Моя Родина – Смерть

Несколько окрестных школ решили выступить общим фронтом против орды Бори. Объединив силы, позвав за компанию и своих уличных корешей, пэтэушникам забили стрелку. Миша, естественным образом, примкнул к школьникам. Первыми на футбольное поле стадиона, в половине девятого, пришли двести школьников. На улице стемнело, на стадионе на мачтах зажглись мощные лампы вечернего освещения. Стадион был открыт круглые сутки, на нём проводились футбольные матчи третьей лиги и встречались команды, играющие в регби. Милицейские патрули сюда заглядывали редко, и места лучшего для разборок было не найти.

Через четверть часа тёмной шоблой на стадион завалились пэтэушники. Их пришло больше, и они были старше. Борис позаботился о численном превосходстве, созвав со всего города дружков хулиганов (он вообще отличался общительностью). Ему удалось привлечь несколько групп из соседних районов, битых в разное время его врагами. Банда Бори увеличилась числом в три раза. Школьникам стало понятно, что им накостыляют без вопросов. К их чести, никто не побежал, да и если бы они побежали сейчас, то школьников бы погнали, и им досталось бы куда как круче.

Миша привычно стоял в первом ряду. Школьники сбились в плотную кучу – строй. Пэтэушники пошли грозовой тучей в атаку. Чёрная волна захлестнула храбрецов, забурлила жестокая сеча уличного бескомпромиссного махача. Время массового использования в драках холодного оружия ещё не пришло, и ребята доказывали свою правоту чисто – кулаками и каблуками. Пэтэушники действовали не согласованно – накатывали валами и оседали кровавой пеной поверженных тел у ног противника. Школьники, подстёгиваемые страхом унижения, прыгнули выше головы. Но так долго продолжаться не могло: силы их таяли, а разозлённые неудачей пэтэушники наседали.

Миша успевал везде. Каждый его выпад опрокидывал врага на землю. Стеснённый в своих действиях плечами бойцов, он вырвался из строя школьников и, рыская волком в рядах врага, наносил ощутимый урон. Любая сила имеет источник – центр, и этим оком бушующего вокруг смерча стал Боря. Миша пробивался к нему. Его руки имели разящую силу казачьей шашки. Пэтэушные лица вспыхивали с разных сторон, под ударами Михаила трескались и гасли. Он подходил всё ближе.

Псих увидел приближающегося к нему невысокого коренастого пацанчика, от которого, как жаренные, отлетали его бойцы. Боря был выше залитого с ног до головы кровью школьника на целую голову, но видя, как Миша свирепо махался, не собирался его недооценивать.

Они схлестнулись. Вокруг них сразу образовалось пустое пространство. Всем хотелось посмотреть, как эти двое заслуженных уличных драчуна разберутся друг с другом. Шум общей драки немного стих, чтобы разгореться с новой силой, когда кто-то из двоих лучших признает поражение. Вместо долгого боя произошла вспышка, ослепляющая зрителей яростью. Псих использовал аргумент – заточку, сделанную из отвёртки. Нечестно, но Псих хотел скинуть с призового пьедестала врага раз и навсегда, показать своё преимущество в желании победить и не перед чем ни останавливаться. В большую ладонь Жаворонкова из рукава джинсовой куртки скользнула заточка. Он пригнулся, сгорбился, скачок на ногах и, поднырнув под рукой Миши, выкинул заточку ему в лицо. Миша среагировал на выпад, сместился (для пэтэушника он просто исчез – с такой скоростью проделал фортель, что тот ничего не успел заметить) с линии атаки, провалив Психа, оказался у него за спиной. Зайдя с тыла, Миша с разножки прямым ударом ноги попал врагу в район правой почки. Звук столкновения ступни, обутой в ботинок, с поясницей получился глухой, как от падения мешка картошки на землю с высоты двух метров. Борю перекосило, на заплетающихся ногах он сделал шаг в бок и получил разящий удар кулаком в затылок. Туши свет. Псих и сам не понял, что произошло. В голову выплеснулась вязкая трясина темноты и всё кончилось. Схватка заняла не больше двух секунд: товарищи поверженного неформального лидера испытали шок от падения их уличного, непобедимого до этого дня божества. Замешательство длилось недолго. Три приближённых Психа, самых верных его соратника, кинулись на Мишу с целью взять скорый реванш. Не вышло. Миша раскидал их словно шавок: порванные, окровавленные они легли рядом с вожаком помятыми кулями набитыми гематомным мясом.

