Часть первая
0.0 Нулевая глава
Центральное бюро расследований располагалось не на Земле, а на спутнике газового гиганта в одной из малонаселённых систем. А сколько их? Как много точек ночью на небе можно назвать обитаемыми? Я не был уверен в ответе на этот вопрос. Человечество больше пяти тысяч лет назад вышло в дальний космос, сначала топталось вокруг родной звезды, потом осторожно нащупало дорогу в сторону центра Млечного Пути, и, наконец, создало величайший продукт своего научного познания – Великую Синхронизацию. По-простому: установили единое время во всей галактике с учётом его неравномерного течения. Даже начали новый отсчёт лет. Корпорации осваивали новые системы, держа в строжайшем секрете свои открытия. Шутка ли, иметь личную планету с населением, которое можно доить досуха?
После Пиратской войны оказалось, что Союз Земли и Колоний (СЗиК) состоял из нескольких сотен миров. Какие-то были крохотными станциями на спутниках, какие-то полноценными терраформированными планетами. Союз собрал эту горсть известных поселений в единую сеть, за сотню лет выстроил экономику и практически не выбирался за пределы известного пространства. Ходили слухи, что за тысячи лет экспансии корпорации продвинулись гораздо дальше, и изредка обнаруживались забытые колонии, но СЗиК не ставил себе целью скорость расширения, а качественно менял образ жизни и мышления своих граждан. Наверное, мы бы вообще не занимались этими исследованиями, ведь даже на родной Земле совсем недавно смогли добиться устойчивого тропического климата от полюса до полюса, накормить всех, обуть, одеть, дать образование и нормальную работу. А сколько ещё нерешённых задач стояло перед нами?
Лифт поднял меня, погружённого в эти размышления, на нужный этаж. Возле огромного панорамного окна в большой зале стоял Роберт Майн в неизменной форме адмирала флота. Старик пережил множество мелких войнушек, а в Пиратскую вступил президентом в далёком прошлом крупного государства, а тогда частной военной компании с номинальным суверенитетом очень быстро превратившуюся в ядро Союза.
– Товарищ Жданов, я подготовил для вас задание на планете Талим. Есть данные, что там процветает деструктивный культ во главе с самопровозглашённым Пророком. Твоя задача на месте выяснить его личность, а потом устранить.
– Вы хотели сказать арестовать, – я произнёс последнее слово с нажимом.
– Устранить, – как ни в чём не бывало повторил адмирал, – Так же нужно установить его связь с князем, чтобы устроить показательный судебный процесс.
– И лишить Талим самостоятельности? – меня всегда раздражала политическая подоплёка в обычной уголовщине, но времена диктовали свои условия.
– Возможно. Для поддержки твоего расследования в систему будет направлена ударная группа флота. Возможно, вся система Тельгарна будет блокирована нашими войсками.
– Мы слишком часто прибегаем к крайним мерам… Товарищ Майн, я устал быть провокатором и хочу спокойно работать. Избавьте меня от всей этой грязи!
Глаза Майна блеснули сталью, а губы сжались в тонкую линию:
– Выполняй приказ! – адмирал не на шутку разозлился и даже взмахнул рукой с досады, чего за ним не водилось – командующий флотом всегда отличался сдержанностью.
– Задача ясна… – ответил я и принял из рук начальника носитель, где описывались предпочтительные легенды для внедрения и общее положение дел на Талиме.
Я покинул офисное здание и вызвал транспорт. Здесь деньги были не в ходу, в отличие от корпоративных планет и автоматическое такси интересовала только точка доставки. Пролетая мимо высоких зданий, я думал о новой миссии. Не часто приходилось устранять преступников, и всегда это были головорезы, вооружённые до зубов и оказывающие яростное сопротивление. Убивать заблудившихся в своём собственном разуме ещё не доводилось. Возникла мысль, что мы вырождаемся, становимся похожими на чиновников прошедших эпох, которые душили цивилизацию на протяжении всей истории космических перелётов, вплоть до Пиратской. Верить в это совсем не хотелось, но горечь из размышлений почти ощущалась неприятным привкусом во рту.
