Buch lesen: "Пятна в красках"

Глава 1

Куб

Жизнь начинается там, где рвется ткань привычного.

Счастье же, как пыль на витрине, – блестит ровно, пока не коснешься.

В безупречно белых стенах, окутанный пеплом забытых смыслов, сидел человек. Его босые ступни не чувствовали холод кафеля – будто тело уже наполовину растворилось в этой стерильной пустоте. Длинные седые волосы, спутанные как дороги из снов, были единственным свидетельством: время здесь когда-то существовало. Глаза, синие до боли, отражали ровно ничего.

На стене – едва заметная царапина. Он часами всматривался в неё, пытаясь вспомнить: то ли это след от ногтей, то ли последняя буква стёртого послания. Страшно не отсутствие вещей. Страшно, когда единственный изъян становится твоим зеркалом.

Кто здесь?! – его голос разбился о стены, вернувшись жалким эхом Руки, цепляющиеся за воздух, нашли только пустоту.

– Я тут один!? Меня. слышит!? Меня кто-то…

Последний крик сорвался в шёпот. Колени подкосились, и он рухнул на кафель, прижав ладони к ушам будто пытаясь заглушить звенящую тишину. Белый пол впитывал его отчаяние.

Лежа на ледяном полу, старик впился глазами в белизну. Сантиметр за сантиметром – пока пол и стены не растворились в единой пустоте. И тогда… на самом краю зрения смутная тень. Выход?

Кости хрустели, когда он поднимался. Ноги, тонкие как трости, дрожали под телом, превратившимся в кожу да кости. Шаг. Пауза. Ещё шаг. Внезапная улыбка растянула сухие губы.

Удар.

Голова отпрянула назад, тело рухнуло как подкошенное. В ушах – вой сирены, в глазах – чёрные осколки. А на ослепительно белой стене, куда он врезался, теперь краснела единственная неровность.. капля крови, медленно сползающая вниз.

Удар. Тьма. Звон в ушах.

– Вот и всё… ноги подкосились… голова раскалывается… Я же говорил – не надо было бежать!

– Перестань ныть! Ты должен встать. Всегда должен вставать. Разве ты не понимаешь? Здесь нет места слабости!

– А почему… мы бежали?

– Потому что увидели выход! Или показалось… Неважно. Теперь всё болит.

– Это не выход был – очередная иллюзия! Сколько можно обманываться? Здесь ничего нет и никогда не будет.

– И что теперь? Лежать и ждать, пока боль пройдёт? Как всегда?

Тело рухнуло, и вслед за ним – глухой, окончательный удар. Череп отдался эхом в пустоте комнаты, словно колокол, звенящий в забытом храме.

В глазах погас последний свет – не темнота, а полное отсутствие. Даже внутренний голос замолчал, словно его перерезали.

Исхудавшее тело распласталось, как тень, отброшенная на снег. Длинные седые волосы расползлись по полу, скрывая лицо – лишь острый нос и впалые щеки слегка выпирали из-под серебристого хаоса.

Кожа, бледная, как бумага, почти сливалась с белизной пола. Если бы не слабый синеватый оттенок на висках, можно было бы подумать, что это не человек, а призрачный рельеф – искривлённая возвышенность, случайно напоминающая очертания когда-то жившего существа.

Он не сказал этих слов – лишь подумал. Но в этой белой пустоте даже мысли не имели веса.

– Что происходит? – пронеслось в нём.

– Что это?

– Кто это лежит?

Без голоса. Без эха. Без права на ответ.

– А внизу… Внизу распласталось тело.

Только теперь он видел его со стороны – бледное, почти прозрачное, с волосами, раскинутыми, как корни вырванного дерева. Глаза закрыты. На губах будто застыл последний, так и не заданный вопрос.

И самое странное – Оно не выглядело мёртвым. Оно выглядело… как будто спало.

А над ним – Он сам. Точнее, то, что от него осталось: сознание без формы, взгляд без глаз, страх – без сердца, чтобы биться.

Все вокруг задрожало. Бездыханное тело на секунду задержалось в невесомости и вновь упало на пол, дрожь пробежала даже по неодушевленной тени, и белоснежный куб заполнился звуком, что заставлял каждую частицу трястись. Даже неодушевленные стены начали источать страх от голоса, исходящего из ниоткуда – "я покажу тебе, что ждет тебя дальше, но выбор будет за тобой. Если ты здесь не смог ничего сделать, то чего ждать от дальнейшего".

Пустота с одинокой скамьёй посередине – на ней сидел он, только без седины. Бездыханное тело осталось в Кубе – распластанное, пустое. Но тот, что был на скамье, больше не был стариком.

Его волосы – темные.

Его глаза – больше не бегали.

Его шаги – медленные, но без колебаний. Впереди, в дали, мерцало

что-то. Не свет. Не тьма. Просто – иное.

А позади… белый куб трещал по швам. В разломе, среди белизны, алела капля крови – единственное, что он оставил. Единственное, что доказывало: он был.

–Ты ещё не там, время есть.

Он не обернулся, но Куб – взорвался, не грохотом, а тишиной и исчез, став ничем, как и должно быть.

Вдали что то сверкнуло.

