Родовой быт славянских князей

Татищев переводит оные еще согласнее с нашею догадкою^[41]: «Хотя Всеволод неправедно по смерти стрыя своего престол похитил, но я его, яко старейшего в роду (своем?) и зятя по сестре моей, имел вместо отца, а сей Игорь ни по чему отъемлет у меня отческое и дедовское наследие».

Сам Всеволод, назначив пред смертью наследником брата Игоря, почел нужным взять присягу с прочих князей, и особенно с Изяслава Мстиславича, к которому, умирая уже, послал зятя своего Владислава Польского напомнить о данной присяге. Видно, что он считал всего нужнее его согласие или уступку.

Последующие происшествия показывают нам ясно, что Мономахово потомство считало Киев уже своею родовою наследственною собственностью: «Тое же осени Рюрик сослася с в. к. Всеволодом и с братом своим Давыдом, послаша мужи своя ко Ярославу Всеволодичу и ко всем Олговичем ркуще: целуйте к нам крест вси на том, что не искати вы отчины нашей под нами, ни Киева, ни Смоленьска, ни под детьми нашими, и подо всем Володимерем племенем. Яко же разделил есь прадед наш великий Ярослав по Днепр дал вам, а Киев вы не надобе. Олгови же пожалобишася о том на Всеволода ркуще: аще ввел еси нас в се» (в издании не так разделено) «еже блюсти нам Киев под тобою и под сватом твоим Рюриком, то в том стоим, а еже лишитися нам его велиши отинудь, то мы есмы ни угри, ни ляхове, но единого деда семя внуци; при вашем животе не ищем его, а по вас кому его Бог даст. И бывши меж ими распре мнозе и речи велице, и не сравниша дела» (т. е. не решили). «Всеволод же хотя оправити все племя Володимере, и нача воя копити на Олговичи. Они же убоявшеся послаша мужи своя ко Всеволоду Олговичю» (ошибка: вместо Ольговичи, кланяющеся… по всю волю его)^[42].

После сказанного, надеюсь, не нужно уже объяснить, почему черниговское княжество оставалось всегда в роду Святослава Ярославича, Рязанское – в роду Ярослава Святославича, Владимирское на Клязьме – в роду Георгия Долгорукого, Смоленское – в роду Ростислава, сына Мономахова, и пр. Это были их отчины.

Так и Владимир Андреевич не княжил в Киеве, потому что отцу его Андрею Владимировичу не случилось владеть им.

Мы сделали предположение, попытались объяснить посредством оного события и удостоверились, что оно прикладывается ко всем довольно близко, подтверждается происшествиями. Представим теперь доказательства местами из летописей, показывающими значительность и важность отцовского владения, наследия.

Вспомним прежде всего о словах Мономаха, коими еще точнее определяется это отчинное право: «Аще аз сяду на столе отца своего, то имам рать со Святополком взяти, яко то есть стол прежде отца его был»^[43].

На первом съезде князей в 1097 году положено: «Кождо да держит отчину свою, Святополку – Киев, Изяславль, Володимир – Всеволожь, Давыд и Олег, Ярослав – Святославле» (так должно читать вместо Святослав) и пр.^[44]

Съезд князей. Художник И. Я. Билибин

Олег Святославич, изгнанный из Чернигова за первоначальный отказ явиться на этот съезд, говорит под г. 1095 Изяславу, сыну Мономахову^[45]: «Иди княжить в свою Ростовскую область. Отец твои отнял у меня Чернигов, неужели и в Муроме, наследственном моем достоянии, вы лишите меня хлеба?»

Ему (Олегу) посчастливилось победить Изяслава, который погиб в сражении, и он взял не только Муром, но и Суздаль, Ростов. Тогда Мстислав, брат погибшего, потребовал, чтобы он вышел из Ростова и Суздаля, хотя и не винил его в занятии Мурома. Так говорит и Мономах: «Но лучше, если бы ты, взяв Муром, не брал Ростова»^[46].

