Гнев и Голод

Он задумался, глядя назад, туда, где дожаривались туши мёртвых волков.

– Основательная подготовка, доложу я вам, – продолжил вместо него Грод, роясь в обломках домов, – всё дочиста вынесли, ни медяка нет. Не очень похоже на лохматых, точно человечья работа.

– Посмотрите туда, – эльф указал вдоль улицы на небольшую площадь в центре деревни.

Там, развеваясь и хлопая на пепельном ветре, рос из земли, словно сорная трава, огромный почерневший от гари грубовато сделанный стяг. Два скрещенных серпа колыхались на белой жёсткой ткани, её краями поигрывал ветер, края были обгорелые и запачканные мелкими кровавыми брызгами.

Когда вся троица наконец прошла улицу до середины, прикрывая лица руками от смрада, они оказались на краю. На краю большого глубокого котлована, доверху заваленного человеческими телами и, более того, на самом краю собственного рассудка.

Теперь стало понятно, на чём именно держался стяг.

– Мужчины, старики, дети…– Даэвин чувствовал, как его эмоции начинают атрофироваться.

– Смотрю, нашли себе ровню, – гоблин сплюнул на землю.

Он поджёг трутом ещё тлеющую на земле головешку и бросил в знамя, которое мигом запылало, словно облитое малом.

– Мелочь, а приятно, – подытожил он.

Вальдман молчал, долго молчал, глядя вниз, вглядываясь в эти лица.

Он обогнул котлован и направился к ничем не примечательному обугленному остову какого-то дома. Затем долго разгребал горелый мусор и угли, пока не добрался до пола. А потом отодвинул ножом несколько досок и провалился куда-то в неизвестность.

Вскоре из неизвестности раздался раздалось радостное ворчание, и стрелок снова возник на поверхности, с железной коробочкой в руках.

– Дегенераты, – проворчал он.

Коробочка открылась и явила миру множество аккуратно уложенных в ряды револьверных патронов.

Ещё долго стрелок доставал патроны из коробки по одному и заполнял патронаж, стоя на краю котлована, прямо перед горящим знаменем. В его глазах, хоть и с трудом, всё это время читался яростный азарт.

– Что теперь будем делать? – спросил Даэвин.

Вальдман захлопнул барабан теперь уже сытого револьвера и убрал оружие обратно в кобуру.

– Идём, – сказал он, – Пора навестить кое-кого….

***

На узких улочках небольшого городка, стоящего на самом краю речной долины, держался лёгкий, спокойный туман. Небо над ним оставалось почти ясным, если не считать нескольких рваных облаков, а воздух – очень тёплым и мягким. Факелы и редкие фонари причудливо освещали булыжные мостовые, создавая таинственный, почти интимный полумрак.

А тем временем по городу, избегая ночных огней, неторопливо двигался волк.

Сегодня на небе стояло полнолуние, последняя ночь в этом месяце. Поэтому Шульц решил отпраздновать этот день, совершив налёт на курятник, конечно, это казалось мелочью, но сегодня он мог позволить себе только это. У мэрии всегда были свои расценки, особенно, на охоту в городе, и, если бордель могли позволить себе только самые богатые и знатные негодяи, то двери скотобоен открывались любому дураку.

Но Шульц был не любой дурак, он был круглый, беспросветный идиот. Такого вервольфа, как он, надо было ещё днём с огнём поискать. Паршивые мозги, паршивая жизнь, даже мех у него был какой-то паршивый, одним словом, ему не очень везло. Фактически, от заурядной псины его сейчас отделяли только размеры, это, кстати, касалось и человеческой сущности.

Хоть у Шульца уже и была лицензия, она лежала в той конуре, где он обретался уже пару месяцев, и хозяину курятника уже намекнули, чтобы он не выходил на улицу ночью, всё равно волк крался по тёмным сырым улицам, лежащим подальше от центра.

Местные привыкли к подобным сделкам, собственно, они и занимали примерно половину всего городского дохода. Нужно было лишь откатить, кому надо, пустить денежную цепочку по кругу, и вот оно, благосостояние. Оборотни делали вид, что они все ещё дикие, неприрученные охотники, а люди притворялись, что ничего не замечают. Очень увлекательная игра, настоящее человеческое развлечение.