Моя полупустая квартирка – место короткого отдыха между командировками – так и не была обжита. Кровать, рабочая консоль, санузел и большой современный монитор для просмотра в основном старых фильмов. Порой хотелось завести хотя бы несколько растений, приобрести робота для ухода за ними, но всё никак не доходили руки.
– Вячеслав? – в длинном общем коридоре стояла соседка Варвара – очевидно караулила моё возвращение. Она знала, что дверь становится прозрачной, когда кто-то входит в определённую зону, и поэтому приняла немного вульгарную позу, заложив одну руку за голову, приподняв свои густые волосы, а вторую положила на талию.
– Варя, привет, но мне сейчас некогда, – сухо ответил я.
Девушка секунду постояла, а потом фыркнула и ушла походкой "роковой женщины". Она однажды осталась у меня на весь вечер, когда я устроил для себя киномарафон, а теперь считала, что мы встречаемся.
Взгляд упал на рабочий стол. Столетние фотографии на голографическом дисплее, где мой отряд обнимался на фоне руин одного из городов на какой-то планете корпов (идейные работники корпораций, прим. авт.). Лиза там ещё живая. Рыжие волосы, слипшиеся от пота, выбиваются из-под каски. А вот тут только мы с парнями уже без Лисы. Тогда мне казалось, что война не более, чем другие занятия человечества, противоречит природе.
"А может всё-таки догнать Варю? Ведь отличная же девушка!" – подумал я, но остался неподвижно разглядывать лица на старых снимках.
Робот уборщик вылез из ниши и принялся собирать пыль. Следя за его работой, я невольно завидовал: никаких сомнений и переживаний, а только чёткая цель, которую легко понять и измерить эффективность её достижения. Наверное, стоило остаться в институте по окончании – оценки позволяли. Сейчас бы не мотался по разным мирам и не сталкивался с остатками человеческой грязи. Не видел бы лицо Майна чаще, чем родных и друзей. Может быть, даже завёл семью вместо набора боевых имплантов.
Нужно работать – фанатик-маньяк сам себя не поймает. Консоль проснулась от мысленного приказа, а я сел в кресло и принялся читать всё, что было известно о Пророке и пропавших туристах на Талиме.
1.1. Город в пустыне
Горячо. Этот мир одна гигантская пустыня, где редкие оазисы всегда были и будут причиной всего. Фиолетовое солнце. Красно-оранжевый песок. Сглаженные, голые, безжизненные скалы… Утопающие в зелени роскошные оазисы с водопадами, прудами, дворцами. Планету Талим (планета-пустыня, промышленная база по разработке и первичному производству композитных материалов для всего объединения населённых миров, обладает высокой туристической ценностью, примечание авт.), силы вселенной разделили, словно лезвием, на две части. Неравные.
Песчинки скрипели на зубах, набирались на седле, покрывали одежду, а когда я изредка сбрасывал дрёму и оглядывался по сторонам, сыпались с широких полей шляпы из войлока. Несколько часов назад над очередным барханом показался купол дворца Самфири (столица Парула, крупнейшего из трёх округов Талима, объединяет семь оазисов-городов, и около пятисот мелких оазисов, примечание авт.), караван оживился. Я на протяжении всего пути пытался понять этих людей. Что заставляет их жить в этом аду? Космопорт всегда к их услугам. Любой мир готов принять всё население Талима, но они остаются здесь. Живут почти в условиях каменного века и радуются каждой секунде каждого дня. А если приходит беда, то они смотрят на неё словно со стороны, никогда не переживают и не тратят воду на слёзы; они не сдаются, а идут дальше.
– Слава, ты сегодня увидишь прекраснейший из городов Талима! – ко мне подъехал проводник Радим, и из-под его капюшона сверкнула улыбка, а глаза горели от возбуждения.
