Buch lesen: «Дачная история»
Глава 1.
Под ногой покатилась бутылка. Фу, насвинячили, алкаши. Опять всю дачу захламили.
Голова трещала. Говорила же сто раз Юльке, что плохо переношу спиртное! И зачем было мне подливать? Только алкоголь зря переводить. Я тоже хороша, знаю же, что после третьей рюмки перестаю ощущать вкус, а после пятой отключаюсь. Нет же, снова напилась.
Проснулась не одна, хрен его знает, лежит мужик какой-то. Голый. То ли я его пригласила, то ли сам подлег к пьяненькой… А, это же Юрик… нет, Шурик… нет, Игорек… Юлька попросила составить компанию, а то он одинокий. В чужом городе несчастный одинокий командировочный, брошенный и покинутый, а так-то счастливый семьянин и отец.
Юлька, конечно, свинья.
Сама крутит с Толиком, а меня подкладывает к его друзьям, чтоб всем было весело. Одинокая компанейская подружка – это же нужный кадр в любой компании! Только ни грамма не весело. Противно. Но с Юлькой я дружу с пяти лет, она мне роднее всех на свете и этим беззастенчиво пользуется. Сколько раз я надеялась, что вон он, мой герой, случится чудо: после ночи он не сможет расстаться, и мы будем счастливы вместе. Видно, я в постели не огонь, потому что торопливое прощание, чашка кофе – максимум утренних ожиданий. Повторения никогда не было. Пододеяльные фантомы растворялись и исчезали, заменяясь другими. Грустно, но познакомиться с тем, кто останется, не удавалось. Может, Юлька выбирала таких специально, не знакомила ни с кем перспективным? Ревность к подруге, она ведь тоже есть. А я была ее подругой, и только ее. У нее целый мешок друзей, приятелей и знакомых, а у меня только Юлька, как-то так выходит.
Моя мать, например, Юльку терпеть не может, что не мешает ей у нас пастись до часа, когда маме пора возвращаться с работы. Потому что у Юльки есть старший брат и ему пустая квартира нужнее, он парень, у него потребности.
У него потребности, у Юльки пылкая любовь, а у меня… ничего. Она даже со своим Толиком меня долго знакомить боялась, потому что он бабник и сволочь. Почему, если парень чуть выше окружающих, голубоглазый блондин с ровным носом, то все девушки раздеваются по щелчку? Потому что блонд – это рецессивный ген, а в нашем городе смуглые кареглазые дети давно потеснили белокожих и светлоглазых. Дело вкуса, я не расист, кому-то нравится, я не против. Просто лично мне нравятся зеленые глаза, как у меня. Или серые, как у Юльки. И вообще, не в глазах дело.
Вчера мы отмечали день рождения Толика, Юлька предоставила под пьянку свою дачу на левом берегу. Потому что будний день, каникулы, а родители приедут только в выходные. Мы успеем и напиться, и протрезвиться, и прибраться. Возможно, даже искупаться в местной протоке с ласковым названием Бешеная.
Тьфу, свинтусы! Загремела еще одна бутылка. Выдумали вчера греть вино в духовке… Тепленькое быстрее забирает, ага.
Лестница показалась мне слишком длинной. Тут же от комнатки под крышей одиннадцать ступенек, я считала. Иду и иду, а она все не кончается. Где кухня, блин? Где чистая прохладная вода? В горле дерет, язык сухой и шершавый. Сейчас спущусь и попью водички. Гадская ступенька куда-то исчезла, я схватилась за перила. Мы что, вчера лестницу сломали?
Ладно, я не гордая, могу сесть на попу и ползти так. Катались же по лестнице на ледянке в детстве? Мы с Юлькой катались. Сейчас, конечно, лето и детство давно позади, но если ноги не держат, доползу до кухни на руках!
В глазах двоилось. То я видела деревянную лестницу, окрашенную салатовой краской, то вдруг каменную, из розового с прожилками мрамора. Ага, розового! С золотистыми вкраплениями! Кажется, это один из дорогих сортов, каррерский, кажется, из Луниджане в Италии, из него дворцы строили… Мрамор – это карбонат кальция, с примесью других металлов…
Какие дворцы, блин?! Что за бред?