Сейчас голова Шульца была буквально забита курицами. Он представлял, как зубами будет рвать их на части и слышать под клыками треск кожи и хруст костей. Как, выпивая кровь, он будет наблюдать за медленно утекающей из пустых глупых глаз жизнью, как будет потом ковыряться в зубах, доставая из них нежное сладкое мясо. А вот если бы он принюхался, то заметил бы, как его провисающую спину сверху сверлят совсем другие, чужие глаза.

По крышам городка медленно разносился табачный дух, сильный и очень настойчивый. Серо-коричневый оттенок перекрывал собой любые запахи, и городскую вонь тоже.

Любой бы мог решить, что горожане, как обычно, выглядывают из открытых окон верхних этажей, чтобы выкурить по самокрутке после дикого вечера. Или кто-то просто сел на черепицу помедитировать о бренности бытия, набив в трубку любимую дешёвую амброзию.

Именно поэтому Шульц и был глуп: мало кто станет затягиваться и расслабляться любимым табачным зельем где-то на уровне печных труб. Разве что особые эстеты, к которым всё равно нужно относиться настороженно. Или… кто-то ещё.

Внезапно на Шульца навалилась вся тяжесть когда-либо им содеянного, сразу, с шумом. От такого неожиданного и неприятного груза он даже завизжал, на что способен не каждый волк. Чья-то сильная рука железной хваткой прижимала его морду к мостовой, больно прищемив ещё не сломанное ухо.

Череп вот-вот грозил треснуть, лапы бессознательно царапали когтями по мостовой, а хвост метался из стороны в сторону. Он буквально чувствовал, как зубы начинают входить друг в друга, и давление не собиралось ослабевать. Наоборот, оно становилось сильнее и просто-таки вынуждало его обратиться, волком он сделать ничего не сможет.

Наконец его визги перешли в стоны и ругань, лапы превратили в руки, чтобы сжаться в кулаки, а сознание пришло в необходимую норму. Шульц изловчился перевернуться и попытался ударить нападавшего, но вторая огромная пятерня обрушилась на его кулак, прихлопнув к камням, как муху. Словно молот ударил по наковальне, фаланги не выдержали, треснули и сломались.

Затем Шульца схватили за горло, прижали к стене и подняли высоко над землёй, содрав при этом кожу со спины о необтёсанные доски. Жертва лихорадочно хваталась руку, что мешала ей спуститься на землю, но тщетно. Голос где-то на уровне чёрных хладнокровных глаз спокойно произнёс:

– Привет, Шульц.

– Ах ты мразь! – машинально вскрикнул оборотень.

Его хорошенько тряхнули и ударили головой о стену.

– Не очень вежливо, дружище, – спокойно сказал голос, – Если ты не против, я задам тебе пару вопросов.

– Мерзкий выродок…

Хватка на горле вервольфа усилилась, сейчас оно было в одном шаге от того, чтобы лопнуть.

– Давай без ваших волчьих заморочек, а? – утомлённо проговорил голос, – У меня нет желания надевать серебряный кастет и мордовать тебя, до тех пор, пока мне не надоест. Закончим всё быстро.

На грубом слове Шульц как-то затих.

– Я хочу знать только одно, – продолжил голос, – Кто?

– Что, «кто»? – прохрипел Шульц.

– Не прикидывайся дурачком, – с нажимом предупредил голос, – кто перекрыл все заказы и взвинтил цену моей головы до небес?

– Не знаю, – ответил оборотень и тут же заработал сотрясение мозга.

– Не зли меня. – голос за чёрными глазами действительно начинал покрываться металлом, – Кто?

– Правда не знаю! – заорал вервольф, потихоньку сходя с ума от боли.

Голос немного помолчал, его владелец даже ослабил хватку, затем, снова заговорил.

– Тогда, может, скажешь мне что-нибудь интересное? – предложил голос, -Ну, чтобы тебя не нашли завтра утром в курятнике с отрубленной головой.

– Откуда ты?!…

Вервольв попытался окончить вопрос, но ещё один удар о стену отбил у него охоту говорить, на этот раз пострадало ребро.

