Необычайные истории из жизни людей и бесов

© Факовский Д. А., 2020

© Издательский дом «Кислород», 2020

© Дизайн обложки – Георгий Макаров-Якубовский, 2020

Предисловие
(от издательства)

Дмитрий Александрович Факовский – молодой киевский прозаик и публицист. Первый же его роман «На струе» стал хитом Интернета, а позже и бестселлером издательского дома «Кислород».

Следующая крупная вещь – повесть «Последний экспресс», написанная в соавторстве с Алексом Керви, также взорвала сеть, а после с успехом вышла на бумаге – сначала в Киеве, а потом в Москве.

«Необычайные истории из жизни людей и бесов» – новый литературный эксперимент писателя, результат десятилетней работы.

Перед вами десять рассказов. Они разные по форме, но каждый из них является психологической зарисовкой об эпохе и людях, о нас самих.

«Люди мельчают. Последнее десятилетие стёрло грань между реальностью и иллюзией. Жизненные ориентиры поменяли полюса. Ложь заняла пространство правды», – заявляет Дмитрий Факовский.

Этот сборник – калейдоскоп забавных («Вздор», «Чучело») и трагических («Реванш», «Метель») историй; грустные («Дремлют плакучие ивы») и героические («Ночные огни») жизни людей; наконец, сама революция («Бунт», «Декабристы»), чьё зарево уже окрасило нашу жизнь…

«Мои рассказы – попытка анализа сюрреализма, который наполнил нашу жизнь. Их персонажи – обитатели хрущёвок и шикарных дач, великие герои и мелкие обыватели, люди и бесы. Они живут рядом с нами, они такие же, как и мы, – новые герои века русского гротеска», – говорит автор.

В память о моём друге и главном литературном критике Владимире Марковиче Семергее.

Бунт

1

Артём стоял у рюмочной и ждал Пыжика. Они познакомились совершенно случайно. Чудо, что вообще познакомились. В «ВКонтакте», где Артём его обнаружил по ключевому слову «ганджа», он значился просто как Пыжик.

Парень, отказавшийся назвать своё настоящее имя, сперва вёл себя крайне настороженно, но Артёму удалось разговорить его на встречу.

В социальной сети мелкий не соврал: на вид ему было не больше шестнадцати лет. Артёму было почти в два раза больше. От этого он чувствовал себя ещё более неуютно.

Пыжик предлагал встретиться в «Макдональдсе», но Артём подумал, что в «Макдональдсе» сто процентов есть камеры наблюдения. Потом, если будет нужно, их спокойно вычислят. От этой мысли у него даже началась паранойя. «Нет, – написал он в личку. – Лучше в рюмочной, через дорогу».

Артём ждал у входа. Заканчивалась осень, начинался мелкий дождь. Пыжик выглянул из-за угла дома – Артём сразу его заметил. Пареньку сдалось, что он высматривал его специально, что было почти правдой. На пару секунд пацан снова спрятался за углом. Артём даже заволновался, что Пыжик испугался и просто сбежит. Однако тот снова показался и, прижимая к груди небольшой рюкзак, пониже натянув на голову капюшон и нервно оглядываясь, подошёл ближе. Они пожали друг другу руки.

Заходить внутрь Пыжик отказался.

– Давай деньги, я сгоняю, – сказал он.

Артёму такой расклад сразу не понравился:

– Я думал, у тебя с собой.

– Так дела не делаются, дядя.

«Какой я тебе, к чёрту, дядя?» – подумал Артём. Он совершенно не был уверен, что Пыжик над ним не издевается.

– Я должен сходить отдать деньги и всё забрать, – продолжал бубнить паренёк хорошо заученную историю.

Увидев, что Артём сомневается, он протянул рюкзак:

– Под залог.

Такой вариант показался Артёму приемлемым. Всё было как-то более-менее честно.

– Ладно, – он отдал деньги.

Пыжик быстро пересчитал.

– Два, – уточнил Артём.

– Всё будет пучком, дядя, – мелкий подмигнул ему, но даже не улыбнулся.

Тревога паренька начинала понемногу передаваться Артёму.

– У меня очень мало времени, – сказал он, строго глянув на Пыжика.