Эпизод падения авторитета Психа и его сподручных стал поворотным в сражении. Пэтэушники потеряли интерес к продолжению драки, обмякли. Из них словно выкачали всю их начальную агрессивность. Сдувшись, они стали отступать, а школьники, наоборот, воодушевившись примером Михаила, получили преимущество. Ещё пять минут и пэтэушники побежали. Сражение разбилось на отдельные очаги сопротивления. Прежде непобедимых бойцов обуяла паника, их гоняли по всему стадиону и добивали. Полный разгром для одних и потрясающий триумф для других. И король вечера – Михаил. Такая победа может изменить и вполне сформировавшуюся психику, а не только основополагающие вводные для личности малолетки.

Пэтэушников избили, унизили и обобрали. Вытрясли из них все деньги, сняли хорошие кроссовки, куртки, часы, цепочки – обули по полной программе. Насладившись болью врага, оставив за собой скрюченные тела, школьники всей толпой пошли в город праздновать. Шли по улицам, как демонстранты, галдели, кричали, упивались восторгом наступившей майской ночи, дышавшей тёплыми ароматами сирени. Миша почувствовал приближение чего-то важного для него. С ним нечто похожее уже случалось три года назад, когда в нём проснулась сила. И вот теперь всё повторялось снова. Незаметно отделившись от взвинченной адреналином толпы, он отправился домой.

Запершись, как и тогда, в ванной комнате – больше в их маленькой квартире и уединиться-то было негде, – Михаил встал напротив зеркала, внимательно всматриваясь в своё отражение. С чертами его лица происходили едва заметные метаморфозы. Внезапно померк свет, оставив светящейся лишь поверхность зеркала. Чернота расползалась, замазывала ваксой все окружающие предметы. Через минуту зеркало осталось висеть в темноте и перед ним, в пугающей бесконечности тьмы, плавало тело Миши. Отражение показывало его внутреннюю взрослую суть бога, взявшего себе отпуск, – из зеркала на него смотрел Сил.

Осознав, кто он на самом деле, Миша опёрся руками о раковину, подтянул ноги. Пальцы легко вошли в обволакивающий холод зеркала. Голова плюхнулась в жидкий зеркальный кисель и, словно подводный пловец, энергично раздвигающий воду, он нырнул вглубь. Два "я" личности соединились в целое. Сил испытал давно забытое возбуждение – яркий сон в психоделической галлюцинации жизни забитой борьбой, поиском торжества разрушения и смерти…

Глава 3

Сил второй месяц в узилище. Перестав вспоминать, он конструировал. Раз он не мог напрямую влиять на тюремщиков, ему требовался посредник разума – иная реальность между нашим миром и подпространством. Сил соткал из нитей мыслей кокон, вынесенный за рамки тюрьмы. Как настоящий ткач он плёл удалённое гнездо, не зная суеты, торопиться ему было некуда. Нити мыслей накладывались крестами, ограничивая и замыкая мешок. После, когда площадка оказалась готова, он благоустроил её, подстроил внутреннее пространство под извилины своего причудливого мозга. Из этого кокона-убежища Сил начал поиск.

Любое сознание похоже на облако – оно пронизывает и окружает тело. Находится одновременно и в нём и вовне. Большинство религий называют его душой, нематериальной или частично материальной составляющей любой мыслящей сущности. Душа всегда при жизни человека обитает в теле человека, но через сны неразрывно соединена со своим отражением, пульсирующим в бескрайнем океане тьмы, плещущимся между миром живых и царством мёртвых. Сюда и стремился Сил. Каждая душа там светилась мерцающим огоньком во мраке немой и слепой бездны.

