Buch lesen: «Путь проклятых»

Дмитрий Громов
Путь проклятых

(апология некроромантизма)

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:

Лицам с неустойчивой психикой,

склонным к суициду, читать эту

повесть не рекомендуется.

…Когда я очнулся, было два часа ночи. Я лежал на диване в крайне неудобной позе; шея затекла и болела. Голова немного кружилась, и во всем теле была ленивая гулкая слабость, как после высокой температуры. И это еще называется «с меньшей затратой энергии»! Экстрасенс чертов, знахарь доморощенный!…

Я с усилием сел. Генриха Константиновича в комнате не было, а на столе у дивана лежала записка, в отличие от меня, устроившаяся вполне комфортабельно и явно гордящаяся аккуратным, почти каллиграфическим почерком:

«Молодой человек, после сеанса вы соблаговолили уснуть, и я не стал вмешиваться в ваши отношения с Морфеем. Дверь я запер, спите спокойно, дорогой товарищ. После сеанса вы можете себя неважно чувствовать – поначалу такое бывает, потом организм адаптируется и привыкнет. Зайду завтра вечером, если вы захотите – проведем еще один сеанс.

Ваш Г. К.»

Ночь я проспал, как убитый – и наутро самочувствие действительно улучшилось. Я пошел бриться, проклиная свою нежную, как у мамы, кожу – стоит на тренировке почесать вспотевшее тело, как потом три дня все интересуются девочкой с кошачьим характером или наоборот. Вот и сейчас, вся шея исцарапана, и воистину «мучение адово», да еще «Спутником» недельной давности!…

На работе все время клонило в сон, и я чуть не перепутал кассеты во время выдачи, но вовремя заметил. Раньше со мной такого не случалось. Надо будет сегодня воздержаться от сеанса. Хотя в этих «выходах в астрал» eсть нечто такое… притягательное, что ли? Как наркотик. Попробовал – и тянет продолжать. Ладно, посмотрим…

15 мая. Только что звонил Серый. Нашу бывшую одноклассницу Таню Пилипчук нашли мертвой возле дома. Как раз после того дня рождения. Говорят, сердечный приступ. Это в двадцать семь лет… А у нее дочка, муж-кандидат… Надо будет на похороны съездить, неудобно. Куплю гвоздик каких и…

Генри Лайон Олди: «Живущий в последний раз», Лист Девятый.

Для наиболее адекватного восприятия этой повести следует перед началом или во время чтения несколько раз прослушать композиции «The Unforgiven»и «Nothing Else Matters»группы «Metallica»из «черного» альбома 1991 г. Если же у Вас имеется CD—проигрыватель, то вставьте в него соответствующий компакт-диск и в режиме программирования задайте максимально возможное количество повторов вышеуказанных композиций. После чего включите Ваш CD-player в режим воспроизведения – и наслаждайтесь повестью и музыкой: они отлично дополнят друг друга, создав неповторимое впечатление мрачной романтики СМЕРТИ!

Да, и не ищите здесь положительных героев. Их здесь нет.

 
Что-то не так – но выключи свет,
Пусть темные мысли приходят к тебе;
Нет, они отнюдь не белы, как снег:
Сны о лгунах, сны о войне,
Сны о драконьем огне,
И о тех тварях, что норовят
Тебя укусить во сне!…
 

(«Metallica», 1991)

…Тебе знакомо это ощущение: ты просыпаешься среди ночи в холодной испарине, сердце бешено колотится, норовя выскочить из тяжело вздымающейся груди; слава Богу, это был сон, только сон! Ночной кошмар… Знакомо? Ну конечно, знакомо. Кошмар постепенно тает, исходя зыбкой дымкой нереальности; запредельный, туманящий сознание ужас отступает, оставляя лишь некое «послечувствие» – неожиданно щемящую грусть непонятной утраты. Да, ты успел проснуться на самом пороге Небытия, успел вырваться из реальности сна в реальность скрипучей кровати и смятых простыней – но все же одним глазом ты заглянул в Бездну! В ту жуткую и завораживающую Бездну, которая теперь так притягивает тебя.

В Бездну, имя которой – Смерть.