– Полчасика, я мигом, – ответил пацан, но не спешил уходить.

«Полчаса! Какого хрена?» – злился Артём.

Ему даже захотелось подтолкнуть Пыжика.

– Постарайся поскорее, – сказал он.

– Неспокойно сегодня, дядя. Пока к тебе от метро шёл, на два патруля с собаками наткнулся, – принялся ныть Пыжик.

– Сегодня митинги. Это в соседнем квартале, на площади. Ты не бойся, – попытался подбодрить его Артём.

– Митинги – там, а мусора – тут, – ответил паренёк и, ещё раз оглянувшись, перебежал улицу.

2

Когда утром Артём позвонил Кристине, она позвала его на митинг. Идти на митинг ему не хотелось. Митинги в нынешней ситуации казались ему делом бесполезным.

Артём тоже не любил действующую власть, но ещё меньше ему нравились организаторы всех этих протестов, и их идеи – все сплошь и рядом какие-то ванильно- жиденькие и наивно-либеральные, способные очаровать разве что какую-то не читающую молодёжь, да и то скорее провинциальную. Но никак не Кристину, столичную девушку.

При ближайшем знакомстве Кристина оказалась натурой весьма поверхностной. Но к тридцати годам Артём наконец-то понял, что многие красивые девушки – поверхностные, и в этом нет ничего такого. Ничего плохого. Красивым девушкам простительно.

«Только поверхностные люди могут ходить на эти митинги», – думал он.

Тем более что акции протеста организовывали за пару недель до местных выборов. Митинги (Артёму казалось, что это очевидно каждому здравомыслящему человеку) должны были сплотить лояльный к власти электорат и повысить явку избирателей.

Ближе к обеду протестовать вышли десятки тысяч людей. Для многомиллионного мегаполиса это, конечно, не очень много, но Артём всё равно расстроился. Из-за митинга он поругался с Кристиной.

Вообще-то у них не было никаких отношений. Артём это прекрасно понимал. Они ещё не успели переспать. И даже не целовались. Хотя уже три раза ужинали и были знакомы целый месяц. Как и с Пыжиком, с Кристиной он познакомился в социальной сети: просто просматривал красивых девушек онлайн и наткнулся на неё.

«Наверное, если бы Кристина не была поверхностной, если бы она была действительно такой, как я хочу, то вряд ли стала бы встречаться со мной», – думал Артём, понимая, что он как аналитик отдела перепланирования-недопланирования никому не известной гигантской транснациональной компании с головным офисом где-то на Каймановых островах ничего стоящего предложить ей не может.

Конечно, Артём неплохо зарабатывал, но не более того. Пока что Кристину устраивала возможность бесплатно поужинать. Ему нравилось, что она ещё студентка. Ей, наверное, нравилось, что он всегда готов платить.

Вчера Артём решился и пригласил девушку к себе домой – посмотреть кино.

– А ты достанешь гашиш? – спросила она.

– Я постараюсь, – пообещал он, бросившись писать всем более-менее посвящённым знакомым.

Откликнулся только Пыжик.

Однако уже утром, когда Кристина вновь вышла на связь, предстоящий митинг интересовал её куда сильнее, чем курево.

– Я думала, ты пойдёшь со мной, – вновь заупрямилась девушка, когда они встретились в городе.

Конечно, Артём мог бы подискутировать с ней о преимуществе консервативных идей над, с позволения сказать, либеральными, поговорить обо всей той чуши, которой забивают им головы. Но подобный снобизм (а воспринято это было бы именно таким образом) наверняка только разозлил бы девушку, поэтому он просто сказал, что ему нужно встретиться с человеком и забрать товар.

– Знаешь, я уже не уверена насчёт вечера! – выпалила Кристина: её зрачки сузились, из-за чего она стала даже немного некрасивой.

– Это почему же? – Артём старался сохранять самообладание, чтобы ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Потому! Я же сказала! Я думала, ты пойдёшь со мной! – крикнула девушка.

Он насмешливо бросил:

– Ты там обязательно кого-нибудь встретишь.

– Это, например, кого? – Кристина смотрела на него всё так же зло.

Но Артём уже бежал прочь.