Сил перед путешествием постился три дня. Ничего ни ел и не пил. Все поставляемые ему по транспортным путям технической телепортации блюда оставались нетронутыми и, остыв, такими же девственными, как и прибыли, возвращались обратно в недра тюремной кухни. Сумев абстрагироваться от переживаний о своём поражении, растворив бесплодную злость в стремлении к свободе, сконцентрировав сознание в острейшую, всё пронзающую иголку воли, Сил переместил разум по пуповине сотканного им перехода в крепость его ожиданий.

Став звездой на кладбище спящих душ, Сил отрастил щупальца-антенны. Здесь, в этом призрачном небытие, он ощущал себя моллюском, помещённой в панцирь, всё ощущающим и прежде всего видящим каждой своей частичкой в любом направлении. Бодрствующий студень – один, осознающий себя среди ни живых, ни мёртвых отражений. Отсканировав окружающую пустоту, обнаружил в ней на расстоянии достижимым для его возможностей всего три алмазных пылинки человеческих душ. Они принадлежали его тюремщикам. Недаром он настраивался на них, искал место строительства крепости рядом с ними. Сил изначально исказил чужое пространство, сблизив нужные ему сознания и поместив сконструированную крепость внутрь образованного его мысленными целями треугольника.

Силу нужны были все трое. Он приближался к пульсирующим огням душ, по очереди погружался в них и оказываясь в чужих снах.

Первым к кому он заглянул в гости, а правильнее сказать: первым, кого взломал, – стал комендант тюрьмы Тугов Илья. Ему снился дом за городом, таким как он его запомнил в детстве. Кирпичное прямоугольное строение под односкатной крышей похожей, на горнолыжный трамплин. Много панорамных окон, ощущение воздушности, солнечности. Сад с фруктовыми деревьями, кустарниками, грядками клубники начинался на расстоянии двадцати метров от дома. Такой ландшафтный дизайн участка создавал впечатление, что дом парил над садом. Дом, вокруг поляна с коротко подстриженной травой, дальше сад с дорожками и цветочными клумбами вдоль них.

Илья видел себя десятилетним мальчишкой, соответственно и Сил увидел его таким же. Он вышел из-за дома и прямо пошёл к сидящему на корточках мальчику, рассматривающему букашек, ползающих в траве.

– Эй, Илюша, – позвал Сил.

Мальчик поднял голову и с любопытством посмотрел на пришельца. Он не боялся чужаков. Во-первых, он был у себя дома, а во-вторых, в доме хлопотали, готовя обед, его мама и бабушка. Голубое июньское небо, детская беззаботность и непосредственность. Все невзгоды взрослой жизни, её жестокий пресс, безжалостно давящая, со временем всё тяжелеющая плита ответственности – далеко в будущем. Становилось понятно: Тугову не нравилась его настоящая жизнь. В этой простой истине он себе не признавался, лишь во снах возвращался к мечте – лету, заботливой маме, саду. Он хотел снова стать маленьким, и чтобы о нём заботились, оставили в покое большие дела, и он смог заниматься чем-то совсем другим, таким, чтобы от его решений не зависела чужая жизнь. Желания Тугова, Силу открылись. Стоило ему войти в созданную его подопечным фантазию, и он уже знал, что будет делать.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, Илья. Меня зовут Силантий. Я пришёл к тебе, чтобы сделать тебя счастливым.

– А вы кто?

– Я июльский Дед Мороз.

– В Деда Мороза я давно перестал верить, дядя, – серьёзно, словно он совсем взрослый (а так оно на самом деле и было – только не здесь), проговорил Илья.

– Зря… Вот хочешь, я угадаю, что ты больше всего на свете хочешь?

