Я обычный человек. Уверенный, что религия – опиум для народа, атеизм – это перебор, политика – грязь, а жизнь – бессмысленное существование белковых тел. Уверенный в том, как мне постоянно говорили, что бояться нужно только людей и их дурных помыслов. Ну и их производных: всякого рода дурмана и пороков. Что всё в жизни делается от нас, нами и никем кроме нас.

Уверенный до событий последней недели, когда на пороге моей квартиры появился странный, постоянно шмыгающий носом человек в клетчатом плаще. Я был не рад его появлению. После шести рабочих дней работы за напарника, который прохлаждался в отпуске, мой организм был уставшим и очень хотел спать. Но незнакомец был настойчив, раз за разом резко визжащий звонок разламывал на куски мою черепную коробку.

Шесть утра – яркими зелеными цифрами известили электронные часы советского образца. Раритет из тех, что ещё где-то моргают несгоревшими лампами в каком-нибудь захолустье. С зажмуренными от включенного света глазами я проследовал к входной двери и уставился в глазок. Там стоял невысокий, лысоватый мужчина лет пятидесяти и настойчиво тянул руку к кнопке моего звонка. Почему-то я открыл, не думая. Хотя обычно спрашиваю и смотрю. Даже участкового не пустил два раза, когда из-за громко играющей музыки ненормальная соседка-истеричка вызвала его. Не пустил, сделал музыку тише и сквозь дверь ответил, что нет ещё одиннадцати. А этому открыл без раздумий.

– Андрей Павлович, – представился он, нагло просачиваясь мимо меня на кухню, – Я к вам по делу. Вы ведь Киреев Максим Витальевич?

– Я Киреев, – ещё сонным голосом ответил я.

– Я по поручению вашей бабушки, Киреевой Нины Ивановны. Она просила передать вам бумаги на её дом, – он принюхался к запахам от горы посуды на моем столе.

– Вы что-то путаете, как вас там, – раздраженно сказал я, мечтая быстрее спровадить незваного гостя, – Нет у меня никакой бабушки. У меня родители за границей, а бабка с дедом лет десять назад померли. До свидания.

– Всё верно. Вы, Максим Киреев, работаете рекламным агентом в «Топазе», – сказал он бесстрастным голосом, – А Нина Ивановна – ваша дальняя родственница из Брянской области.

– Может, угостите чаем, молодой человек? – сухо поинтересовался он.

– Молодой человек очень хочет спать! – вконец вывела меня из себя его нахальная просьба, – Приходите через часика четыре, и мы с вами поговорим о бабушках, дедушках и всех остальных.

Он как то странно посмотрел на меня и положил пухлый большой конверт на стол. Едва не свалив грязным рукавом своего плаща мою любимую фиолетовую чашку со вчерашним кофе.

– Распишитесь, что вам доставлено. Мне нельзя здесь задерживаться. Скоро рассветет … – сказал гость и запнулся, словно подавился, вперившись взглядом в плакат-календарь с голой девицей на стене. Он протянул мне какую-то желтую квитанцию и ткнул худым пальцем в нижнюю строчку.

Я черкнул роспись и выпихнул его за дверь. Человек обернулся уже на полдороги к лифту. В его взгляде промелькнуло что-то звериное и мерзкое. Поспешив захлопнуть дверь, я пошел ставить чайник на плиту. Сон всё равно был испорчен неожиданным визитом. Открыл окно, и поток свежего прохладного утреннего воздуха окончательно меня взбодрил. В конверте обнаружился пакет документов по наследованию на моё имя и фото дома. По документам бабуля померла месяц назад. Странно, мне родители ничего про неё не говорили. Я повнимательнее рассмотрел фотографию. Крепкий небольшой дом, видимо очень старый, поверх обложен кирпичом. Покосившийся дощатый забор подперт в трех местах бревнами.

– «Так себе домик, но в пригороде. Значит можно неплохо продать. И купить, наконец, нормальную машину», – мелькнули у меня мысли, и настроение начало подниматься. Воображение уже рисовало мне, как я выбираю машину в автосалоне. Впереди был двухнедельный отпуск, и я решил, не откладывая, съездить посмотреть на дом и дать объявление в местных газетах. Замечтался. В себя меня привел засвистевший чайник, негодующе выплёскивающий на плиту излишки воды.