Святополк, отняв Владимир у Давыда Игоревича, захотел овладеть Перемышлем и Теребовлем и объявил (под г. 1097), что эти города принадлежали некогда его отцу и брату^[47].

Поди на стол отца своего, говорят кияне Мономаху по смерти Святополка в 1113 г.^[48]

Андрей Владимирович отвечает, под г. 1139, Всеволоду Ольговичу, принуждавшему его оставить Переяславль и ехать в Курск: «лепее ми смерть на своей отчине и дедине»^[49].

«Седиши в Киевской области, а мне достоит; иди ты в Переяславль, отчину свою»^[50], говорили Вячеславу Туровскому послы Всеволода Ольговича (1142 г.), по смерти Андрея В[ладимировича], княжившего в Переяславле.

«А отчины своей не дает (нам) Вятич», говорят о Всеволоде Святослав и Игорь^[51].

«Или паду, или сяду на престоле моего деда и родителя», говорит Изяслав Мстиславич в 1146 г., вооружаясь против Игоря и Святослава Ольговичей^[52].

Изяслав Мстиславич, овладев Киевом в 1151 г. звал дядю Вячеслава сими словами: «Бог взял моего родителя, будь мне вторым отцем. Два раза я мог посадить тебя на престоле и не сделал того, ослепленный властолюбьем… Киев твой: господствуй в нем, подобно отцу и деду»^[53].

«А се отчине межи нама две: одина моего отца, а другаа твоего (говорит Святослав Ольговнч вместе со Святославом Всеволодовичем Изяславу Давыдовичу под годом 1151); ты же прими Давыдово, а что Ольгово, а то нам дай. Изяслав отчину има возвороти, а свою собе прия»^[54].

Всеволод Георгиевич «обнови (в 1192 г.) отчину свою» (Остер)^[55].

Область наша есть твоя отчина, говорят новгородцы (в 1199 г.) Всеволоду Георгиевичу^[56].

«Посла и (Дмитрия-Владимира в 1212 г.) в Руськый Переяславль, на отчину свою» (Георгий Всеволодович)^[57].

«Княгина же Романова (1208 г.) посла Мирослава ко Лесткови глаголюща, яко сии всю землю и отчину нашу держат, а сын мой в одном Берестьи»^[58].

На столе дедни и отни – есть любимое выражение летописей.

Довольно ли мест, свидетельствующих, сколь важна была для сына принадлежность той или другой области отцу?

Так и у норманнов: «Князь Гакон дал кня[зей] титла Тригви и Гудроду, и княжества, как князь Гарольд давал их отцам»^[59].

«Палтеск… иметь Эймунду… если Эймунд оставит после себя наследников, то наследникам его иметь по нем область, но если у него не будет ни одного сына, то ей возвратиться к обоим братьям»^[60].

О Дмитрии Константиновиче, занявшем Москву по кончине Иоанна Иоанновича в 1360 г., в Троицком списке сказано: ни по отчине, ни по дедине^[61].

Да, сын имел право по большей мере только на то, чем владел его отец. Чем не удалось владеть сыну, на то внук лишался права, разумеется, при других законных препятствиях.

И так право старшинства могло уменьшаться, теряться, как то мы видели на потомстве Изяслава Полоцкого, Ростислава Владимировича, Святополка-Михаила, как то мы заключили из слов летописей, из слов самих князей.

Великий князь Дмитрий Константинович. Художник В. П. Верещагин

Это понятие о праве было укоренено глубоко и продолжалось даже и тогда, когда Москва сделалась государством, и когда удельные княжества переменили совершенно свой характер и не имели никакой значительности.

Царь Иоанн Васильевич Грозный говорит в письме к Курбскому о своем двоюродном брате, князе Владимире Андреевиче, которого бояре во время болезни его (царя) хотели возвести на престол мимо его сына: «Народился есьмь Божьим изволением на царстве, а князю Владимиру почему было быти на государстве? От четвертаго удельнаго родился»^[62].