– Самфири, столица Парула, самого большого княжества, – ответил я эхом, заворожённый открывающимся видом.
Таких городов нет больше нигде. Построенные из камня примитивными инструментами, здания восхищали своей красотой и лёгкостью, неисчислимые мостики и переходы между домами создавали сложнейшую сеть пешеходных дорожек, белый цвет отделки верхней части самых высоких башен отражал свет звезды и был виден за сотни километров, сам дворец будто парил над городом и пустыней, несмотря на массивное основание, его купола находились на такой высоте, что всё строение было изящным и стройным. Всё это великолепие было опутано системой водоносных каналов, повсеместно расположенными висячими садами, фонтанами. Вода лилась отовсюду, стекала по желобам каменной кладки, давая жизнь разнообразным мхам, выбивалась тонкими струйками из сопел на крышах и испарялась, не долетая до земли, журчала в искусственных ручейках, крутилась в круглых бассейнах и, переливаясь через их края, стремилась дальше. Вода лилась в Самфири, значит город жил.
Подъезжая к защитным стенам, караванщики сняли носовые дыхательные фильтры, влажность воздуха стала допустимой и незащищённый вдох уже не вызывал боль и приступы бесконечного кашля.
Радим сделал жест рукой, указывая мне отделиться от купцов с товаром и пройти через "ворота неимущих", чтобы не задерживаться на полный осмотр.
Я снова почувствовал себя песчинкой – толщина стен была такой, что вход тянулся с десяток метров, свод многотонной тяжестью нависал над головой, заломило в висках. У самого выхода двое стражников деловито похлопали меня по карманам – я заметил на их руках периферию таможенных сканеров, но пояса оттягивали вполне архаичные ятаганы – и без единого вопроса впустили внутрь.
Радим уже ждал меня, он сдал дарменов (потомки земных верблюдов-дромедаров; сильные, выносливые животные, имеют на спине один горб, отличаются от предков большими размерами и твёрдым панцирем, состоящим из отдельных пластин, максимальная скорость с грузом достигает 100-110 км/ч, грузоподъёмность 250-270 кг, прим. авт.) в ангар и болтал с лоточниками, торгующими всякой снедью и дешёвой выпивкой. Туристов здесь было множество. Они в основном сбивались в группы, в ожидании своих сопровождающих, и бестолково толкались на обширной площади, выполняющей роль тамбура. Одеты они были пёстро, легко, совершенно не по местному климату, диктующему моду на многослойную, укутывающую тело одежду, войлочные шапки и шерстяные плащи. Они прибывали на транспорте прямо в город и пустыню видели через окна кондиционируемых флаеров.
– Слава, пойдём, я покажу тебе самую красоту Самфири, которую не увидят эти, – Радим небрежно кивнул в сторону ближайшей кучки приезжих.
Он старался мне всячески угодить, а я всё думал: это из-за щедрой оплаты или он действительно славный, добрый, весёлый парень. Работа на отдел особо тяжких преступлений накладывала свой отпечаток, и я уже привык присматриваться к каждому встречному, выискивая скрываемые пороки – уже несколько десятков лет своей жизни выгребал мусор в колониях.
Я поправил ремни небольшого рюкзака и бодро двинулся за своим гидом. Мы продвигались, останавливаясь во множестве красивых мест, спокойных и тихих: Радим не солгал, честно отрабатывая гонорар, демонстрировал мне внутренний мир города падающей воды; чуть задержавшись в том или ином закоулке можно было услышать, увидеть, ощутить, как бьётся могучее каменное сердце. Простая жизнь людей оказалась как на ладони: босые ребятишки в пёстрых рубашках до колен играли в тени деревьев, порой откровенно смеялись или громко ревели, шумели или тихо шептались, задумывая очередную шалость; женщины занимались стиркой, готовили пищу, болтали, отложив на время дела, спешили куда-то или просто отдыхали, заодно присматривая за детьми или занимаясь мелкой ручной работой; мужчин попадалось мало, в основном лоточники, торговцы мелочёвкой. Почти всё взрослое мужское население сейчас работало: в недрах города обслуживало машины, поддерживающие системы водоснабжения, канализации, подачи энергии, трудилось на фабриках – несмотря на то, что туризм был крупным источником доходов, колония могла вовсе обходиться без внешнего мира, а вот мир нет – здесь рождалась треть всех новых материалов цивилизации.