Нечто темное, подспудное, что таится в самом дальнем закоулке твоего подсознания, в глубине твоего сердца – некий «черный огонь» внутри тебя будет теперь вечно стремиться к той последней грани, из-за которой нет возврата; и всякий раз ты будешь замирать на самом краю, испытывая гибельный восторг в предчувствии неизбежного.

Но ты не сделаешь этого, последнего шага.

Твое время еще не пришло. Оно придет, рано или поздно, но, право, не стоит его торопить. Жизнь – все-таки чертовски интересная штука, чтобы до срока расставаться с ней.

И все же…

Почему нам так хочется заглянуть туда, за грань?

Узнать, что там, по другую сторону Смерти?…

ПРОЛОГ

 
Лунный свет твой сон в земле нарушит,
Полночь бросит колдовской металл.
Пес завоет по усопшим душам,
Рухнет вниз могильная плита!
 

Группа «Ария», «Зомби». 

…Дверца сейфа заскрипела так, словно специально задалась целью поднять на ноги даже мертвых: ржавчина зубов крошится о сиреневое стекло, вот-вот готовое пойти изломами трещин. Ну и ладно, мертвые нам не помеха, а живые, авось, не услышат.

Оба пистолета были на месте, завернутые в заскорузлые от засохшего за эти годы масла тряпки. Главное – не перепутать: «парабеллум» – с обычными пулями, а вот в «ТТ» – аргентум. Кажется, так. На всякий случай проверил. Нет, не забыл, однако, все верно. Теперь – запасные обоймы: четыре к «парабеллуму», две к «ТТ». Все, что есть.

Серая паутинка шороха.

Это там, на лестнице, ведущей в подвал.

«Если это Бессмертный Монах – то прямо сейчас и проверим, насколько он бессмертный!» – зловеще усмехнулся я, передергивая затворы на обоих пистолетах.

Я бодрился, но это давалось через силу. На самом деле я чувствовал себя загнанной в угол крысой. До сих пор никто так и не смог справиться с Бессмертным Монахом. А он год за годом, век за веком продолжал планомерно истреблять нас.

Нас, вампиров.

В пыльном проеме мелькнула невысокая угловатая фигура (робкий зеленоватый сполох) – и я расслабился. Если бы я был человеком, я бы вытер пот со лба. И я действительно, спрятав пистолеты, провел по лбу тыльной стороной ладони. Вот только кожа осталась сухой: мертвые не потеют. За двадцать три года я хорошо усвоил эту истину – но привычка все равно осталась.

Ну и черт с ней, с привычкой.

Привлеченный сейфовым скрипом мальчишка испуганно озирался, и я подумал, что минуту назад сам выглядел точно так же. Только он ничего не видел в темноте, а я – видел.

– Кто тут? – испуганно выдавил паренек и на всякий случай вытащил из кармана нож-«выкидушку».

Я рассмеялся.

– Хреновый у тебя ножик, парень. Китайская штамповка. Спрячь лучше, не позорься.

Как и следовало ожидать, парнишка сделал все точь-в-точь наоборот: поспешно выщелкнул лезвие и замахал своим ножиком влево-вправо.

– Не подходи! – взвизгнул он.

– Фильмов насмотрелся, – констатировал я и потянулся к выключателю. – Ну куда ты машешь, я же здесь!

И вышел из темноты во вспыхнувший тусклый круг света от пыльной лампочки, чтобы он мог меня увидеть.

Увидел.

Попятился, выставив нож перед собой.

– Ну, и что дальше? – поинтересовался я.

– Вы… ты чего тут делаешь?

– А ты?

– Это наш подвал!

– Это ты так думаешь, – опроверг я его притязания.

– Вот я сейчас ребят позову… – неуверенно протянул он.

– Ребят – это хорошо, – одобрил я. – А то тебя одного мне, пожалуй, маловато будет. Я сегодня голодный.

Это была почти правда. Я действительно проголодался. Но… он – не мой «клиент».

– Чего? Ты – чего?

– Голодный я, говорю, – пояснил я и широко улыбнулся, продемонстрировав ему клыки.

Когда панический топот ног стих, я направился к другому выходу. Попугал – и хватит. Все равно ему никто не поверит. Впрочем… теперь уже действительно – все равно . «Nothing else matters». По нашему следу идет Бессмертный Монах. Если Генрих не врет, он находил наших всегда и везде. Находил и убивал. Редко кому удавалось от него скрыться. Сам Генрих тоже знал о Монахе только по рассказам других; и в первую очередь – своего Отца.

