Buch lesen: «Антарктида»

Посвящается великому народу моей страны и его культуре. Выражаю благодарность всегда поддерживающей семье и старым друзьям, неудачные попытки объясниться с которыми побудили меня поведать историю об Антарктиде. Сердечное спасибо всем Учителям, в частности преподавателю или, если Вам более нравятся феминитивы, хотя, уверен, по отношению к себе она подобного обращения не оценит, преподавательнице русского языка и литературы Кладницкой Ирине Михайловне, привившей мне большую любовь к своим предметам и веру в возможности следования путями классиков, тем самым подарив ценнейшие утешения, поддерживающие тёплый свет в самые тяжёлые периоды.

I

Шёл 2047 год. Часть людей ещё сохраняла навык читать в привычном прежде понимании, то есть самостоятельно складывать символы в слова, те в предложения, следующие в абзацы и так далее с умением удерживать сложившуюся картину образов и смыслов в уме с дальнейшим обдумыванием и усвоением… Подавляющая масса уже пользовалась вспомогательными мыслительными операционными системами, которые значительно ускоряли и облегчали способности в восприятии, но притом столь же стремительно способствовали атрофии некогда природно- и культурно-развившихся когнитивных навыков в силу быстрого привыкания мозга к технологии. Для среднестатистического пользователя зависимость стала настолько сильной, что буквально после трёх лет применения технологии, попытка отказаться от вспомогательных мыслительных операционных систем приводила к тому, что способность к восприятию мира и управлению телом ощущалась примерно, как если бы после пилотирования сверхзвуковым манёвренным дроном, напичканным современной электроникой, внезапно требовалось пересесть в старинное инвалидное кресло – заново приходилось учиться управлять восприятием и пытаться восстановить способность спокойно перемещаться. Распространились и экзоскелеты, и умная техника, буквально продолжающие пространство сенсорики человеческого тела посредством работы всё тех же операционных систем. Столь большой контраст усугублял зависимость: нормальный человек всеми силами жаждал использовать технологию постоянно, дабы избежать ужаса, в который его возвращало естественное бытие.

Общественная конкуренция вынудила людей массово обратиться к вспомогательным мыслительным операционным системам, поскольку игнорирование технологии погружало неадептов в пучину отсталости, сравнимой с отсталостью неандертальца от человека XX века. Возврат к исходным способностям сделался подобным интиму: их демонстрировали друг другу лишь очень близкие люди, обнажая истинную природу. Порой ими мерялись подобно тому, как во все времена мужчины состязались в размере гениталий, а женщины бюстов… И хоть в обществе было не принято, но некоторые импозантные особы позволяли время от времени выставлять на показ способность в том или ином навыке обходиться органическим умом, играя превосходством перед публикой, что расценивалось как ловкий трюк, но не более. В практических вопросах эффективности любой среднестатистический ум, дополненный вспомогательными мыслительными операционными системами, обрёл пригодность к выполнению профессиональных задач широкого спектра после короткого обучения, что нивелировало всё, кроме одаренностью талантом и особой смекалкой. Помнить информацию не требовалось, поскольку существовало подключение к децентрализованным базам со всеми данными, – в массах единственными преимуществами сделались глубина уровня доступа к информации, скорость их передачи и обработки, а также разрешения на владение данными.

Горячий спор относительно того, кому эти данные принадлежали разделил планету на два известных лагеря. Одна часть мира выступала за обобществление всех баз данных под гарантией защиты государства, другая же предлагала частную систему доступа к данным на рыночных условиях, однако де-факто различие являлось только декларируемым.

С момента завершения горячей фазы Мировой Войны прошло уже шестнадцать лет. Общественность созрела к признанию того, что мировые и холодные войны не прекращаются, а только утихают, поэтому люди официально наслаждались льдом мира. Согласно отечественной историографии, отреставрированная в ходе погашения гражданских конфликтов на отделившихся территориях Советского Союза и обретения новых земель в качестве военных репараций и компенсаций за конфискованные активы, административная вертикаль России явила собой модель полной преемственности. От Империи система вернула открытую семейную клановость и священность элит, однако посчитала в чистом виде наследственное родовое правление рудиментом. Хотя полнота власти и ответственности в конечном итоге сосредотачивалась в одних руках, но ей предшествовали коллегиальные комитеты, где шла реальная борьба политических мастодонтов, что было заимствовано из советской практики. Органы власти разделились на административные и гражданские, то есть те, где власть распространялась сверху-вниз и снизу-вверх. Жизнь в стране стала четко подчинена этим двум сферам, что с одной стороны строго регулировало её в областях, представляющих государственный интерес, с другой оставляло гражданскую свободу и инициативу в житейских частностях.