Я решил выехать пораньше, пока прохладно. Через пару часов солнце будет уже довольно высоко, и я буду жариться в своем любимом автомобиле, как в микроволновке, а до места около трехсот километров. Наскоро попив кофе и быстренько сообразив с десяток бутербродов с вареной колбасой, составляющей мой основной рацион, я спустился к машине. Летнее солнце, пока ещё не жаркое ранним утром, приятным светом залило мой город. Пробок ещё не было, и я быстро выехал за город в направлении Брянска.

– «Сгоняю туда – посмотрю, может интересного чего в доме есть», – подумал я. Моя слабость к предметам старины была известна всем моим друзьям, то и дело притаскивавшим мне то старую керосиновую лампу, то растрепанную книгу или значок. Меня охватило предчувствие, что из поездки вернусь с неплохой добычей. Километров через пятьдесят заехал на заправку. Пока заправщик заливал мне бензин, обошел машину вокруг. Машина была старенькая и могла подкачать, но я как всегда надеялся, что не сегодня. Обнаружил полосы разъедавшей металл ржавчины на крыльях и дверцах. Только пару дней назад там было всего несколько пятнышек, а тут чуть ли не дыры образовались. Выругал мысленно отечественный автопром и выпил ещё кофе из автомата.

Через пару часов меня начало клонить в сон и я едва не задавил, проезжая через какую-то деревню, трехцветную кошку, кинувшуюся перебегать дорогу прямо у меня под колесами.

– «Каренина, блин!» – ругнулся я. Рыже-черно-белая кошка смерила меня презрительным взглядом. Вышел, покурил, чтоб успокоиться, и поехал дальше. К полудню, пару раз сбившись с дороги, кое-как добрался до нужной деревеньки. На въезде в селение отметил зеркало большого пруда и песчаный небольшой пляж на нем с парой деревянных домиков. Даже проезжая за добрых сотню метров, учуял аппетитный запах шашлыка тянущийся оттуда. Стало очень жарко, решил попозже сюда заехать – поесть и искупаться. До Брянска тридцать километров – подсказал мне дорожный знак.

– « Не совсем пригород, но недалеко», – подумал я, подъезжая к нужному двору.

Меня словно ждали. Из двора напротив, завидя незнакомую машину, приткнувшуюся у зеленого облезшего забора, вылезла старушка и направилась ко мне.

– А чего ей на пенсии ещё делать, как не в окно пялиться и посторонних выглядывать? – сказал я себе и, высунувшись из машины, вежливо поздоровался.

– Ты Максим? – скрипучим голосом спросила бабка, – Похож на Ивановну. Документ покажь.

– Киреев, – представился я и достал водительское удостоверение из-под солнцезащитного козырька. Она подозрительно на меня посмотрела и, выдав что-то типа «я щас за ключами, жди тут», ушла к себе во двор.

Как будто я мог куда-то уехать, проделав такой путь. Подошел к забору и сорвал несколько спелых вишен. Заглянул через забор, увидел заросший травой двор, пару сараев, пустую будку с цепью на проволоке…

– На ключи! – неожиданно возникшая у меня за спиной старушка заставила вздрогнуть от неожиданности.

– Я к вам вечером зайду, расскажете мне про соседку, или вы сюда заходите. Может, ночевать здесь останусь, – предложил я бабке.

– Не, не, – забормотала она, пятясь, – Сам, сынок, зайдешь, занесешь ключи. А ночевать можно у меня во времянке. Я тебя и покормлю. А тут не надо ночевать. Плохое тут место.