Моя «посмертная» жизнь стремительно рушилась, все летело под откос… «А может, это и к лучшему?» – вдруг подумал я, и внутри что-то сладко екнуло, в предвкушении неизбежного, страшного – но при этом такого манящего, желанного…

Я помнил это чувство.

Впервые я ощутил его, когда понял, кто такой Генрих на самом деле, но изменить ничего уже было нельзя – я умирал, зная, что со мной будет, что это не конец…

И потом, когда я лежал в гробу, уже очнувшийся, но еще не в силах пошевелиться, а собравшиеся в моей квартире дальние родственники деловито обсуждали, как со мной поступить: кремировать или похоронить так? А я лежал и ничего не мог сделать!

Хорошо, что хоронят только на третий день…

Ну а в третий раз… в третий раз это была Она.

ГЛАВА I
NOTHING ELSE MATTERS

 
Trust I seek and I find in you
Every day for us something new
Open mind for a different view
And nothing else matters.
 

(«Metallica», 1991)

1

Это неправда, что у вампиров не бывает друзей. У меня, например, они есть. И не только среди таких же неприкаянных покойников, как я сам. Среди живых – тоже. В том числе и тех, кто знал меня еще при жизни. Как это может быть? – спросите вы. – Они что, в гробу меня не видели? Видели они меня в гробу, видели – ну и что? Трудно, что ли, было списать все на летаргию? Трудно, что ли, было обаятельно (без клыков, Боже упаси!) поулыбаться, где надо, сунуть кому надо «на лапу» – и «воскреснуть» официально?

Нет, конечно, проблем хватало. Днем мне на улицу ходу нет, а вечером все похоронные конторы, ЗАГСы, паспортные столы, отделения милиции, ЖЭКи и т. д. закрываются, так что пришлось изворачиваться, выписывать доверенности, давать взятки, а иногда и рисковать своим посмертным существованием – и все же за пару месяцев я все уладил, хотя крови эти паразиты из меня попили немало! Но я на них тоже отыгрался, и попил их крови – уже в буквальном смысле. Так что в итоге парой наиболее закоренелых бюрократов стало меньше.

Только все это были еще цветочки. Те самые, которые поначалу приносят на могилу. (Извиняюсь за черный юмор, но какой еще юмор может быть у вампира?)

Самое худшее было не это. Я до сих пор не знаю, какое проклятие для вампира худшее: совесть или скука? Наверное, все-таки совесть. По крайней мере, поначалу больше всего досаждала именно она. (Может, это я такой неправильный вампир?)…Или все-таки скука? Со скукой, конечно, можно как-то бороться, притворяясь живым, занимаясь тем же, что и раньше: книги, музыка, фильмы, долгий, едва ли не до утра, треп с друзьями, анекдоты, карты, женщины… О, да, женщины! Я находил в этом какое-то извращенное, садистское удовольствие: знали бы они, с кем ложатся в постель!…

Некоторые из моих партнерш обращали внимание на мои холодные руки, но я неизменно отшучивался: «Они и при жизни такие были!»; при этом я нагло врал: при жизни мои руки были куда теплее!

А потом, во время очередной бурной ночи, на меня нашло затмение, и очнулся я в окровавленной постели, и завыл от бессилия, глядя на разорванное горло и остановившиеся глаза еще недавно так страстно целовавшей меня женщины…

Совесть… Кто не был в моей шкуре, тот не знает, что это такое! Неоднократно я пытался наложить на себя руки, но всякий раз внутри меня поднималась властная темная волна, отшвыривавшая меня назад от той грани, за которой ждали покой и забвение. Генрих был прав: вампиры неспособны покончить с собой. Так что мне оставалось жить (если только посмертное существование можно назвать жизнью), мучиться от сознания того, что я – убийца, монстр, чудовище, оживший кошмар, бродячий труп, гнусный кровосос, урод гофрированный… как я только себя не называл в припадке самобичевания! – и продолжать убивать. Я ничего не мог с этим поделать!

Что? Выпивать человека не до конца? Оставлять в живых?

Ха – ха три раза! Не бывает!

…Почему?