– Я же тебя знаю, Шульц, – почти ласково сказал голос, – твоя жизнь, может быть, и не завидна, но жить ты всё равно хочешь, верно? Поэтому будь другом, просвети меня.

– Адам знает, – сдался оборотень.

Голос затих и не звучал довольно долго, похоже, его обладатель задумался довольно крепко.

– Он ведёт дела клана, – продолжал оборотень, – Он наверняка знает, пусти, больно же!

Хватка снова слегка ослабла, и Шульц безвольно повис на чужих пальцах.

– Где мне его сейчас найти? – спросил голос, – Надеюсь, мне не придётся топать в Зибервальд, верно?

– Нет, он здесь, на Железном Тракте, – торопливо заговорил Шульц, думая о пальцах на своём горле, – В Хербстхайме, там у него какие-то дела с купцами.

– Большое спасибо, – учтиво поблагодарил голос, – Думаю, он будет рад меня видеть.

– Не говори ему, что это я… – просипел оборотень, едва не плача, – Сам знаешь, что со мной будет.

– Шульц, скажи мне, пожалуйста, я тебе чем-нибудь обязан? – уточнил голос, – Ну, вдруг я забыл что-то. Пока помню только неприятности с твоей стороны, так почему бы мне не придушить тебя прямо сейчас?

Хватка усилилась, а затем оборотня откинуло в сторону, вдоль улицы, где он больно ударился головой о какой-то камень в канаве.

– Уверяю тебя, Адаму будет не до тебя, когда мы с ним встретимся, – заверил голос, – ни во время встречи, ни после неё. Я вообще не уверен, соберёт ли он кости. Пока, Шульц.

Курятник, похоже, на сегодня отменялся.

***

Долго товарищам свою цель искать не пришлось, день перехода, пара кружек пива, несколько настойчивых вопросов, пара талеров сверху за молчание, и готово. Список всех борделей в городе обретён и бережно переписан на эльфийском языке, на всякий случай.

Сейчас Вальдман и компания отдыхали в грязном и закоптелом клоповнике, гордо именуемом «Королевская чаша». Заведение было столь же древним, сколь и отвратным, одно из тех, у которых никогда не было хороших времён. Даже если здесь будут вместе с выпивкой бесплатно раздавать грамоты на землю, хороших клиентов здесь и тогда не предвидится.

Здешнее пиво напоминало собой странную субстанцию, и наводило на мысль, что все остатки алкоголя со всех кабаков города сливают сюда. Некоторые, кстати, пили эту бормотуху, когда денег оставалось всё меньше и меньше, а трезвость затерялась где-то на дне последней в мире чашке воды.

– Когда идём? – тихо спросил Даэвин.

– Вечером, – спокойно ответил Вальдман, допив водку, – когда праздник будет в самом разгаре.

– В ряд ли нам удастся затеряться в толпе, – заметил Грод.

– Им явно будет не до нас, – возразил Вальдман, – Местечко спокойное и стоит недалеко, за полкилометра от города. Внезапного патруля, тоже, кстати, можем не опасаться.

Очередная стопка отправилась в путь.

– Нам вряд ли кто-то помешает, – продолжал Вальдман, – если мы не будем глупить.

– А если поднимут шум? – спросил гоблин.

– Не жалеть, – коротко ответил Вальдман, – лучше подумать о плане отхода. Лошади не подойдут.

– Почему? – спросил эльф.

– Скажем так, – верберд пожал плечами, – я с ними не в ладах. Может, им не нравится мой запах.

Крынка опустела, на столе появилась новая, уже не пустая. От неё явно разило запахом приключений.

– Я присмотрел небольшой курган рядом, – немного погодя, добавил стрелок, – Думаю, там можно разместиться с луком.

Даэвин кивнул.

– А мы войдём тихой сапой, – продолжал Вальдман, – В идеале, нужно выловить его одного, если увидим кого-то рядом с ним – в расход.

– Что ж, – Грод грохнул о стол последней стопкой, – посмотрим, что из этого получится.

***

За час до полуночи, как и предписано правилами приличия, гости начали потихоньку съезжаться. На холмах показалось больше огней, послышалась музыка, смех, и ночь наполнилась яркими красками новых запахов. Повеяло красным Кароэльским мальбеком и рубиновым терпким амаро, летавшими уже над виллой ненавязчивым облачком, запахло островным ромом и тлеющими благовониями.