– Спасибо, бабуль, – поблагодарил я за предложение и подумал, что бабка совсем из ума выжила. Место ей плохое. Видимо, не дружила она с моей родственницей. Она ушла к себе, но я всё равно чувствовал её взгляд из окон. Зашел во двор, продрался сквозь бурьян к крыльцу. Со стороны собачьей будки что-то грюкнуло, и я пожалел, что не спросил о наличии обитателя. Мимолетного взгляда через плечо хватило, чтобы увидеть несущегося на меня большого черного косматого пса с оскаленной пастью. Пары секунд мне хватило, чтобы открыть замок и влететь на веранду с бешено колотившимся сердцем. Снаружи в дверь врезалось что-то тяжелое, зацарапало когтями… и всё стихло. Ни рычания, ни лая я не услышал. Ругал мысленно бабку, что не предупредила о собаке, да ещё непривязанной. Прошел по узкому коридору в дом, отметив завешенные зеркала и иконы. На шкафу увидел старую керосиновую лампу с запыленной колбой.

– «Вот это находка», – радостно подумал я, вмиг забыв о происшествии с собакой. Пополнение коллекции моих раритетов всегда поднимало мне настроение. Окна выходили сразу на улицу, через коротенький палисадник с засохшей малиной и потемневшими старыми яблонями. Миновать собаку можно было, выпрыгнув в окно. С этой мыслью, успокоившись, продолжил осмотр комнат. Со старых пожелтевших фотографий на стене на меня смотрели, видимо, несколько моих родственников. Среди них какой-то парень с георгиевскими крестами. Удивился, как сильно он похож на меня. Те же черты лица, надбровные дуги и почти такая же короткая стрижка. Даже пошел, посмотрел на себя в зеркало, сдернув с него какую-то грязную тряпку. Ну, точно похож! Один в один! Снял фото со стены посмотреть обратную сторону выцветшей фотографии.

– «Киреев Максим Викторович, 1888 -1914», – прочитал я на обороте.

Двадцать шесть, как мне сейчас, посчитал я, и что-то во мне екнуло.

– «Хорошо, не полный тезка», – подумалось почему-то. Липкий мерзкий холодок пополз по моей спине. Хотя это не удивляло – в доме, несмотря на летнюю жару, было довольно прохладно.

Откуда-то тянуло сквозняком, я чувствовал его неровные порывы взмокшей кожей спины. За старым бежевым буфетом нашел забитую дверь в кладовку. Попытался вспомнить план дома из принесенного мне конверта. Вроде бы, не было там кладовки. Попытка выломать дверь, забитую наискось гвоздями, успехом не увенчалась. Нашел на веранде гвоздодер и вытащил большую часть гвоздей, предвкушая богатую добычу… Вдруг у бабули какая-нибудь швейная машинка «Зингер» там завалялась или ещё что-нибудь ценное.

Давненько я не занимался физическим трудом. Вытаскивая наверно двадцатый гвоздь, совсем выбился из сил, как будто каждый из них цеплялся за дерево и был загнут с обратной стороны. Устал и завалился на диван с матерчатой обивкой, прихватив фотоальбом со старыми фотографиями. Облокотившись на подушку, переворачивал страницу за страницей, разглядывая бесстрастные лица людей прошлого века. Никто из них не улыбался. Принято так было, наверное. Нашел фотографию своего молодого деда, в обнимку с бабушкой, в доме которой я находился.

– Почему мне дед про неё никогда не рассказывал? – задумался я, переворачивая очередную страницу. Фото на следующей странице заставило меня чуть ли не подпрыгнуть на диване. С ветхой фотографии на меня смотрел тот самый молодой офицер, так похожий на меня и… мой утренний гость в клетчатом плаще. На одной фотографии, рядом …возле тех самых высохших яблонь в палисаднике. Только нет ни дома напротив, ни асфальтной дороги.

– Перегрелся. Поспать надо, – решил я. Есть уже не хотелось. Всё тело было каким-то вялым и неимоверно уставшим. С мыслью, что надо обязательно заняться своей физической формой, я и уснул. Под неё всегда хорошо засыпалось.

– Максим… – шепотом позвал меня чей-то голос над самым ухом, – Спасибо…

Я открыл глаза, видимо, голос мне приснился. За окном было уже темно, виднелись какие-то созвездия, названия которых я никогда не знал. Кроме Большой и Малой медведицы. Часов двенадцать проспал, вымотала неделя без выходных.

– «Зарабатывание денег бесследно не проходит для организма», – всегда внушала мне мама по телефону.