– А знаешь, почему на Талим хотят попасть все хоть раз в жизни? – спросил Радим, хитро щурясь.
– Это уникальная самобытная колония с удивительным климатом и потрясающими по красоте городами-оазисами, – ответил я, цитируя рекламный проспект.
– Нет, друг… – Радим на секунду замолчал, глядя вдаль и облокотившись о каменные перила переходного мостика, – Нет, друг. Здесь есть место для сказки. Люди прилетают, чтобы иллюзия волшебства хоть на несколько дней захватила их. А мы, жители, делаем всё возможное, чтоб не разочаровать гостей. Всё, что ты видишь, служит этой иллюзии.
– А на самом деле сказки нет?
– Есть, конечно. Везде есть место для чуда, в любом месте вселенной, но тут любой человек, даже полностью лишённый фантазии разглядит волшебство. Мы делаем всё для этого.
Мне показалось, что мой гид сейчас думает о чём-то очень личном, его лицо стало одновременно грустным, печальным и светлым, одухотворённым. Он видел во мне богатого туриста, хотел объяснить словами давно занимающие его мысли. Он снова посмотрел на меня, в его карих глазах мелькнула надежда, быстро сменившаяся привычным разочарованием. Радим был вовсе не прост. Его живой ум никак не мог смириться, что большинство туристов просто пялились на ЕГО мир словно сквозь клетку вольера с экзотическими животными. Мне стало не по себе. Я положил руку ему на плечо и улыбнулся:
– Друг, я хочу увидеть Талим твоими глазами и прости, если чего-то не пойму.
– Спасибо, – Радим ещё раз посмотрел на лежащие внизу кварталы, – нужно идти дальше, немного осталось. Я надеюсь, твои картины, Вячеслав, будут зеркалом Самфири, а не выдуманными тобой карикатурами.
Теперь я всерьёз забеспокоился: а не зря ли выбрал легенду художника – рисовал я неплохо, но хватит ли таланта оправдать надежду этого парня, который за последний час стал для меня словно давним другом? Дело важнее, от расследования зависели многие жизни, возможно, судьба всей колонии, и, отбросив лишние сомнения и всё личное, я снова зашагал вперёд и вверх.
Через несколько минут мы остановились на площадке с маленьким фруктовым садиком высоко над узкими улочками, перед входом в дом. Усталость после трёх часов пути едва беспокоила. Дверь, сплетённая из веток какого-то кустарника, была открыта. Мы вошли внутрь. Воздух стал ещё мягче и чуть прохладнее. Аскетичное убранство жилища состояло целиком из циновок, ковриков ручной работы, деревянной мебели; посреди большой прихожей располагался маленький фонтанчик, и его тихое журчание приглашало присесть рядом на шерстяную подушку, умыть лицо и погрузиться в неспешные раздумья.
– Я сейчас вернусь, – сказал Радим и оставил меня одного.
Я устроился на полу на удобном пуфе, поставил рюкзак у ног, расстегнул верхний клапан и извлёк профессиональный планшет для рисования, выписанный специально для этой поездки. Совершенно забыв обо всём, художник во мне запустил программу "акварель". Тонкие пальцы скользили по поверхности гибкого стекла, наносили уверенные мазки, перенося в киберпространство моё видение жилища Радима. Набросок давался легко, словно моими движениями управляла неведомая сила. Я увлёкся и не услышал шагов за спиной.
– Хорошо, только утром вода играет интереснее, а если в композиции будут люди, получится совсем иначе, живее, – мягкий голос за спиной, принадлежал молодой девушке. Она стояла, чуть наклонив голову на бок, одной рукой держала собранные в хвост и переброшенные на грудь чёрные волосы, а другой в изящном жесте указывала на планшет, будто дописывая детали. Вернулся Радим и снова осветил комнату своей широкой улыбкой.