В этот букет плавно вплеталась и свежая дичь, и тлеющие угли, покрытые кипящим жиром, и яркий аромат пулярок, и красная, сочащаяся соком телятина. И особенно отчётливо пахло сыром с голубой плесенью, который нежно ласкал нос и манил к себе любого, кто подходил к вилле на расстояние хотя бы десяти шагов.

Если волнение или усталость внезапно накатывали на гостей в виде неприятных последствий в области активных боевых действий, то один кусочек такого сыра мог заставить любого солдата подняться в атаку и пробивать на своём пути даже самую крепкую броню. Само собой, посетители подобных заведений прибегали к услугам подобного изыска очень часто, даже если неудобств не испытывали совершенно.

Официальная часть здесь не проводилась, гости сразу же разбредались по своим делам, однако без заботы никогда не оставались. Кто-то уже приступил к развлечениям, кто-то ещё догонял, а кто-то набирался храбрости или просто отдыхал, никуда не торопясь. Как бы то ни было, через некоторое время кулак человеческих феромонов устремился ввысь, словно взрыв, и его мог учуять и обычный человек.

Повсюду, на люстрах и канделябрах, приятно горели восковые свечи, дорогу до виллы освещали лампадки. Ночь была тёплая, безоблачная, поэтому стол с изысканный яствами растянулся прямо во дворе, под звёздами. Дамы ходили кругами между гостей и мило смеялись, иногда одобрительно повизгивая от излишнего физического внимания.

В серебряные кубки лилось вино, на балконе играла музыка, со столов пропадали серебряные вилки, а гостей становилось всё больше. В общем, всё оставалось невероятно цивилизованным и было обставлено с большим вкусом.

Дом был построен прелестно, не очень вычурно, но очень красиво для своего времени. Никаких громоздких украшений, никаких, так сказать, остатков былого могущества, лепнины и прочей безвкусицы. Лишь гладкие стены, выкрашенные в приятный глазу бежевый цвет и простые дорические колонны, увитые плющом. В саду и на окнах пылали красным пышные розы.

По отдельности детали смотрелись не слишком интересно, но вместе представляли из себя чудесный ансамбль. Здесь хотелось провести остаток жизни, попивая чай и думая о высоком. Или под вино предаваться разврату, в зависимости от настроения.

В настоящий момент все комнаты были заполнены, и среди гостей тонкой павой ходила госпожа Альхен, владелица заведения, красивая и стройная женщина. Она вежливо кивала и с удовольствием проверяла, всё ли у всех в порядке.

Госпожа хорошо относилась к своим голубкам, заботилась о них и почти любила, а её, в свою очередь, любили мужчины и охотно отдавали деньги. Хозяйка была слишком мила и властна, чтобы гости при ней начинали наглеть.

Господа и дамы, свитами, парами и по отдельности, шли сюда по дорожке, оставив экипажи на месте, таковы были правила. Они всё прибывали и прибывали, неторопливо нагуливая аппетит, пока, наконец, не пришла нужная делегация.

Прилично одетые господа в серых плащах пешком вошли через чугунные ворота с золотыми верхушечками. Возглавлял процессию с иголочки выглядящий седоволосый юноша с тонкими островатыми чертами лица. Кожа его была бела и очень гладко выбрита, юноша пользовался пудрой.

– Господин Адам, – матушка Альхен, как её многие называли, присела в почтительном реверансе, – как я рада вас видеть в нашем скромном заведении!

– Благодарю вас, госпожа, – горделиво ответил юноша, – я немного устал с дороги, поэтому прошу простить меня и за мой вид, и за моё настроение.

– Конечно-конечно, мой дорогой, – торопливо по-свойски заговорила она, – чем могу служить?

Юноша вымученно улыбнулся, но, тем не менее, продолжил говорить.

– Сейчас меня очень интересует ваше лучшее вино, – сдержанно ответил он, – А потом…кто знает?

– Пойдёмте, герр, я провожу вас… – ответила госпожа Альхен и повела юношу за руку к столу.

