, что была плохой матерью для своей красавицы – дочки. И так раз от раза, от запоя к запою. А сейчас Светлана была рада, что Катя будет учиться музыке. Она повертела в руках желтую нарядную маленькую гитару, щипнула цветные нейлоновые струны и вернула гитару Кате.

– Ну что, Кошка – сказала Светлана – Будешь мамке песни петь по вечерам?

– Буду – тихо сказала Катя, убирая любовно гитару в черный тканевый чехол, который также подарила Сара Шпигель. – Обязательно буду! И не только тебе, но всем, кто захочет послушать!

– Всем?! – напряглась Светлана. Она уже приняла полстакана водки и не готова была делиться со всеми песнями ее дочери – Перебьются эти все! Козлы, бл…дь!..

ГЛАВА 2. «Ребенка уведите!»

…Светлана Лебедева умерла от острого панкреатита рано утром, совершенно обессилев от страшной, невыносимой боли, которые буквально рвали ее тело на куски. Катя всю ночь не спала, с ужасом слушая, как страшно стонет ее мать, ворочаясь на скрипучем старом диване. Она пыталась помочь маме, приносила ей синий пластмассовый тазик с одной отломленной ручкой, чтобы Светлану рвало не на вытертый ковер, как до этого, пыталась вызвать «Скорую», но не смогла даже объяснить оператору на телефоне – мужчине с уставшим голосом, что именно происходит с ее мамой. Кате было очень страшно. Мама стонала так, что Катя закрывала уши, чтобы не слышать эти жуткие стоны и мат, которым Светлана пыталась уговорить боль.

– Бл…, хватит, ну пожалуйста! – сквозь стоны надрывно кричала Светлана, борясь с приступами тошноты – Умоляю, хватит! Лицо ее побелело, покрылось капельками пота. Катя от страха забилась в угол, села на пол и беззвучно плакала, не сводя глаз с мучащейся на диване мамы. Ей очень хотелось как-то помочь маме, но она не знала, как. Несколько раз она приносила маме воды, но та отказывалась, бормоча что-то бессвязное и отталкивая маленькую ручку Кати с той самой эмалированной кружкой с петухом, расплескивая воду. Наконец, Светлана затихла. Катя, измотанная плачем и бессонной ночью, решила, что мама, наконец, уснула. Она подошла к лежащей Светлане, поправила одеяло, погладила по мокрому лбу дрожащей ладошкой, поправляя волосы. Мама не реагировала. Кате стало как-то очень жутко, причем она сама не понимала, почему. В ее детском совсем мире слово «смерть» было чем-то, сродни выдуманным персонажам из сказок, которые она так любила читать. Когда она поняла, что с мамой не так, она снова заплакала, так как догадка буквально раздавила ее маленькое сердце. Катя поняла, что ее мама больше не дышит…

…Катя не знала, куда и к кому ей бежать за помощью. Она знала только одно место в этом городе, где ей были рады – это дом семьи Шпигель. Но Лиля жила далеко от Второго Участка – возле картинной галереи, в центре. Катя знала, какой автобус ходил до нужной ей остановки, так как неоднократно ездила заниматься с отцом Лили музыкой. Она поискала в маминой черной сумочке, такой же старой и облезлой, как все, что окружало Катю, мелочь на автобус, зажала в кулачке монетки, и, испуганно оглядываясь на лежащую на диване мертвую маму, вышла из квартиры, захлопнув дверь…

…Во дворе дома, где шили Шпигель, Катя встретила Лилю. Та возилась с велосипедом, прислоненным к скамейке, присев на корточки. Едва увидев Лилю, Катя испытала почему-то такое облегчение, что обессиленно села на скамейку и заплакала в голос, даже не пытаясь ничего объяснить подруге. Лиля подсела к Кате, немного испуганно глядя, как та плачет, содрогаясь всем телом и закрыв ладошками лицо.

– Пойдем к нам – наконец, сказала Лиля, приобняв Катю за плечи и помогая ей встать со скамейки. Она поняла каким-то детским чутьем, что у Кати случилось что-то очень плохое. – Ты иди – там мама дома, а я велик потащу…

– Я помогу тебе – прерывающимся от плача голосом сказала Катя. Они пошли к подъезду, и Катя, действительно, помогла Лиле поднять велосипед на третий этаж, на время справившись со слезами. Но, едва увидев маму Лили, она снова заплакала. До нее вдруг дошло, что у Лили мама есть, а у нее больше нет. И от этого ей стало так невыносимо больно, что она буквально повалилась на колени на пол в прихожей, всхлипывая и пытаясь подняться на ноги.