– Данни, красавица, сестрёнка! Это Вячеслав, художник. Помнишь, я рассказывал?
– Добро пожаловать в наш дом, Вячеслав, – Данни с достоинством поклонилась мне и обернулась к брату, – Радим, ты оставил гостя с дороги одного, это нехорошо.
– Если бы я не остался один, то не начал рисовать и не получил бы хороший совет, – я вложил планшет в чехол и пристегнул к бедру.
– Зря ты это, – Радим кивнул на вошедшее в режим ожидания устройство, – Сначала, с дороги, нужно отдохнуть и подкрепиться, потом мы сходим в купальню, а уж затем возьмёшься рисовать, – Радим подмигнул мне и добавил, – Если останутся силы. Данни, накрой пока на стол, – брат нежно подтолкнул сестру, засмотревшуюся на гостя, в сторону столовой, в которой можно было заметить массивный стол, на низких резных ножках, окружённый пуфами. Гид взял меня под локоть и увлёк вглубь дома. Всего было девять комнат, расположенных квадратом, каждая сообщалась с соседними, и коридоров не было вовсе. Мне отвели угловое помещение с отдельной душевой и туалетом. Я уже ожидал увидеть архаичную уборную, но санитарные стандарты едины в любой союзной колонии, и удобства принципиально ничем не отличались от всех виденных мной.
Радим тактично оставил меня одного, сказав напоследок:
– Обед уже готов, так что мы просто подождём, – и, задержавшись на секунду, чтобы увидеть мой кивок, скрылся за занавеской, заменяющей дверь.
Я огляделся. Широко открытое полукруглое окно выходило на восток, длинный козырёк над ним отсекал большую часть света, лившуюся с неба, а тот, что был снизу, защищал от отражённого пустыней. Кровать, скрытая плотным балдахином тёмно-синего цвета, тумбочка с зеркалом, несколько набитых шерстью и расшитых бисером подушек на полу составляли весь интерьер. Я потрогал постель – жёсткий ортопедический матрац – и вздохнул с облегчением: с казарменного детства не могу спать на мягком. В стену шероховатую, неровную, отделанную под песчаник, был вмонтирован небольшой шкаф, открывающийся нажатием на небольшую панель с привычными пиктограммами. Когда вещи были аккуратно разложены, я принял душ и, накинув футболку и шорты, направился в столовую.
За столом сидели трое: кроме брата и сестры ещё мальчишка лет шести-семи, кудрявый, смуглый, с глазами острыми как у Радима и лицом утончённым, как у Данни. Он обжёг меня взглядом и замер, ожидая, когда нас представят.
– Это Мавид, наш младший брат, – Радим говорил с искренней нежностью и большой гордостью, и я уже приготовился услышать несколько историй, почему именно этот мальчуган самый-самый лучший.
– После обеда я покажу тебе купальню. Ты слышал о ней? – мой гид сменил тему.
– В оазисах не принято экономить воду… Говорят, купальни это демонстрируют в полной мере.
– Правду говорят. Но лучше увидеть самому, – Радим положил мне на большую плоскую тарелку несколько кушаний и поставил передо мной. Запах дерзкий, пряный, совершенно не острый, свежий заполнил меня. Я даже не подозревал, что так проголодался и спустя пару минут уже просил добавки. На вкус все блюда отличались, но как идеально подобранные камни в ожерелье, дополняли, раскрывали и подчёркивали друг друга.
Я ощутил на себе чей-то внимательный взгляд и, подняв голову, встретился глазами с Мавидом. Два чёрных неба смотрели с его лица внутрь меня, казалось, стоит выдержать этот поединок воли и из-под век с короткими ресницами брызнет первородное пламя звёзд. Мне стало жутко, ладони вспотели, появилась отдышка. Радим резко встал и заговорил с братом на местном наречии.