Следы такого права, или лучше то же право, только в другом приложении, мы видим и в делах по местничеству, коими наполнена средняя наша история.

Князь Пожарский в споре своем с князем Лыковым доказывал свое преимущество разрядами (службою, чинами) князей Стародубских и Ряполовских, от которых он происходит, и которые были выше князей Оболенских, от которых происходил Лыков. Лыков возразил, что Пожарский не должен опираться на Стародубских и Ряполовских, а доказывать своими ближними родителями, Пожарскими князьями, «ибо, – говорил он, – в княженецких родах водится… от большого брата колено пойдет, а в разрядах (на службе) малы и худы будут (низки чинами), а от меньшего брата колено пойдет, а в разрядах велики живут (будут иметь высокие чины и должности), и те худые с добрыми лествицею не тяжутся (т. е. не считаются своим родством и старшинством происхождения между собою), а тяжутся по случаям разряды (т. е. службою)»^[63].

Князь Д. М. Пожарский. Старинная гравюра

Или Пожарские не считывались с Полоцкими лествицею, потому что «разошлись от прародителей далече»^[64].

N. N. «после тово много истерял».

Приложим эти выражения к уделам. Полоцким, пинским, галицким князьям не доставалось никогда киевского княжества, и по такой же причине они не могли указывать на Владимира Святого, или Владимира Ярославича, или Святополка Изяславича, потому что после разошлись далече, растеряли много, худы стали (потеряли право по какой-нибудь давности и т. п.). Они могли тягаться только ближайшими предками, а ближние предки их княжили только в Полоцке, Пинске, Галиче.

Но не определялось ли, не ограничивалось ли старшинство еще каким-нибудь образом? Об этом мы будем говорить в другой статье.

Статья вторая

В предыдущем исследовании я старался доказать, что древнее престолонаследование основывалось на праве старшинства, ограниченного правом отчинным. Недостаточно было для наследования того или другого княжества быть старшим в роду; нужно было, чтоб то княжество было когда-нибудь прежде во владении отцовском. В противном случае право старшинства лишалось своей силы и княжество мимо старшего доставалось младшему князю, но подходившему под сказанное условие; напр., у Ярослава I было пять сыновей; они все, по старшинству, один за другим, имели право на Киев, принадлежащий их отцу, а сыновья полоцкого Изяслава Владимировича, сына Рогнеды, не могли иметь его, если бы даже кто-либо из них остался в живых по смерти Ярослава, несмотря на то что они были старшие в роду Владимира I, старше сынов Ярославовых; не могли, потому что отцу их Изяславу, умершему уже при жизни отца своего, Владимира Святого, не привелось владеть Киевом. Таким образом старшее потомство его утратило навсегда свое право^[65].

Ярославу наследовал сын его Изяслав (старший Владимир умер еще при нем и тем лишил свое потомство также права на киевский престол; оно получило впоследствии галицкие города).

Изяславу наследовал (1078 г.) Всеволод, а Святослав умер еще при его жизни, на похищенном им киевском престоле, чем и лишил свое потомство права на оный.

Меньшие братья его, Вячеслав и Игорь, умерли прежде него, и, следовательно, их дети и потомство потеряли право на Киев.

Всеволодом I кончилась линия сыновей Ярославовых, и наследство переходило к внукам Ярославовым.

Кто же из них был в живых в двух только родах, сохранивших право, т. е. в Изяславовом и Всеволодовом?

Один сын Изяславов – Святополк-Михаил, и один сын Всеволодов – Владимир Мономах. Им только и их потомствам мог принадлежать Киев; все прочие, по вышеприведенным обстоятельствам, лишились его.

Всеволоду наследовал по праву Святополк-Михаил, единственный остававшийся в живых сын Изяславов.