– Господи, что с тобой, Катюша? – сказала испуганно Сара Шпигель, помогая Кате встать. – Мама опять избила?! Сара спросила это, потому что раза три Катя приходила к Шпигелям со следами побоев. Но сейчас в ответ Катя лишь помотала головой, не в силах сказать ни слова.

– А что случилось? – спросила еще раз мама Лили, приседая перед Катей на корточки и пытаясь заглянуть ей в глаза.

– Мама… – только и смогла сказать Катя.

– Что-то с мамой? – догадалась Сара.

Катя закивала головой.

– Мама… – снова сказала Катя – Заболела и не дышит! – ей стало страшно произнести слово «умерла». Ей вдруг показалось, что если она скажет это страшное слово, то маму уже не вылечить.

– Господи! – вздохнула Сара – Лиля, давайте, бегом, поехали к Кате! Да брось ты этот чертов велосипед! – Сара оттолкнула велосипед в угол прихожей, тот с грохотом повалился на бок, звякнул звонок на руле. – Все, поехали! – Сара взяла обеих девочек за руки и быстро вывела из квартиры.

– Давайте, спускайтесь, а я ключи от машины возьму! – сказала она, возвращаясь в квартиру. Вскоре она вышла в зеленом брючном костюме, с бежевой сумочкой в руке. Она догнала девочек на улице.

– Давайте в машину обе, быстро! – скомандовала Сара, открывая ключом водительскую дверцу красной Волги. Лиля и Катя сели на заднее сиденье. Катя перестала плакать. Она только терла ладошками мокрые глаза, пытаясь вытереть слезы. Ей на секунду показалось, что сейчас они приедут к ним домой, а мама окажется живой. Пьяной, как всегда, злой, но живой. Катя подумала даже, что готова стерпеть побои мамы, ее ругань и мат, лишь бы все с ней было хорошо!..

…Когда Сара, Лиля и Катя подошли к двери Катиной квартиры, Сара спросила у Кати:

– Ключи у тебя с собой?

Катя тут же вспомнила, что ключи она не взяла и скорее всего, они так и висят на ржавом гвозде, вбитом в косяк в прихожей. У нее снова защипало глаза. Мама Лили, увидев, что Катя вот-вот заплачет, тут же успокоила ее.

– Мы сейчас вызовем участкового, специального дяденьку, и они аккуратно откроют дверь! Ты, главное, не плачь! Возможно, ничего страшного с твоей мамой не случилось!

Катя не поверила Саре Шпигель. Было в ее голосе что-то притворное, слащавое, нарочито спокойное, как-то неестественно успокаивающее. От понимания, что Лилина мама врет, Кате стало совсем горько. Но она только вздохнула глубоко, проглотив слезы. Лиля стояла рядом с ней и непонимающими глазами смотрела то на свою маму, то на Катю. Сара достала из сумочки телефон, позвонила в полицию, потом позвонила мужу, узнала номер слесаря, который занимался тем, что вскрывал замки. Вскоре прибыл участковый, а минут через двадцать – слесарь. Это был молодой парень с непослушными рыжими волосами, весь в веснушках и с какой-то застывшей улыбкой на губах. На нем был синий рабочий костюм.

– Всем здрасьте! – весело сказал парень. – Кто хозяин квартиры?

– Хозяйка внутри. – коротко ответила Сара, нажимая дверной звонок. Катя вздрогнула. Ей очень хотелось, чтобы сейчас дверь открылась и на пороге оказалась мама – живая и здоровая!

– Похоже, тишина! – сказал участковый, прислушиваясь. – Давай, парень, открывай! –обратился он к мастеру. – Я здесь, так что спокойно вскрывай! А то лето, жарко, мало ли что…

– Мало ли что? – испуганно спросил слесарь.

– Ну… – неопределенно ответил участковый – пожилой капитан с сединой на висках. – Всякое бывает… Так, пока все стойте здесь, я еще за одним понятым схожу!

Вскоре он привел какого-то сморщенного мужичка из квартиры этажом ниже. Мужичок был в растянутых спортивных штанах и не совсем чистой майке-алкоголичке. От него пахло уксусом и пельменями.

– Что случилось? – деловито спросил он каким-то скрипучим голосом. – Обокрали Светку? Или она кого-то обокрала? А, Катюха, привет! – сказал он, увидев Катю – Мамка что-то натворила?

– Помолчи, Толян! – одернул участковый мужичка – Слишком шумно от тебя!