3

Вместо тридцати минут Пыжика не было почти час. Мужиков в рюмочной собралось немного, все они пили водку. Только Артём взял себе чай. А потом ещё один.

Он осмотрел рюкзак: внутри были только тетради, но никаких документов. Всё это барахло ничего не стоило. Но выбора у Артёма уже не было, оставалось только верить и ждать.

По телевизору крутили полицейский сериал. Он зашёл в Интернет, чтобы почитать новости о митинге. Уже начались первые задержания. Артём послал Кристине сообщение, но девушка не отвечала. Он набрал её номер – телефон был отключён.

«Дура», – подумал Артём, переживая, как бы полицейские не сломали Кристине руку или ногу.

Потом, решив, что это будет для неё уроком на всю жизнь, он слегка успокоился и даже почувствовал, что проголодался. Артём попросил меню, принявшись размышлять над тем, что бы взять – суп или пельмени, – когда появился Пыжик.

О еде, как и о Кристине, Артём тут же позабыл.

– Принёс? – спросил он шёпотом.

– Всё нормально, дядя, – мелкий протянул ему белый бумажный пакет.

Артём, озираясь, словно все только и смотрели на них, схватил товар, и, едва не выронив от волнения, сунул свёрток в карман куртки. Уже там он прощупал содержимое – что-то твёрдое и квадратное. Но небольшое.

«Наверное, там не два грамма, а, в лучшем случае, полтора», – подумал он.

– Мне нужно всё проверить, – сказал Артём.

– Не здесь же, – заныл паренёк.

– Я в туалет схожу, – он встал из-за стола.

– Я спешу! – заскулил у него за спиной Пыжик.

– Подождёшь, – огрызнулся Артём.

Туалетом тут служила крошечная кабинка с унитазом и умывальником. Внутри уже кто-то заперся. Возле двери мялись два основательно поддатых посетителя. Артём понял, что это надолго.

Он вернулся в зал, но Пыжик, прихватив рюкзак, сбежал.

4

Кристина так и не вышла на связь. Артём ещё два жды набрал её по дороге домой: абонент – не абонент. Он проверил её страничку: в последний раз девушка была онлайн в самом начале митинга – запостила фотографию на фоне полицейских.

«И хрен с тобой», – подумал Артём.

Дома он приготовил зелёный чай с лимоном и сахаром. Чай бодрил. Артём достал гашиш и положил его на журнальный столик.

«Почему камень такой красный?» – задумался он.

Артём включил телевизор. В новостях показывали зас треленного в Париже мигранта и последующий разгон митинга его собратьев. Под бормотание диктора крутили оперативную хронику: истекающие кровью правоохранители пытаются сдержать несколько сотен молодых ребят; кто-то бросил в стройные ряды спецназа пустую пивную банку – один из бойцов мужественно упал.

«Чёрт с вами», – думал Артём.

Он зашёл в Интернет почитать об их митинге: писали о тысяче задержанных.

«Чёрт с вами», – повторил Артём.

Он выключил ноутбук, взял камень и принялся его разглядывать.

«Почему он красный? Гашиш ли это?» – чем больше Артём думал об этом, тем сильнее накатывала тревога.

На прошлой новогодней вечеринке в клубе, который им любезно сняла их межгалактическая компания, он курил гашиш с какими-то ребятами из параллельного офиса и запомнил, что к чему.

Артём нашёл небольшую бутылку минеральной воды и вылил содержимое в раковину. Взяв зажигалку, Артём прожёг в дне бутылки дыру размером с тыквенную семечку, после чего принялся разворачивать её заранее приготовленным ключом. Горячий пластик обжигал пальцы и лип к коже, но отверстие быстро увеличилось.

Закрутив крышку, Артём отложил бутылку в сторону.

Нужно было подумать, где курить. Выходить на балкон он не хотел: соседний дом находился метрах в пятиде сяти, но кому-то вполне могло прийти в голову подсматривать в бинокль. Если не за ним конкретно, то вообще – разглядывать людей. Артём бы и сам так наверняка делал, будь у него достойная оптика.

Нет, на балконе было слишком опасно. Оставалась кухня. Он включил вытяжку и выложил на столешницу своё добро – камень, бутылку, зажигалку и сигареты.