Глаза у ребёнка широко раскрылись, щеки, густо покрытые веснушками, зарделись. Весь его вид выражал заинтересованность. Чтобы дети не говорили, они до начала периода полового созревания верят в волшебников и волшебство, а некоторые продолжают ждать чудес от жизни намного дольше промелькнувшего за окном жизни счастливого, или не очень детства.

– Да, хочу.

– Илюша, ты хотел бы чтобы это лето никогда не кончалось и тебе бы не пришлось возвращаться в город, в школу. Ведь так?

– Да-а, – удивлённо протянул Илья.

– Это просто. Могу тебе помочь, мне не сложно.

Илья ненадолго задумался.

– А что мне нужно делать?

– Ничего особенного.

Июльский Дед Мороз, и по совместительству бог войны Сил, приблизился вплотную к мальчику, присел перед ним на корточки и, наклонившись к уху, прошептал несколько коротких фраз. Илья, услышав, что ему предстоит сделать, усиленно закивал. Сил по-отечески потрепал его за выгоревшие на солнце волосы, распрямился и, махнув ребенку на прощанье рукой, скрылся за угол дома. Ушёл туда же, откуда и пришёл.

Следующим объектом влияния Сила стал Адам Боил – старший оператор охранных систем тюремного блока, в котором держали изолированного от внешнего мира бога. Боил, как и все служащие тюрьмы, работал в разветвлённой, сложной для понимания простого обывателя системе галактической безопасности, а точнее в отделе управления изоляции объектов особой важности. Неблагозвучное название пенитенциарной организации скрывало за собой огромное количество засекреченных тюрем, хранилищ, схронов, тайников, законсервированных объектов различного, в большинстве случаев жуткого назначения. На Земле их называли – Хранители.

Боил, можно сказать, стоял у истоков рождения управления тюрем. Наверх не лез, но был в курсе всего происходящего в организации. Он видел, как сеть объектов Хранителей накрывала подвластные федерации территории. Дослужился до звания подполковника, знал множество секретов и от этого становился с каждым годом молчаливее и молчаливее. Чем страшнее тайна, тем меньше ему хотелось с кем-то ни было ей делиться. О её существовании хочется забыть и не вспоминать, что ты что-то забыл. Но Боил не мог держать под замком все те ужасы, которые ему пришлось видеть в течение его службы. С каждым годом ему становилось труднее сдерживаться. Ему давно перевалило за восемьдесят лет: на Земле такой возраст, после увеличения средней продолжительности до ста пятидесяти, считался зрелостью, а Боил две трети жизни сидел в казематах на разных планетах и сторожил бог знает что и кого. Иногда и описать-то его подопечных было сложно. Впечатления от увиденного перерастали в ночные кошмары. Чумными занозами застревали в психике и исходили заразным гноем во сны. Жил он один и с ночным недугом тоже боролся в одиночку. Никому о кошмарах не рассказывал. Научился скрывать от сослуживцев и регулярных медицинских проверок своё хроническое не ухудшающееся, но и не улучшающееся депрессивное состояние увядающего плода.

Адаму Боилу снился сон – обычный кошмар. Он стоял на уходящей вдаль, изогнутой поверхности площади клетками чёрно-белых плит входящих в разительный контраст с лиловым небом. В руках он держал зеркальный шар, и в это же время, тот же самый шар, увеличиваясь в размерах, накатывал на него из-за горизонта, неминуемо грозя раздавить, уничтожить. Бежать было некуда, прятаться негде, да и не зачем. Беда его бы нашла в любом случае. Зеркальный шар отражал в себе всё что угодно, но только не окружающий его пейзаж технократической пустыни. В нём мелькали лица, обрывки событий, забытые фантазии.

Чем ближе подкатывался шар, нависая безжалостной громадой над Адамом, тем нестерпимее становилось ожидание. Мир рушился, ладони пылали, шар давил. Безропотно ожидая конца (пика шизофренического бреда) и нового начала кошмара, наученный многократными повторениями примитивного сна о конце света (его конце) Боил не двигался, стоял смирно. Впервые за сорок лет вахты в фантазии безумного жонглёра шарами что-то пошло не так. Бесконечно повторяющийся сюжет сна изменился. Подкатившись к Боилу шар остановился, руки перестало печь. Зеркало шара очистилось, и весь объём заполнило изображение незнакомого Адаму человека.