– Не делай так больше! Пожалуйста! Это турист, художник, наш гость!
Мавид "отпустил" меня и тихо произнёс на общем:
– Художник, но не турист, – ребёнок встал из-за стола, – И он говорит на сали (язык жителей Талима, прим. авт.) лучше тебя.
Когда Мавид вышел, Радим, как внезапно опустевший мешок, плюхнулся на пуф и обхватил голову руками.
– Мой младший брат… – начала Данни.
– Мавид – ребёнок. Сложный ребёнок, – перебил её Радим, – Он очень рано остался без родителей. Он прожил один в пустыне среди обломков флаера и тел погибших два дня. Прости его, Вячеслав.
– Я всё понимаю, – мой разум лихорадочно пытался осмыслить происходящее. Мальчуган явно был сильным экстрасенсом. Теперь я жалел, что не сразу задействовал свои импланты. Теперь после инициации всей вживлённой кибернетики, был виден след в воздухе, где сидел Мавид, как на неудавшейся смазанной фотографии. Хотя остаточное поле имело непривычную сигнатуру, любой эксперт сказал бы, что человек просто испытывал сильные эмоции. Хотя мне вообще не было дела до не выявленных телепатов. Этими вопросами пусть занимаются другие. На Талиме пропали люди, приехавшие отдохнуть, пятьдесят человек за два года. За это же время колония приняла две тысячи детей сирот из разных систем. Имея на руках лишь эти два факта, я должен за неделю узнать ответы на все зачем? Почему? Кто виноват? Как пресечь?
Радим принялся снова извиняться. Он хорошо играл стыд, а я уже не был человеком. Слияние с машинами, запрещёнными для гражданского населения, растянуло субъективное время: я видел отдельно каждую пылинку в воздухе, капельки воды, вылетающие при дыхании, медленное скольжение солнечного лучика по полу в нескольких спектрах, слышал, как мнётся от движений одежда, а запахи распадались на столбики списков веществ. Я видел, что Радим лжёт, хочет скрыть способности братишки, а мне не было до этого дела.
– Не извиняйся, друг! Малыш не сделал ничего плохого. Я просто растерялся, увидев в его глазах глубокую печаль. Теперь я знаю почему и сочувствую вам.
– Ты добрый человек, Вячеслав, – Радим встал и помог сестре убрать со стола. Пока они возились с посудой, я размышлял. Нужно отправиться в главную купальню, там собирается вся верхушка оазиса. Как известный художник я вполне могу познакомиться с чиновниками Талима, а импланты сделают всё остальное, или потратить драгоценные часы чтобы только наблюдать и не спугнуть никого из причастных?
– Радим, у меня просьба: очень не хочу выглядеть оголтелым чази (на сали – чужак, простонародное обозначение недалёкого пришельца, туриста, а противоположное "джусит" – гость, прим. авт.).
– Это легче лёгкого! Я приготовил одежду – она уже в комнате – а по дороге расскажу пару секретов.
Я кивнул и пошёл переодеваться. На кровати лежал изящный лёгкий халат из тонкого синтетического шёлка глубокого синего цвета, на полу стояли сандалии с тонкими мягкими ремешками, в бумажном пакете с верёвочными ручками нашлись душистое мыло, масло для растирания и полотенце. Старинные предметы, потерявшие теперь своё значение – в душевой кабинке автоматика за пару минут очищала тело, бодрила контрастным душем и выпускала наружу сухое тельце. Быстро, качественно, комфортно. Бездушно. Мои корни, генетическая память о бане встрепенулись, что-то невнятно буркнули и замолчали. Я, как миллиарды других людей, знал, что такое принимать ванну, теоретически.
Радим ждал меня в садике у дома в ярко-жёлтом халате и босиком.
– Ещё бы натуральный загар, и будешь совсем свой!
– Ага, а ещё волосы перекрасить. Среди местных ни блондинов, ни шатенов.