Святополку наследовал меньший его двоюродный брат, Владимир Мономах, единственный остававшийся в живых сын Всеволодов. Это ясно.

Прочим сыновьям Изяслава и Всеволода не случилось сидеть на киевском престоле, и потомки их лишились этого права. Право удержалось только за детьми Святополка и Мономаха. Кто же должен был следовать после Мономаха?

В живых были сыновья Святополка – Брячислав и Изяслав, и сыновья Мономаха – Мстислав с братьями.

Старше были первые, происходившие от старшего сына Ярославова, Изяслава. Мономаховы сыновья были младше, происходя от меньшего сына Ярославова, Всеволода.

Между тем наследовал Мономаху сын его Мстислав, а не Святополковы дети.

Спрашивается: но праву ли вступил Мстислав, или в его наследовании было нарушение права?

Великий князь Изяслав Ярославич. Художник В. П. Верещагин

Если право старшинства ограничивалось только отчинным правом, то Мстислав не должен был наследовать Киева прежде старших своих троюродных братьев, а их отец так же владел Киевом, как и его.

Не было ли еще какого ограничения, вследствие которого Мстислав получил преимущество пред своими троюродными братьями?

У отца три сына. У каждого из сыновей – по два, по три сына. Как считалось старшинство между ими, и как следовало право, положим, на великое княжество? Должны ли были после всех сыновей следовать все внуки от старшего сына, потом – все внуки от второго, и наконец, от третьего, или по одному первому внуку от каждого сына?

Так ли же должны были следовать правнуки? То есть у а было три сына: б, в, г. От сыновей пошли внуки: от б – д, е, ж, от в – з, и, i, от г – к, л, м. От внуков правнуки – н, о, п; р, с, т; у, ф, х, и проч. Должны ли были после г следовать по очереди д, е, ж, з, и, i, к, л, разумеется, при сказанном условии об отчинном праве, или после г должны были следовать только д, з, к?

Ярослав оставил пять сыновей: Изяслава, Святослава, Всеволода, Вячеслава, Игоря. Они должны были наследовать Киев один за другим, по старшинству: это знаем мы положительно. Но после младшего Игоря, если бы он был жив, 1) должны ли были наследовать по очереди все сыновья Изяславовы, потом – все сыновья Святославовы, далее – все сыновья Всеволодовы, Вячеславовы, Игоревы, 2) или только один сын Изяславов, старший из всех, или один старший из живых, потом старший из всех, или 3) старший из живых сыновей Святославовых, далее – Всеволодовых и проч.? Наконец, после сыновей Игоревых право на великокняжеское наследство должно ли было возвратиться в род Изяслава, 4) к одному ли старшему его внуку (от первого сына, или всем внукам от него, потом – к внукам от второго сына, от третьего, и т. д. и по тому же порядку, как наследовали их отцы?

Сделав эти предварительные вопросы, обратимся к истории и посмотрим, не поможет ли она извлечь нам еще какое-нибудь общее правило.

Мудрено, если не невозможно, отыскивать эти правила, но наши летописи слишком скупы на подобные объяснения. Летописатели опускали их без внимания, как ненужные и общеизвестные. Притом по причине размножения князей, в следующее время, произошло много нарушений права, кои еще более затрудняют исследователя.

Обратимся к периоду, – не скажу, более ясному, но более богатому, по крайней мере указаниями, – предлагающему более средств решать задачи. Я говорю о периоде местничества, которое уже доставило нам многие полезные положения для первого нашего исследования и содействовало нам отыскать отчинное право или, по крайней мере, укрепило, подтвердило нашу догадку.