– Их отсутствие тоже, – обычно парировал я, и наш спор затягивался надолго.

– «Надо будет ей позвонить, когда вернусь в город», – решил я и, поднявшись с дивана, пошел включать свет. Выключатель пыхнул синей искрой, и я отдернул руку. Некачественная проводка – не очень хороший факт при продаже дома. Выключатели в остальных комнатах вообще не подали признаков жизни. Подсвечивая телефоном, я нашел керосиновую лампу. В ней что-то болталось, достав из кармана зажигалку, я поднес её к фитилю. Маленький язычок огня затрепетал, тускло освещая зал и темные проходы в другие комнаты. В таком свете развешанные по стенам фотографии смотрелись ещё неприятнее, в зеркала смотреть вообще не решался. Словно боялся увидеть там кого-то, кроме себя. Пошел зачем-то к той двери, из которой старательно вытаскивал днем гвозди. Наверно, я вытащил их все – потому что дверь была слегка приоткрыта, и оттуда пахло какой-то гнилью, мазутом и ещё непонятно чем. Покрепче сжав в одной руке гвоздодер и подсвечивая керосинкой в другой, я вошел в кладовку.

Ничего такого. Помещение два на два, деревянный ящик в углу и… клетчатый плащ. С выбеленной стены на меня смотрела большая фотография моей бабушки в какой-то странной мешкообразной одежде с непонятными витиеватыми символами на ней. Так и не дав себе ответа, почему фотография висит здесь, а не со всеми в зале, мне ужасно захотелось уехать и как можно быстрее. Керосинка и фотоальбом были достаточным трофеем для моей коллекции.

Но мне захотелось найти ещё что-нибудь. Я быстро вскрыл гвоздодером деревянный ящик, на дне которого увидел замотанный в старую тряпку какой-то предмет. Предчувствие, что добыча будет ценной, охватило меня. Я достал из тряпки бережно смазанный… пистолет Макарова и две обоймы. Тряпка пропитана чем-то коричневым, но это не смазка. Я отложил гвоздодер в сторону и подсветил дополнительно телефоном.

– Похоже на засохшую кровь, – пронзила ужасом мысль, а неровное пламя керосинки отбрасывало причудливые тени за моей спиной. Наступил ногой на что-то твердое. Деревянная крышка, ведущая в подпол. Полезть туда героизма мне не хватило. Пнул ногой звякнувшее металлическое кольцо на крышке. Удивился его отполированности, как будто им часто пользовались. Хлопнувшая дверь за моей спиной лишила меня остатков храбрости и желания дальнейших поисков. С лампой в одной руке и пистолетом в другой я стремглав понесся к выходу мимо кухни.

Поворачивать голову и смотреть туда не стоило. Лучше бы я пробежал мимо ровно по коридору. Но я посмотрел, и, наверное, буду жалеть об этом долго. Мой привычный мир рухнул. На веревке, подвешенной к потолку, висела моя бабушка, а на стуле, запрокинув разбитую голову навзничь, сидел мой утренний гость. Но это не было венцом происходящего. Бабушка повернулась на своей вытянутой шее и призывно протянула ко мне руки. Поднялся и мужчина с половиной головы со стула и пошел ко мне. По ним было видно, что с жизнью они расстались очень давно. Меня с головы до пят окатило ледяной волной ужаса. Темные склизкие пальцы со спадающими ногтями, тянувшиеся ко мне, были омерзительны, но веревка не давала телу бабушки приблизиться ко мне. А от мужчины с половиной головы и темным невидящим глазом стоило спасаться бегством, и немедленно. Я рванулся на веранду к входной двери и уперся в неё. Она не открылась ни на сантиметр. Кто-то словно держал её с той стороны.

Паника охватила меня полностью, голова не работала, отказываясь воспринимать то, чего не должно быть, но в теле включился механизм самосохранения. Поднырнув под цепкую руку мертвеца и не обращая внимания ни на давящий на уши шепот, ни на открывающуюся крышку подпола, из-под которой начало выползать что-то ещё более отвратительное, я проскочил в зал. Выбежав в центр зала, я швырнул тяжелую тумбочку в переплет небольшого окна и под звон рассыпающегося стекла вывалился наружу, сильно порезав при этом плечо. Однако палисадник не был спасением, из окна дома потянулся черный дым с зеленоватыми искорками, обволок мне ноги и стал подниматься выше. Я хотел сделать хотя бы шаг, но вяз, словно в болоте.