– Пришло время рождения, – спокойно произнёс человек из шара.

Вместе со словами незнакомца к Адаму пришло облегчение, бушующая лава мыслеобразов вышла из изнурённых болезнью мозгов, он освободился. – "На время или навсегда?" – задавая себе такой вопрос, он не знал на него точный ответ. Сомнения рассеял человек из шара.

– Кошмары оставят тебя в покое. Я могу изгнать их, как крыс из корабельного трюма. Веришь мне?

Ещё бы ему не верить! Это же настоящее чудо, что шар остановился.

– Верю! Верю!!! – обрадовавшись скорому избавлению, закричал Адам.

– Тогда слушай, Адам, что тебе предстоит сделать…

Сил толковал о простых вещах, а Боил внимал каждому слову, словно с ним говорил сам бог, хотя, в сущности, так оно и было. Адаму предстояло запомнить, чтобы, проснувшись, всё забыть, и выполнить возложенную на него миссию, полагаясь на внутреннее целеполагание и чувство, что так оно и должно быть, что так оно и было всегда.

Закончив со вторым, Сил проник во сны третьего. Последний был дежурным, непосредственно сидящий за пультом и следующей ночью, когда все трое фигурантов манипуляций Сила будут находиться на своих местах, он будет следить за заключённым богом. Звали его – Лау Зон. Лейтенант, маленький человек, честно исполняющий свой долг.

Зону снилась эротика. Жена, такая же серая мышка, как и он сам, не могла воплощать в жизнь его влажные фантазии. Он никогда с ней и не говорил о чём-либо таком-этаком. Возможности удовлетворяться порно-роликами из сети у Зона не было. 24 часа в сутки он находился под контролем – начальства, службы собственной безопасности, жены и только, пожалуй, в сны к нему не запустили следящий зонд. Сегодня он участвовал в групповушке с грудастыми моделями популярной серии похабных фильмов, известной фирмы производителя откровенно сатанинской продукции.

Девчонок было не меньше десятка. Как только они все на одной кровати умещались? Лау хотел их всех и пробовал их всех. От запаха разгорячённой плоти становилось трудно дышать. Он был королём, девушки сходили от него с ума. Рекордная величина в созвездии экстремального секса. Он пыжился от собственной значимости. В самый разгар, когда одна рука крепко схватила ядрёную грудь пятого размера, а вторая вцепилась в упругий орешек загорелой ягодицы и на нём, и под ним извивались юные прекрасные тела, всё неожиданно кончилось. Девушки пропали; Лау остался лежать на необъятном траходроме голый и беззащитный. Рядом с кроватью, пристроившись на табуретке, сидел квадратный человек с ничего не выражающим лицом ожившей статуи. Лау захотел встать. Схватил простыню и потянул на свои гениталии. Мужчина не дал ему этого сделать:

– Не суетись, Зон, – посоветовал мужчина. – Твоя жена знает, чем ты тут занимаешься во время её отсутствия?

– Я не....

– А начальство? Что скажет Тугов, узнав, что его подчинённый сексоголик, безнравственный тип, лгун и извращенец.

Лау хотел что-то возразить, и уже было открыл рот, когда, заметив его потуги оправдаться, Сил продолжил:

– Да-да, ты мерзкий похатун и петух. Таких никто не любит, особенно – Хранители.

– Что вы от меня хотите?

Стен в комнате, где происходил разговор, а до этого дёргалась оргия, не существовало – их заменял розовый туман. Но, озабоченный своей дальнейшей судьбой, Лау ничего не замечал. Он всё воспринимал так, как будто происходящее в реальности.