В учебниках провозгласили, что с момента свержения монархии до установления настоящего нарратива страна первопроходцем преодолела сложнейший эксперимент мирового масштаба, выступив полигоном испытания передовых идей, в то же время проверяя в условиях экстремальной выживаемости истинность традиционных ценностей. Трагичность гражданского противостояния должна была служить огромным уроком, но даже в ней подчёркивалось народное величие, героизм и избранность в силу реальных достижений вопреки всякой логике. Декларировалось, что общество определилось в своём цивилизационном пути, скрестив империализм и социализм под вуалью русского православного балдахина, пошитого по китайским технологиям. В столицу вернули нулевой меридиан, обозначив себя самостоятельным центром и отказавшись от ориентации на какую-либо из сторон. Закрепляющим принципом системы стало признание единственно-верным способом управления верховенстование через административную вертикаль, обеспечивающее порядок, а с ним и гражданские, национальные и религиозные свободы, социальное и карьерное обеспечение с доступом к информационным данным согласно рангам. Знающие люди могли получить доступ практически к любой информации, за исключением секретной, для остальных же с рождения и по мере взросления информация открывалась поэтапно и обязательно с пояснениями.

Выборы более не угрожали Российской государственности, хоть и продолжали проводиться. Не угрожали, поскольку сама государственность окрепла и оцифровалась настолько, что в ней фактически не имелось возможности уклониться от задекларированных целей: миротворческая экспансия во внешней политике и социалистическая многоукладность во внутренней под сильнейшим оборонно-полицейским гарантом безопасности, страхом изгнания мягкой силой культуры отмены, адаптированной под каноны нравственности, и связующими звеньями из доносов. Задекларированные цели получили одобрение на всероссийским цифровом референдуме – с этого момента осью вертикали власти стала бескорыстная машина искусственного интеллекта, которую выборные лица только обслуживали как народные делегаты и одновременно исполнители. Изменить порядок общенародной доктрины делалось возможным только посредством нового референдума, инициируемого высшими должностными лицами, которые народными делегатами не являлись, а представляли собой суверенную клановую систему глубинной власти. Их привилегия закрепялась высочайшей ответственностью и обязанностью в сохранности высшего суверенитета и традиционных ценностей Российского государства и общества. По положению они стояли над искусственным интеллектом. Таким образом управление страной составила троица из элит, искусственно-интеллектуальной системы и выборных представительно-исполнительных граждан. В целом, как элиты, так и население ситуацией были довольны, поскольку первые официально укрепились, освободясь как от рутины, так и страхов утраты положения, вторые же получили все возможности добиться чего бы то ни стало, структурированные правила игры и, главное, свободу от произвола. Цифровой скелет надежно скреплял основы данных договорённостей, фактически ликвидировав коррупционные проявления и разболтанность, так извечно мешавшие Российскому государству сделать решительные шаги для стабильного мирового лидерства. Складывалось впечатление, что внешне-ориентированные элиты и внутренне-ориентированный народ, наконец, уяснили, что, решая разные задачи, в конечном итоге решают одну целую.

В то время Россия уже успела, надёжно закрепиться в Африке, сделав из региона крупнейший военно-морской хаб, с дешёвыми рынками производства и перспективного сбыта, но ключевым являлось то, что африканский континент позволил построить и распахнуть российские ворота в Южную Америку и Антарктиду. Последняя рассматривалась в качестве перспективнейшей ресурсной базы, богатой запасами чистейшей, самой дорогой в мире пресняковой воды и ископаемых, доселе недоступных. Примечательно: элегантным решением на территории материка построили цеха с дата-центрами, сверхскоростными вычислительными мощностями и крио-камерами, способными поддерживать жизнедеятельность организмов и мозговую активность при минимальных энергетических затратах. Поскольку материк являл собой гигантский морозильник, компьютерные мощности нагревали используемые пространства до жизнеспособных температур и в то же время остужались льдами. Талая влага конденсировалась и упаковывалась по транспортным цистернам, и впоследствии продавалась на других материках как питьевая ледниковая вода.