Они растворились в толпе гостей, а свита волчьего принца осталась стоять у входа, частично стараясь не выделяться из общей массы, чтобы не оказывать недоверия к местной охране. Дамы и господа сейчас создавали искусственно беспорядочное движение, стараясь наблюдать за теми, с кем они проведут остаток этой ночи.

В это время, среди нескольких статуй на крыше, сидела большая фигура и с интересом наблюдала за происходящим. Она ждала, когда же нужный гость пойдёт по лестнице наверх, в номера, возможно, прихватив с собой кого-то в компанию.

Рядом с ней лежал бессознательный охранник, оглушённый, но не сломленный. Второй отважно закрывал своим телом крепкую толстую верёвку и абордажный крюк. На самом деле, сейчас весь путь до крыши был усеян подобными экземплярами, как правило, тщательно спрятанными.

Так или иначе, цель для стрелка была близко, и вид с этой позиции открывался прекрасный.

А вот и он, поднимается по крытой лестнице в сопровождении телохранителя. И от него славно веет духами, можно за километр учуять, в какой комнате нужно искать. Правда, запах мяты во рту белым визгом застилал все остальные ароматы, но стрелок сможет разобраться в следах. А вот его разобрать никто не сможет…

«Здравствуй, герр, – подумал Вальдман, – вот мы и снова свиделись. Заждался, наверное, палач-то мой».

На втором этаже послышался ряд дамских смешков, и телохранитель вышел на лестничный пролёт, судя по красной скривившейся роже, не сильно довольный своим положением.

«Ничего, это ещё цветочки».

Адам шествовал по коридору, полностью уверенный в своей безопасности и абсолютном превосходстве. За толстой дверью его ждал мир удовольствий, ласки, тепла, может быть даже, любви, откуда он выйдет посвежевший и одухотворённый.

Предвкушение, как известно, уже половина удовольствия, поэтому оборотень смаковал эту мысль сладостно, бережно лелеял её, держа за зад идущую впереди пассию непонятного пола. Ему нравилось, как упругая кожа трепетала теплом под его сильной рукой.

И только навязчивый запах мяты в дальней комнате слегка омрачал дух веселья. Что за сортирная отдушка, ведь она уже давно не в моде! Но это мелочи, главное то, что будет дальше, не стоит сейчас омрачаться по такому пустяку.

Пара переступила через порог, закрыла за собой дверь, Адам начал срывать со спутника одежду, покрывать бесстрастное лицо поцелуями, как вдруг услышал за спиной слабый щелчок металла.

– Добрый вечер, – сказал кто-то.

Адам развернулся, у двери стоял гоблин. Одна его рука лежала на крепкой чугунной задвижке, которая теперь стояла на пружинном предохранителе, а другая направляла на Адама здоровенный арбалет с острым, прямо-таки сияющим белизной, металлическим диском.

– Серебро, – предупредил гоблин, – Ты знаешь.

Существо, смекнув, что сейчас здесь состоится дурное представление, поспешно перешло из категории участников в категорию безбилетников. Поэтому просто слиняло под кровать, накрыло себя простынкой, чтобы не надуло, и улеглось смотреть такой возбуждающий спектакль.

– Как ты сюда попало, мелкое недоразумение, – презрительно изрёк Адам.

Гоблин поднял бровь.

– Осторожней, принцесска, – предупредил он, – Рука может дрогнуть, и тебе больше не придётся здесь появляться. Так сказать, причину оторвёт.

– И чего тебе здесь надо? – спросил оборотень, – Не нашёл, кого можно было бы ограбить на дороге?

– Чтобы ты сейчас был паинькой и открыл окно, да пошире, – с улыбкой предложил гоблин.

– Ты что, не один? – съязвил принц, – Сейчас целая компания набежит?

Лезвие медленно завращалось.

– Я начинаю терять терпение, – слегка зевнув, ответил гоблин.

Адам подошёл к окну, открыл задвижку и отошёл назад. Из темноты, сверху, возникла рука, затем сама открыла окно, помахала гоблину и зацепилась за верхнюю доску рамы.

В окно вошёл Вальдман. Он слегка коснулся полей капеллины двумя пальцами и произнёс:

– Здравия желаю, господин граф. Как поживаете?