– Ладно, не бойся. Я добрый. Всё останется между нами, обещаю. Лау, дорогой мой, поверь, ты мне очень симпатичен. Я буду лишь рад, если ты и дальше сможешь здесь бывать. Любые тёлки будут твои. Белые, чёрные, жёлтые, худенькие и жопастые, молоденькие, узенькие и с глубокой глоткой. Весь мир на потеху твоему бледному дружку. Тебе будет нужно сделать всего одну вещь и всё – ты свободен и сексуально всемогущ.

– А что это за вещь? – Голос Лау дрожал, но блеск в глазах говорил, что он на всё согласен.

– Слушай и запоминай…

Закончив влиять на ключников-хранителей, Сил вернулся в тело. Вздохнул, открыл глаза. На столе его ждал ужин. Отказываться от пищи теперь причин не осталось. Можно было совсем обойтись без еды, но зачем себе отказывать в удовольствии, для него, конечно, грубом, глупом, но всё же… Он приступил к трапезе.

Глава 4

Понедельник – во всех смыслах тяжёлый день, даже у тех, кто работает по системе смен, даже на Марсе. Красная планета сто лет назад успешно пережила терраформирование, и сейчас на ней обитало порядка полумиллиарда людей разных профессий, рас, возрастов. Объединял их всех в монолитный марсианский социум мятежный дух авантюризма. И всё равно, планета, по большей части, оставалась малонаселённой. На Марс попадали отнюдь не все желающие: планету превратили в экспериментальную базу для проведения особо опасных опытов над пространством и временем. По этой причине больших поселений, городов здесь не строили. Люди жили в общинах, законы существования которых обуславливали цели, поставленные председателем перед высшим научным руководством федерации.

Тайная подземная тюрьма хотя и выбивалась из общего числа объектов по своему назначению, но тоже жила в системе общины. Персонал тюрьмы трудился посменно (обычно марсианские сутки через трое) и жил вместе с семьями не на самом объекте, а в посёлке, расположенном в двадцати километрах южнее. Каждый день отправляющиеся на работу люди, проезжая по шоссе на маршрутных автобусах (по сути, эти машины походили больше на вездеходы – толстые, большого диаметра колёса, по четыре с каждой стороны, вытянутая кабина со скошенным лбом и смотровые окошка – иллюминаторы из бронированного стекла. Брыкающейся внезапными бурями климат предполагал серьёзное отношение к безопасности), могли наблюдать однотипный пейзаж – унылый своей однообразностью и привлекательный своей необычностью. Зелено-лимонный бархатный ковёр лишайников с пятнами выползающего из-под него наверх красного грунта придавал ежедневному путешествию до места работы людям привкус ощущения психоделического трипа.

Центральный вход в тюрьму подъезжающие к объекту видели издалека. На поверхности маяком торчал трёхгранный серый шпиль, основанием утопающий в искусственно созданной ребристой воронке, внешним обводом которой служила губа вала того же цвета, что и несущейся в небо штык здания темницы. Стоило вездеходу приблизиться на заданное расстояние, как часть губы отходила назад, открывая спуск на первый технический уровень. Там сотрудники переодевались, при необходимости вооружались и отправлялись по рабочим местам, раскиданным на пятидесяти трёх подземных уровнях объекта.

Зон, Боил и Тугов прибыли на одном автобусе. Они хорошо знали друг друга. Зон и Боил, можно сказать, дружили. Тугов же, являясь их непосредственным начальником, сохранял дистанцию, относясь к ним лояльно доброжелательно. Сила держали на пятьдесят втором уровне, надёжно запечатанном, замурованном с двух сторон. Пятьдесят второй уровень изолировали, как от пятьдесят третьего технического этажа, так и от остальной тюрьмы, не просто закрыв переборки, а запаяв двери в них. Без специального сверхмощного оборудования кибервзломщиков, проникнуть в святая святых объекта было невозможно. На оду резку заблокированных люков потребовалась бы не меньше трёх суток. Все процессы, происходящие на уровне, автоматизировали, и не один живой человек не мог принимать в них участие.