Не спешите. Всему свое время.

Генрих при очередной нашей встрече объяснил, что лет за двадцать-тридцать это пройдет: я привыкну и стану воспринимать людей не как равных себе существ, а как обычный скот, который изначально предназначен на убой. Успокоил, называется! Тем, кому я разрываю горло, от этого не легче…

Кое – что я все же придумал. Так что в скором времени в городе заговорили о жестокой разборке между криминальными группировками, в результате которой то один, то другой местный мафиозо отправлялся в мир иной, а милиция не очень-то спешила искать убийц.

Так что отделу по борьбе с организованной преступностью я существенно помог и продолжал помогать в меру моих скромных сил до сих пор.

Правда, теперь местные «авторитеты» заметно улучшили конспирацию, и мне все больше попадалась мелкая сошка. В общем, я успешно вел борьбу с преступностью; кое-кто из перепуганных доморощенных гангстеров уже сам спешил отдаться в руки закона, дабы не разделить участь своих коллег. В итоге «криминогенная обстановка в городе значительно улучшилась» – как заявил начальник областного управления на одном из совещаний. Это, само собой, меня, как честного гражданина (пусть и вампира) не могло не радовать – но, с другой стороны, кушать-то хочется! Хотя на мой век отребья хватит. Они как тараканы: не успеешь одних схарчить – глядь, уже новые объявились! Иногда даже противно становится грызть всех этих моральных уродов, но зато совесть потом почти не мучает…

Почти?

Чушь все это! Сам ведь знаю, что чушь. Сказка для детей младшего школьного возраста, которую я сам себе сочинил для очистки совести, и в которую сам же и не верю! А совесть у меня уже почти атрофировалась, одни очистки и остались.

Прав был Генрих.

Теперь, по прошествии двух десятков лет, я это понимаю.

Вампир – санитар общества! Это надо же такое придумать! Гы!

Убийца я. Убийца и кровосос. И циник к тому же. Точка.

И не с совестью я воюю – со скукой! Надо быть честным хотя бы перед самим собой. Выслеживать бандитов, которые потом еще и пытаются сопротивляться, куда интереснее, чем просто схарчить невинную девушку или глупого доверчивого мальчишку.

Однако лет за двадцать охота на бандитов тоже приелась, и старая знакомая – скука – навалилась на меня с новой силой.

Пробовал рисовать (при жизни я тоже этим увлекался). Кое-что выходило даже весьма неплохо – но меня хватило ненадолго. «Успею еще этим заняться,» – думал я, с кривой ухмылкой вешая на стену свой последний кладбищенский пейзаж.

И я вновь начал искать, чем бы заполнить окружавшую меня тоскливую, засасывающую пустоту.

Теперь я уже был умнее. Сперва я отлавливал очередного рэкетира и утолял голод (пару раз потом приходилось менять одежду: эти идиоты взяли за моду палить в любую приближающуюся тень; мне, конечно, на это наплевать (хотя и больно!) – но не идти же после на вечеринку или на дискотеку в простреленном в нескольких местах костюме?!) – и только после этого, сытый и благодушный, отправлялся веселиться.

Наверное, мы, вампиры, действительно обладаем какой-то скрытой магией – хотя люди и сильно преувеличивают наши способности. Просто после смерти мы начинаем жить как бы в другом мире. Мы по-другому видим, по-другому слышим, по-другому чувствуем…

Но, кроме того, есть у нас и некий особый «магнетизм», некая необъяснимая притягательность. Генрих как-то назвал это свойство «некрообаянием». Очень похоже. Во всяком случае, мы чем-то притягиваем к себе людей – как притягивают к себе хищники своей смертельно опасной грациозностью. Причем внешняя красота тут особого значения не имеет – это какое-то внутреннее свойство, которое мы приобретаем… умирая! Действительно, «некрообаяние» – лучше не скажешь!

Так что за последнее время у меня появилось множество новых друзей и знакомых, и я был желанным гостем во многих компаниях. В одной из таких компаний совсем еще молодых людей, которым льстило общение со мной – таким взрослым и загадочным! – я и познакомился с Ней.

Это случилось совсем недавно – каких-то два месяца назад; по нашим (да и по людским) меркам – пустяки. А мне уже кажется, что мы знаем друг друга целую вечность, как ни банально это звучит.