Гнев графа преобразил до неузнаваемости. Теперь он трезво понимал, что вечер испорчен, утехи окончены, откупиться тоже не удастся, и красная пелена ярости накатила на него густым слоем.

Ноздри Адама уловили сквозь проклятую мяту запах зверя, противостояние с которыми длилось ещё за тысячи лет до Империи. Руки сами начали удлиняться, обрастать шерстью и когтями. Волк начал вырываться наружу, разрывая остатки прекрасно сшитого костюма южного покроя.

Вскоре перед Вальдманом, спокойным, как стул, стояла длинная, уродливая тварь с широкой волчьей пастью, истекающей слюной, и лишь слегка напоминающая собой человека. Из глубины её глотки раздавался рык, заставлявший с первобытных времен помнить людей, почему они боятся темноты.

Вервольф бросился на стоящего перед ним стрелка. Он оттолкнулся от пола, описал дугу под потолком, и вот уже в поле зрения чудовища попала ровно пульсирующая сонная артерия на могучей шее. Как вдруг Вальдман неожиданно и резко метнулся вперёд. В воздухе мелькнул сжатый кулак и исчез где-то под обросшей мехом грудной клеткой монстра.

Адам, постепенно трансформируясь, с воем, переходящим в крик, повис на кулаке стрелка. Тяжёлый медный кастет с серебряными вставками угодил оборотню прямо в солнечное сплетение, выбив воздух.

– Полуволк. Я впечатлён, – произнёс из своего угла Грод, – Умеешь ты выбирать себе врагов.

Лезвие так и продолжало мерно вращаться с тихим металлическим звуком, каким обладает хорошо отлаженный механизм, скажем, настенных часов.

Вальдман похлопал Адама по спине.

– Я понимаю, инстинкты, – добродушно сказал он, – голубая кровушка в голову стучит, но давай вести себя цивилизованно.

– Мерзкий…выродок…– из-под длинных мокрых волос выдавил вервольф.

И тут же получил удар вторым, пустым, кулаком прямо в острую скулу.

– Я это уже слышал, – скучающим тоном сказал стрелок, – Ты перестаёшь мне нравиться, парень.

– Откуда…ты меня знаешь? – спросил с пола принц.

На его голом теле красовался крепкий ожог.

– Адам, дружище, – спокойно сказал верберд, – позволь рассказать тебе одну историю. Присядь-ка, пока мой друг не начал нервничать, и выслушай. А потом мы поговорим, и надеюсь, приятно. Люблю, знаешь ли, приятную беседу.

Арбалет дёрнулся, лезвие ускорило вращение. Наследник графского титула, будущий глава дома Ротермондов покорно сел на кровать, положив ногу на ногу, стыдливо прикрывая волосатым бедром свои регалии.

– Так вот, – начал стрелок, – Когда-то давно твой папашка, Стефан, перевернул вверх дном всю эту провинцию, чтобы найти меня. Тогда полегло немало народу, награда за меня повысилась втрое, а ты командовал одной из поисковых групп, ищейкой в которой был наш общий приятель, Шульц.

Волк слушал, опустив голову ниже плеч и закрывая лицо руками. Кажется, он отлично помнил те времена и жалел, что сейчас находится здесь и сейчас, а тогда и не там.

– И, как ты помнишь, – продолжал Вальдман, – он всё-таки навёл вас на ферму, где я отсиживался после очередной драки. По мою душу отправился отряд, пока основные силы развлекались по городкам и весям, не забыл? Отряд тот пропал без вести, а, если сказать по совести, то до сих пор там и лежит.

– Вот этого я не знал, кстати, – отозвался со своего угла Грод, – как-нибудь расскажешь под кружечку.

Принц попытался было поднять взгляд, но натолкнулся только на недружелюбные чёрные, как омуты, глаза и на горящие зенки над клыкастой улыбкой. Он опять опустился вниз.

– Вот так мы с тобой и познакомились, когда ты клялся принести отцу мою голову – закончил стрелок, – Только я тебя знаю, а ты меня, судя по всему, нет. Меня зовут Вальдман, что, в прочим, тебе итак известно из рассказов твоего батьки. Титулов не имею, прозвищ не произношу, руки не подаю, а, в общем-то, честно тебе скажу, очень рад нашей встрече.