– «Мы ждали тебя, Максим… Вернись к бабушке…», – холодный шепот проник в мою голову и позвал меня обратно в дом, полный зла.

К своему ужасу я ничего не мог поделать, мое тело само развернулось и зашагало в сторону входной двери. Черный пес, напугавший меня утром, молча стоял, поблескивая желтыми глазами. Если бы собака могла дьявольски улыбаться, то именно этим выражением можно было описать, как выглядела её клыкастая пасть. Меня спас сильный порыв свежего ветра, невесть откуда взявшийся и развеявший опутывающий меня дым. Голова вмиг прояснилась, и я пустился наутек. Я ещё никогда в жизни так не бегал. Вбежал во двор услышавшей шум соседки за какие-то пару секунд. Долго не мог отдышаться, пока она не плеснула мне в лицо холодной водой.

– Говорила же тебе, не ночуй там. Вот молодежь неслухмяная … – причитала надо мной бабка, – Тут, почитай, человек пять за последние лет десять пропало в деревне, и все тут на твою Нину грешат. И участковый пропал наш, Фёдор. Такой парень был замечательный! Говорила я ему не лезть в это – всё вокруг дома вашего ходил да вынюхивал.

Я молчал, переваривая то, что она говорила. Ключи от машины надежно лежали в моем кармане шорт. Все трофеи я оставил в доме, но сунуться туда за ними, ночью, одному, меня не могло заставить ничто.

– Она всё со своим Андреем сидела и с людьми не общалась. Его в магазин за продуктами посылала с Шариком, черный, здоровый такой, – продолжала она

– Видел Шарика, чуть не сгрыз меня, – буркнул я себе под нос.

– Да сдох он вместе с ней. Почтальонша пришла с пенсией, а она на веревке. У Палыча полбашки нет. Вот она орала-то, на другом конце деревни слышно было, – бабка неистово перекрестилась и перекрестила на всякий случай меня.

– Значит, померещилось, – сказал я, чтоб совсем не выглядеть сумасшедшим.

– Видать от того, что я тебе наговорила, – впервые улыбнулась старушка, – Завтра вместе сходим, поглядим.

– Без меня, уже светает. Я поеду. Ключи в замке там. Я пришлю человека по продаже дома, – отказался я наотрез и вновь почувствовал, что что-то не так. Старушка жадным взглядом смотрела на стекающую кровь из глубокого пореза на моем плече. Её лицо стало странным, она словно принюхивалась к запаху крови.

– Да светает скоро. Посиди, я за бинтом схожу – не ходи никуда, – протянула она изменившимся голосом и отправилась из времянки в дом.

На глаза мне попалась квитанция по оплате за коммунальные платежи. Плательщиком значилась Киреева Вера Ивановна.

– «Ага. Буду сидеть и ждать!», – злорадно подумал я и совершил быструю пробежку к своей машине.

Удивительно, машина завелась мгновенно. Вырыв задними колесами ком травы и земли, я рванул подальше из этой проклятой деревни. Меня не удивляли отсутствие людей и грязный пруд с гадким запахом, вместо опрятного поселка и чистого песка с шашлыками. В одиноких покосившихся окнах старых домов поблескивали зеленые искорки в плотном черном дыму, отступающие перед лучами встающего солнца.

Начинался новый день. Но сколько бы их ни наступило, я сюда не вернусь. Чёрт с ними, с деньгами…

Ползуны

Небольшая компания пожилых любителей местного самогона и в кошмарном сне не могла представить, каким стремительным и трагическим образом закончится их предновогодняя попойка на свежем воздухе. Чудовищная смерть застала изрядно подвыпивших людей врасплох, и вряд ли кто-то из них успел сообразить, что вообще происходит. От самих погибших и вовсе осталось немного. Такое зрелище участковый Олег Степанов увидел впервые за немалый срок своей службы. То, что осталось от трёх взрослых людей, сейчас бы легко поместилось в обычную дорожную сумку.