Именно в отделении одного из таких дата-центров работал Любомир Версальский. Вообще-то, он родился Антоном Бесхлебниковым, но издёвки сверстников, изъевшие его самооценку с раннего детства, привели к тому, что неокрепший юный ум, увлечённый славянской историей и красивыми идеалами эпохи просвещения, вот так скрестил в себе замашки двух культур. Любчику, как его звали коллеги по крио-цеху, исполнилось двадцать семь, и он уже вполне сознавал какой фарс совершил в девятнадцать, но предпочитал видеть в поступке ироничную, задирающую окружающих смелость, нежели откровенную закомплексованную глупость, хотя в душе, безусловно, сознавал, что место имели оба мотива. Версальский занимался разработкой системы безопасности для крио-камер, которая представляла сложные алгоритмы защиты тела и сознания людей, длительно-погружённых в имитацию.

Жизнь на планете шла своим чередом. Человечество претерпело изменение сфер влияния, технологическую трансформацию, но по большому счёту сама бытность нисколько не изменилась. Среди людей находились те, кто предпочитал полностью уйти в виртуальную жизнь, так называемую имитацию, видя в ней по каким-то причинам большую свободу. Поддержание жизни таких людей несло существенные затраты, но, одновременно при опредёленном подходе и выгоды, поэтому появились специальные крио-камерные центры, где за денежную плату или на других условиях можно было идеально сохранять своё тело, максимально долго оставаясь в крио-подключении к имитации. Россия предоставляла всем своим гражданам такую возможность бесплатно при обязательстве последних делиться третью мощностей мозговых вычислений с государством, не иметь никаких частных данных, скрытых от него, и посмертно завещать тело на государственные нужды с правом донорства. Условия были довольно привлекательными, чтобы масса мирового населения охотно их принимала, подаваясь на программы получения гражданства, оттого и потребовались огромные цеха – хранилища – на отдельном материке, поскольку из соображений суверенной безопасности на исконных землях размещать такого рода сооружения, под завязку заполненные разными людьми со всей планеты, считалось нецелесообразным. Свои северные территории россияне в лице элит решили и дальше хранить нетронутыми в качестве основы государственности и лучшего наследства для потомков. Развитие Северного морского пути и смягчение климата хотя и привели к строительству новых городов-портов, но их лучшие годы находились впереди от текущих событий.

Загрузив результаты трудодня в систему проверки, Любомир сменил музыку в мозге. Во время работы он обычно ставил на восприятие классику для концентрации, а после позволял себе более лёгкие мотивы. На этот раз настроение просило чего-то экспрессивного и система рекомендаций мгновенно подобрала для него подходящий джазовый плей-лист, намекающий на романтическую подоплеку надвигающегося вечера. Надо пояснить, что наушников или каких-то других средств воспроизведения люди более не использовали в обыденном понимании, поскольку вспомогательные мыслительные операционные системы подключались через имплантат непосредственно к нейронам головного мозга, минуя тем самым потребность в естественном слышании звука. Иногда люди продолжали слушать музыку, но это было скорее эстетическим изыском или развивающим упражнением, в основном же музыку, как и другие сигналы, теперь просто воспринимали и интерпретировали напрямую. Естественное слушание ушами выступало в роли постоянно-активированного записывающего микрофона для вспомогательной мыслительной операционной системы – децентрализованной, единой, государственной. Все данные непрерывно обрабатывались в мозгах миллионов людей и на цифровых серверах. Симбиоз человеческих сознаний и искусственно-интеллектуальной системы порождал мозг из мозгов. Мистики и эзотерики и раньше представляли структуру несколько похожую, теперь же она стала осязаемой. Оставалась лишь одна загадка: никто по-прежнему не понимал, – откуда берется мысль? Искусственный интеллект, как и человек, кончено, мог выдать ответ на этот вопрос, однако неудовлетворительный.