Великий князь Мстислав Владимирович. Художник В.П. Верещагин

В делах по местничеству мы встречаем следующие выражения, прямо идущие к нашему делу: «Был князь Михаил Гвоздев, – говорит один истец, – велик по родству князю Михаилу Темкину, что отец, а по разряду стал, что сын»^[66], т. е. князь Гвоздев по родству старше князя Темкина, но по службе стал моложе. Старший в роду делался младшим по какому-то потерянному для нас расчету. Не мог ли, скажем мы, переводя этот язык на язык удельного периода и употребляя метод фальшивого правила, не мог ли старший Брячислав Святополкович, безудельный князь, в 1125 г. сделаться почему-нибудь (это x, искомое) моложе младшего своего троюродного брата Мстислава Владимировича и лишиться своего, мнимого нами, права?

«Аз Я Гришка (Долгорукий) племянника своего, князя Федора, больше в своем родстве, а князь Василий Гвоздев дяде своему князю Михаилу ровен»^[67]. Следственно, заключаем мы, были законные случаи и обстоятельства, по которым племянник мог сделаться старше дяди. Не было ли такого права и в удельном периоде, вследствие которого меньший троюродный брат (Мстислав) оказался старше старшего брата (Брячислава)?

Я нарочно подбираю места, одно другого яснее и ближе.

«По родству в лествице князь Иван князю Михаилу Темкину племянник, а больше дяди своего князя Михаила по лествице шестью месты»^[68]. И так племянник мог быть вшестеро старше дяди в своем родстве. Не начинался ли такой счет и между князьями?

Если так, то мы не удивимся не только вступлению на престол меньшего троюродного брата (Мстислава), но и племянника, напр. Изяслава Мстиславича, восшедшего на киевский престол при жизни своего дяди, Георгия Владимировича Долгорукого.

Но на чем же основывался этот счет? Как считалось в роду старшинство между боярами? (Так было, может быть, между князьями.)

Послушаем еще местные тяжбы.

«Князем Дмитрием Примковым, аз не хочу быть ни мал ни велик, – говорит князь Даниил Примков, – мне мал князь Дмитриев отец, князь Михаил Примков, отцу моему четвертый брат»^[69].

Развернем это показание. Были четыре брата князей Примковых: первый а, второй б, третий в, четвертый – князь Михаил. У а сын Даниил, а у четвертого Михаила – Дмитрий. Этот Даниил был старше в своем роду, старше дяди: потому что дядя, Михаил, был четвертый брат его отцу.

Драгоценнейшее указание! Сын старшего брата был старше дяди по счету их происхождения, по лествице от родоначальника. Старшинство между членами рода считалось не по всему роду, а в каждой его отрасли отдельно и сравнительно между собою, в отношении к общему корню. Вот почему в предыдущем примере племянник, слышали мы, мог быть больше дяди в шесть раз, внук – больше деда в десять раз, и проч. Объяснюсь примером: у а пять сыновей: б, в, г, д, е; у б – один сын: ж; у в – два: з, и; у г – три: i, к л; у д – никого; у е – один м.

Оказывается, что б старше или больше, чем в, вдвое, чем г, втрое, чем д, вчетверо, чем е; в был меньше, чем б, родной его брат, и равен ж, своему племяннику; г меньше своего племянника ж вдвое, д меньше втрое, е – вчетверо; г равен своему внуку н; д меньше своего внука; с меньше его вдвое.

Вот как считалось старшинство между боярами в удельном периоде!

Привожу в подтверждение наияснейшее место об одном князе Шуйском.

Князь И.П. Шуйский

В споре о старшинстве между князьями Василием Юрьевичем Голицыным и князем Иваном Петровичем Шуйским первый сказал: «Мне меньше боярина князя Ивана Петровича Шуйского быть нельзя: потому что князь Иван Петрович Шуйский в роду своем таков, каков княж Иванов Андреевича Шуйского третий сын»^[70].

Развертываем родословие князей Шуйских, происходящих от брата Невского.

Станем считать обе линии, происходящие от одного родоначальника, Юрия, по вышеприложенным указаниям:

Федор меньше Василия, старшего своего брата, и равен, следовательно, своему племяннику, сыну его, также Василию.