Стройная система безопасности сломалась за несколько секунд. Около трёх часов ночи Лау Зон, сидя у экрана наблюдения, на котором демонстрировалась компьютерная модель происходящего в закрытом боксе Сила, почувствовал зуд, охвативший извилины его ума. Сначала – маленький укол, потом – второй и обвал. Его охватило лихорадочное желание действия. Сам до конца не понимая, что он делает, он набрал комбинацию цифр, обозначающую некий код – запрос на разрешение определённых действий. Этот запрос получил Боил – он, ни секунды не удивляясь, подтвердил его, и компьютер отправил требование на резолюцию к коменданту Тугову.

Сил, до этого спокойно лежащий на койке, встал и подошёл к стене. Камера, окружённая пятью слоями силовых полей, висела в магнитном поле, заключённая в сферу, изготовленную из броневых листов боевого космического крейсера. Сил правильно выбрал направление, там, куда он смотрел, за силовыми полями и панелями брони его ждал главный коридор – выход.

Тугов получил аварийный сигнал. Ключник хотел убрать силовые экраны, и отключить активную защиту противодействия побегу (энергетическую установку способную за миллисекунду испепелить узника). – "Всё правильно, так нужно, прежде всего, мне. Обещание и выполнение". – В его голове всё перемешалось: он словно очутился в тягучем плохом сне, из которого Тугова обещали спасти: вот только надо ввести код и наложить разрешающую резолюцию. Сомнений не осталось, вера заменила мысли. Он перешёл в состояние управляемого смертника. Из бреда совершённого им служебного преступления его вырвала заревевшая быком, ведомым на бойню, аварийная сирена. Одновременно с душераздирающими воплями тревоги у всех троих, попавших под влияние чужого сознания, ответственных дежурных пошла из глаз кровь. Они выполнили свою миссию и в их услугах больше не нуждались. Для них мир потонул в насыщенном болью малиновом киселе. Обширное кровоизлияние отправило их обратно в сны, где они получили обещанное им богом.

Сил ощутил, как системы защиты отключились. Ударив основанием сразу двух кулаков, он разбил стены белой темницы. Зазубренные куски и пыль вылетели в пространство внешней охранной сферы. Напитавшись энергией, выведя её из себя наружу, бог, окутавшись сиянием, прошёл по пустоте, оставляя за собой фантомный след в виде формы собственного тела. След ещё горел, а Сил ввинчивал себя в броню, плавил своей волей космический доспех. Прожёг насквозь. В искрах, раскалённых газах и крошеве осколков он вывалился в тюремный коридор. Путь к свободе был открыт. Оставалось пробиться сквозь пятьдесят один уровень наверх к свободе и мести.

Весь персонал станции, поднятый по боевой тревоге, пришёл в движение. Перейдя на верхние этажи, тюремщики заблокировали все переходы. Об остальных заключённых забыли, все усилия сосредоточив на вырвавшемся из камеры Силе. Бог был подобен всё сметающей на своём пути стихии и бодаться с ним лоб в лоб не имело никакого смысла.

Охрана и аварийные команды спецназовцев собрались на первых десяти верхних уровнях. Коменданта обнаружил лежащим без чувств в луже крови, ореолом расползающейся вокруг головы, его заместитель Уно – мужчина бывалый, ветеран нескольких военных компаний. Он сразу взял управление в свои руки. Получив за минуту по экстренному запросу из центра необходимые полномочия, он начал действовать. Прежде всего он инициировал одиннадцатый защитный уровень. Этот этаж пустовал, там отсутствовали камеры, кладовки, посты охраны, он мог гордиться лишь перегородками и пылью. Из резервуара, отстоящего на некотором отдалении от подземной тюрьмы, по путепроводам побежала вязкая жидкость (пластиналь). Она заполнила все шахты лифтов и превратила одиннадцатый уровень в пробку, надёжно закупорившую вырвавшегося на свободу джина. Жидкость быстро твердела и вскоре превратилась в монолит, имеющий такой индекс пластичности и вязкости, который ему позволял противостоять прямому воздействию мощнейших взрывов, ударов. Пламя кумулятивных зарядов, энергетических разрядов проникнув в слой пастиналя начинало быстро рассеиваться и затухать. Преодолеть затвердевший пластиналь могли лишь при помощи промышленных свёрл с лазерной поддержкой, а на это требовалось время. Но и на изготовление пробки оно тоже требовалось. Следовало сдерживать Сила до тех пор, пока пластиналь не приобретёт свойства брони.