На фоне иоттабайтного белого шума известных системе банальностей время от времени происходили совершенно невообразимые вспышки уникальной информации – и порождали её человеческие мозги. Впрочем, не только человеческие: в эти времена мыслительные системы начали применять для контакта с животными, грибами и растениями. Люди давно получали их сигналы, не обладая способностью к полноценному пониманию, но система искусственного интеллекта, не обремененная на протяжении миллионов лет выработкой обособленного и засекреченного от других видов языка, относительно быстро переваривала любые сигналы, и постепенно исследователи обзаводились инструментарием для коммуникации с окружающей средой, пока до конца не объяснённой, но уже неоспоримо-осуществляемой на более глубоко-интеллектуальном уровне. Учёные, заручившись поддержкой искусственного интеллекта, выдвинули версию о том, что люди, как и другие живые существа, являются своего рода приёмниками для информации, способными производить над ней дальнейшие манипуляции, – вычислять Вселенную. Вопрос о свободе воли, как и вопрос об источнике информации волновал искусственный интеллект, наверное, даже больше, чем самих людей, но система решительно не могла выдвинуть никакой версии происхождения уникальных идей, которую нельзя было бы оклеймить печатью метафизичности.

От мурлычущего по мозгу джаза на коже Любчика заплясали мурашки удовольствия. Система знала, как угодить, – он довольно закачал плечами и бедрами и, подкивывая головой на каждый шаг, направился к переходу между огромными крио-цехами. Внезапно, словно огорошенный, он замер с лицом, отображающим таинство некого понимания. Музыка приостановилась. Пытаясь всеми силами осознать, что же именно такое пришло в голову, Любомир уже направлялся обратно к рабочей админской лаборатории. Торопливость и пугающая дрожь от предвкушения чего-то запретного мешала прокрутить мысль до конца, но он сумел ухватиться за неё, прищурясь левым глазом и нащупав перед лицом одному ему ведомые фигуры. Подойдя к доске для записей, служащей для аналоговой визуализации мыслей, он стал чертить схему и делать пометки в коде, из которых следовало, что есть теоретическая возможность обхода системы безопасности в крио-соединении с виртуальной реальностью таким образом, что можно не только избежать заимствования системой трети мощности собственного мозга, но и установить только односторонний доступ с ней, не делясь данными. Терялась бы часть функционала, но при этом, теоретически, пользователь, оставался бы частным лицом внутри системы, представлявшей из себя виртуальный человеческий улей и бескрайний архив. “Конечно, система мгновенно это распознает, но что она сможет сделать, если произвести безопасное подключение с правами администратора, ведущего технические работы?”

Любопытство Любчика толкало его вперёд с такой силой, что он уже успел найти глазами ближайшую свободную крио-камеру, казавшуюся ему почему-то особенно привлекательной. У него была и своя, админская, но версальские замашки Бесхлебникова давали о себе знать. Он воспринимал весь цех как нечто продолжающее себя. Белый хакер – всё равно хакер, поэтому он довольно часто любил подключаться через пользовательские устройства. Естественно, система знала об этом, но поскольку девиантизм Любомира не выходил за установленные рамки, а производимая работа и отношения с коллегами стабильно повышали его социальный рейтинг, то уровень доступа рос. К тому же, в случае с безопасниками, им следовало повышать рейтинг наперёд и давать некоторый контролируемый уровень излишней свободы, иначе они могли бы перейти на тёмную сторону хакерства. Конечно, эти люди являлись заменяемыми, но их обучение и лояльность, обходились недёшево, к тому же сейчас они представляли собой одну из самых ценных частей системы, поэтому ими не разбрасывались. Особенно теми, кому уникальные вспышки озарений приходили чаще других.