Я на даче у Юльки! Деревянное серое убогое строение с мансардой! Я помню, мама Юльки, смеясь, говорила, что все подруги ожидали, что у нее будет самая красивая дача в округе, а она, зная своего мужа, сетовала, что ее дачка будет сама серая, невзрачная и примитивная. Одной любви к цветам недостаточно. Папа Юльки был аскет. Он даже цветной телевизор считал ненужной роскошью. Домик на даче – это сарай для хранения инструментов, и не более! Уж не знаю, чего стоило Юлькиной маме заставить его построить угловатое строение с кухней, крошечной комнаткой и чердаком наверху.
Юлька все детство дачу ненавидела всей душой. Потому что теплоход шел в 7:15 утра, и вставать надо было в полшестого, чтоб успеть. Отоспаться не удавалось.
Я потрясла головой. Виски заныли, перед глазами взорвался черно-красно-зеленый фейерверк. Где, наконец, кухня? Я сейчас умру от сухости!
– Госпожа? – картинка снова поплыла.
Передо мной возникло круглое личико с голубыми глазами, темными кудряшками, торчащими из-под чепца.
Чепца? Пф-ф! Я шить просто обожала, когда выросла из батистового платья, скроила из него шорты, пять платьев для кукол, а плиссированную оборку в порядке шутки пришила к бывшему воротничку, ставшему основой чепчика. Мы так ржали и фотографировались в этом чепчике! Так что чепцами меня не поразить! Мы и сами с чепцами!
Проморгалась, чужое лицо исчезло.
Когда же кончится лестница?! Или я ползу, как подбитый таракан, или у меня развесистые глюки. Могли Игореша с Толиком кинуть что-то в вино? Могли, даже не сомневаюсь. Просто для прикола. Шутка юмора такая. Чтоб самая непьющая на ногах не стояла, весело же! Сколько объясняла, что не пью, потому что не могу, а не потому, что их не уважаю. Мне просто плохо будет. Это Толик сколько бы не выжрал, как огурчик утром. Я же говорю, сволочь, а у меня так голова кружится, что ноги подгибаются.
Кухня встретила ожидаемым разгромом. Завалы грязной посуды, объедков, помойное ведро смердело, над ним кружила стая жирных мух. Вот не буду одна мыть! Пусть Юлька встает с ложа страсти и помогает.
Водичка! Я присосалась к уцелевшей бутылке минералки, и прекратила пить, когда внутри забулькало. Умылась на улице ледяной водой, подергав рукомойник за сосок.
Утро разгоралось над дачным поселком. Пели птицы, солнышко ласково щекотало щеки. Я повернулась к домику и чуть не заорала. В плавающей дымке стоял небольшой дворец. Ну, или роскошный особняк. Полукруглые окна с частым переплетом, балкончики, сдвоенные колонны, карнизы, лепные венки, белые статуи, выглядывающие из ниш на фасаде.
– Допилась ты, мать, – грустно констатировала очевидный факт. Но красиво, признаю. Вообще-то положено видеть чертей, собак, шмыгающих крыс, а не картинки из истории искусств. Розы у крыльца, как живые, пахнут. Штамбовые. Такие у нас вообще не растут, зимой вымерзают. Жалко, что кроме меня, никто красоту не увидит.
Я закрыла глаза. Два шага вперед, и будет деревянное покосившееся крылечко. Зашарила в воздухе руками, чтоб лбом не встретиться с косяком двери.
– Госпожа?! – в тонком голоске была настоящая паника.
Я приоткрыла левый глаз. Девушка в чепце смотрела на меня с ужасом.
– Сгинь, – отмахнулась от галлюцинации.
– Позвольте вам помочь! Как вы себя чувствуете?
– Хреново, – честно ответила. – Это вот что вокруг? Ты кто?
– Им-мение, г-госпожа, «Малиновый звон», – с запинкой ответила служанка. – Я ваша горничная, Тирза. П-пойдемте в спальню, госпожа, я вам отварчика принесу успокоительного?
– Пойдем, – нету тут никакой спальни и служанки тоже нет, я сейчас шагну и запнусь о старые доски, главное, чтоб не виском. Мой труп на крыльце Юльку не обрадует. Но рука служанки оказалась теплой и крепкой. Она ловко и привычно меня обхватила за пояс, закинув мою руку себе на шею, и потащила к широкому крыльцу.