Сын Федора, Василий, равен второму дядину, Васильеву, сыну Михаилу, своему двоюродному брату.

Сын Васильев, Немой, равен Михайлову сыну Ивану.

Сын Немого, Дмитрий, равен дяде, Андрею.

Другой сын, Иван, равен Ивану Андреевичу.

Андрей Иванович – Василию Ивановичу.

Петр Иванович – Дмитрию Ивановичу.

Иван Петрович – Андрею Ивановичу, как истец в челобитной своей и утверждал.

Следовательно, правило наше считать старшинство верно. Приводя этот счет в яснейшую и кратчайшую формулу, можно сказать: Иван Петрович (защитник Пскова) был девятый от своего родоначальника, а Андрей Иванович (брат царя Шуйского) – десятый, но в старшей линии, и потому равен с ним. (Заметим еще мимоходом, что потомство некоторых членов, напр. Василия Васильевича, Ивана Михайловича, Дмитрия Васильевича, не берется в расчет, потому что указанные лица от них никоим образом не происходят, – это отдельные отрасли).

Получив такие положительные сведения о счете родов между собою, обратимся опять к летописям: может быть, при таком указании и намеке там найдутся какие-нибудь пояснительные для нас происшествия и свидетельства, которые до сих пор пропускали мы без внимания и не могли употребить в дело.

Не потому ли Ростислав, вступив на киевский престол после смерти Изяслава Мстиславича, назначал после себя Киев старшему племяннику, сыну Изяславову – Мстиславу Волынскому (коего и призвали после киевляне), мимо всех дядей, сыновей Долгорукого, мимо даже родного дяди Владимира Мстиславича?

Не потому ли претендовали на Киев, хотя и незаконно, одни только Ольговичи (старшие сыновья: Всеволод, Святослав Чермный), а не потомство других сыновей Святославовых (Изяслав Давыдович был призван киевлянами)?

Не потому ли Всеволод Ольгович, сделавшись великим князем, отдал Чернигов двоюродному брату Владимиру, сыну Давыдову, а не братьям Игорю и Святославу?^[71]

Не потому ли после Всеволода Ольговича мало было Игорю надежды получить Киев по общему мнению и Владимирко говорил ему: «Оже мене с братом умиришь, то по его смерти помогу ти к Киеву»^[72]. Изяслав Мстиславич говорил именно: «Но Игорь и Святослав должны ли повелевать нами?»

Не потому ли Изяслав Мстиславич так настоятельно искал себе Киева и не думал ни о Вячеславе, ни о Георгии, своих дядях («сяду на престол отца и деда»), и признал уже Вячеслава после, кажется, только для того, чтобы спокойнее владеть под его именем, без всякого предлога стороне противной?

Не потому ли отчасти, по смерти Андрея Боголюбского, Владимир, Ростов и проч. звали Ростиславичей^[73], сыновей старшего сына Георгиева, мимо его младших дядей и Андреева сына?

Не в том ли смысле говорил чрез посла Вячеслав Владимирович брату своему Георгию Долгорукому: «У тебя семь сынов, я не отгоняю их от тебя, а у меня два сына, Изяслав и Ростислав, а молодшии есь же», т. е. Святополк Мстиславич, говорит Арцыбашев^[74]. Почему же Вячеслав не назвал их всех вместе тремя сыновьями? Видно, третий, меньшой, имел не одинаковые права.

Если все это происходило по правилу, а не случайно, если родовой счет между князьями в удельный период сходствовал со счетом в местничестве, то Мстислав, первый сын Мономаха, имел право на великокняжеский престол пред двумя младшими (четвертым и третьим) сынами Святополка.

Я думаю, впрочем, что все сии случаи, притязания, принадлежат уже к развитию права, а сначала право не простиралось так далеко, т. е. чрез четыре поколения от Ярослава, и определено было только на два или на три, т. е. на сыновей (Изяслава, Святослава, Всеволода, и проч.) и внуков (Святополка, Олега, Мономаха); правнуки уже начинали новый порядок, соответственно обстоятельствам, не считаясь между собою, потому что «разошлись от прародителей далече», потому что «причитаться лествицею им было далече»^[75].