Под мощный дерзкий бит в стиле “кто тут самый крутой, а?”, в несколько хулиганских прыжков, Любомир оказался возле длинного, уходящего под свод цеха ряда крио-камер, взобрался по технической лестнице и ловким движением туловища, словно усаживаясь в низкие сидения спорткара, махом оказался внутри запримеченной им крио-камеры. Рассудительность, обыкновенно столь ему присущая, в этот раз осталась в стороне на том основании, что опыт гениальных вспышек, как правило, показывал: развивать и проверять их следует безотлагательно, иначе мысль скомкается и останется предположением или только теорией, или, того хуже, погрязнет в рутине декларирования её согласно всем инструкциям техник безопасности, а затем и вовсе рискует утонуть на согласованиях. Вспомогательные мыслительные операционные системы хоть и способствовали в этих процессах, снимая львиную долю работы, занимавшую ранее восемьдесят процентов времени любого государственного служащего, но, поскольку хорошее быстро сделалось привычным, эти двадцать процентов остаточных тягот теперь воспринимались как предыдущие сто. Система вела автоматическое документирование действий пользователя и реагировала в случае чего с небольшой задержкой, требуемой на обработку и принятие решения, блокируя запретную область действий. Поэтому Любчик знал: худшее, что с ним может случиться, так это всего-то блокировка системой безопасности его попыток подключиться к имитации через крио-соединение. В таком случае тело просто зависло бы при попытке продолжения действий в данном направлении, однако другие действия оставались бы доступны. Но если он успеет войти в подключение до блокировки – вуаля! – проверить идею получится. Он быстро нацепил на себя оборудование, ввёл доступы и переключился на крио-соединение с виртуальной реальностью.

Тело Любомира в полной безопасности покоилось в закрытой крио-камере, сознание же оказалось размытым по бесчисленным децентрализованным серверам и мозгам. Ему было доступно всё, но он не был доступен кому-либо и чему-либо в системе.

II

Российская гуманитарная миссия в Африке, спонсируемая новым международным валютным фондом БРИКС продвигалась как нельзя лучше. После удачного раздела сфер влияния в Средней Азии с китайцами, индийцами и иранцами, опыт совместного неконкурентного присутствия в регионе был перенесён и на Африканский континент, где стороны продолжили теснить турецкое, европейское и американское влияние. Китайская мудрая безотходность и пятитысячелетнее видение истории помогли российской смекалке взглянуть на мир не только через призму извлечения корешков, но научили не чураться и вершков, которые при должном подходе оказывались ничуть не менее ценными, кому бы что ни доставалось. Обе стороны продолжали относиться друг к другу с уважительной опаской, но придерживались политики добрососедства, трезво оценивая очевидную невыгодность любого конфликта в текущей технологической фазе и, наоборот, полезность ресурсно-технологического сотрудничества. Китайские планы не подразумевали прямого противостояния с Россией, рассматривая возможности территориальных приобретений только вследствие исчезновения Российской государственности в Северной Азии. Тактический союз, пройдя через жерло войны, не утратил актуальности – стороны сближались стратегически.

Гуманитарная африканская миссия соседствовала с производствами, перенесёнными по экономическим мотивам из Азии, где рабочая сила для этого сделалась уже слишком дорогой, и предприятиями по добыче полезных ископаемых. Охрана безопасности на суше и в воздухе осуществлялась российской стороной, китайцы и индийцы держали материк на юге и востоке флотилией с Индийского океана. Интеллектуально-технологическое производство зачастую велось в сотрудничестве за исключением суверенных государственных отраслей, присущих каждой из сторон. Устройства, взаимодействующие с вспомогательными мыслительными операционными системами, сборка бюджетных версий которых производилась в том числе в Африке, во многом являлись идентичными, но интерфейс, программное обеспечение и искусственно-интеллектуальная “заточенность” отличались существенно. С пришествием технологии, если что и стало прекрасным, так это межъязыковое общение на уровне мысли, отчего дружественные народы вышли на новую динамику сближения, чего нельзя сказать о противниках, чьи умозрительно-фундаментальные противоречия нагнетались по мере нарастания несовместимости технического и программного обеспечения.

Страны Западной Европы, Южная Корея, Япония, Австралия переживали период авторитаризации, начавшийя ещё в период военных действий. Молодое поколение европейцев, наблюдая реалии, вынужденно разочаровалось в жизнеспособности радикально-либеральных идей и гарантий безопасности от Соединенных Штатов Америки. Европейский Союз предпринимал попытки федерализации на основе политики Парижа или Берлина, однако отсутствие решающей внутренней доминирующей силы, способной к силовой централизации всей Европы и живая национальная гордость слишком многих членов мешали осуществиться этому решительному шагу. В итоге Париж снова начал тяготеть к Лондону, в то время как в Берлине, скрипя зубами, негласно признавали, что четвертая попытка противостоять востоку может оказаться последней. Германия вынужденно ещё сильнее открывалась Турции и нащупывала почву союзнических отношений с Москвой. Вызывающая дискомфорт со всех сторон Анкара заметно приросла влиянием на бывшие провинции. С ней приходилось считаться обеим глобальным сторонам, что делало её положение как выгодным, так и очень опасным, поскольку раздел Турции был давней рабочей стратегией дипломатического и военного размена. Но, благодаря исламизации Европы, Анкара обрела особое положение мусульманского жандарма, олицетворяя силу теперь даже большую, чем когда-то Константинополь. Население Турции одно из немногих могло вести реальные боевые действия, поэтому Европа играла с собой злую шутку, опираясь на живой военный потенциал этой страны, аппетиты которой были направлены не столько на густонаселенный восток, сколько на редеющий Запад.