– Свирез, Мирко, помогите, бездельники! – крикнула она.
Двустворчатые двери распахнулись, на крыльцо выскочили два лакея. Ну да, лакея. В малиновых с золотыми шнурах ливреях, белых чулках и черных башмаках. Мне для счастья всегда лакеев не хватало. В нашем языке слово ругательное из-за пролетарского негатива к прислуге. Так-то полезные ребята, сопровождают хозяев, служат за столом, гостей встречают-провожают, обувают-разувают. Потому что многослойные юбки и корсеты! Тут без не обуешься без лакея или камеристки.
– Нешто опять? – только и спросил тот, что постарше. Служанка цыкнула на него, оба почти на руках живо потащили меня в дом. Я зажмурилась и сжалась, ожидая удара. Тут же стенка Юлькиной дачи! Вагонкой обшита!
А персонажи галлюцинаций вознесли меня по спиральной мраморной лестнице на второй этаж, по широкому коридору и втащили в спальню. За ними торопилась служанка.
– На кровать укладывайте, – распорядилась она. – Мирко, за лекарем, скажи, снова приступ у госпожи! Пусть поторопится! Свирез, живо за отваром, Верушка свежий должна была уже остудить!
Лежать мне было мягко, я украдкой пощупала одеяло подо мной. Мягкое. Пуховое, безо всяких сомнений. Подушки в расшитых наволочках, с оборками, с рюшами, с кружевами. Да кто так над наволочками в наше время будет измываться?
Самый настоящий балдахин над кроватью поразил мое воображение. Двойной, внутри белый кисейный, сверху бархатный, с золотым шитьем, бахромой и шнурами с кистями. Это ж ткани метров двенадцать-пятнадцать ушло! Бархат нынче дорогой, разве что повезет на скидках найти. А бахромы сколько!
– Госпожа, ну как же так? – с досадой спросила служанка, ломая руки. – Только на минуточку отошла! Господин барон к полудню обещались прибыть, а у вас приступ!
Я решила не спорить. Приступ не приступ, похмелье у меня. Голова сильно кружилась, подташнивало. Меня, наверное, Игорешка или кто там рядом спал, поднял и уложил снова, наверняка стоят, ржут рядом. Надо вести себя спокойнее, не метаться, не кричать, а то испугаются и психиатричку вызовут. Прикол такой с глюками, я поняла. Готова к переговорам и само спокойствие. Пройдет же оно когда-нибудь? Почки работают, печень заразу расщепляет, концентрация должна закономерно снижаться.
Мы с однокурсниками ходили на сеанс гипноза во Дворец Профсоюзов, так там что только люди не делали: и белочкой прыгали, и кукарекали, и песни пели, а я госпожой лежу, вокруг слуги суетятся, это намного лучше, чем прыгать, правда же? Не буду дергаться.
– Отвар, госпожа, – лакей внес высокий серебряный бокал на подносе.
Служанка, ловко подняв мою голову, стала уговаривать меня сделать глоточек. Остро и знакомо запахло валерьянкой. Это мне точно не повредит, успокоит тошноту и истерику заодно прикрутит.
Дверь распахнулась, вошел лекарь с чемоданчиком. В старомодном черном сюртуке до колен, коротких штанишках-кюлотах и белых чулках. На его черных тупоносых ботинках сверкали большие серебряные пряжки, удерживающие пышные банты.
– Парик где? – требовательно спросила я. – К костюму парика не хватает!
Лекарь обменялся со служанкой озабоченными взглядами.
– Позвольте, ваша милость, я вас осмотрю, – лекарь стал водить руками надо мной. Где пальпация, перкуссия, слушать легкие кто будет? Хотя бы трубкой? Тоже мне, лекарь! Сейчас станет вещать про нарушение равновесия четырех флаг, припишет разлитие черной желчи и начнет лечить кровопусканием.
– М-да, опять истончение ауры и полное опустошение резерва, – сказал лекарь.– Тошнит? Голова кружится? Ничего удивительного, при вашем истощении.