2

 
Ты – невинный ангел,
Ангел поднебесья;
В этой жизни странной
Ты не моя!
За тобой тень зверя —
Вы повсюду вместе;
А теперь поверь мне —
Зверь этот – я!
 

Группа «Ария», «Зверь».

Ее я увидел сразу: разметанное облако рыжих волос, таких пушистых, что мне тут же захотелось зарыться в них лицом; загадочные зеленые глаза, большие, чуть раскосые; нежный атлас губ; и одета Она была, как одевались, кажется, в прошлом веке: атласное платье со шнуровкой – и в то же время вызывающее декольте, наполовину открывающее небольшую тугую грудь. Она напоминала очаровательно невинного и одновременно неуловимо порочного эльфа… Эльфийку? Эльфицу? Нимфу? Нимфетку?… Не важно!

Блики свечей, негромкая музыка, шепот из темноты – все это было романтично и пошло, но сейчас я не видел ничего, кроме Ее приближающегося лица и этих огромных зеленых глаз, в которых отражалась, казалось вся комната – вся, кроме меня!

– Тебя можно пригласить на танец?

Малахитовый бархат, переливы золотых блесток – таким был для меня Ее голос.

Я не удержался, взглянул на Нее изнутри.

Серебристые сполохи – и за ними трепещет, бьется, складывая и раскрывая крылья, пурпурный мотылек.

Я смотрел, смотрел – и не мог оторваться, уже не обращая внимания ни на кого и ни на что вокруг.

– Конечно! – с опозданием улыбнулся я – и с трудом убрал клыки. Между прочим, Она первая в этой компании сразу назвала меня на «ты».

– Ты не знаешь, что это за песня? Мне она так нравится… – упругий стан под рукой, я прижимаю Ее к себе, и Она поддается, игриво улыбнувшись.

– «Metallica». «Nothing Else Matters», – не упускаю я случая блеснуть эрудицией. Тем более, что эта песня – одна и из моих любимых, в черно-багровых тонах.

 
– Trust I seek and I find in you
Every day for us something new
Open mind for a different view
And nothing else matters, —
 

цитирую я куплет, кажется, довольно удачно подпевая вокалисту.

– А о чем это? – зачарованно распахнутые изумруды с золотыми искорками в глубине. – А то я на слух плохо понимаю.

– Доверия ищу я – и нахожу в тебе;

 
Новое для нас есть в каждом дне.
Раскройся, взгляни на мир
Сквозь призму иного зрения —
И больше ничто тогда
Уже не имеет значения!
 

And nothing else matters…

Коряво и не совсем дословно, но по духу звучит именно так.

– And nothing else matters… – задумчиво повторяет Она. – А почему ты не отбрасываешь тени? И в зеркале не отражаешься?

Она первая обратила не это внимание! Первая за двадцать с лишним лет моей «посмертной» жизни!

– Потому что я – вампир, – просто отвечаю я.

* * *

Этого нельзя было говорить, и нельзя было потом провожать Ее домой – но для меня уже не существовало «нельзя»! Я влюбился. Влюбился, как мальчишка, как последний дурак; я понимал, что выгляжу полным идиотом, что я не только выгляжу – я и есть полный идиот, я делаю то, чего делать нельзя – но я уже не мог совладать с собой!

Оказывается, с вампирами такое тоже случается…

Тогда Она поспешила поскорее удрать со мной, неумело соврав, что Ей уже пора домой, но одна идти Она боится, так что не мог бы я Ее проводить?

– Одна – боишься, а вдвоем с вампиром – нет? – усмехнулся я, продемонстрировав на этот раз свои клыки.

Я все еще пытался удержать Ее и себя – отпугнуть, оттолкнуть… В глубине души (кстати, а есть ли у меня душа? впрочем, не важно…) – в глубине души я понимал, что добром это не кончится – ни для Нее, ни для меня.

– С тобой – нет! – улыбнулась в ответ Она. – Ты ведь меня не укусишь?

– Кусают собаки, – проворчал я. – А мы – целуем… Нет, не укушу. Я сегодня сыт.

И мы потихоньку выскользнули за дверь.

Ну конечно же, никуда Она не спешила, просто Ей не терпелось остаться со мной наедине. И засыпать меня вопросами.