На какое-то время стрелок затих, закуривая самокрутку от свечи со стола. А затем, когда дым уже пошёл под потолок, вдруг сказал налитым сталью голосом:

– А теперь я задам вопрос, из-за которого все мы тут сегодня собрались, и прошу ответить мне прямо и сразу: кто опять из вас, псин, взялся за старое?

Теперь Адам сидел молча, нагло глядя стрелку в глаза. И молчание это немного затянулось.

– У тебя-то полно времени, оно и видно, – сказал Вальдман, обведя руками по комнате, – но вот я не собираюсь дожидаться утра, веришь-нет.

– Я тебе, проклятому ублюдку, ничего не скажу, – Адам гордо поднял голову, – Никогда ещё никто из рода Ротенмондов не открывал свои секреты. Лучше умереть.

Грод снова широко улыбнулся, показав графу все свои острые зубы.

– Это ты, мил-друг, брось, – холодно произнёс верберд, – Рано.

Свинцовый кастет ударил по коленной чашечке принца. Адам взвыл, несколько раз попытался обернуться, но тщетно.

– Ты же знаешь, что это такое, – продолжил стрелок, – Серебро, сегодня у тебя уже точно ничего не получится.

– Под кроватью подтвердят, – ухмыляясь, добавил Грод.

Принц ещё долго выл, стонал, хрипел, пытался унять боль в колене, но, потом, наконец, сдался, выдохнул и опустил плечи.

– Ладно…– тихо произнёс он, – Ладно…Я скажу тебе, скажу, чтобы ты знал, чтобы ты сделал то, что должен. Это не наши.

– Хоть какое-то разнообразие – подал голос гоблин.

– А кто ж тогда? – удивлённо спросил Вальдман.

– Не знаю! – высоко вскрикнул принц.

Его внезапно настигла короткая истерика, которая, в прочим, вылечилась очень просто: просто ещё одно колено получило кастетом.

На этот раз, правда, немного слабее, а, когда Адам очухался, Вальдман и вовсе протянул ему бокал вина.

– Пей, полегчает, – сказал он и на глазах принца сделал маленький глоток из бокала, – чистое, как видишь.

– Ты же не отравишься, – парировал утверждение волк.

– Ты ж тоже, – спокойно ответил верберд.

Вервольф судорожно выпил залпом весь бокал и поставил его на пол. После таких упражнение он сидел уже немного ошалевший, но выглядел гораздо менее нервным. Стрелок похлопал его по плечу.

– Легче? – спросил он, – Я не хочу наказывать детей за грехи отцов, и вам за ними, дураками, гнаться ни к чему. Будем продолжать, или ты всё же мне скажешь что-нибудь интересное? Честно тебе скажу, не ты первый, не ты последний, даже из твоих, так что не бойся, свою честь ты точно не потеряешь.

– Они пришли к нам где-то с полгода назад, – начал принц, – Предлагали объединится с ними, предлагали помощь, чтобы тебя поймать. Сказали, что у них есть деньги, а у нас – каналы и связи здесь, в Империи, что мы быстро со всем управимся. Сказали, что так будет лучше для всех. Но при этом они хотели забрать тебя с собой и не выдавать нам. Мы ответили отказом: волки не делятся своей добычей с другими.

Вальдман понятливо кивнул, Адам продолжил.

– После этого они ушли, не говоря ни слова: ни обещаний, ни угроз, вообще ничего. А через месяц у нас пропало несколько бойцов, мы думали, что это твоих рук дело, и подняли цену, но другой клан её перебил, захотели показать себя.

– Знаю-знаю, – улыбнулся Вальдман, – у вас быстро сложился обычай: соревноваться в награде за головы врагов. Не думал, что всё так обернётся.

Принц Адам кивнул головой.

– И только недавно мы узнали, – продолжил он, – что кланы тут совсем не причём. Это всё те, с другой стороны леса, а потом они захватили один из наших аванпостов, взяли пленных. Их долго пытали и жгли, на опушке, рядом с границей поместья. Связали серебряными цепями и держали на огне, поливая маслом. Они не жалеют средств, и ненавидят нас всех…

– Кого? – с нажимом спросил Вальдман, – Волков, кого именно?