– Разве? – слабым голосом спросила я. У меня обычное похмелье. Ну ладно, не обычное, забористое такое. – Капельницы у вас все равно нет. Дайте мне аспирину, янтарной кислоты, посплю и буду, как новенькая. Рассол есть огуречный?
– Какой кислоты? – нахмурился лекарь и снова переглянулся со служанкой. – Отвар вы приняли? Я бы порекомендовал овощной бульон. Или рыбный.
Желудок скрутило спазмом при мысли о рыбе. Гадкая, мерзкая рыба! Всю жизнь ненавидела!
– А молочка госпоже можно? – жалостливо спросила Тирза. – Тепленького, сладкого?
– Сомневаюсь, что организм госпожи примет молоко, – задумался лекарь. – Но неси, попробуем. Сколько ее милость не ела?
– Так четвертые сутки уж пошли! – эмоционально воскликнула Тирза и убежала, только юбки взлетели.
Я вытаращила глаза. Трое суток не есть?! Неудивительно, что желудок бунтует, и голова кружится. Меня тут что, голодом морили в лечебных целях? И поили только валерьянкой? Поди, еще кровопускание делали? Коновалы средневековые! Шарлатаны!
Потерла жалобно урчащий живот.
– Есть хочу! – сообщила в пространство.
– И чего бы вам хотелось, ваша милость? – оживился лекарь.
– Шаурмы, – проглотила слюну. – Или пельменей. Шашлычка бы.
Лекарь тяжело вздохнул.
– Нельзя, да? – сама понимаю, после голодовки нельзя такое, но вкусно же! – Кашки тогда можно, манной жиденькой… бульончика куриного с сухариком? И рассола… можно и капустного!
– Бульон ни в коем случае! Это экстрактивные вещества, они только сильнее раздражат ваш желудок, и так пострадавший после отравления, – отрезал лекарь.
Я застонала и откинула голову на подушку. Какого отравления? Алкогольного? Так рассольчику ж надо!
– Что вы помните, ваша милость?
– Ничего, – буркнула, отворачиваясь.
С дробным топотком прибежала Тирза с чашкой на тарелке.
– Бульончик овощной, без соли и пряностей, – доложила она.
Лекарь придирчиво понюхал чашку, попробовал ложечкой и одобрительно кивнул. Меня водой из-под вареной картошки будут поить? Ладно, пусть будет, хоть не вода, в которой яйца варились. Без всякого удовольствия выпила теплый пресный бульон. Желудок успокоился, как по волшебству. Вроде даже молотки в висках стихли.
Лекарь давал вполголоса распоряжения Тирзе, она кивала.
– Тирза, где туалет? – решительно откинула покрывало.
– Так вот же ваш туалет, – Тирза указала на столик с зеркальцем, полочками и шкатулочками. Ага, привези мне, батюшка, из-за моря туалет хрустальный. Спросим по-другому:
– Уборная где? Сортир, клозет, баньо, реструм, ню цесуо? Ну, что глаза пучишь, писать хочу!
Горничная пискнула и открыла неприметную дверь среди деревянных панелей. Дверь неприметная, зато сортир зачетный! Три окна! Узорная плитка! Ванна на львиных лапах, банкетки с пушистыми полотенцами, в углу небольшой бассейн! Я тут жить останусь!
А-а-а! Я бегом устремилась к вожделенному трону за плетеной перегородкой, увитой вьющимся растением. Мир разу стал лучше, добрее и с ним стало возможно мириться. Даже приятность находить.
Стянула ночнушку и вошла в бассейн. Тепленькая водичка ласково обволокла мое измученное тело. Пусть алкоголь выходит через поры кожи. Мне всегда после водных процедур было легче похмелье пережить.
– Госпожа?! – в панике заметалась горничная по краю бассейна. – Вы же утонете! Я же банную прислужницу не позвала!
– Уймись, – посоветовала, лениво переворачиваясь. Под водой было что-то вроде широкой полки, куда я с удовольствием улеглась.
Тирза растерялась. Оставить меня одну мешал долг, а позвать, видимо, было некого. Устала я от нее что-то, все утро вокруг мельтешит. Я почти уснула, как в мою личную СПА-комнату заглянула еще одна девица.
