***
Что-то кольнуло меня в бок; уже прошла неделя с первого похода наверх, еды ещё вроде хватало, и никакого волнения среди женского коллектива не начиналось. Ещё один укол; вспомнил, как пар дней назад Голова позвал меня в себе – в комнате не было никого, раскладной столик и несколько приземистых стульев, он сидел на одном из них:
– Знаешь, что я тебе скажу Малой?!
– Нет, не знаю, Вы же ещё не сказали, – было видно, что он открыл за этот вечер не одну бутылку.
– Дерзишь… понял… понял… Так вот, что я тебе скажу – Ты животное, дикий зверь, которому только и дай возможность – вцепиться в горло и не отпустит, пока не оторвёт голову. Не делай вид, что не понимаешь… я каждый день вижу тебя – ты зверь. Иди сюда! Подойди!
Я подошёл прямо к нему, он сидел на стуле нормальной высоты. Голова положил шею на правое плечо:
– Кусай, сука, ты хочешь! Ты можешь!
Я опешил. Увидев, что я медлю и не собираюсь впиваться ему в горло, он пнул меня ногой в живот, повалил на пол и начал душить:
– Запомни, Щенок, для того чтобы выжить у пса есть всего один укус!
Мои пухлые руки, словно змеи, вползли в его глазные впадины, он завопил, и упал навзничь: я выдавил ему всего один глаз. Кровь из глазницы текла, покрывая пол. Меня очень удивило, что он не набросился с новой силой – наоборот, Голова встал, заложил двумя пальцами дырку, оставшуюся после глаза – кровь продолжала течь, но он как будто этого не замечал. Встряхнув одежду от пыли, медленно прошагав ко столу с бутылками, он опрокинул её – сначала в рот, а потом и залил глаз:
– Иди…понял.
Я прошаркал к выходу, и вернулся на рабочее место – я как раз мыл засраный туалет.
***
Последний укол меня окончательно доконал: я открыл глаза и сразу почувствовал, как мне закрыли рот ладонью – в тусклом свете красных аварийных фонарей очертания шрама были всё так же заметны:
– Так, помнишь наш уговор о вопросах? Никаких. Делаешь, как я говорю – иди за мной… только тихо.
Я поднялся со шконки и направился за ним – все спали, что было не удивительно: была глубокая ночь. Мы прошли до подсобки, он отварил дверь и я оказался в святой святых нашего бедного бункера. Бункер оказался действительно "бедным» – на полках ютились около 40 консервных банок:
– Бери! – он протянул мне 4 жестянки, – и не говори, что я плохой человек.
– Ты не плохой – ты просто пролил много крови…
Он подтянул меня за шиворот:
– Ты говори либо объём, либо количество смертей – не будь лицемером… понял. – Он выдавил мне глаз.
Мы вышли из подсобки и уже молча дошли до гермозатвора, несколько манипуляций и дверь открылась:
– Иди… скоро здесь не на что будет смотреть.
Я пошёл… а через пару секунд и побежал – было приятно ощущать себя вновь свободным: возможность бега не по принуждению вернула Меня. Бункер всё удалялся, а мне открывались всё новые пейзажи: хоть была и ночь, но можно было видеть, что от нашего района ничего, кроме груды дребедени не осталось: дома моего я уж точно не видел – одна большая груда камней. Когда я дошёл до школы, то не вполне был уверен, что она была здесь. К тому моменту начало светать, и я решил сделать привал: нашёл острый камень и несколькими ударами открыл первую консервы – оказалась тушёнка. Запах засоленного мяса пробил меня на дикий аппетит – я машинально выпил всё и отбросил пустую банку – вряд ли дворники будут ругаться. Несколько поразмыслив, что мне делать я припомнил школьный бункер, который должен был находиться неподалеку. Пройтись мне не мешало, глаз немного ныл, и прогулка отвлекла меня – промыть или перевязать было нечем – откуда мне знать, вдруг вода радиоактивная. Покосившиеся трубы и заваленный вход намекал, что бункером не воспользовались. Осмотрев вход, я нашёл пару щелей, через которые, будучи юрким, пролез в подвал. Оказалось, что бункер достаточно утилитарное место – всё выглядело так, как будто я не выходил из своего "подземелья": те же стены, и ровно такие же комнаты. Подсобка оказалась, там, где я ожидал её найти… мне повезло – она оказалась полной.