Артём приготовил себе первую плюху. Гашиш шёл мягко. Ему даже не хотелось кашлять. Подождал. Ничего не происходило. Подумав, он сделал ещё четыре затяжки.

5

Когда Артём докурил, исчезло электричество. Резко замолчал фонтанирующий новостями телевизор. В квартире натянулась тишина.

Его не пёрло. Артём подождал ещё минуту. Ничего не происходило. Вообще ничего. «Обманул мелкий», – подумал он раздражённо.

Артём сходил в коридор и проверил пробки – электричества всё не было. «Надо куда-то позвонить», – подумал он, но не смог вспомнить ни одного экстренного номера.

Вместе с электричеством пропал Интернет. Артём попытался зайти в сеть с телефона, но вся связь легла.

«Хрень какая-то», – рассудил Артём, оделся и вышел в парадное.

Соседние квартиры молчали. Его совершенно не торкало. Решив разобраться с Пыжиком после и не став беспокоить соседей, у которых, судя по всему, тоже не было электричества, Артём спустился во двор.

Смеркалось. Окна домов кляксами сливались с бетонными панелями. С улицы послышался вой сирен. Артём подумал, что нужно вернуться домой, но вместо этого вышел со двора.

На улице было пустынно. Вдалеке ухнуло: Артём увидел, как в конце квартала вспыхнул автомобиль.

Всё чаще звучали тревожные голоса каких-то служебных машин. Иногда казалось, что сирены выли прямо у него за спиной, но, оборачиваясь, Артём ничего не видел.

Он быстро зашагал к метро. Было страшно.

Пройдя мимо догоравшей машины, чтобы свернуть в соседний переулок, Артём увидел ещё несколько покорёженных, сожжённых автомобилей. Людей, как и трупов, не было.

Когда до станции оставалось метров пятьсот, из-за угла выехал танк. Устремив на Артёма гигантский ствол, махина двинулась по переулку.

Запаниковав, Артём развернулся, чтобы броситься прочь, но вновь обмер. С другой стороны на него шагал дракон. Чудище извергало столпы пламени на уровне последних этажей кирпичных пятиэтажек, из-за чего их крыши и чердаки весело вспыхивали. Уже почти чёрный воздух озарился огнём и криками: из вылетевших окон начали выпрыгивать пылающие люди.

Сзади угрожающе взревел танк. Вспомнив старые фильмы о войне, Артём бросился на асфальт, прижался к нему изо всех сил.

Танк прицелился и выстрелил. Снаряд пролетел у Артёма над головой, совсем близко, и через доли секунды поразил одну из лап чудовища. Дракон плюнул пламя. Перезарядившись, орудие дало ещё один залп, попав в ту же лапу. Чудище взревело, но отступило и исчезло за углом.

Загудев, махина рванула вперёд. Артём зажмурился. Танк пролетел прямо над ним. Он почувствовал его пылающую сталь.

Полежав ещё полминуты, Артём встал. Он был цел и невредим.

Артём бросился вперёд – к метро.

Возле станции толпились люди. Их было поразительно много. Почему-то он подумал, что там, среди народа, окажется в безопасности.

Многие были напуганы, но уже нашлись те, кто достал водку и гармонь. Над площадью полилась песня.

Холодало. Водка пошла по рукам. Артёму протянули пластиковый стаканчик. Он вежливо отказался.

«Ты меня не уважаешь!» – угрюмо сказал мужик.

Его косые глаза злобно светились в темноте. Артём робко взял водку.

«Пей!» – приказал мужик.

Он выпил. Водка была гадкой. Артём поморщился. Песня полилась громче.

Не было ни полиции, ни солдат.

– А что тут происходит? – спрашивал Артём.

– А кто его знает, – отвечали ему.

Один совсем юный парень наотрез отказался пить.

– Грядёт Судный день! – завопил он.

Его тут же взяли в круг.

– Заткнись! – пьяно зашипели на него.

– По роже его! Убить! – закричали вокруг.

– Апокалипсис! – запищал парень.

Пьяные и злые люди бросились на него. Кто-то выхватил нож и всадил его парню прямо в сердце. Толпа довольно зашумела.

– Хорошо! – горланили мужики.