Четвёртый год Степанов обеспечивал порядок в нескольких окрестных сёлах, после того, как из-за конфликта с начальством его перевели из райотдела в участковые. На службе, в начале лихих девяностых, ему пришлось пережить многое. Повидал и съехавших с катушек от алкоголизма мужиков, и наркоманов, впрыскивавших в исколотые вены несусветную химию собственного производства, и женщин, травивших собственных мужей за подозрение в неверности. Однажды страж закона даже получил заряд крупной дроби в плечо от беглого уголовника, прятавшегося на торфяниках за деревней. Но то, что он увидел сегодня…

Четвёртого из злосчастной компании, высокого бородатого старика в затёртом пальто, трясло мелкой дрожью, то ли от пробирающегося под одежду декабрьского мороза, то ли от пережитого двадцать минут назад. Исходя из того, что он увидел, возвратившись из ларька с бутылкой водки и закуской, старика нужно было сдавать в психиатрическую больницу или… Или туда же впору было отправить старшего лейтенанта Степанова. Ибо написать в отчёте, во что милиционер выпустил всю обойму из табельного «макарова», было очевидным сумасшествием.

– Пойдём отсюда, Олег Николаевич. Холодно, – свидетель нервно мял в руках синие шерстяные варежки и отводил взгляд в сторону от жутких останков своих собутыльников. Обезглавленная половина тела одного из погибших лежала на оторванной, начиная от бедра, ноге другой жертвы. Новенький серый валенок на окровавленной конечности смотрелся ужасно и вместе с тем как-то нелепо. От третьего пенсионера и вовсе остались только голова и куски изорванного кровавого тряпья. Остальные фрагменты тел было трудно определить ввиду их плачевного состояния. А дальше, за останками, лежало то, что поставило бы в тупик любого именитого эксперта-биолога…

На усыпанном кристалликами замёрзшей крови снегу растянулось трёхметровое тело существа, внешне напоминавшего гигантскую пиявку. Его тёмно-синяя плотная кожа была покрыта неравномерными участками жестких чёрных волосков и частыми выпирающими наростами коричневого цвета в форме полусфер. По всей верхней части «пиявки» торчал мощный гребень из загнутых назад шипов. Издали это существо можно было принять за обтянутую кожей с кусками шерсти трубу метрового диаметра.

– Скоро пойдём, – ответил участковый пенсионеру и присел на корточки, возле поверженного им монстра, пребывая в состоянии лёгкой прострации.

– «Ни дать, ни взять, Святой Георгий над побеждённым змием», – подумалось Степанову. Пять дырок от пуль пистолета «Макарова» обильно сочились сладковато пахнущей прозрачной жидкостью. Лёгкая вмятина от шестой пули на одном из наростов свидетельствовала о приличной броне существа. Такими наростами было покрыто сверху и сбоку почти всё тело чудовища. Участковому крупно повезло, что большая часть выстрелов пришлась между защищенными участками.

А начиналось всё так… К сидевшему в кабинете с табличкой «Участковый оперуполномоченный» в сельском совете Олегу Степанову без стука ворвался пенсионер Истомин. Он, задыхаясь, протараторил, что его друзей «черти жрут». Первой мыслью у милиционера проскользнуло, что старик допился до этих самых «чертей». Но, глядя в круглые от ужаса глаза прошедшего войну пенсионера, он понял, что действительно произошло нечто серьёзное. Олег накинул куртку, закрыл свой кабинет в самом начале просторного коридора сельсовета и отправился с Истоминым на место происшествия.

К садику, где старики выпивали, они бежали чуть ли не наперегонки. Семидесятивосьмилетний дед не отставал от грузно топающего упитанного участкового. От сельсовета до места трагедии было метров четыреста неочищенной от снега просёлочной дороги. Быстрее выходило добраться пешком, чем заводить и прогревать старенький «уазик». Зимой дорогу здесь чистили редко. Всего в селе было двадцать дворов, сельсовет с расположенным позади него складом, да иногда работающий ларёк с водкой и всякой мелочёвкой. Забытое богом место почти в полусотне километров от райцентра, среди осушённых в прошлом десятилетии торфяных болот. До последнего дома на краю села оставалось шагов сорок, а сердце Степанова сжалось от недоброго предчувствия.