Мы рассмеялись, и я понял, что давно уже ничему так не радовался. В самом воздухе Самфири плескалась надежда, как остатки коньяка в бокале, надежда на что-то неуловимое, часто называемое счастьем. Мои рефлексы наступили на горло романтизму и вывели перед глазами состав воздуха: всё в норме, нет ни наркотиков, ни психоделиков, обычный чистый воздух. Стало немного стыдно. Неужели весь остальной мир и я вместе с ним сошли с ума и разучились просто наслаждаться? Неужели только тут среди примитивной неспешной обыденности сохранились эмоции, неконтролируемые машинным прагматизмом? Слова Радима о сказке вновь всплыли в сознании. Теперь я лично хотел найти виновных в похищениях, тех, кто извращал чудо своей злой волей.
В это раз мы добирались в транспортных вагончиках, снующих в золотистом воздухе заходящего солнца – Тельгарна (солнце Талима, жёлтый карлик, через атмосферу Талима выглядит как светло-сиреневое, прим. авт.). Купальня Самфири находилась на нижних ярусах дворца и занимала пространство способное вместить крупный штурмовик космического флота. Мягкий шероховатый пол массировал ступни и не давал поскользнуться. Главный открытый коридор с перилами поднимался вдоль стены по пологой спирали на высоту нескольких десятков метров, в образованном им пространстве шёл искусственный дождь, крупные капли, порождая ласковый шум, падали с невидимого потолка в неглубокий бассейн, где плескались дети. В стороны от коридора расходились отдельные помещения: это были бани, сауны, термы, хамамы, фуро… Вход во многие, как пояснил мне Радим, был совершенно свободен, кроме нескольких приватных, что располагались на самом верху. Это самое большое помещение называли "ведом", что значило "осознанный выбор".
– Мы пойдём наверх, в мою любимую баню, – сказал мой гид, – Она построена моими предками. А главное оттуда открывается шикарный вид.
Мне не понадобилось изображать радость и интерес, чем ближе к vip-зоне, тем легче подслушать нужные разговоры, тем вероятнее найти хоть какую-то зацепку.
Взгляд скользил по стенам, колоннам, но видел я силуэты людей с всплывающими рядом пояснениями, выписками из личных дел, видел их слова, контрастно пропечатанные в созданном специально для этого субъективном измерении. Стоило кому-нибудь произнести маркированную фразу, как моё внимание искусственно притягивалось, будто кто-то наводил фокус. Я никогда не пользовался расширениями в личных целях, и это не только вопрос этики и самодисциплины, нет, нас специально обучали жить с постоянно включенными имплантами, но без них всё выглядело настоящим, дополненная реальность погружала сознание в пучину заблуждений, превращая мир вокруг в компьютерную игру. Я не люблю игры.
Радим приглашающим жестом открыл дверь, меня обдало странным, живым теплом и запахами чего-то смутно знакомого. Первое помещение с двумя деревянными скамейками, вешалкой для одежды и бревенчатыми стенами с несколькими гвоздями, на которых висели шайки, веники, пучки каких-то трав, было вроде шлюза. Тут же находились стерилизующие лампы, автоматы с полотенцами и простынями. За плотной дощатой дверью располагался маленький бассейн, выложенный керамической плиткой и пара душевых кабинок, дальше была парная. Тусклое освещение в небольшой комнатке вырезало чёткие тени на пологе из гладко оструганных досок, в углу стояла настоящая каменная печь, в которой за железной дверцей тлели угли от настоящих дров. Я едва сдержал восхищение, когда всё это мелькнуло перед глазами сухими обозначениями машинной интерпретации. Одежда слетела прочь, а внутри горело нетерпение увидеть самому, почувствовать своей кожей.
– Вячеслав, ты был когда-нибудь в русской бане? – Радим раздевался не спеша, с достоинством, в отличие от духовного дикаря, которому служил.
– Ни разу…
– Тогда будь осторожен и следи за самочувствием. Хорошо?