Обратим внимание вот еще на какое обстоятельство, которое, может быть, решило наследство Мстислава прямее всех наших расчетов и соображений: не были ли третий и четвертый сыновья Святополковы незаконные? Мы знаем, что у него именно были незаконные дети, которых, к соблазну народа, равнял он с законными; о втором даже его сыне, Ярославце, именно это утверждает Татищев.

Владимир Мономах таким образом при благоприятных обстоятельствах, имея в своих руках почти всю Ярославову власть, начал новое киевское престолонаследование.

Рассмотрим теперь, в каком положении находился Владимир Мономах.

Сам он был старший бесспорно из всех потомков Ярославовых, оставшихся в живых. Он превосходил доблестями всех своих современников с самых молодых лет, а в это последнее время, когда не было ни Олега, ни Святополка, ни Ростиславичей, ни Всеслава, никто не смел и думать равняться с ним. У кого было столько опытности? Он был в особенности любим русским народом, который сохранил преданность к его памяти даже до третьего и четвертого колена. Наконец, Владимир был очень силен, и в этом отношении еще менее мог кто-нибудь спорить с ним: он владел Великим княжеством Киевским, которое досталось ему по старшинству, по избранию, по любви народа. Волынское княжество зависело от него. Переяславское княжество принадлежало ему, как отчина отца его Всеволода, а Белозерск, Ростов, Суздаль, Поволожье, Смоленское княжество принадлежало ему, быв отдано отцом его, Всеволодом, как выморочное после Вячеслава и Бориса. К Киеву принадлежал, хотя слегка, Новгород, по крайней мере Мономах имел на него сильное влияние, присылал князей и посадников, судил бояр.

Вот в каком блестящем положении находился Мономах! Он владел почти всею Русью. Только область Черниговская, Галицкая, отделенная его отцом, и Полоцкая, которую он сбирался покорить, были от него независимы. Естественно ли ему было, с такою силою, в такой славе, даже без полного права, уступить по своей смерти мимо своих детей, и таких доблестных, как Мстислав, уже пятидесятилетний, представивший столько опытов мужества и разума, – естественно ли ему было уступить наследство какому-нибудь князьку из другого рода, неизвестному безземельному (у Брячислава и Изяслава не было даже никакого удела), и оставить любезную ему Русскую землю на произвол судьбы? Еще более – не могла ли его соблазнить мысль оставить всю Русскую землю своему роду? Искушение было велико!

Как бы то ни было, по старому праву или новому правилу, знаменовавшему развитие права, или вследствие случайных обстоятельств, или благодаря своей силе, Владимир сделался как бы новым родоначальником, с властью, почти равною Ярославовой^[76], и предоставил наследство своему сыну.

Этого мало: он не только назначил себе преемника, но распорядился своими владениями даже для внуков, вообще гораздо точнее и подробнее, нежели Ярослав. Летописец говорит только, что он предоставил Киев старшему сыну Мстиславу; но из последующих происшествий мы узнаем это ясно: «Согласно с торжественным договором, заключенным между им и старшим братом, Ярополк в исполнение Мономахова завещания уступил Переяславль Всеволоду, сыну Мстислава»^[77]. И так завещание Мономахово простиралось даже до внуков.

Со времени Владимира Мономаха, при преемстве, кроме права, входит уже воля умирающего великого князя (разумеется, при благоприятных обстоятельствах), и вообще право теряет значение и подвергается очень часто нарушениям со стороны князей, размножившихся и привыкших более и более к войнам и злоупотреблениям. Решала сила. Мономах назначил Мстислава, как мы видели; Мстислав назначил Ярополка. Всеволод Ольгович, захватив по смерти его Киев, сказал при одном случае, что хочет назначить наследника, подобно Мономаху и Мстиславу, и требовал присяги с князей, которые нарочно для того были созваны в Киев (также новое явление).