А для начала мне пришлось дать Ей пощупать свои клыки – чтобы Она могла убедиться, что они – настоящие. Это было глупо, но я не смог отказать Ей.

Она убедилась.

И вот тогда Ее прорвало!

Я почти не врал – лишь иногда уклонялся от прямых ответов. По дороге я рассказал Ей многое из того, что в свое время сам узнал от Генриха, который тогда еще был для меня загадочным Генрихом Константиновичем; впрочем, мне и сейчас далеко не все в нем понятно: бывший врач, психолог, весьма эрудированный человек, «вычисливший» тогдашнего старейшину городских вампиров и фактически спровоцировавший собственное Приобщение к не-мертвым. Зачем? Этого я не мог понять ни тогда, когда, захлебываясь предсмертным хрипом и гибельным блаженством подступающей смерти, судорожно глотал густую черную кровь из вены Генриха – чтобы вместо смерти обрести мучительную Вечность – ни сейчас, когда походя раскрывал Ей наши сокровеннейшие тайны…

Интересно, а меня Генрих «приобщил» в порядке эксперимента, или по каким-то другим соображениям?

Нет, конечно, я не рассказал Ей всего, не настолько я все же сошел с ума, да и не успел бы я рассказать все за эти полтора часа блужданий по ночному городу – но рассказал я больше, чем достаточно. Если бы об этом узнали наши, особенно Генрих…

А Она… Она была несколько разочарована! Маловато, видите ли, романтики оказалось в посмертной «жизни» вампира! Сырые, пахнущие землей и тлением гробы, грязь на помятом пиджаке и во всклокоченных волосах, безумные, горящие глаза – и вечный голод, терзающий тебя изо дня в день, и кровь на твоих губах, ее сладостный, пьянящий вкус – и отрезвление, которое приходит, когда ты видишь у своих ног мертвеца с развороченным горлом и остекленевшими глазами, в которых застыл смертный ужас. Твоя первая жертва. Человек, который только что смеялся, шутил, считал тебя своим другом, таким же человеком, как и он сам – и вот теперь он лежит, холодный и мертвый, зато ты – сыт. Сыт на несколько дней, а потом голод вернется, и тебе снова придется отнять чью-то жизнь. И ты сходишь с ума от тоски и безысходности, ночной мрак течет вокруг вязкими пластами, и скалится с неба щербатый череп луны; а ты не в силах ничего изменить, не в силах даже положить конец собственному существованию!

Какая уж тут романтика…

Некоторое время мы шли молча.

– Так ты… мертвый? – неожиданно повернулась она ко мне и посмотрела мне прямо в глаза.

Мне показалось, что я сейчас утону в этих изумрудных озерах.

– Да, мертвый, – хрипло выдохнул я.

Дышать мне совершенно не обязательно, но когда разговариваешь или куришь – приходится. Одна радость для вампира – сигареты на здоровье аж никак не влияют! Пока жив был, думал бросить, а так – зачем? Рак мне теперь точно не грозит.

– Нет, ты… ты живой! – прошептала она. – И руки у тебя… они теплые!

Вот так новость!

– …Ничего, сейчас будут холодные!

Это ж надо было настолько забыться и потерять бдительность! Оказывается, за нами уже некоторое время шли двое крепеньких бритоголовых парней в кожаных куртках, явно дожидаясь, пока мы свернем в какой-нибудь глухой переулок.

Дождались.

Они были уже рядом и явно не рассчитывали на серьезное сопротивление.

Я – тоже.

Мне было совершенно все равно, что их интересовало в первую очередь: Она или содержимое моих карманов. Результат был ясен заранее. Ладно, сейчас повеселимся!

То, что вампиры обладают сверхъестественной физической силой – правда. Да и реакция у нас чуть получше, чем у людей. Так что я не стал применять никаких хитрых приемов (тем более, что и не знал их), а просто-напросто схватил того, что был поздоровее, за горло и, как любят это показывать в фильмах ужасов, слегка приподнял над землей. Фильмы фильмами, а действует подобная штука действительно весьма эффективно. Если, конечно, у вас хватит силы приподнять одной рукой человека тяжелее себя и подержать его некоторое время в воздухе на вытянутой руке, с доброй улыбкой глядя ему в глаза.