И оно его не обмануло. Никаких чертей, разумеется, не было. Но размётанные по снегу останки людей выглядели не менее шокирующе. Старик Истомин наверняка не мог всё это устроить. По крайней мере, в одиночку. Степанов выругался, тяжело дыша.

– Эти… Были тут. Богом клянусь, не я это! – прочитав немой вопрос в глазах участкового, взвыл пенсионер.

– Кто, эти? – уже спокойно спросил, отдышавшись Степанов. На небольшом деревянном столике в саду, по местной традиции расположенном со стороны улицы, лежал большой кухонный нож. Рядом с ним – полупустая бутылка с мутной жидкостью и заботливо нарезанная зелень. Опрокинутые стаканы валялись среди остатков разнесённой в щепки скамейки, а снег вокруг был изрыт, словно по нему таскали увесистые брёвна.

– Петрович! Может это были волки или медведь?

– Я что, не знаю, по-твоему, как зверьё выглядит? – обиженно нахмурился старик и часто задышал в рукавицу. Пробежка явно не пошла ему на пользу. Пенсионер надрывно закашлялся и полез в карман пальто за папиросами.

– Так Митрич говорил, что видел на прошлой неделе на торфяниках двух волков… – начал, было, Степанов и внезапно осёкся.

Есть мнение, что человек может чувствовать приближение угрозы, не видя и не слыша её. Это заложено в людей с первобытных времён. Наверное, так оборачивался какой-нибудь неандерталец и, не раздумывая, бил каменным топором приблизившуюся клыкастую смерть. Инстинкты…

Вытянувшееся белое лицо Истомина и тихо ссыпающиеся с задрожавших кустов шапки снега заставили участкового обернуться и выпустить всю обойму в белый вихрь. За мгновение до этого Степанов почувствовал, как щёлкает у него в висках и страх тянет ледяной дорожкой по позвоночнику. Хорошо, что он не стал рассматривать, в кого стреляет. Это спасло жизнь обоим людям. Массивное тело, насквозь пробитое несколькими пулями, врезалось в ноги участковому. Мощный толчок усадил милиционера задом на снег. Существо рухнуло рядом, вытянулось в последней судороге, напоследок щёлкнув круглой, воронкообразной пастью, усаженной десятками рядов зубов, у самой ноги правоохранителя. Когда чудовище перестало подергиваться, его рот, подчиняясь неведомой мышечной реакции, словно ввернулся вовнутрь.

– Пойдём! – тащил за рукав куртки ошалевшего участкового Истомин. Милиционер, подобно истукану всё также сидел на снегу, мучительно соображая, кого или что он подстрелил. Он встал и снова присел возле монстра.

– Так, Петрович. От меня ни на шаг. Пойдём в район звонить, – через минуту страж правопорядка справился, наконец, с собой и поднялся.

Назад они шли молча, пока милиционер не решил уточнить.

– Сколько ты таких видел? – мрачно спросил он старика на пути к сельсовету.

– Да кто их знает! Я ж только из ларька. Водки ребятам нёс, а там – эти. Ползуны! Клубок целый! И рвут, и рвут! Мужики и вскрикнуть не успели! – Петрович оглянулся на свой дом, возле которого случилась трагедия.

– Ну, хотя бы примерно?

– Пять или шесть, может больше! И снег вокруг ходуном ходил! Я как увидел, сразу рванул к вам, понял, что ничем им не помогу.

– Ну и правильно. Хорошо, что ты один живёшь. И те два дома рядом пустые.

– Эх, мужиков жалко…

Дойдя до сельсовета, они обнаружили толпу человек из двадцати. Всех, кто не разъехался из села на праздники. Селяне, охочие до новостей, сбежались к зданию администрации, заслышав звуки выстрелов. Участковый взглянул на них: бабки, старики, дети, несколько молодых девушек.

– «Как им сказать? Как объяснить? Паника же будет», – промелькнула мысль у Степанова.