– Всех нас, – граф будто говорил сам с собой, – всех, кто присягнул Империи, кто платит инквизиции, кто торгует по Железному Тракту и в Восточной Гавани. Эльфов, гномов, людей, нас с тобой, того, в углу, всех. Проклятые фанатики! Их называют…

В комнате зазвенело разбитое окно, застонал воздух и арбалетный болт с треском прошёл через оба виска Адама, окропив балку. В отсвете свечей блеснул серебряный наконечник.

Снаружи послышались крики, звериный рёв и выстрелы, Грод сразу же кинулся к двери. Он слегка приоткрыл её и посмотрел через щёлку в коридор, рядом с ним, в узорный косяк, тут же врезалась пуля.

– Так, облава, – объявил он, – надо валить.

Гоблин закрыл дверь, Вальдман выглянул в окно, осторожно, чтобы не нарваться на стрелу. Он увидел, как фигуры в тёмных бригандинах и масках двигались через поле тремя цепями. Спокойно и даже как-то церемониально, все до единого они были вооружены.

В дверь начали ломиться, стрелок выхватил револьвер и кивнул гоблину, чтобы тот снова дёрнул задвижку. В комнату ввалился окровавленный телохранитель, он придерживал руку, в которой была видна огромная сквозная дыра.

– Граф, вы в опасности…– с порога выпалил он.

Только через пару мгновений он понял, что опасность сейчас грозит только ему самому.

– Уже нет, – сказал Вальдман, направляя оборотню ствол в лицо, – что там.

– Не…

Оборотень не закончил, возможно, он и смог бы напасть. Но всё, что он сделал, это забрызгал сапоги стрелка своими мозгами.

Его застрелили со спины: в дальнем конце коридора, в дыму, стояла неясная фигура. Она резко изменила положение, и верберд едва успел откатиться в сторону от выстрела, довольно меткого.

Грод наугад выпустил коридор пилу и быстро спрятался за угол.

– Мило, – спокойно подвёл итог Вальдман, взводя курок.

– Что делать будем? – спросил гоблин.

Прямо над его острым зелёным ухом в косяк вонзилась стрела с примотанной к ней запиской. Грод взял бумажку, развернул, показал стрелку. На ней крупным кривым почерком на эльфийском языке было написано лишь одно слово: «БЕГИТЕ!»

***

Вальдман схватился за раму окна и одним прыжком достиг крыши, затем скинул гоблину верёвку.

В это самое время во дворе творился настоящий бардак. По окровавленной траве бегали женщины, мужчины судорожно доставали шпаги, отмахивались друг от друга, охрану постепенно добивали, а люди в масках вырезали всех, кто попадался под руку. На ограде висело несколько мёртвых голых девиц.

– Тут же одна знать, чёрт! – возмутился как раз подоспевший гоблин, – Они хоть понимают, с кем воюют? Их же через неделю собаки съедят!

– Похоже, их не сильно это волнует, – ответил стрелок, – Нужно выбираться.

И тут их заметили, какой-то человек, видимо, командир, внимательно уставился на Вальдмана, отдал приказ кому-то за оградой. Свет лампадок едва-едва успел осветить блики поднимающегося строя мушкетов.

– Вниз!

Товарищи только-только успели соскочить с козырька на балкон, как крышу разнесло на куски оглушительным залпом. Скульптуры по частям попадали вниз, черепица сыпалась дождём на людское столпотворение, а каминную трубу просто снесло в пыль. Кое-где обнажились даже стропила.

– Хорошие же ружья они себе нашли, – заключил Вальдман, отряхиваясь от извёстки.

Второй залп изрешетил крупными дырами стену и окна балкона. Верберд вскочил на ноги и одним выстрелом покончил с командиром взвода. Следующие выстрелы достались мушкетёрам, паре особо зорких арбалетчиков и начальнику охраны оборотней, у которого сейчас не весть что крутилось в голове.

Вальдман завернул за угол и что есть силы бросился наутёк, гоблин последовал за ним, стреляя на ходу из арбалета по всем, кто косо глядел. Они быстро прошли боковой коридор и вошли в случайную дверь, затем – в очередной коридор. На полу, около стен, лежали три или четыре бледные девушки.