Шея у парня оказалась крепкая – не сломалась сразу.

Второй «биток», или «урел», как у нас называют подобную мразь, сразу не сообразил, что происходит, и попытался пырнуть меня ножом. Я не стал ему мешать, подождал, пока нож войдет мне в бок – и наотмашь ударил «битка» свободной рукой по физиономии. Ударил не в полную силу, так, чтоб голова не оторвалась, но ему хватило и этого: отлетев метров на пять, он врезался своей бритой башкой в стену и на некоторое время успокоился.

Первый «клиент» продолжал хрипеть и трепыхаться в моей руке, но я, не обращая на него внимания, обернулся к Ней. Кажется, Она даже не успела испугаться – и теперь завороженно смотрела на меня своими огромными изумрудами. Черт, они чуть ли не светились в темноте! Здорово!

– Сейчас я, пожалуй, немного перекушу, – сообщил я Ей. – Это не слишком приятное зрелище, так что лучше отвернись.

– Ой, нет, мне интересно! – Она чуть ли не подпрыгнула от радостного возбуждения. – Но если ты стесняешься…

– Это Я стесняюсь?! Ну, тогда смотри! – не слишком вежливо буркнул я и впился в горло парня в кожанке…

Нет, обычно я ем куда аккуратнее, но сейчас я специально работал на Нее. Похоже, я подсознательно старался вызвать у Нее отвращение, ужас, гадливость – чтобы Она в страхе бежала от меня. Я понимал, что так было бы лучше – и в то же время я не хотел этого! Я хотел быть с Ней…

Я исправно чавкал, булькал, сопел, разодрал горло парню чуть ли не надвое, вымазался в крови – и в таком виде обернулся к Ней.

Аттракцион «Упырь за обедом».

Смотри, смотри, девочка! Вот она, «романтика»!

– Ну, как зрелище? Впечатляет? – осведомился я, пуская кровавые слюни.

– Дурак ты! – неожиданно рассмеялась Она. – Меня испугался? А я тебя – нет! Ты мне все равно нравишься. Ты… не такой, как все! Другой.

– Конечно, другой. Упырь-кровопийца, – на этот раз я разозлился не на шутку. Да и вообще, Она что, не понимает, что происходит?! Только что у Нее на глазах я загрыз человека, стою весь в крови, а Она смеется! Или для Нее это всего лишь игра?

– Ну зачем ты так? – Она шагнула ко мне и провела ладонью по моей щеке.

Потом изумленно уставилась на свои вымазанные в крови пальчики – и только тут на Ее лице наконец-то появилось выражение растерянности и брезгливости.

– Вытри лицо… пожалуйста, – Она, потупившись, нервно комкала в пальцах платок, пытаясь оттереть быстро засыхающую кровь.

– Хорошо, – кивнул я, сжалившись. – Но сначала разберусь со вторым. Свидетелей я не оставляю.

И направился к начавшему приходить в себя второму «урелу».

На этот раз я пил аккуратно, прокусив лишь две небольшие дырочки и не пролив ни капли крови. Впрочем, пил я уже через силу: это был третий «клиент» за сегодня! Ничего, зато, считай, с неделю смогу не выходить на охоту. Наемся впрок, как удав…

Когда я понял, что больше в меня уже не влезет, и оторвался от горла парня, тот все еще шевелился. Но оставлять его в живых было никак нельзя, так что я одним коротким движением свернул ему громко хрустнувшую шею.

Он дернулся и обмяк.

Проверяю содержимое его карманов. Деньги всем нужны, даже вампирам. На одни новые костюмы, взамен простреленных, знаете, сколько уходит?!.

К Ней я намеренно не оборачиваюсь – пусть глядит, как я мародерствую!

Теперь – замести следы. На пару маленьких ранок у человека со сломанной шеей никто, скорее всего, не обратит внимания. А вот с первым «клиентом» надо что-то делать. Пусть решат, что над его горлом бродячие собаки поработали, а умер он, к примеру, от…

Раздумывая над тем, от чего мог бы умереть первый «урел», я кое-как отер лицо (дома отмоюсь как следует) и наконец повернулся к Ней – чтобы, бросившись вперед, подхватить Ее в последний момент: до Нее наконец-то дошло, что все это – всерьез, и нервы у девушки не выдержали.