Артём попытался уйти, но понял, что зажат среди сотен людей, столпившихся на крохотном пятачке возле входа в метро.

Сзади снова зашумели. Кто-то крикнул, что запустили поезда.

– Куда поезда? – спрашивал Артём.

Но его уже никто не слушал. Поток подхватил Артёма и понес к станции, вниз по лестнице. Он почувствовал, как падает, быстро скользит по ступеням.

Артём попытался ползти. Люди бежали по нему.

– Спасите! Помогите! – захрипел он.

Но они всё бежали и бежали. Тяжёлый ботинок врезал ему в висок. Всё стихло.

Хорошая сделка

1. Мякишев

Утром в пятницу пошёл дождь. В марте валил снег, в апреле было уже плюс двадцать, а теперь вот – дождь. Михаил Фёдорович Мякишев читал в газете, что весна будет мокрой. С майскими грозами. До мая оставалось ещё десять дней. Дождь начался уже сейчас. Первый дождь после снега.

Михаил Фёдорович завтракал в одиночестве. Жена его – Ольга Дмитриевна – полчаса назад увела их дочь Зину в школу и сразу же поехала на работу – на другой конец города.

Ему-то было ехать всего полдюжины остановок на автобусе. Мякишев вздохнул и залпом проглотил маленький стаканчик кефира. Он допил чай, смахнул крошки от приготовленных супругой бутербродов с варёной колбасой в тарелку с унылой зелёной каёмкой и положил её в раковину. Михаил Фёдорович посмотрел в окно.

Дождю он даже немного радовался. Первая весенняя жара его начала утомлять. Он вообще плохо её переносил. Хуже всего было летом. Тогда Мякишев отправлялся на работу даже с охоткой: их маленькая каморка, где они плечом к плечу вот уже с десяток лет трудились с Алексеем Петровичем Хомяковым, находилась на цокольном этаже, отчего даже в самое пекло там всегда было прохладно.

В такие душные дни Михаил Фёдорович уходил с работы с сожалением, представляя себе будущие страдания: душную улицу, душный автобус, такую же душную квартиру. Дома, казалось ему, дышать было труднее всего: за день закупоренное пространство раскалялось, несмотря на толстые гардины на окнах. И когда, вернувшись, он или жена отворяли форточки и деревянные рамы, в квартиру лишь лениво тёк удушливый пыльный воздух раскалённого города.

Давно, ещё студентом, в дождливую погоду Мякишев даже писал стихи. Над его мечтательными рифмами тогда все посмеивались. Это потом он понял, что однокурсники, бездумно зубрящие цифры, просто ему завидовали, потому что не могли при всём желании, если бы оно даже и было, хотя Михаил Фёдорович думал, что и желания у них не было, написать что-то стоящее. Написать вообще хоть что-то, кроме своих глупых цифр.

Но в итоге цифры победили, и Мякишев, несмотря на свою любовь к поэзии, оставив все потуги, занялся составлением отчётов – больших и маленьких. Они заменили ему разнообразие форм и ритмов.

Поэзия в последние годы ушла из его жизни – в газетах стихов не печатали, а то, что иногда звучало из телевизора или по радио, вызывало лишь грустную усмешку. И Михаил Фёдорович сосредоточился на цифрах.

Он взял целлофановый пакет с такими же, как только что съел, бутербродами и сунул его в портфель. Мякишев ещё раз глянул в окно, вышел в прихожую и оделся. Подумав, он прихватил зонт.

Дождь крепчал. Возле мусорного бака, потроша пакеты жильцов, нервно суетились местные бомжи. Михаил Фёдорович заметил, что промокли они до нитки, и вода льёт бедолагам прямо за шиворот, отчего бездомные двигались ещё резче и быстрее, яростно набивая свои бездонные клетчатые котомки пластиком и стеклянной тарой, мечтая поскорее скрыться с добычей в тёплых глубинах теплотрасс.

Мякишев вспомнил, что забыл прихватить оставшийся со вчерашнего дня пакет с отходами. Мусор уже начал испускать тошнотворный, сладковатый душок. Если бы стояла жара, к вечеру в квартире нечем было бы дышать. Михаил Фёдорович боязливо глянул на свору бродяг и, перескакивая тонкими ногами через длинные лужи, поспешил к остановке.