– Конечно! – закутавшись в простыню, я прошлёпал босиком в парную и уселся на нижней полке. Радим присоединился минуту спустя с шайкой полной воды и парой баночек с маслянистыми жидкостями.
– Это отвары. Если смешать их с водой и плеснуть на камни, тут воздух станет лечебным. Не только снаружи, но и изнутри очистишься. С этими словами он ловко вылил приготовленную в ковшике смесь на печку. Меня обдало мягким паром. Дышать сразу стало легче – эфирные масла скрадывали температуру, плечи, руки и лицо словно сбрызнули холодной водой.
– Как же здорово! – я вовсе расслабился и прилёг на горячее дерево, выпущенные наружу нанороботы самостоятельно распространились по всему зданию, образовав телеметрическую сеть: теперь можно было слышать и видеть всех в купальне.
– Радим, а правда, что на Талиме все важные переговоры ведутся здесь?
– Да. Голым людям сложнее врать.
Я усмехнулся, при нынешнем развитии технологий воздействия специалисты могли убедительно лгать в любых ситуациях, а вот все разрешённые импланты имели маркировку в виде татуировок на груди и предплечьях, хорошо читаемых без одежды, а значит собеседники видели возможности друг друга. Сверху над нами в просторной терме беседовали несколько чиновников. Решались задачи туризма, скучные и неинтересные проблемы, в которых всё упиралось в деньги.
Неожиданный вопрос советника внешней торговли привлёк всё моё внимание:
– Управление по делам колоний очень интересуется пропавшими туристами. Есть мысли, что делать, пока они не начали собственного расследования?
– За пределами городов Талим очень жесток и суров, – князь Бодрим говорил неспешно, продолжая раздумывать над уже произнесённым, – Приедет комиссия, мы ужесточим правила безопасного пребывания, и они успокоятся на время.
– Это даст очень небольшую отсрочку! – скороговоркой выпалил советник, встав с каменной скамьи и сделав несколько конвульсивных движений руками.
– О чём задумался, Вячеслав? – Радим озабоченно смотрел на меня, видимо, на миг потеряв контроль над собой, я позволил лицу принять озабоченное, напряжённое выражение – не так-то легко быть сразу в нескольких местах.
– Всё нормально. Бывает, что перед глазами встают картины, сюжеты для рисования. Бывает.
– Ты с детства начал рисовать? – Радим считал своим долгом узнать обо мне побольше, чтоб его помощь была предельно полезной, а мне приходилось разрываться надвое.
– Долгая отсрочка не нужна – всё скоро закончится, – князь пристально посмотрел на советника и выдержал паузу, – Пророк совершенно непредсказуем. Он убедителен и твёрд в своих убеждениях. Он видит будущее в отличие от нас.
– Нет, в детстве я был обычным шалопаем. А первый набросок сделал случайно, уже в университете, – я улыбался Радиму, но уже не чувствовал жара парной – тело покрылось холодным липким потом. Религиозный культ в космическую эпоху на развитой планете действительно существовал?! Во имя какого бога они убивали туристов? Как психопату-пророку удалось встать над официальной властью? Сегодня же я свяжусь с адмиралом Майном, а завтра начнётся зачистка Талима и блокада системы Тельгарна. Мне предстояла тяжёлая ночь, а надежда, что всё обойдется казалась лишь исчезающей полоской света на пыльном полу древнего склепа.
– Мы лишь свидетели событий, – продолжал Бодрим; в его словах, интонациях не было ни фанатизма, ни безумия, князь не был жертвой. Смуглое лицо, такое открытое и простое выражало искреннюю озабоченность, беспокойство. Анализ запаха, движений глаз, моторики не мог зацепиться ни за один из признаков помешательства, и не было в этом человеке лжи. Князь точно знал, что делает, а главное верил в ПРАВИЛЬНОСТЬ своих поступков. Так не может вести себя покрывающий массовые убийства чиновник.
– А что было на том наброске? – Радим не замечал моих внутренних усилий, проводник видел лишь разомлевшего человека.