Великий князь Владимир Мономах. Художник В. П. Верещагин

«Но ты хочешь сделать меня своим наследником», – говорил прежде Игорь брату своему Всеволоду^[78].

Всеволод и в отчине своей прежде распорядился также по своей воле, отдав Чернигов племяннику, а не братьям.

Ростислав Мстиславич отдал Мстиславу Волынскому в поместье Белгород, Триполь и проч., как будущему наследнику всей Киевской области.

Так и в самом деле киевляне, по его смерти, в 1167 г. звали Мстислава Изяславича^[79].

Потом преемство Киевское подверглось влиянию владимирских князей, зависело от разных сделок, по обстоятельствам и проч.

В этот период времени старшие племянники, пользуясь разными обстоятельствами – отдаленностью, силою, – начали искать над младшими дядями (см. вышеприведенные случаи и примеры), и иски их, сначала случайные, входили в обычай, чем и развивалось родовое фамильное право, обнаружившееся преимущественно в период местничества.

Обозрим теперь преемство князей с Мономаха. Мстислав (1113–1125). (Два мнимые претендента или соперники его, сыновья Святополка, Брячислав и Мстислав, жили только один год при его княжении: следовательно, он княжил остальное время уже по всем правам.) За ним брат его, Ярополк, согласно со всеми нашими вышеприведенными правилами (1125). Ярополку наследовал брат, третий сын Мономахов, Вячеслав, у коего отнял без прав, но пользуясь его слабостью и своею силою, Ольгович Всеволод. Вячеслав уступил ему, сказав примечательные слова, представленные нами в первой статье: «Если условия наших отцов не кажутся тебе законами священными, то возьми Киев». Ему хотел было наследовать брат его Игорь, но тотчас был свергнут Изяславом Мстиславичем (1146), внуком Мономаховым (сыном старшего его сына, Мстислава), у которого в живых были еще два дяди, сыновья Мономаха – Вячеслав и Георгий.

Может быть, у него было право (см. выше), как у первого, старшего племянника – право, которого только не хотел признать Георгий; Изяслав мог еще смотреть на Киев, кроме права, как на свою добычу, приобретенную им от похитившего чужеродца. Впрочем, Изяслав после многих случайностей призвал к себе старшего дядю, Вячеслава, и владел Киевом вместе с ним. Он, однако же, подал пример племянникам спорить с дядями.

За Изяславом наследовал брат его Ростислав (1154), также вместе с дядею, но ненадолго. Киевляне после неудачной войны призвали Изяслава Давыдовича, внука Святослава Черниговского (1155). Изяслава выгнал Георгий Долгорукий. После смерти Долгорукого киевляне призвали опять Изяслава Давыдовича (1157), но они лишили его в другой раз, вследствие междоусобной войны, и призван был вновь Ростислав Мстиславич (1159) изгнанный Изяславом Давыдовичем (1161), вскоре умершим. Ростислав вступил в третий раз на киевский престол (1162), а после – его племянник (при жизни дяди), Мстислав Изяславич (1167), у которого Киев отнят Андреем Боголюбским, и с сих пор подвергся зависимости от владимирских князей.

В продолжение 15 лет со времени кончины Изяслава Мстиславича перебывало более десяти князей, и хотя право нарушалось беспрестанно, но ясно еще было древнее его предание. Киев оставался в роду Мономаха. Из рода черниговских князей только, случайно, Всеволод Ольгович – вследствие войны, Изяслав Давыдович – вследствие призвания и потом войны, овладевали Киевом и тем пресекали линию преемства. Из Мономаховичей Изяслав Мстиславич владел один несколько времени, может быть, незаконно, без Вячеслава, а потом и право опять восстановлялось при Георгии, Ростиславе и Мстиславе.