Сил двигался по аварийных ходам, как вирус – по артериям и венам. Он проходил этаж за этажом. Охраны нигде не находил. Прокисший запах паники висел в коридорах казематов, а тюремщиков нет. Сил видел множество камер разных типов. Большинство имело классические бронированные двери с наблюдательным экраном, хватало и заменяющих стены голубеющих силовых заслонок, а были ещё и просто открытые с одной стороны кубы с датчиками движения (нарушая невидимый периметр, заключённый превращался форсунками охранной энергетической установки в пар). Почти все места оказались заняты. Зэки понимали, что происходит что-то необычное, они слышали сирену и видели желтые блики, выползших из стен, тревожных мигалок. Заключённые ждали. Повернувшись к дверям, заслонам, перегородкам они напряжённо вслушивались и всматривались. Богу не было до них дела, и он пролетал мимо. У него эти мятежники и опасные преступники любопытства не вызывали.

На сороковом уровне вместо стандартной лестницы в три пролёта перехода на следующий этаж, Сила встретил наклонённая под сорок пять градусов труба ведущая наверх. Он двинулся по ней. Ловушка – и Сил это прекрасно знал. Он был уверен в себе и поэтому ничего не боялся. Да он и не мог. На середине пути труба рыгнула, по ней пробежали волны и из стен показались конические острия ножей. Ножи крутились по кругу, как в бурильной машине, причём в разные стороны: один ряд – по часовой стрелке, другой – против. Зубастый анус трубы сжимался, ему не терпелось попробовать пленника на вкус. Под ногами Сила поверхность пола скользила, расползалась по бокам в разные стороны, ходила ходуном. Ножи подбирались к нему всё ближе. Глотка мясорубки сомкнулась на Силе, раздалось утробное урчание. Ножи не причиняли богу вреда. Сил продирался сквозь механические зубы мясорубки, словно насильно проталкиваемый в глотку камень. Острия срывались, ломались, вырывались им с корнем, Сил шёл вперёд, оставляя после себя полный разгром.

Когда Сил выскочил из трубы, за его спиной хлюпала и изредка скрежетала беззубая пасть, в неё вместо свежего мяса попал осколок метеорита, и мясорубка поплатилась за своё высокомерное механическое нахальство.

На этом же этаже Сила ждала ещё одна ловушка для неудачников, каковым он не являлся. Такие глупости его раздражали. Злоба копилась и желание добраться до живых чудаков, выстраивающих ему препятствие за препятствием, росло в геометрической прогрессии. Дойдя практически до конца уровня, Сил очутился в широком коридоре. Как только он в него вошёл, путь к отступлению ему преградила многотонная плита, упавшая за его спиной, а на него, вывернув из-за угла, покатил валик высотой от пола до потолка – этакая универсальная давилка по выжиманию дерьма из непослушных граждан, не желающих гнить в изоляторах федерации. Чудненько! Можно и потолкаться.

Сил встретил вал, выставив ладони. Его тело дрогнуло, но с места не сдвинулось. Вал замер и затем прокрутился на месте – раз, другой – Сил увеличил давление, и железная колбаса заскрипела назад. В давильной машине скрывалась страшная мощь (бог такой не ожидал) и Силу пришлось потрудиться, прежде чем он смог загнать многотонный бочонок в потайную нишу, где он ожидал шанса убийства с самого начала функционирования тюремной крепости. Больше такого шанса валику не представится, бог сломал его, давилка сдохла.