На какой улице Она живет, я уже знал (сама рассказала по дороге), так что я легко подхватил Ее на руки и понес в сторону дома – Ее дома – справедливо рассудив, что приключений на сегодня явно хватит, а привести Ее в чувство я успею и на пороге родных пенат.

Ну и картинка небось была со стороны – просто классическая: вампир с горящими глазами и окровавленными клыками несет на руках лишившуюся чувств девушку! Скажи кому, что это я Ее домой доставляю, чтоб не случилось еще чего – ну никто б ведь не поверил!

Очнулась Она сама, еще задолго до своего дома. Определил я это довольно просто: Она неожиданно обвила мою шею руками и плотнее прижалась ко мне. Потерявшие сознание обычно так себя не ведут!

– Извини меня. Я не думала, что это так… страшно. Я понимаю, ты ведь меня защищал, и ты не мог по-другому… Ты не обижайся, я тебе очень-очень благодарна! Ведь если бы не ты… А к этому я привыкну. Честно! Это я с непривычки…

– К чему это ты привыкать собралась? – я даже остановился, продолжая держать ее на руках, а Она тоже не спешила высвобождаться, обнимая меня, и это было настолько приятно…

– Как – к чему? Мы ведь с тобой не в последний раз видимся? Ты же не исчезнешь?

– Не исчезну, – с обреченным облегчением, чувствуя, как рушится моя «жизнь», кивнул я.

– Ну вот! – я почувствовал, что снова тону в этих радостных зеленых озерах. – Я привыкну видеть, как ты… ешь!

Я чуть не уронил Ее. Мы были уже совсем недалеко от Ее дома, и я аккуратно поставил девушку на землю. Нет, Ее непосредственность меня когда-нибудь доканает!

– Да, ты прав, – спохватилась она, – мне пора. Мы увидимся завтра?

– Возможно, – попытался уклониться я от прямого ответа.

– Нет, если тебе со мной неинтересно, ты скажи, я не обижусь…

Она, кажется, готова была расплакаться оттого, что вампир не хочет встречаться с Ней. Да тебе не плакать – радоваться надо, девочка! И молить Бога, чтобы мы никогда больше не увиделись…

– Конечно, увидимся, – я говорил совсем не то, но остановиться уже не мог. – Скажи мне свой телефон – я позвоню. Завтра. Как стемнеет. Да, кстати, как тебя зовут? А то мы даже не успели познакомиться!

* * *

Ее звали Эльвира. «Повелительница Тьмы!» – чуть не брякнул я, вспомнив название соответствующего фильма. Везет мне на экзотические имена! Сначала Генрих, теперь – Эльвира…

– А тебя как зовут?

– Влад.

– Влад Дракула-Цепеш? – ее глаза округлились.

Стокера начиталась. Или тоже фильмов насмотрелась.

– Да нет, – криво усмехнулся я. – Я не столь стар и крут.

– Ну ладно, – ей явно не хотелось расставаться, – до завтра. Ты позвонишь?

– Ну сказал же – позвоню!

– А завтра… завтра ты меня не укусишь?

Мне показалось, что эти слова Эльвира произнесла со скрытой надеждой – и мне это очень не понравилось.

– Нет, – пресек я ее надежды (если они и были) в самом зародыше. – Я на неделю вперед кровью накачался!

Пауза.

– Ой, у тебя в боку нож торчит!

– Правда?

Я легко выдернул засевшую во мне финку, о которой успел совершенно забыть. Неплохой ножик. Отер лезвие о траву и протянул ей.

– Дарю!

Испуганный взгляд, то и дело возвращающийся к месту, откуда я извлек нож.

– Не волнуйся. Я ведь уже умер, так что подобной игрушкой меня не убить. Бери. На память об этой ночи.

На этих словах мы и расстались.

* * *

Ну разумеется, я позвонил ей, и мы почти всю ночь гуляли по городу, и я больше не корчил из себя чудовище, чтобы оттолкнуть ее; я нес всякую чепуху, рассказывал ей байки из вампирской жизни – а она слушала меня с широко распахнутыми глазами, иногда ойкала, зажимала рот ладошкой, смеялась моим неуклюжим мрачным шуткам, а потом грустно вздыхала: