Buch lesen: «Дерьмовая работа»

Дерьмовая работа

– Простите, можно?

– Можно.

Щелк-щелк. Тр-р-р.

– А что? Не идет.

– Можно за 150.

– Платить что ли?

– Угу.

Шр-р. Шр-р. Дзннь-дзинь. У-у-у.

– Ну, пусти!

– На себя потяните, пожалуйста.

– Пусти.

– На себя потяни!

– Ну че не пускаешь?!

– Да потяни ты на себя, блин!!

– А-а-а!

Щ-щ-щелк!

– Давай, проходи.

Спросите, что это? А лучше и не спрашивайте! Это я сижу на кассе в платном туалете на рынке.

Щелк-щелк. Тр-р-р, – это гудит стопор турникета, который какой-то пьяный монстр пытается продавить грудью. Не продавит. Но стопор все равно жалко.

– Ну куда ты ломишься?

– Не работает?

– Работает.

– Пусти.

– Не пущу.

– А почему?

– Деньги надо платить.

– Че-е?!

– 150 рублей.

– Так мне поссать!

– Да хоть посрать!

– Да я лучше за угол.

– Давай-давай.

День хороший, народ идет. На рынке столпотворение. Торговки, наш основной и постоянный контингент, довольны – бегут, улыбаются, сдачу не берут – быстрее надо! Торговля идет! И мы довольны. В плохой день можно было бы выйти из каморки, монстра послать подальше, а сегодня… пусть мычит. Димка сидит, посмеивается, а в воскресенье, когда выручки нет, он бы этого клиента загрыз. Сегодня он сам говорит: «Я живое воплощение дружелюбия». «Вот вам и пример обуржуазивания. Раньше как: нет работы – народ доволен, есть – на стену лезут. А у нас все наоборот.

Димка, иначе – Евгенич, мой зам. Он ведет непосредственную работу нашего заведения. Название ему придумали серьезное – АДМИНИСТРАТОР, но про себя я его называю – «Туалетный». Есть домовой, есть вагонный, а это – туалетный. Любя, конечно, без издевки называю.

– Эй-эй! Мужик! Ты куда? Там женский зал!

– А-а?

– Налево тебе!

– А-а?

– Налево, говорю!

– Чего?

– Да хрен с тобой! Иди! Там все равно никого нет…

На столе пиво. Две бутылки. И две пустых под столом. Обычная наша норма с 12 до 18 часов – 6–8 бутылок на двоих. И парочку после окончания работы. Без пива здесь тошно. Целый день эти щелк-щелк, 150, «пожалуйста», «потяните на себя», «извините», «пошел на хер» и т. д. и т. п.

В окошко кассы влезает любопытная женская м…, извините, лицо?

– Как здоровьичко?

Димка, который что-то рассказывал, недоуменно поворачивается:

– Что?

– Здоровьичко как?

– Чье?

– Ваше, – голос неподдельно приветлив.

– Нормально, а что?

– Ничего, – вежливо отвечает женщина и уходит.

Мы переглядываемся и с полминуты молчим, перевариваем. Немая сцена, куда там «Ревизор». Через полминуты синхронно пожимаем плечами и продолжаем прерванный разговор. Но еще минут 5 нас донимает мысль: «Чего же она хотела?».

В нашем заведении бесплатный вход для детей и милиции. Бендер ни при чем, видимо, эти категории граждан нам просто нравятся. Кстати, дети намного лучше понимают «текущий момент». Восьмилетние девочки дают деньги и только путем долгих уговоров удается деньги им вернуть, а шестидесятилетний пенсионер «машет шашкой» и кричит, что он бесплатно в транспорте ездит, минут пять выходит из себя, матерится, нервничает, ничуть не боясь инфаркта, и все из-за того, чтобы не платить несчастные полторы сотни (стоимость стакана семечек). Новые дети – новые люди. Слава Богу, хоть они понимают, что за любое удовольствие, в т. ч. естественное, платить нужно. Иначе это уже не удовольствие, а просто сранье.

Выхожу облегчиться (пиво все-таки, понимаете ли). Из женского зала выходит солидный пенс (пенсионер) и заливается веселым, счастливым смехом.

– Эй, парень, а вы что не написали где мужской, где женский?

Молча показываю на вывеску прямо над дверью. «Женский прямо. Мужской налево». Буквы, чтобы не соврать, сантиметров по 25–30, красные на белом фоне.

Пенс со всего маху лупит себя кулаком по лбу так, что шляпа прыгает на затылок, а очки на самый кончик носа и кричит: «А-а-а-а!».

Вру, не кричит. Я начинаю понимать, что он так смеется. Весело ему так, что ноги подгибаются.

– А я, старый дурак, думаю, че это там бабы одни. А они сидят с открытыми дверьми и даже не ругаются! А-а-а-а!

Пенс пристроился в нормальный мужской кабинет, но его восторженный смех раздается еще минут пять.