– Молчу, начальник, молчу! – сказал мужичок, доставая из кармана штанов Беломор и дешевую прозрачную голубую зажигалку, и закуривая. – Вообще молчу!

– Давай, парень, открывай! – сказал участковый – Двое понятых есть, акт составим, все, как положено!

– А платить кто будет? – спросил парень, оглядывая присутствующих.

– Я заплачу! – сказала Сара Шпигель. – Давайте уже откроем! У девочки там мать в тяжелом состоянии! Возможно, мы еще успеем! – заметно было, как Сара нервничала. Возможно, она тоже надеялась, как и Катя, что Светлана еще жива.

Парень кивнул, положил чемоданчик с инструментами на пол, открыл его, покопался в инструментах, достал отмычку, покосился с опаской на участкового.

– Чего смотришь? – сказал участковый – Сам вижу, что замочек – фуфло и любой проволокой можно открыть! Давай, не придуривайся! НЕ изображай из себя тут лютого медвежатника! Вскрывай уже!

Парень снова кивнул, поковырял отмычкой в замке, замок щелкнул три раза, дверь со скрипом приоткрылась.

– Всем стоять! – сказал участковый, вытащил зачем-то из кобуры ПМ и первый вошел в квартиру.

– Заходим понятые! – послышался голос участкового. Сара и мужичок вошли в квартиру. Катя стояла на площадке и с замиранием сердца прислушивалась к звукам, доносящимся из ее квартиры.

– Родственники есть у нее? – услышала она голос участкового.

– Да, кажется был брат – неуверенно сказала Сара – Господи, ужас какой! Скорую вызывать?

– Да не поможет тут скорая! – отрезал участковый. – Труповозку сейчас вызову! Сара Алоновна, вы дочь пока к себе возьмете? Пока я ищу родственников? Кто-то же должен похороны организовать по-человечески!

– Похороны я сделаю! – решительно сказала мама Лили. – Все, как положено! И до похорон, конечно же, Катя у нас поживет. А вы, как найдете родственников, свяжитесь, пожалуйста, со мной – и Сара протянула участковому визитку.

– Да, конечно, обязательно! – сказал участковый, читая визитку – Спасибо вам за помощь!

– Не за что, капитан – сказала мама Лили сухо. Катя была слишком мала, чтобы понимать, что мама Лили, на самом деле, была далеко не последним человеком в городе. Она работала в городской администрации и заведовала отделом социального обеспечения. Именно поэтому участковый читал визитку с таким подобострастием и даже держал этот кусочек картона так, словно это была какая-то реликвия. Но даже если бы Катя в свои десять лет и понимала, в чем состоит разница между мамой Лили и ее мамой, в данную минуту ей было совершенно не до этого. Открытая дверь в квартиру тянула ее, как магнит. Катя тихонечко, почти на цыпочках, пока на нее не обращали внимание взрослые, вошла в прихожую и вытянув шею, заглянула в комнату. Мама лежала точно так же, как в тот момент, когда Катя уходила из дома. Она лежала на спине, запрокинув голову, с слегка приоткрытым ртом и оскалив зубы. Лицо Светланы было белым, как бумага. Губы отливали синим. Нос заострился. Спутанные светлые волосы сейчас были похожи на мочалку в своей безжизненности. Ини не отливали пшеничными желтыми бликами, хоть солнце, с трудом пробиваясь сквозь растянутый, желтоватый от никотина, тюль, освещало голову Светланы. Катя замерла на пороге комнаты. Ей стало так страшно, что перехватило дыхание. Она сжала кулачки и стиснула зубы. Ей вдруг захотелось убежать из этой страшной квартиры, которая совсем недавно была ее домом, от этого жуткого беспорядка, от гор немытой посуды на кухне, от объедков на столе, от жирного линолеума, от прокуренных штор, от запаха рвоты, который исходил от синего тазика с отломанной ручкой, стоящего на полу возле дивана. А самое главное, ей хотелось убежать от бледного покойника со спутанными безжизненными волосами, лежащего на вытертом донельзя, диване, оскалившего желтые прокуренные зубы, который еще пару часов назад, был ее мамой…

– Ребенка уведите! – услышала Катя строгий голос участкового. – Нечего ей здесь смотреть на это! Труповозка приехала! Уведите, пожалуйста, Сара Алоновна!

– да, сейчас. – сказала мама Лили – Катя, Лиля, поехали домой! Катюша, ты едешь к нам! Так тебе будет лучше! Давай, пойдем, девочка!

Так Катя осталась совсем одна в этом мире, не считая приютившей ее семьи Шпигель…