Крышу остановки сорвало ветром ещё прошлой осенью, с тех пор её так и не починили. Судя по всему, автобусы и троллейбусы снова сбились со своего графика и ходили абы как – толпа пассажиров быстро росла. Многие, как заметил Мякишев, были не столь предусмотрительны, как он, и не взяли зонты, поэтому взирали на него с неприкрытой завистью и злобой, зябко кутаясь в свои воротники и капюшоны. Мерзкий дождь, увлекаемый беспорядочными рывками ветра, бил то вдоль, то поперёк – наотмашь, прямо в лицо, затекая по шее под одежду.

Самые нетерпеливые прыгали в маршрутки. Кроме Михаила Фёдоровича, на остановке остались преимущественно старики.

Многим пенсионерам нечего было делать; единственным развлечением для них остались бесплатные поездки в общественном транспорте. Соседка-старушка, ещё двадцать лет назад похоронившая мужа, рассказывала Ольге Дмитриевне, а та, едва не плача, передавала ему, словно Мякишев мог чем-то помочь, – что садилась в трамвай и ездила по кругу до самого обеда, когда начинали крутить сериалы.

Михаил Фёдорович прекрасно понимал пенсионеров, хотя и не любил уступать старикам место. Но он и сам не представлял, что можно было делать дома, когда по телевизору ничего не показывают, а все книги или перечитаны, или же читать нет уже никаких сил. Так тоже случается в старости, думал он.

Забитые стоки плохо справлялись с непрекращающимся движением воды. Бурые потоки уже волнами ходили по проезжей части, заставляя автомобили и маршрутки сбавлять скорость, чтобы, надрываясь, рвать бурлящее мутное течение.

Наконец, рассекая дождь и водную пучину, подъехал его автобус. Подумав, что присесть всё равно не получится, Михаил Фёдорович пропустил в салон всех пенсионеров, после чего еле-еле успел втиснуться в закрывающиеся двери. Ему даже прищемило куртку, так что Мякишев был вынужден проехать в неподвижном состоянии целую остановку, уткнувшись лицом в плечо какой-то большой и круглой женщины, после чего людской поток вынес его на улицу. Прижав портфель и зонт к груди, он на этот раз первым ринулся вглубь салона и, опередив всех, оказался прижатым к обклеенному рекламными плакатами стеклу. Автобус тронулся, на него насели пассажиры. Михаил Фёдорович почувствовал, как трещат его кости. Он выдохнул, немного подвернул вправо левую ногу, а правую руку – чуток влево, начал крутить головой и, умостившись среди мягких, надутых в своих куртках и пальто людских тел, найдя в них укромное местечко, расслабился и замер, принявшись отсчитывать оставшиеся остановки.

В утренних пробках автобус полз медленно, но ехать оставалось недолго. Михаилу Фёдоровичу было вполне уютно, и он принялся думать о грядущих делах – бумагах и цифрах, прикидывая, сколько всего он сможет сделать сегодня. Мякишев собирался хорошенько поработать, чтобы завершить неделю на мажорной ноте.

К его остановке пассажиров значительно поубавилось. Растолкав их и выбравшись из автобуса, Михаил Фёдорович прошёл пустой сквер, где в такой дождь не было даже беспризорных чипированных собак.

Мякишев подошёл к красивому, хоть и сильно обветшалому зданию XIX века. Он дёрнул кованую ручку массивной парадной двери бывшего жилого подъезда, где из квартир тогдашней элиты ещё сотню лет назад сделали кабинеты чиновников, бухгалтеров и прочих бюрократов всех мастей.

Стены подъезда давно облезли и уже рассыпались: через дыры в прогнивших кирпичах иногда мелькали тени и вспыхивали огни соседних офисов. Свет единственной на этаж лампочки без плафона казался мрачным и зловещим.

Поздоровавшись с охранниками на проходной и заметив, что те даже не глянули в его сторону, Михаил Фёдорович спустился по лестнице к своему кабинету. В клетушке два на четыре метра, служившей в своё время дворникам кладовой для мётел и вёдер, сосредоточенно склонившийся над кипой исписанных цифрами бумаг его уже ждал Хомяков.