– Его милость прибыли! Ругаются!
Тирза пискнула, схватила полотенце и посмотрела на меня умоляющими глазами. Ага, ясно. Чего доброго, опять лакеев позовет меня выволакивать. Не достойны они на мои прелести любоваться. Я позволила себя вытереть, одела свежую ретро-ночнушку с мережками и воланами, послушно улеглась в постель. Зевнула. Не знаю, кто там и зачем приехал, мне спать хочется.
Глава 2.
– Юлька! Ты не представляешь, что мне приснилось! – закричала, едва проснувшись.
Надо было сначала открывать глаза. А потом уже рот. Потому что балдахин и широченная кровать были те самые, из глюков. Приоткрылась дверь и просунулась смазливая мордочка горничной. Тирза, ага. Я по-прежнему сплю.
– Госпожа, вы звали? Попить? – Тирза тут же начала хлопотать вокруг, успевая дать мне напиться, расправить подушки, положить рядом зеркальце с расческой.
Я проанализировала свои ощущения. Все было отлично. Голова не болела, не кружилась. В глазах не двоилось. Но стенки были обиты шелком! Лиловым шелком с цветочками! И балдахин был мягкий и плотный. Глюки разве такие бывают? Осязаемые?
Мрачно умылась, позволила себя расчесать, сунула руки в подставленный атласный капот. Тирза завязала на талии бант.
– Сколько я спала?
– Так уже вечер, через полчаса ужин будут подавать, – сообщила Тирза.
– Ужин – это хорошо, – меланхолично заметила я. Проспала весь день, сплюшка. Ущипнула себя за руку. Больно! И пятно красное осталось. Глюки глюками, но не так же долго!
– Господин барон приказали сообщить о вашем самочувствии, я буквально на минуточку, скажу лакею, что вы поднялись, – Тирза скрылась за дверью.
Я остановилась у стены и стукнулась в нее головой от бессилия. Погладила скользкий шелк, ощутила пальцами выпуклые тканые цветочки. Снова стукнулась. Явно не бетон и не кирпич. И звук гулкий. Пусто там, что ли? Я подошла к другой стене и хотела повторить эксперимент, но меня обхватили сильные руки, оттаскивая от стены.
«Что они тут баронесс таскают, как кукол», – вяло подумала я.
– Вы опять за свое? Голову разбили? Зачем?! Если я вам так противен, зачем вы вышли за меня замуж? – раздался гневный баритон.
Ну, знаете, это уже переходит всякие границы! Какой замуж?!
– Верните меня обратно! – завопила, подняв голову к потолку.
– Куда? Да и к кому прикажете? – спросил мужчина, выпуская меня из рук. – Ваша престарелая тетка при смерти. Ваш батюшка ждет сына и попросил вас не привозить, чтоб не беспокоить молодую супругу. Куда вы поедете?
Я отошла на два шага и рассматривала мужчину с открытым ртом. Точно, глюк! Сомнений больше не осталось. Такие в реале не водятся. Высокий, широкоплечий, с красивым и мужественным лицом, с убийственной ямочкой на подбородке. Естественный завиток каштановых волос подчеркивал красоту лба. Это – муж? Мужья такие не бывают, только любовники. Дайте два!
– Знаю, вам противно на меня смотреть, – уверенно сообщил муж и я захлопнула рот. С чего такие выводы? Мы настолько с ним не ладим?
– Просите, – пролепетала жалобно. – У меня голова не работает. Вы кто?
– Ваш супруг, барон Матсин, – поклонился мужчина.
Уау! У меня даже ноги ослабли. Этого мужика вместо анестезии можно в стоматологии использовать. Все дамы рты откроют и боли не почувствуют.
– А как вас зовут? – еле слышно спросила я. – Запамятовала, простите.
«Госпожа» и «баронесса» звучит хорошо, но я даже не знаю, как меня тут звали! Точно звали, потому что прежняя супруга, я сильно подозревала, таки померши. Я попаданка и самозванка. Не дай бог, какая старая нянюшка появится и тыча корявым пальцем, спросит: «Ты кто?». Хоть я девушка из приличной семьи, манеры у меня точно не баронские.