Со времён глобальной разрядки, ситуация развивалась медленно, но прогнозируемо. В то время как одни реализовали свой ресентимент и развязали часть узлов, оставленных после деколонизации Британской Империи и распада Советского Союза, другие, получив военную пощёчину и потеряв рынки, самоизолировались и готовились к реваншу. БРИКС хотя и не допускали открытых военных и экономических провокаций, но плавно подбирали под себя те рынки и территории, которые сами изъявляли инициативу их присутствия. Политика ненападения и неведения прямого противостояния подразумевала, что старая капиталистическая ось иссякнет самостоятельно без подпитки извне и встанет на путь нового мироустройства. Добивать раненого соперника, обладающего столь серьёзным оружием, являлось попросту опасным действием, но и оставлять его в покое уже гарантированно было исторически вредно, поскольку продолжение противостояния в таком случае становилось лишь вопросом времени. БРИКС надеялись, что послевоенная агрессия противоположного лагеря будет направлена на внутренние разборки и противоречия и не коснётся самого союза в случае, если держаться настолько сплочённо, что любое нападение неконсолидированными силами являлось бы бессмысленным. Ставка пока оправдывалась: старо-новый свет никак не мог договориться, погрязнув в исторических обвинениях, расовой, национальной, пост-либеральной и климатической повестке. Возникала реакция… Молодые европейцы, наблюдая явную фантасмагоричность риторики последних десятилетий и последствия в виде вырождения населения и бессилия перед агрессивными внешними силами, уже прилично закрепившимися внутри, с трепетом смотрели на грозных духов архаики, призванных предками последний раз добрую сотню лет назад… В то время как американцы серьёзно ощущали угрозу первой за почти двести лет войны на собственном континенте. Становилось неясно кому принадлежит эта страна. Сразу несколько сил претендовали забрать порядок под свой контроль, однако на кону стояло так много, что ни одна из сил не решалась начать до тех пор, пока не обрушился хрупкий баланс.

В настоящее мгновение Любомир открыл глаза в Лагосе, где до отправления в Антарктиду проходил международную стажировку на одном из местных российских интеллектуально-производственных центров. Нигерийское солнце палило не ярче южно-полярного, но намного чернее. Благо существовала возможность понизить температуру восприятия до комфортного значения, ведь реальное тело лежало в крио-камере, и Любчик отлично это сознавал. Он тысячи раз путешествовал по виртуальной реальности, тестировал самые новые разработки, а в свободное время любил зависнуть на игровых платформах в драйвовых космических гонках по просторам Млечного Пути, где прилично прокачал свои летательные аппараты и их команды.

Он узнал рыбный рынок Макоко, где впервые попробовал свежевыловленного лобстера, приготовленного улыбавшимся и что-то бормочущим, высоким и схлым, но пузательким нигерийцем в засаленной кепочке, прикрывавшей щетинистую голову. Приятное ностальгическое воспоминание, притупив невзгоды жаркой погоды, вызвало урчащие позывы голода: “Точно! Хотел же поужинать, а сам на сверхурочных завис! Впрочем, по собственному… А там выступление сегодня! М-м-м… Что-то забыл я, хотел же сходить. А кухню закроют потом… Контейнеры с готовой едой останутся только… Ну, тоже норм. Так, а что… Стоп. Стоп! Какой голод? Я ведь подключен к питанию…” – дошло. Любчик посмотрел на свои руки: “… не мои…” Гладкие, безволосые, чернокожие руки с длинными тонкими пальцами и аккуратно-подстриженными ногтями… Версальский завис. Его мысли этого момента трудно назвать мыслями самими по себе. Скорее они походили на нечто-проносящееся из потока бессловесных ощущений и холодящих осознаний, которые, появляясь между животом и грудной клеткой, в районе печени и сердца, сначала ударяли в голову, создавая вакуум между ушей с одновременным давлением под глазами, ноющим зудом перед возможным выступлением слез, а затем, столь же резко пронив тело опустошением, опускались в стопы, которые будто магнитило к земле и жгло от её ответного давления на вес тела, пока это давление ни иссякало и ноги ни начнали делаться ватными и подкашиваться. Тот момент, когда люди уже всё понимали и не хотели в это верить, но неотвратимо приходилось. Лишь миг перед рефлексией, которая пыталась что-то объяснить логически, если только человек не поддавался сначала импульсивным эмоциям животного или драматическим наклонностям внутреннего актёра, считающего непременно-важным разыграть по этому поводу огромную сцену.