– Уважаемые граждане! Расходимся по домам. Волки напали на мужиков, я стрелял, троих они погрызли. Скоро с района приедут, облаву будут делать. Всё-всё, разошлись! Не толпимся! – зычно выкрикивал он, ничего умнее не придумав. Ага. Толпа так и ринулась расходиться. Кто-то, конечно, побрёл домой, однако большинство рассудило, что рядом с вооруженной властью спокойнее. Посыпались вопросы: Кто? Что? Как?

Оставив разбираться с собравшимся народом выглянувшую с крыльца сельсовета главу администрации, Валентину, Степанов улизнул с Петровичем в свой кабинет. Налил дрожащими руками себе и старику горячего компота из термоса. Покрутил диск телефонного аппарата.

– Дежурный! Капитана Борина, быстро давай! Это Степанов из Нелюдовки звонит, – выговорил участковый на одном дыхании.

В трубке зашипело, затрещало, и через полминуты Степанов услышал знакомый бас капитана на фоне голосов повизгивающих девиц и отчётливого звона бутылок. Видимо в конторе уже начали отмечать праздник.

– Чего у тебя, Степанов? Поему доклад не по форме? – голос Борина был раздраженным и злым. Капитана отрывали от репетиции праздника и приятной компании.

Степанов коротко изложил суть, сам поражаясь своему ледяному спокойствию. В трубке немного помолчали, оценивая сказанное. Потом Борин разразился продолжительной тирадой.

– Лейтенант, какие к едреной матери ползуны?! Вы что, с местными там уже перепились? Три трупа? Какие тебе, нахрен, шесть бойцов с автоматами? Вышлю следователя Смирнова, криминалиста и Малыгина. За телами машина только завтра сможет приехать. Всё!

– Товарищ капитан, я думаю…

– Да мне плевать, что ты думаешь. Я тут думаю. Доложил и молодец, и то, если правду сказал! Точно трезвый?! Может тебе ещё танки с авиацией прислать? Смотри мне!

Связь оборвалась, знаменуя конец разговора. Участковый вздохнул, потом посмотрел на пенсионера, пьющего компот из розовой чашки с симпатичным синим слоником.

– Слышишь, Александр Петрович, у тебя же дома ружье есть. Ты тут у нас один, кроме меня, вооруженный.

– Есть ружье, – встрепенулся Истомин и понуро опустил голову, – Дома в сейфе, как положено. А там…

– Надо Петрович. Из района, дай бог, к ночи приедут, дороги заметённые сейчас. А у меня пара обойм всего осталось.

Милиционер посмотрел в запотевшее окно. Тяжелое зимнее небо ещё пару часов будет светлым, а что делать потом? Что будет в темноте? Может, ползуны больше не нападут? Может, испугались грохотов выстрелов и смерти сородича и больше не покажутся? А если нет? Трое погибли почти мгновенно от ужасных ран, не успев не то что убежать, а даже позвать на помощь…

Пока Степанова терзали тревожные мысли, старик допил компот, поставил чашку на полку и направился к выходу из сельсовета. Прикинув, что отпускать его одного домой нельзя, участковый поспешил догнать его. Попутно отдал приказ сельской главе, сумевшей всё-таки уговорить жителей разойтись по домам. Валентине, следовало обойти всех селян и сказать, чтобы заперлись и не высовывались из домов. Когда Валентина снова начала расспрашивать, отмахнулся от неё, мол, потом расскажу.

– Петрович, мешки найди или покрывала. Прикроем мужиков твоих и этого, ползуна от любопытных глаз. Не то бабы увидят, визгу будет, – Степанов и Истомин с трудом шли, местами проваливаясь по колено. Зима в этом году была щедра на снег.

Старик кивнул. Степанов бросил беглый взгляд на село. Разбросанные по протяженной возвышенности одноэтажные небольшие домишки. Треть из них пусты, зияют чернотой разбитых окон. Между домами метров по двадцать, а то и больше. Окно в окно тут никогда и не жили с соседями. От жилища Истомина сквозь редко падающие хлопья снега виднелись затянутые туманом торфяные болота.