– Эжен, баронесса, – терпеливо ответил мужчина. – Не думайте, что ваши новые выходки заставят меня отказаться от брака. Забудьте про монастырь!
– Отказаться? – как попугай, повторила я.
От таких мужиков разве отказываются? Это ж как зажраться надо? Да ему ни Толик, ни Игореша в подметки не годятся! Нет, конечно, красоты мужик сногсшибательной. Но мне не шестнадцать лет уже, кое-какой опыт есть. Бывают мужики, как новый холодильник, снаружи блеск, а внутри пусто, и лампочка перегорела. Только тряпочкой протереть. Зато красиво! Почему мне от него отказываться? Включим логику.
Значит, у него есть такие недостатки, из-за которых с ним жить нельзя. Пьет? Да у всех мужики пьют. Или уже не могут, потому что закодированные. Бьет? Это бы меня заинтересовало, потому что я чемпионка области по кик-боксингу и таэквон-до, и с одним мужиком-то точно справилась бы, хотя бы за счет неожиданности и новизны приемов. Судя по сюртукам и моему капоту, тут дамы должны быть слабыми и беспомощными, раз даже расчесаться и искупаться без посторонней помощи не могут. Так что ногой по лицу – оно и больно, и поучительно будет. Обычные кухонные боксеры, получив отпор, сразу забывают о рукоприкладстве, трусливые, как шакалы. Другие и не станут женщину бить. Как только ударил – сразу за сковородку, и бей супостата! Иначе всю жизнь в синяках будешь ходить, врать, что упала пять раз одним местом.
В танчики играет? Казино, биржа? Да какие танчики, тут электричества нет, не говоря уже о компьютерах, интернете и мобильной связи! О-о-о! Я от огорчения всплеснула руками. Дошло! Такой видный, красивый, ухоженный мужчина, и такое расстройство для женщин! Дружить, значит, можно, а спать под вопросом. И ему очень надо для отвода глаз быть женатым. Вот горе-то! Я грустно посмотрела на мужа. Бедненький! Вот смотрит на меня и кривится.
Хотя, объективно говоря, я девушка вполне привлекательная, не модель, конечно, но у меня даже кубики на животе есть! И ноги длинные. М-да. Как- то я не те приоритеты расставила. Ноги тут под юбками прячут, вот раздолье фантазии! Толстые они, кривые, короткие или тощие чрезмерно, все скрыто подолом. Вот кубики на животе скорее отпугнут кавалера. Тут поди, как у Рембранта на картинах, в моде женщины мягкие, пышные, целлюлитные. А то, что должно из корсажа соблазнительно выпирать, у меня без лифчика держится. Юлька шутила, что мне в одних трусиках можно загорать и купаться, за мальчика сойду. Ну это она со зла, все-таки есть выпуклости. Хотя и явно недостаточные по местным понятиям.
– Изволите ли вы со мной отужинать? – Барон слегка поклонился и свернул руку калачиком.
– С удовольствием, – положила руку на его локоть. Хоть подержаться. Эх, вот обида-то! Образец самца и «нетакой»! Как Жан Марэ. В него весь мир был влюблен, а он…
– И вы откажетесь от мысли о монастыре?
– Не знаю, – уклончиво ответила я и вытаращилась на мужа, осененная очередной мыслью. Вдруг еще какие недостатки есть? Не такие глобальные? Вдруг перевоспитать можно? Пасту зубную не заворачивает, с середины ее выдавливает? Носки разбрасывает? Посуду не моет? – Кто у нас в доме посуду моет? – спросила с замиранием сердца.
Барон кашлянул, приостановился на миг, закатил глаза, затем терпеливо ответил:
– Полагаю, посудомойка на кухне.
– О, у вас уже есть посудомойки? – обрадовалась я. – А стиралки с сушкой?
– Не понимаю ваших слов, но в доме полный штат прислуги, – сообщил барон с легкой досадой в голосе.
Вот дура! Стиралку мне подавай, а вентилятор не надо, чтоб розовые лепестки гонял? Но, если есть слуги, зачем вообще разводиться? Нет же никаких бытовых причин для ссор? Есть кому мусор вынести и хлеба купить. Да и дом большой, спальни разные, можно не встречаться вовсе. А с таким мужчиной просто выйти куда-то в люди – уже эстетический восторг. Для него, понятно, жена – вопрос статуса, нормальности и возможного ребенка. Вдруг тут «нетаких» на кол сажают? Вот и цепляется за меня.