На выходе из ступора Любчик аж подпрыгнул, со ревущим выдохом передёрнув телом! Он, непременно, задал бы телесно-направленный риторический вопрос, но здравый смысл и специальная школа подготовки подсказывали, что правильнее пытаться сохранить ясность ума и предпринимать необходимые действия. Глубоко вдохнув и задержав на несколько секунд дыхание, Любчик снова внимательно посмотрел на чернокожие руки, думая, как он мог оказаться в этом теле: “Почему в Нигерии? Как? Я не выбирал эту имитацию? Не выбирал. Вообще, не выбирал никакую имитацию… Я проверял баг. Загрузил код. Ввёл параметры. Переключился на крио-соединение… И-и-и? И что. Всё, что ли? После переключения на крио… Ничего. Не помню… Вот это баг! А может, я просто заснул? Или я в имитации Нигерии… Что? Имитация какой Нигерии? Ещё скажи GTA XV Nigeria Mode…” – самосмейка заметно сбавила интенсивность волны напряжения, но, отступая, волна оголила смысл, скрытый за юмором, и за ней тут же накатила следующая, не менее интенсивная. “Если это не имитация, значит реальность!” – глаза изумлённо округлились: “Но вроде бы тут не было проката робо-скелетов, да ещё и с такой реалистичной текстурой кожи! Китайцы, что ли, успели? Или сон? Нет. У меня не бывает таких снов. Пробовал научиться, но… близко ничего подобного. Галлюцинаций тоже быть не должно… С чего бы?” – словно часовщик, разбирая тонкие детали и осматривая их на ярком свете солнечной лампы, Любомир, как его учили, продолжал делать медленные вдохи и выдохи, слегка задерживая дыхание, дабы не поддаваться ещё способной взять своё панике. “Надо вызвать меню! Точно! Естественно! Ага… Это первое, что я сделал. И-и-и? Оно не появилось. Ага… Я, очевидно, всё это время продолжаю его вызывать. Да…” – он обнаружил, что часть сознания, которую он перестал держать в фокусе, сосредоточена на вызове меню. “Тогда консоль. Ага! Консоль получается. Давайте-ка выйдем отсюда обратно!… Неизвестная ошибка. Необходимы права Администратора… Так я и есть Администратор! Повторим! Повторим. Повторим… Повторим… Да вот же бажина!” – Любчик почувствовал, как особенно широко и шумно раздувает ноздри. В родном теле ему такое не удавалось. Он явно начинал злиться, дыша с гортанным порёвыванием, быстрее, морща лоб и брови, напрягая челюсти, проживая другую вспышку, которую ещё называли пригоранием… Её характерной особенностью являлись резкие ощущения в кишечнике, которые визуально, как правило, локализовались в районе лица, и у особо темпераментных переходили в руки, вплоть до характерных сжатий кулаков с дальнейшим приданием ускорения энергетическому выплеску в сторону субъекта разрядки. Не отличаясь подобным нравом, Любчик ограничился лишь направленными и действительными высказываниями о баге, коллегах, его допустивших, и, дойдя до себя, ещё немного поторговался в геневе, расхаживая взад-вперед, и, что называется, принял ситуацию методом остывания посредством установления прощающего баланса между линиями обвинительного самобичевания и защитной любви к себе, представленной непреодолимой тягой к исследованию, заручившейся адвокатской поддержкой человеческого фактора.