Он ускорил шаг. Там, впереди – не свет и не тьма, а нечто, от чего в груди защемило. Не больно. Как перед взлётом.

А позади… На месте Куба возникли часы.

Огромные, из белого мрамора, но стрелки – кровавые. Они шли назад.

Тик-так.

– Времени больше нет, – прошептал ветер.

– Оно теперь не нужно, – ответил он и перешёл на бег.

Часы рассыпались в песок. Песок стал водой. Вода – туманом. А он… Он уже не шёл.

Он летел.

Глава 2

Когда ты начал лгать?

Однажды солгав, ты даёшь лозе неправды пустить корни.

Она будет расти сквозь твои поступки,

искажая линии судьбы,

пока не останешься в клетке из собственных слов.

Ложь – дело привычное. Порой она неосознанно овладевает нами и управляет нашей жизнью. Поддавшись лёгкости вранья, мы теряемся в реальности, и существование превращается в красивый вымысел. Тяжело отследить путь первого обмана, чётко разделить настоящие эмоции и фальшивые чувства. Этот лабиринт многоуровневый, и выход найти не так-то просто.

В один из рабочих дней, когда в заведении было мало гостей, я погрузился в размышления о первой лжи. Мне вспомнилось далёкое детство.

Тут и начинаются дебри.

В Казахстане, когда мне было лет шесть, у нас с друзьями было странное хобби – снимать значки с машин и колпачки с колёс. Мы скручивали эти блестящие шляпки, а потом хвастались, у кого экземпляр красивее. Они были разных форм, с брендированными значками под стеклянным покрытием.

Как-то раз мы с другом Артёмом бродили по дворам в поисках новых "трофеев". Колпачки иногда туго сидели, поэтому мы таскали с собой плоскогубцы. Риск добавлял азарта – хозяева могли заметить нас из окна, выбежать, начать кричать. Но нас никогда не ловили, поэтому особого страха мы не испытывали. Пока не получишь по мягкому месту, не прекратишь – вот и вся наша философия. В тот день мы нашли новенький мерседес – чёрный, с тонировкой, без номеров. Осмотрелись: на балконах никого, во дворе только дети да бабушки на лавочках. Артём встал на стреме, а я принялся за дело. Уже снял два задних колпачка, подобрался к переднему колесу… И тут опустилось стекло машины.

Сердце ушло в пятки. Из машины раздался рёв: "А ну быстро верните на место! Сейчас разберёмся, потом к родителям и в полицию!"

Я окаменел. Руки затряслись, в глазах потемнело. Артём побледнел и начал лепетать что-то про "извините, больше не будем". Я на автомате вернул колпачки на место. Мы стояли, боясь пошевелиться, хотя могли бы просто убежать. Мужчина вышел из машины: "Вы вообще нормальные? Откуда будете? Пойдёмте к родителям!"

Тут во мне что-то щёлкнуло. Голос сам собой стал жалобным, на глазах выступили слёзы: "Дяденька, мы не хотели! Нас старшеклассники заставили – сказали, побьют, если не снимем…" Артём мгновенно подхватил: "Он за теми кустами стоял! Наверное, уже убежал…" Мужчина посмотрел в указанном направлении, потом на нас: "Чтоб вашего духу здесь больше не было! А тем ребятам передайте – я их сам найду!" Мы кивнули и бросились наутек. Придя в себя, я пытался понять: как так легко получилось придумать эту историю?..

На этом воспоминание обрывается. Кажется, именно тогда я понял, что ложь может спасти от наказания. Хотя, наверное, врать я научился ещё раньше – просто чтобы избежать подзатыльников.

Размышления затянулись. Где грань между безобидным враньём и разрушительной ложью? Есть ли она вообще?

Мой отец – пастырь церкви, мать – служительница. Моё воспитание строилось на библейских ценностях. "Лжецы Царства Божьего не наследуют" – одна из первых заповедей, которую я усвоил. Меня учили милосердию, состраданию, благочестию. И всё же я стал мастером лжи. При этом остаюсь добрым, отзывчивым, болезненно чувствительным к чужой боли. Как это сочетается?

Прервав поток моих размышлений, официант молча положил передо мной два чека: двойной капучино в одном, бокал игристого – в другом. Я приготовил кофе и посмотрел на часы. Рабочий день подходил к концу. В этот момент за барный стол села Дарья – моя подруга, бывшая коллега, теперь художница. По её походке, взгляду, положению губ я сразу понял – что-то не так.

– Скажи мне что-нибудь воодушевляющее – попросила она, опускаясь на стул. В голосе – усталость и горечь.

Я налил ей бокал игристого и начал свою речь: "Знаешь, мы так часто ищем счастье в книгах и смартфонах, что не замечаем жизнь вокруг. Настоящие ответы – в том, что нас окружает здесь и сейчас. В глазах любимых людей, в звуке реки, в закатах и рассветах…" Говорил красиво, гладко. Даша слегка улыбнулась, плечи её расправились.

– Что же тебя так гложет? – спросил я.

Её ответ поразил меня: "Жизнь без правды".

В её глазах читалось то, что я знал слишком хорошо – страх, растерянность, чувство потерянности в собственном вымышленном мире. То самое, что гложет и меня уже много лет.