Столовая миленькая, в розовых тонах, стол круглый, я уж испугалась, что будет, как в замках, длинный стол на пятьдесят персон, а мы сядем, как идиоты, на дальних концах и тогда не поговорить, кричать придется.
– У нас нет гостей?
– Вы до сих пор нездоровы, лекарь прописал вам полный покой, – ответил барон. – И диету.
Диету? Да меня голодом морят!
– Я за время болезни многое позабыла, как в тумане все, – подстелила себе соломки. Амнезия – отличная штука, все попаданки используют, а я что, хуже? Правда, жаль будет, если мое попаданство окажется глюками моего изобретательного мозга, напичканного огромным количеством книг. Вот и глюки какие, развесистые, связные и содержательные.
– Ожидаемо, – барон красиво отрезал кусок мяса. – Вы же отравились отваром мыльнянки.
– Мыльнянки, – эхом повторила я.
Мыльный корень, что ли? Такая мелкая белая гвоздичка? Сапонины в ней есть, поверхностно-активные гликозиды, образующие пену. Ядовитые, да. Потому что мыло не для еды и вообще не внутрь. А почему не лютиком? Он вроде поубойнее? Не от латинского «лютеус» – желтый, а от русского слова «лютый». Веселенький цветочек растет повсеместно. У меня по фармакогнозии пятерка, между прочим.
Модное траволечение – придурь, потому что собирают не то, не там и не так. И не тогда, когда надо. Помню, тетка в автобусе похвасталась, что купила на рынке пучок зверобоя, а ей касатик подсунули. Мне она не поверила, что может знать девчонка с фармфака, вот бабушки с рынка – да, они знают.
– Провалы в памяти обычны для такого отравления, – сообщил барон. – Еле спасли вас.
– Очень признательна, а вы не подскажете, отчего я так… неосмотрительно поступила? Не помню совсем.
Барон отложил приборы и внимательно посмотрел на меня.
– Как бы то ни было, я рад, что вы живы и здоровы. Надеюсь, попыток повеситься не будет? Я приказал Тирзе не оставлять вас одну ни днем, ни ночью. И в бассейн одна не лезьте. Мне ваша жизнь слишком дорога.
– У меня нет планов покончить с жизнью, – церемонно сообщила я. Что ж тут творилось, если мужик такой пуганый?
И доктор, как я понимаю, тут живет, значит, потребность есть в постоянном проживании. Например, баронесса-истеричка со склонностью к суициду. А что барон меня за свою жену принимает, так мне от этого только сплошная приятность! И томность такая загадочная внутри появляется. И жить хочется. Половой жизнью – тоже. Прям азарт и интерес проснулся, жаль, что предмет чувств не отзовется взаимностью.
– Эжен, мы давно женаты? – зачерпнула ложку супа. Жиденького и прозрачного. «Барон вон мясо трескает», – вздохнула с завистью.
– Неделю, – нахмурился барон. – Вы и это забыли?
– Да я и вас не помню совсем, – пожала плечами. – Надеюсь, не разочаровала вас первой брачной ночью?
– Вы издеваетесь? – тихо и страшно спросил барон.
У меня суп застрял в горле. Я судорожно сглотнула, выпучив глаза.
– Не было никакой брачной ночи! – барон швырнул салфетку, встал и вышел печатая шаг.
Ну да, затупила. Зачем такое спрашивать, если мужика от баб тошнит? Я тут для красоты. Но… если отставить глупое женское тщеславие и самолюбие, то это же вообще прекрасно! Чего эта дура, его жена, норовила самоубиться? Муж, с которым можно подружиться, которому от тебя не надо даже постельных радостей – просто мечта! Сказка!
Все, решено, буду входить в курс дела, раз я тут хозяйка и супруга. А с Женьком мы поладим, что я, первого такого встречаю? Да нифига! В секции был, в десятой группе был, в кружке гитары был, и со всеми нормально общалась. Порядочность и интеллект от ориентации не зависит.
